А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ну что ж, чему быть, того не миновать. Пусть она повергнет его в шок. Возможно, ему еще не приходилось обедать с девушками, подобными Архимедии Тиммс. И с улыбкой на устах она толкнула дверь.В конце слабо освещенной комнаты за столом, на котором обычно лежавшие газеты были отложены в сторону, сидел ее отец в своей широкополой шляпе. Президента Милнера здесь не было. Другой мужчина, освещенный пламенем свечей, склонился над листом бумаги с таким вниманием, с каким школьники или студенты пишут экзаменационные работы. Его локти были несколько расставлены в стороны, что давало возможность оценить высококачественную работу портного, сшившего его синий костюм. Небрежным жестом он откинул свои темные волосы и моментально стал похож на сумасшедшего поэта.Не успела Мэдди подойти поближе, как он резко отложил в сторону ручку, выпрямился, и, взглянув на нее, улыбнулся.Теперь он не напоминал ни студента, ни поэта, он был галантным кавалером.— Мисс Тиммс, — сказал он. Так, как может говорить только герцог: мягко, нежно, с легким поклоном.Голубые глаза. Прямой и сильный нос. Очень благородно носил он прекрасно сшитый синий костюм. Но почему-то, несмотря на светский лоск, он мог быть бы своим человеком и среди пиратов.Он создавал впечатление хорошо контролируемой энергии. В нем не было никаких черт вырождения, никакой слабости. Отец Мэдди рядом с ним казался бледным и жалким, его как будто не было видно.— Моя дочь Архимедия, — сказал Тиммс. — Мэдди, герцог Жерво.Он произнес его имя очень правильно: «Ж», а не «Дж», как произносят обычно англичане, а вместо «лысо произнес долгое ударное „о“. То есть он не сказал „Джервольк“, как бы поступил обычный английский провинциал, а „Жерво“, как и подобает произносить фамилию французского происхождения.Мэдди протянула руку, избавив себя от необходимости не то, чтобы присесть в реверансе, но даже кивнуть, то есть поступила как честный прямой человек и Друг. Она промямлила «Добрый вечер», хотя не была в этом уверена. Этот день беспокоил и волновал. Злой день, сегодня она бросила вызов Богу и Правде. К тому же нельзя сказать, что ей была неприятна встреча с герцогом, поэтому она добавила «друг мой». Его же приветствие не было столь сухим.— Я испытываю огромное, истинное удовольствие быть к вашим услугам, мисс. — Он слегка приподнял ее руку, немного отведя. — Должен извиниться перед вами за часы ожидания в моем доме. Последние два дня меня мучают проклятые головные боли.Мэдди подумала, что ко всем остальным дням это, видимо, не относится.— Надеюсь, ты выздоровел, — Тиммс явно выразил свою озабоченность самочувствием герцога. «Бедный, наивный папа, — подумала Мэдди. — Он всегда говорит правду. И, конечно, поверил».— Вполне, — герцог улыбнулся и с видом заговорщика посмотрел на Мэдди. — Мисс Архимедия, по-моему, сомневается.Ее отец улыбнулся.— Да, она устроила настоящее землетрясение у нас дома из-за этой статьи.— Папа!В этот момент в комнату вошел президент Милнер, подняв руки, как фокусник-иллюзионист:— Мисс Тиммс, мистер Тиммс — вы пришли вовремя. Мы с герцогом последуем за вами.— Мисс Тиммс, вы не против моего общества, — герцог взял ее за руку. Она удивленно посмотрела на него. — Если вы позволите… — добавил герцог, глядя ей прямо в глаза.Мэдди поняла, что именно таким взглядом он обвораживал женщин, заставляя подчиниться его воле. Даже она, в свои двадцать восемь лет, она, которой однажды делал предложение один хороший врач, с болезненным сожалением выслушавший отказ, а после чего предложивший свою руку и сердце Джейн Хуттон и через полгода покинувший квакерские собрания, даже она, Мэдди, почувствовала магическую силу его взгляда.Поэтому когда герцог протянул ей пачку бумаг и попросил написать на доске формулы, о которых он будет говорить, это как-то ослабило напряжение. Она посмотрела на бумаги…— А ты разве сам не хочешь… Доска рядом с трибуной. Большинство выступающих…— Нет, — просто ответил он.— Проходите, проходите, — мистер Милнер открыл дверь, отметив, что зал почти полон. — Пойдем наконец. Мистер Тиммс?Жерво взял Тиммса под руку, провел в зал и посадил в первый ряд. Президент взмахом руки указал на стулья в президиуме. За ней последовал герцог. Его шаги гулко звучали по деревянному настилу. Он вежливо пододвинул ей стул и элегантно присел рядом.Зал затих, когда на трибуну вышел президент Милнер, поправил свет в маленькой газовой лампе и откашлялся. Мэдди смотрела на множество лиц в зале. Почти на каждом человеке был белый воротник, что напоминало какую-то форму. Она была на многих собраниях, как Аналитического Общества, так и Общества Друзей, сидя где-нибудь на задних скамьях рядом с отцом, но никогда ей не приходилось видеть перед собой такую большую аудиторию. Она старалась убедить себя, что на нее никто не смотрит, а все внимательно слушают президента, призвавшего собрание к тишине и порядку и выступавшего со вступительной речью по бумаге. Было хорошо видно, что не все смотрят на говорящего президента, несколько человек из ближних рядов явно разглядывали ее и герцога. Она не могла разобраться в своих чувствах и ощущениях, даже забыв о шелковом платье и жемчуге в волосах.Краем глаза Мэдди видела, как спокойно и уверенно сидит рядом с ней герцог в своем прекрасном костюме. Его руки в белых перчатках спокойно лежали у него на коленях. Мэдди тоже перестала сжимать и разжимать свои пальцы. Он абсолютно не реагировал на то внимание, которое было обращено на него, когда Милнер представил его как Кристиана Николаса Фрэнсиса Ланглендского, его светлость герцога Жерво, эрла Лангленда и виконта Глейда, пожелавшего выступить перед Лондонским Аналитическим Обществом в этот вечер.Когда раздались аплодисменты, герцог встал. У него в руках не было никаких записей, поскольку все бумаги он передал Мэдди. Она не подозревала о его таланте говорить приятным голосом в непринужденной манере. Он грустно объявил, что посвящает эту лекцию своему покойному наставнику, мистеру Пиплсу, выдающемуся ученому, уважаемому и почитаемому своими учениками. Герцог искренне сожалел, что тот умер.Кое-кто в зале засмеялся. Улыбнулся даже сам Тиммс.Смех герцог воспринял болезненно. Он сказал о том, что очень переживает смерть своего учителя, написавшего важные страницы в книге, обожаемой им. Особенно ему интересны те планы, где изложен параллельный постулат Евклида, а также те, где говорится о дифференциальной геометрии. Потом герцог легко перешел к изложению своей теории и, начав произносить формулы, кивнул выжидательно Мэдди.Она вскочила со стула, взяла мел и стала заполнять большую доску различными формулами. Она немного разбиралась в почерке герцога, но кое-где не совсем уверенно понимала то, что им было написано. Однако Мэдди старалась не делать ошибок, полностью сосредоточившись на правильности переписываемых формул и чертежах. Многолетняя совместная работа с отцом позволяла ей уверенно читать текст, и она спокойно иллюстрировала на доске то, что говорил Жерво: писала одни формулы, стирала другие, и вновь писала и писала. Один раз Мэдди чуть замешкалась, слишком долго рассматривала чертеж. Тогда Жерво сделал паузу, посмотрел на нее, и она быстро стерла написанные формулы и написала новые. В конце концов Мэдди так приноровилась, что уже опережала герцога. Он еще доказывал предыдущие формулы, а на доске были уже написаны следующие. Когда Мэдди с облегчением дописала последнюю формулу и немедленно вернулась к своему стулу, в зале стал нарастать шум. Жерво продолжал говорить, а собравшиеся стали медленно вставать. Один, другой, третий… Все смотрели на доску.Кто-то зааплодировал. Редкие аплодисменты переросли в овацию, в которой потонули последние слова герцога.Он прекратил говорить, обернулся с улыбкой на Мэдди и сделал движение, чтобы помочь Тиммсу подняться на трибуну. Но Милнер опередил его.Аплодисменты грянули с новой силой. Весь зал вибрировал от шума. Мэдди встала и с удовольствием пожала руку отцу. Он держал ее руку и улыбался с таким восторгом и счастьем, какого Мэдди не видела уже шесть лет, прошедших со дня смерти матери.Зал ревел. Жерво выступил вперед, держа за руку Тиммса, потому что тот, стесняясь, не хотел идти. В улыбке герцога неожиданно появилась некоторая застенчивость. На какое-то мгновение он стал похож на неуклюжего парня, полного невинного энтузиазма. Он повернулся к Мэдди и взял ее за руку, поклонился и посмотрел ей в глаза.Герцог наклонился к ней так близко, что она чувствовала его тепло, его дыхание и запах сандалового дерева:— Что вы об этом думаете, мисс Архимедия? — спросил он.— Что ты имеешь в виду?— А то, — ответил за него президент Милнер, — что мы доказали геометрию вне Евклида, моя девочка! Взорвали параллельный постулат! Целая новая Вселенная! Господи, похоже это… — Он хлопнул Тиммса и герцога по плечам и крикнул: — Вы — волшебники! Волшебники! Волшебники!
— Это твоя заслуга, друг мой, — сказал Тиммс, в шестой раз, как насчитала Мэдди. — Это необходимо подчеркнуть. Жерво покачал головой и сделал глоток вина.— Чепуха, мистер Тиммс, — он слабо улыбнулся. — Вы проделали самую трудную работу — записали все, как надо.Все четверо сидели в доме герцога у окна за столом в красивой комнате с видом на темный сквер. Раньше Мэдди здесь никогда не была. Голубой ситец на стенах и удобные стулья произвели на нее впечатление. Она никогда не думала, что мужчина способен создать такой уют.Герцог выглядел холостяком. Он сидел, отодвинув стул от стола и положив ногу на ногу. Мэдди старалась держать спину прямо и позволяла себе осторожно оглядывать комнату.Тиммс раскраснелся и выглядел несколько рассеянным, как будто никак не мог поверить, что все происходившее в этот вечер правда. За экзотическим блюдом из рыбы и аспарагуса герцог неожиданно предложил ему возглавить математическую кафедру в новом колледже, который собирались открыть его друзья-политики, исходя только из желания учить студентов современным знаниям, избегая различных религиозных проверок при вступлении.Мэдди не сразу сообразила, что герцог, будучи богатым человеком, может оказать отцу такую поддержку. Однако, действительно, Жерво очень умен, последовательно выполняет свои обещания и, похоже, неплохо к ним относится. Даже Милнер, Друг Милнер, сначала сомневавшийся в разумности этого шага, сидел, погруженный в приятные мечты. И, конечно, когда герцог заявил, что готов поддержать кандидатуру отца на руководство математической кафедрой, Мэдди почувствовала прилив воодушевления. Конечно, не хотелось бы иметь в качестве покровителя светского повесу, чье имя фигурирует на газетных страницах, но в их положении не выбирают. Она представила себе новый дом, большой, с садом и исправленным звонком.В этот момент, когда они витали в облаках, Друг Милнер попросил разрешения выйти покурить. Он оставил дверь приоткрытой, и в тот же миг раздался какой-то шум и шорох, после чего в двери появился сеттер, с шелковисто-белой шерстью, покрытой крупными черными пятнами, как будто обрызганной черной краской. Лишь мельком взглянув на герцога, собака сразу направилась к Мэдди. Встав передними лапами ей на колени, пес ткнул розовым носом ей в подбородок.— Дьявол! — строгая команда заставила собаку оглянуться на хозяине. Однако лап с колен Мэдди не убрал. Она улыбнулась и потрепала его за уши.— Ты плохой песик, — тихонько говорила она, как будто по секрету. — Ты плохо, очень плохо себя ведешь.Дьявол с обожанием посмотрел ей в глаза, очередная строгая команда герцога заставила собаку мигнуть, как бы извиняясь, и соскочить на пол. Жерво посмотрел на любимца долгим пристальным взглядом, и через мгновение Дьявол поджал хвост и быстро убрался из комнаты. Его хозяин, невозмутимо поднявшись со стула, закрыл за ним дверь.Появление Дьявола и его изгнание из комнаты несколько разрядило обстановку. Мэдди рассматривала белоснежную скатерть, в то время как герцог рассыпался в извинениях. Ей показалось, что Жерво имеет все основания счесть их за неотесанных людей. Так много молчания было за столом, что ему и Другу Милнеру приходилось постоянно заполнять паузы. Мэдди же не привыкла просто так болтать о пустяках, она много и старательно училась в школе, и всегда выполнять библейское правило: «Говори как можно меньше». Мэдди не в состоянии была говорить о том, чего она не знала. Она любила собак, но у нее их никогда не было. А на улице она видела только дворняжек. Поэтому ей было неудобно обсуждать эту тему с Жерво, который скорее всего разбирался в породах собак и сразу понял бы, что она ничего не знает.Мэдди очень хотелось спросить у него, сколько стоит та замечательная ткань, которой обтянуты стулья, но у нее не поворачивался язык. В строгих квакерских домах не было такой роскоши, как раскрашенный ситец или живопись на стенах. Единственной картиной в доме Тиммсов был неуклюжий рисунок, изображавший невольнический корабль, напоминавший о людских страданиях. Пока она разглядывала орнамент на стенах, Жерво заговорил:— Давно ли вы потеряли зрение, мистер Тиммс? — спросил он.Мэдди замерла, удивленная таким прямым вопросом. Но отец мягко ответил:— Много лет назад. Почти… пятнадцать, правда Мэдди?— Восемнадцать, папа, — сказала она тихо.— А, — он кивнул. — И каждый из этих лет я прожил нормально благодаря тебе, Мэдди, моя девочка. Жерво сидел спокойно, положив локоть на ручку кресла. Его подбородок опирался на кулак.— Получается, вы не видели свою дочь с тех пор, как она была ребенком? Ведь так? — спросил он. — Вы позволите, я расскажу, какая она?Мэдди не была готова к такому предложению. Но на лице Тиммса появился интерес. Все ее возражения умерли, когда она услышала слова папы.— Ты действительно этого хочешь? Действительно?Жерво смотрел на Мэдди. Она почувствовала, как щеки запылали жаром. Он улыбнулся и сказал:— С удовольствием.И наклонил голову, вглядываясь в нее.— Мы заставили ее покраснеть. Очень красиво. Я думаю, именно так туман краснеет на рассвете. Вы помните, что я имею в виду?— Да, — сказал Тиммс совершенно серьезно.— Ее лицо выражает достоинство, но не строгость, оно чуть мягче. Она так изумительно вскидывает подбородок, что заставляет мужчин замолкать. Она выше вас, хоть и не намного, но кажется высокой. Правда, если сравнивать со мной… Она на целых пять дюймов ниже шести футов, — сказал он рассудительно. — Мне кажется, у нее цветущий, здоровый вид. Она не толста, но и не худа.— Напоминает хорошую молочную корову! — отозвалась Мэдди.— Сейчас о цвете ее лица можно сказать, что он близок к светлому кларету. Щеки и шея тоже. Если судить о коже, то она немного бледновата.Приложив руку к груди, Мэдди подумала, что вырез на платье, наверно, слишком большой.— Папа… — она посмотрела на отца, на губах которого застыла улыбка.— Ее волосы, — продолжал Жерво, — при свечах отливают золотом. Да нет, не золотом. Еще богаче. Они похожи на свет, проходящий через темный эль, когда вы его разливаете. Она заплела косу и уложила ее вокруг головы. Я уверен, она хотела достичь эффекта строгости и совершенно не осознавала, что из этого получится. О! Хочется представить себе волосы распущенными и почувствовать их между своих пальцев.— Не нужно так шутить, — тихо попросил Тиммс.— Простите меня, мистер. Трудно сдержаться. Так вот, форма носа говорит об особенностях характера. Не думаю, что можно назвать его совершенным. Однако очень решительный… Носик девушки. Носик леди. Прекрасно гармонирует с подбородком. Но глаза… Я боюсь, что глаза полностью разрушают все мои представления о… ней. У нее очень хорошенький ротик, хотя она нечасто улыбается. — Он сделал глоток вина. — Но будем откровенны. Я видел, как она не раз улыбалась вам, чего нельзя сказать обо мне. А глаза то ли золотистые, не то карие… глаза газели. Вы думаете, что смотрите на меня строго, мисс Тиммс? Нет… — Он покачал головой. — Мисс Тиммс, приношу вам свои соболезнования, у вас не получается строгого взгляда старой девы. Из-под ваших замечательных ресниц на меня смотрят прекрасные глаза.В его доме, за его столом Мэдди казалось невозможным высказать все негодование, вызванное его рассуждениями. Но ее отец был явно взволнован.— Мэдди, — прошептал он. — У тебя взгляд твоей матери…— Конечно, папа, — сказала она беспомощно. — Разве никто не говорил тебе об этом?— Нет, никто.Он произнес это, не выражая никаких чувств, но в отблеске свечей стали отчетливо видны слезы на глазах старика.— Папа, — сказала она, дотронувшись до его руки. Он погладил руку дочери и, пальцами коснулся ее лица, затем медленно провел по щекам и ресницам. Она непроизвольно сжала руки, почувствовав, что готова заплакать.Ее отец выглядел счастливым, как будто он увидел впервые дочь после восемнадцатилетней разлуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49