— Увидимся за обедом, Грегор.
Грегор нерешительно предложил:
— Я мог бы пойти с вами.
Джордан еще раз искоса на него посмотрел:
— Это совершенно безопасно. В ее мастерской нет предмета мебели, необходимого для того, что мы с тобой обсуждали.
— Я могу припомнить немало случаев в степных деревнях, когда ты прекрасно обходился без мебели.
Марианна нетерпеливо переводила взгляд с одного на другого:
— Мне нет дела до этой… этой… мебели. Я потом скажу вам, что мне нужно. Я хочу видеть мою мастерскую.
— Как я могу устоять перед таким пылом? — Джордан решительно направился к двери из библиотеки. — Проследи, чтобы Алекса хорошо устроили, Грегор. Я позабочусь о Марианне.
— Искренне надеюсь, что позаботишься, — бросил ему вслед Грегор.
Джордан зашагал так быстро, что Марианне пришлось почти бежать за ним через холл и по широкой каменной лестнице.
— Куда мы идем?
— Я подумал, что, наверное, тебе больше всего подойдет одна из комнат в башне. Она достаточно уединенная, и свет там падает со всех сторон. — На второй площадке он открыл дверь и повел ее по новой, винтовой, лестнице. — Надеюсь, это тебя устроит?
— Посмотрю. И мне нужны инструменты.
— Мой управляющий сказал мне, что четыре мастера сейчас заканчивают витражи в кафедральном соборе Медорана. Я отправил слугу, чтобы он купил у них все инструменты, которые могут тебе понадобиться. Дорога туда занимает всего час, так что к ночи он должен вернуться.
Марианна изумленно раскрыла глаза:
— Вы это уже сделали?
— Ты же велела мне поторопиться.
— Еще мне понадобится печь для обжига цветного стекла, и стеклодувная трубка, и котел, чтобы варить стекло.
— Ты сама делаешь стекла?
— Конечно. У всех настоящих мастеров свои собственные рецепты стекла. Разная толщина и состав меняют цвет.
— Прости мое невежество. На то, чтобы предоставить тебе все необходимое для работы, понадобится немного больше времени. Ты подождешь до завтра?
Она кивнула:
— Я могу пользоваться чужим стеклом, если работа не слишком важная.
— Ты меня совершенно успокоила. Я боялся, что мне самому придется среди ночи скакать в Медоран. — Распахнув перед ней дверь, Джордан пропустил ее в комнату и замер на пороге. — Ну как?
Свет!
В небольшой круглой комнате не было мебели, но это было совершенно неважно. Ярчайший солнечный свет лился в комнату через шесть высоких окон. Господи милостивый, что за свет!
Марианна медленно прошла в середину комнаты и, закрыв глаза, подняла голову так, чтобы дивное тепло ласкало ее лицо. Холодный ком, который все рос в ее душе с минуты приезда в Камбарон, вдруг растаял. Ей стало удивительно хорошо.
— О да, — шептала Марианна, представляя себе те лучезарные краски, которыми заиграет эта комната. — Она великолепна.
— Великолепна.
Голос его звучал так странно, что Марианна удивленно повернулась навстречу его недоверчивому взгляду.
— У тебя такой вид, словно я подарил тебе бриллиантовое колье, — хрипловато сказал он.
Она покачала головой.
— Солнечный свет, — тихо ответила она. — Нет на земле ничего прекраснее солнечного света, а подарить его нельзя.
— Но ведь я только что подарил его тебе, разве не так? — Не дожидаясь ответа, он шагнул к ней. — Солнце светило вес время, пока мы ехали из Саутвика, но ты такой не была. Что изменилось?
— Окна. Я могу их оживить.
Он пристально вгляделся в ее лицо:
— Ты и сама как будто ожила.
Да, солнечный свет вдохнул в нее жизнь. Она чувствовала, как кровь быстрей побежала по ее жилам, исчезли все страхи, неуверенность в себе, боязнь завтрашнего дня. Джордан стоял совсем близко от нее, и яркие лучи солнца окружали его золотистым сиянием. Ей были видны морщинки вокруг его глаз, крошечная ямочка на подбородке, четкие, изящные линии губ и скул. Его светло-зеленые глаза блестели, — и за ними таилось что-то… Марианна смотрела на него, зачарованная, околдованная. Смутно она припомнила, что хотела использовать его для фигуры Сатаны в ее Окне в Поднебесье. Почему она решила, будто он темный ангел? Он не боится света. Он принадлежит свету. Ей вдруг захотелось протянуть руки и согреться около него, как только что она грелась, подставляя лицо солнечным лучам.
Он собирается к ней прикоснуться.
Марианна затаила дыхание. Она не могла пошевелиться, не могла оторвать глаз от его лица. Кожа ее горела, соски набухли и царапали тонкую ткань платья во рту пересохло. Вот сейчас он протянет руку…
Джордан шагнул назад.
— Что еще тебе может понадобиться? — хрипло спросил он.
Он отпустил ее! Марианна не сразу смогла ответить: страшное напряжение ушло, оставив слабость во всем теле.
— Свечи. Очень много свечей, длинный крепкий стол, чернильница и несколько больших листов бумаги.
— Я распоряжусь, чтобы завтра утром их тебе принесли.
Она покачала головой:
— Сегодня. Вы сказали, что инструменты привезут в конце дня. Я могла бы начать работать сегодня вечером.
Он снова внимательно всмотрелся в ее лицо и вдруг светло улыбнулся.
— Хорошо. — Он направился к двери. — Я надеюсь, ты согласишься начать свои труды после ужина?
Никогда еще Марианна не испытывала такой неловкости в его присутствии. Неужели он заметил ее состояние? Как стыдно! Ей хотелось убежать, скрыться и никогда не показываться ему на глаза.
— Я не хочу есть.
— Но я уверен, что Алекс проголодался, а ему будет спокойнее, если ты тоже будешь за столом. В конце концов, ведь это его первый вечер в Камбароне. Ты не имеешь права его разочаровывать.
Марианна с облегчением вздохнула: перед ней стоял прежний насмешливый Джордан Дрейкен. То непонятное, что она недавно с такой ясностью увидела в солнечном свете и что чуть не заставило ее броситься в его объятия, исчезло.
— Я подумаю.
Когда он ушел, комната сразу показалась темнее, словно солнце скрылось в облаках.
Это фантазия. Оно светит все так же ярко.
Она ощутила сладкий до тошнотворности аромат, наполнявший комнату. Это пахнет платье, которое она надела. Марианна могла бы поклясться, что, когда она уходила из своей комнаты, весь запах выветрился, — и вдруг он снова вернулся.
Опять фантазии. Просто на мгновение она почувствовала то, что, наверное, испытывала та женщина, когда была рядом с Джорданом. Желание. Неудержимое желание.
Марианна, похолодев, смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами.
Нет. Этого не может быть.
Фантазии.
5.
Целая армия хорошо вышколенных слуг бесшумно сновала по обшитой дубовыми панелями столовой, ловко меняя бесконечное количество блюд. Таким обедом можно было бы кормить всю семью Марианны в течение года.
Джордан сидел во главе длинного сверкающего великолепной сервировкой обеденного стола. Его светло-серый с белым наряд чрезвычайно элегантно выглядел на фоне приглушенной роскоши старинных гобеленов, украшавших зал.
Он небрежно перебрасывался фразами с Грегором.
Он терпеливо выслушивал взволнованную болтовню Алекса.
Он был изысканно любезен с Марианной.
И всякий раз, как его взгляд падал на нее, она не могла думать ни о чем, кроме той минуты в башне.
Она с нетерпением ждала момента, когда наконец можно будет пробормотать извинения и уйти. Она уложила Алекса в постель, поцеловала его на прощание, а потом стремительно бросилась вверх по винтовой лестнице, словно спасаясь от преследования.
Марианна громко захлопнула за собой тяжелую дверь.
Здесь она наконец в безопасности.
Холодный ночной ветер врывался в комнату сквозь настежь распахнутые окна. Но Марианна не боялась холода. Ей надо было немного остыть. Как пылают щеки! Может быть, у нее лихорадка? Глупости. Она никогда не болеет.
Она осмотрела теперь уже обставленную комнату. Зажгла свечи в трех высоких черных чугунных канделябрах и вытянула большой лист бумаги из лежавшей на столе стопки.
Усевшись на табурет, она быстро начала рисовать. Этот витраж должен быть совсем простой. Такой, чтобы ей не жалко было оставить его здесь…
* * *
В башне горел свет.
Она там.
Порыв страсти, охвативший Джордана, был таким внезапным и пронзительным, как удар молнии. Господи, он не испытывал такого с того самого момента, когда первый раз был с женщиной.
— Ты не навестил мадам Карразерс, него за спиной Грегор.
— Да, не навестил. — Отворачиваясь от окна, он спокойно добавил: — И не собираюсь. Он ждал ответа. Но Грегор молчал.
— Никаких протестов?
— Я сделал все, что мог. Ты хочешь Марианну? Возьми ее. Она всего лишь женщина… Ну, не совсем еще женщина. Но что тебе до этого?
Джордан снова повернулся к окну, чтобы посмотреть на башню:
— Моя мать родила меня, когда была всего на год старше Марианны.
— О, ты хочешь сделать ей ребенка?
— Нет, я не хочу сделать ей ребенка, — процедил он сквозь зубы. — Я просто…
— Ты ищешь оправданий? Зачем? Ведь все равно ты поступишь так, как захочешь. Сегодня за столом ты вел себя, как жеребец, почуявший кобылу с течкой. Только у этой кобылки течки нет.
— Как же, нет! — Джордан снова повернулся к нему, блестя глазами. — Ты ошибаешься, Грегор. Она готова к этому.
— Потому что почувствовала первое пробуждение женственности? Это что, причина, чтобы ее опозорить?
— Я не… — оборвав себя на полуслове, Джордан круто повернулся и вышел из библиотеки, бормоча проклятия. Как глупо со стороны Грегора утверждать, что он опозорит девушку, переспав с ней. У нее нет ни денег, ни знатной родни. Может ли она ждать от жизни большего, чем то, что предложит ей он? А после того, как она согласится дать ему Джедалар, он сделает ее своей любовницей. Он купит ей дом и осыплет подарками и знаками внимания, окружит всяческой заботой. Может быть, она и очень молода, но он достаточно опытен, чтобы почувствовать, когда женщину к нему влечет.
Сегодня в той комнате в башне Марианна его хотела.
* * *
Стук в дверь был чисто символическим: через секунду Джордан уже стоял на пороге мастерской.
— Мне можно войти? Марианна напряглась.
— Нет. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, ваше сиятельство.
— Джордан. — Он с громким стуком закрыл дверь. — Не глупи. Нельзя повернуть время вспять, даже если тебе этого хочется. — Он подошел к ней, пристально глядя на большой лист бумаги, на котором она делала наброски. — Чем ты занималась?
— Вам не понять. — Она демонстративно отвернулась.
— Ты уже это один раз говорила.
Марианна вспомнила ту первую ночь у костра, когда он спас ее от отчаяния, вернув добрую память детства. Но сейчас он пришел не за этим.
— Я достаточно сообразителен. — Как всегда, улыбка придала его чертам странное неуловимое очарование. — Если ты будешь объяснять медленно и внятно, то не исключено, что я смогу понять твои слова, Марианна.
Ее имя всегда очень непривычно звучало в его устах: сочно, плавно и распевно, как нагретое солнцем стекло. Она положила перо на место.
— Я всегда рисую узор на бумаге, прежде чем начну воплощать его в стекле. Это помогает увидеть витраж в целом.
— Ты, похоже, планируешь сделать очень маленький витраж.
— Это только первый набросок. Бабушка всегда говорила, что первый эскиз нужен для того, чтобы дать волю сердцу. Второй делается в полном масштабе, а потом на каждое отверстие накладывается тонкий кусочек картона, точно соответствующий ему по форме. 3атем надо провести разделяющую линию.
— Разделяющую линию?
— Узор свинцовых перемычек, который, собственно, и составляет рисунок. Мне достаточно увидеть часть узора, чтобы почувствовать его ритмичность.
— Я согласен: ритмичность очень важна, — серьезно согласился он. — Это одно из моих…
— Вы обещали, что я смогу спокойно работать, — оборвала она его. — Я не допущу, чтобы вы путались у меня под ногами со своими вопросами.
— Я не у тебя под ногами, я просто в твоей мастерской. — Повернувшись, он пошел к ближайшему окну. — Здесь холодно, как в подземелье. Я закрою ставни.
— Нет.
Он вопросительно оглянулся на нее через плечо.
— Мне нравится холод, он бодрит.
— Ты хочешь сказать — не дает тебе заснуть. — Он всмотрелся в ее лицо, заметив темные круги под глазами. — День у тебя был длинный, и здесь ты уже несколько часов. Почему бы тебе не пойти лечь?
— Я не устала, — упрямо ответила она. — Пожалуйста, уйдите.
Джордан оглядел комнату.
— Здесь совсем нет удобств. Я распоряжусь, чтобы завтра сюда принесли большое кресло и занавеси.
— Я прихожу сюда работать. В моей мастерской в Самде было еще меньше вещей. Мне не нужны ваши «удобства».
— Но мне нужны. — Он начал расхаживать по комнате, время от времени подходя к одному из окон. В голосе его звучала легкая насмешка: казалось, он посмеивается над самим собой. — Я не привык к такой спартанской обстановке. Холодно, неуютно! Я такого не выдержу. Я тебе уже говорил, какой я избалованный и изнеженный.
Ей вдруг вспомнился он таким, каким навис над ней, прижав к каменном полу в церкви: сильный, примитивный, грубый, совершенно непохожий на изысканно светского человека, стоявшего сейчас перед ней. А потом у нее больно стиснуло сердце: он говорит так, словно собирается проводить в этой комнате долгие часы.
— Я ничего о вас не думаю. Мне только хочется, чтобы вы оставили меня в покое. Он оглянулся, мягко ответив:
— Но именно этого я не могу сделать. Я вдруг почувствовал непреодолимый интерес к искусству создания витражей. Поскольку ты не хочешь о нем рассказывать, мне придется самому за тобой наблюдать, чтобы во всем разобраться.
Резко вдохнув воздух, она снова повернулась к столу.
— Нет смысла спорить, когда вы настолько высокомерны и эгоистичны, что не думаете ни о ком, кроме самого себя. Я была бы очень благодарна вам, если бы вы или ушли, или замолчали.
Марианна ощущала на себе его пристальный взгляд, но не оборачиваясь, решительно взялась за перо. Господи, ну пожалуйста, пусть он уйдет!
Он не ушел. Она слышала его легкие шаги за своей спиной. Вот он остановился.
Пытаясь сосредоточиться, она смотрела на свой набросок.
— У тебя волосы сияют в свете свечей. Она начала рисовать розетку в верхнем углу витража.
— Но не так сильно, как сегодня днем. Я не уверен, что ты говорила правду, уверяя меня, что ты не язычница. Когда ты застыла в потоке света, то казалась юной жрицей, возносящей молитву богу Солнца. Ты была почти в трансе. Я вспомнил, как ты говорила о цвете, служащем солнцу. — Он помолчал. — Ты служишь солнцу, Марианна.
Его голос, негромкий, мягкий, овевал ее как теплое дыхание.
— Я хотел прикоснуться к тебе. Знаешь, почему я этого не сделал?
У нее дрожала рука. Стараясь вести твердую линию, она закончила розетку.
— Ты была околдована, — но не мной. Я хочу сам стать твоим солнцем, хочу согреть тебя, чтобы ты открылась мне навстречу. Я буду ласкать тебя нежнее, чем эти солнечные лучи, я подарю тебе наслаждение, которого ты никогда не испытывала. — Его голос изменился, в нем звучала страсть.
Марианна почувствовала, как по ее телу разливается странный жар.
— Я не тронул тебя — и теперь жалею об этом. Нельзя упускать шанса только потому, что в мечтах все бывает несколько иначе. Я должен был взять все, что ты предлагала, а остальное пришло бы потом.
Она быстро вскинула голову:
— Я ничего не предлагала!
— Разве? — Он сидел на полу под одним из окон, скрестив ноги по-турецки, чувствуя себя так же непринужденно, как в лесу или сегодня за обеденным столом. Лицо его оставалось в тени, вне круга света, отбрасываемого свечами, и ей виден был только блеск зеленых глаз, пристально глядящих на нее. — Попробуй вспомнить.
Ей не хотелось вспоминать о том, что произошло в этой комнате днем. Она старалась забыть ту минуту непонятной слабости. И она ее забудет. Но для этого ей нужно как можно реже встречаться с Джорданом.
— Я не хочу, чтобы вы снова сюда приходили. — Она заставила себя встретиться с ним взглядом. — И я хочу, чтобы эта дверь запиралась.
— Я буду приходить сюда каждый день. — Он помолчал. — И никаких замков между нами не будет.
Никогда.
— Тогда я не буду обращать на вас никакого внимания, — отчаянно проговорила она. — Вам очень скоро наскучит тут сидеть и разговаривать с самим собой.
— Мне тут не наскучит. Мне нравится на тебя смотреть. Я обещаю тебя не беспокоить. Я буду смирно сидеть, погруженный в свои мысли. — Он улыбнулся. — Я уверен, что ты не будешь возражать, если я время от времени буду ими с тобой делиться.
— Буду возражать, — яростно ответила она.
— Какая обида! Но мне все же кажется, что ты могла бы быть снисходительнее ко мне. Мы оба хотим одного и того же, только ты боишься в этом признаться.
— Я не собираюсь признаваться в том, чего не чувствую.
Она снова повернулась к столу и принялась прорисовывать бордюр. Не обращай на него внимания, приказала она себе. Его здесь нет. Важна только работа. Его здесь нет.
Он был здесь. Молчаливый. Напряженный. Непреодолимый.
Невыносимо!
Бордюр начал дрожать и расплываться у нее перед глазами
— Ради Бога, перестань плакать, — резко проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Грегор нерешительно предложил:
— Я мог бы пойти с вами.
Джордан еще раз искоса на него посмотрел:
— Это совершенно безопасно. В ее мастерской нет предмета мебели, необходимого для того, что мы с тобой обсуждали.
— Я могу припомнить немало случаев в степных деревнях, когда ты прекрасно обходился без мебели.
Марианна нетерпеливо переводила взгляд с одного на другого:
— Мне нет дела до этой… этой… мебели. Я потом скажу вам, что мне нужно. Я хочу видеть мою мастерскую.
— Как я могу устоять перед таким пылом? — Джордан решительно направился к двери из библиотеки. — Проследи, чтобы Алекса хорошо устроили, Грегор. Я позабочусь о Марианне.
— Искренне надеюсь, что позаботишься, — бросил ему вслед Грегор.
Джордан зашагал так быстро, что Марианне пришлось почти бежать за ним через холл и по широкой каменной лестнице.
— Куда мы идем?
— Я подумал, что, наверное, тебе больше всего подойдет одна из комнат в башне. Она достаточно уединенная, и свет там падает со всех сторон. — На второй площадке он открыл дверь и повел ее по новой, винтовой, лестнице. — Надеюсь, это тебя устроит?
— Посмотрю. И мне нужны инструменты.
— Мой управляющий сказал мне, что четыре мастера сейчас заканчивают витражи в кафедральном соборе Медорана. Я отправил слугу, чтобы он купил у них все инструменты, которые могут тебе понадобиться. Дорога туда занимает всего час, так что к ночи он должен вернуться.
Марианна изумленно раскрыла глаза:
— Вы это уже сделали?
— Ты же велела мне поторопиться.
— Еще мне понадобится печь для обжига цветного стекла, и стеклодувная трубка, и котел, чтобы варить стекло.
— Ты сама делаешь стекла?
— Конечно. У всех настоящих мастеров свои собственные рецепты стекла. Разная толщина и состав меняют цвет.
— Прости мое невежество. На то, чтобы предоставить тебе все необходимое для работы, понадобится немного больше времени. Ты подождешь до завтра?
Она кивнула:
— Я могу пользоваться чужим стеклом, если работа не слишком важная.
— Ты меня совершенно успокоила. Я боялся, что мне самому придется среди ночи скакать в Медоран. — Распахнув перед ней дверь, Джордан пропустил ее в комнату и замер на пороге. — Ну как?
Свет!
В небольшой круглой комнате не было мебели, но это было совершенно неважно. Ярчайший солнечный свет лился в комнату через шесть высоких окон. Господи милостивый, что за свет!
Марианна медленно прошла в середину комнаты и, закрыв глаза, подняла голову так, чтобы дивное тепло ласкало ее лицо. Холодный ком, который все рос в ее душе с минуты приезда в Камбарон, вдруг растаял. Ей стало удивительно хорошо.
— О да, — шептала Марианна, представляя себе те лучезарные краски, которыми заиграет эта комната. — Она великолепна.
— Великолепна.
Голос его звучал так странно, что Марианна удивленно повернулась навстречу его недоверчивому взгляду.
— У тебя такой вид, словно я подарил тебе бриллиантовое колье, — хрипловато сказал он.
Она покачала головой.
— Солнечный свет, — тихо ответила она. — Нет на земле ничего прекраснее солнечного света, а подарить его нельзя.
— Но ведь я только что подарил его тебе, разве не так? — Не дожидаясь ответа, он шагнул к ней. — Солнце светило вес время, пока мы ехали из Саутвика, но ты такой не была. Что изменилось?
— Окна. Я могу их оживить.
Он пристально вгляделся в ее лицо:
— Ты и сама как будто ожила.
Да, солнечный свет вдохнул в нее жизнь. Она чувствовала, как кровь быстрей побежала по ее жилам, исчезли все страхи, неуверенность в себе, боязнь завтрашнего дня. Джордан стоял совсем близко от нее, и яркие лучи солнца окружали его золотистым сиянием. Ей были видны морщинки вокруг его глаз, крошечная ямочка на подбородке, четкие, изящные линии губ и скул. Его светло-зеленые глаза блестели, — и за ними таилось что-то… Марианна смотрела на него, зачарованная, околдованная. Смутно она припомнила, что хотела использовать его для фигуры Сатаны в ее Окне в Поднебесье. Почему она решила, будто он темный ангел? Он не боится света. Он принадлежит свету. Ей вдруг захотелось протянуть руки и согреться около него, как только что она грелась, подставляя лицо солнечным лучам.
Он собирается к ней прикоснуться.
Марианна затаила дыхание. Она не могла пошевелиться, не могла оторвать глаз от его лица. Кожа ее горела, соски набухли и царапали тонкую ткань платья во рту пересохло. Вот сейчас он протянет руку…
Джордан шагнул назад.
— Что еще тебе может понадобиться? — хрипло спросил он.
Он отпустил ее! Марианна не сразу смогла ответить: страшное напряжение ушло, оставив слабость во всем теле.
— Свечи. Очень много свечей, длинный крепкий стол, чернильница и несколько больших листов бумаги.
— Я распоряжусь, чтобы завтра утром их тебе принесли.
Она покачала головой:
— Сегодня. Вы сказали, что инструменты привезут в конце дня. Я могла бы начать работать сегодня вечером.
Он снова внимательно всмотрелся в ее лицо и вдруг светло улыбнулся.
— Хорошо. — Он направился к двери. — Я надеюсь, ты согласишься начать свои труды после ужина?
Никогда еще Марианна не испытывала такой неловкости в его присутствии. Неужели он заметил ее состояние? Как стыдно! Ей хотелось убежать, скрыться и никогда не показываться ему на глаза.
— Я не хочу есть.
— Но я уверен, что Алекс проголодался, а ему будет спокойнее, если ты тоже будешь за столом. В конце концов, ведь это его первый вечер в Камбароне. Ты не имеешь права его разочаровывать.
Марианна с облегчением вздохнула: перед ней стоял прежний насмешливый Джордан Дрейкен. То непонятное, что она недавно с такой ясностью увидела в солнечном свете и что чуть не заставило ее броситься в его объятия, исчезло.
— Я подумаю.
Когда он ушел, комната сразу показалась темнее, словно солнце скрылось в облаках.
Это фантазия. Оно светит все так же ярко.
Она ощутила сладкий до тошнотворности аромат, наполнявший комнату. Это пахнет платье, которое она надела. Марианна могла бы поклясться, что, когда она уходила из своей комнаты, весь запах выветрился, — и вдруг он снова вернулся.
Опять фантазии. Просто на мгновение она почувствовала то, что, наверное, испытывала та женщина, когда была рядом с Джорданом. Желание. Неудержимое желание.
Марианна, похолодев, смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами.
Нет. Этого не может быть.
Фантазии.
5.
Целая армия хорошо вышколенных слуг бесшумно сновала по обшитой дубовыми панелями столовой, ловко меняя бесконечное количество блюд. Таким обедом можно было бы кормить всю семью Марианны в течение года.
Джордан сидел во главе длинного сверкающего великолепной сервировкой обеденного стола. Его светло-серый с белым наряд чрезвычайно элегантно выглядел на фоне приглушенной роскоши старинных гобеленов, украшавших зал.
Он небрежно перебрасывался фразами с Грегором.
Он терпеливо выслушивал взволнованную болтовню Алекса.
Он был изысканно любезен с Марианной.
И всякий раз, как его взгляд падал на нее, она не могла думать ни о чем, кроме той минуты в башне.
Она с нетерпением ждала момента, когда наконец можно будет пробормотать извинения и уйти. Она уложила Алекса в постель, поцеловала его на прощание, а потом стремительно бросилась вверх по винтовой лестнице, словно спасаясь от преследования.
Марианна громко захлопнула за собой тяжелую дверь.
Здесь она наконец в безопасности.
Холодный ночной ветер врывался в комнату сквозь настежь распахнутые окна. Но Марианна не боялась холода. Ей надо было немного остыть. Как пылают щеки! Может быть, у нее лихорадка? Глупости. Она никогда не болеет.
Она осмотрела теперь уже обставленную комнату. Зажгла свечи в трех высоких черных чугунных канделябрах и вытянула большой лист бумаги из лежавшей на столе стопки.
Усевшись на табурет, она быстро начала рисовать. Этот витраж должен быть совсем простой. Такой, чтобы ей не жалко было оставить его здесь…
* * *
В башне горел свет.
Она там.
Порыв страсти, охвативший Джордана, был таким внезапным и пронзительным, как удар молнии. Господи, он не испытывал такого с того самого момента, когда первый раз был с женщиной.
— Ты не навестил мадам Карразерс, него за спиной Грегор.
— Да, не навестил. — Отворачиваясь от окна, он спокойно добавил: — И не собираюсь. Он ждал ответа. Но Грегор молчал.
— Никаких протестов?
— Я сделал все, что мог. Ты хочешь Марианну? Возьми ее. Она всего лишь женщина… Ну, не совсем еще женщина. Но что тебе до этого?
Джордан снова повернулся к окну, чтобы посмотреть на башню:
— Моя мать родила меня, когда была всего на год старше Марианны.
— О, ты хочешь сделать ей ребенка?
— Нет, я не хочу сделать ей ребенка, — процедил он сквозь зубы. — Я просто…
— Ты ищешь оправданий? Зачем? Ведь все равно ты поступишь так, как захочешь. Сегодня за столом ты вел себя, как жеребец, почуявший кобылу с течкой. Только у этой кобылки течки нет.
— Как же, нет! — Джордан снова повернулся к нему, блестя глазами. — Ты ошибаешься, Грегор. Она готова к этому.
— Потому что почувствовала первое пробуждение женственности? Это что, причина, чтобы ее опозорить?
— Я не… — оборвав себя на полуслове, Джордан круто повернулся и вышел из библиотеки, бормоча проклятия. Как глупо со стороны Грегора утверждать, что он опозорит девушку, переспав с ней. У нее нет ни денег, ни знатной родни. Может ли она ждать от жизни большего, чем то, что предложит ей он? А после того, как она согласится дать ему Джедалар, он сделает ее своей любовницей. Он купит ей дом и осыплет подарками и знаками внимания, окружит всяческой заботой. Может быть, она и очень молода, но он достаточно опытен, чтобы почувствовать, когда женщину к нему влечет.
Сегодня в той комнате в башне Марианна его хотела.
* * *
Стук в дверь был чисто символическим: через секунду Джордан уже стоял на пороге мастерской.
— Мне можно войти? Марианна напряглась.
— Нет. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, ваше сиятельство.
— Джордан. — Он с громким стуком закрыл дверь. — Не глупи. Нельзя повернуть время вспять, даже если тебе этого хочется. — Он подошел к ней, пристально глядя на большой лист бумаги, на котором она делала наброски. — Чем ты занималась?
— Вам не понять. — Она демонстративно отвернулась.
— Ты уже это один раз говорила.
Марианна вспомнила ту первую ночь у костра, когда он спас ее от отчаяния, вернув добрую память детства. Но сейчас он пришел не за этим.
— Я достаточно сообразителен. — Как всегда, улыбка придала его чертам странное неуловимое очарование. — Если ты будешь объяснять медленно и внятно, то не исключено, что я смогу понять твои слова, Марианна.
Ее имя всегда очень непривычно звучало в его устах: сочно, плавно и распевно, как нагретое солнцем стекло. Она положила перо на место.
— Я всегда рисую узор на бумаге, прежде чем начну воплощать его в стекле. Это помогает увидеть витраж в целом.
— Ты, похоже, планируешь сделать очень маленький витраж.
— Это только первый набросок. Бабушка всегда говорила, что первый эскиз нужен для того, чтобы дать волю сердцу. Второй делается в полном масштабе, а потом на каждое отверстие накладывается тонкий кусочек картона, точно соответствующий ему по форме. 3атем надо провести разделяющую линию.
— Разделяющую линию?
— Узор свинцовых перемычек, который, собственно, и составляет рисунок. Мне достаточно увидеть часть узора, чтобы почувствовать его ритмичность.
— Я согласен: ритмичность очень важна, — серьезно согласился он. — Это одно из моих…
— Вы обещали, что я смогу спокойно работать, — оборвала она его. — Я не допущу, чтобы вы путались у меня под ногами со своими вопросами.
— Я не у тебя под ногами, я просто в твоей мастерской. — Повернувшись, он пошел к ближайшему окну. — Здесь холодно, как в подземелье. Я закрою ставни.
— Нет.
Он вопросительно оглянулся на нее через плечо.
— Мне нравится холод, он бодрит.
— Ты хочешь сказать — не дает тебе заснуть. — Он всмотрелся в ее лицо, заметив темные круги под глазами. — День у тебя был длинный, и здесь ты уже несколько часов. Почему бы тебе не пойти лечь?
— Я не устала, — упрямо ответила она. — Пожалуйста, уйдите.
Джордан оглядел комнату.
— Здесь совсем нет удобств. Я распоряжусь, чтобы завтра сюда принесли большое кресло и занавеси.
— Я прихожу сюда работать. В моей мастерской в Самде было еще меньше вещей. Мне не нужны ваши «удобства».
— Но мне нужны. — Он начал расхаживать по комнате, время от времени подходя к одному из окон. В голосе его звучала легкая насмешка: казалось, он посмеивается над самим собой. — Я не привык к такой спартанской обстановке. Холодно, неуютно! Я такого не выдержу. Я тебе уже говорил, какой я избалованный и изнеженный.
Ей вдруг вспомнился он таким, каким навис над ней, прижав к каменном полу в церкви: сильный, примитивный, грубый, совершенно непохожий на изысканно светского человека, стоявшего сейчас перед ней. А потом у нее больно стиснуло сердце: он говорит так, словно собирается проводить в этой комнате долгие часы.
— Я ничего о вас не думаю. Мне только хочется, чтобы вы оставили меня в покое. Он оглянулся, мягко ответив:
— Но именно этого я не могу сделать. Я вдруг почувствовал непреодолимый интерес к искусству создания витражей. Поскольку ты не хочешь о нем рассказывать, мне придется самому за тобой наблюдать, чтобы во всем разобраться.
Резко вдохнув воздух, она снова повернулась к столу.
— Нет смысла спорить, когда вы настолько высокомерны и эгоистичны, что не думаете ни о ком, кроме самого себя. Я была бы очень благодарна вам, если бы вы или ушли, или замолчали.
Марианна ощущала на себе его пристальный взгляд, но не оборачиваясь, решительно взялась за перо. Господи, ну пожалуйста, пусть он уйдет!
Он не ушел. Она слышала его легкие шаги за своей спиной. Вот он остановился.
Пытаясь сосредоточиться, она смотрела на свой набросок.
— У тебя волосы сияют в свете свечей. Она начала рисовать розетку в верхнем углу витража.
— Но не так сильно, как сегодня днем. Я не уверен, что ты говорила правду, уверяя меня, что ты не язычница. Когда ты застыла в потоке света, то казалась юной жрицей, возносящей молитву богу Солнца. Ты была почти в трансе. Я вспомнил, как ты говорила о цвете, служащем солнцу. — Он помолчал. — Ты служишь солнцу, Марианна.
Его голос, негромкий, мягкий, овевал ее как теплое дыхание.
— Я хотел прикоснуться к тебе. Знаешь, почему я этого не сделал?
У нее дрожала рука. Стараясь вести твердую линию, она закончила розетку.
— Ты была околдована, — но не мной. Я хочу сам стать твоим солнцем, хочу согреть тебя, чтобы ты открылась мне навстречу. Я буду ласкать тебя нежнее, чем эти солнечные лучи, я подарю тебе наслаждение, которого ты никогда не испытывала. — Его голос изменился, в нем звучала страсть.
Марианна почувствовала, как по ее телу разливается странный жар.
— Я не тронул тебя — и теперь жалею об этом. Нельзя упускать шанса только потому, что в мечтах все бывает несколько иначе. Я должен был взять все, что ты предлагала, а остальное пришло бы потом.
Она быстро вскинула голову:
— Я ничего не предлагала!
— Разве? — Он сидел на полу под одним из окон, скрестив ноги по-турецки, чувствуя себя так же непринужденно, как в лесу или сегодня за обеденным столом. Лицо его оставалось в тени, вне круга света, отбрасываемого свечами, и ей виден был только блеск зеленых глаз, пристально глядящих на нее. — Попробуй вспомнить.
Ей не хотелось вспоминать о том, что произошло в этой комнате днем. Она старалась забыть ту минуту непонятной слабости. И она ее забудет. Но для этого ей нужно как можно реже встречаться с Джорданом.
— Я не хочу, чтобы вы снова сюда приходили. — Она заставила себя встретиться с ним взглядом. — И я хочу, чтобы эта дверь запиралась.
— Я буду приходить сюда каждый день. — Он помолчал. — И никаких замков между нами не будет.
Никогда.
— Тогда я не буду обращать на вас никакого внимания, — отчаянно проговорила она. — Вам очень скоро наскучит тут сидеть и разговаривать с самим собой.
— Мне тут не наскучит. Мне нравится на тебя смотреть. Я обещаю тебя не беспокоить. Я буду смирно сидеть, погруженный в свои мысли. — Он улыбнулся. — Я уверен, что ты не будешь возражать, если я время от времени буду ими с тобой делиться.
— Буду возражать, — яростно ответила она.
— Какая обида! Но мне все же кажется, что ты могла бы быть снисходительнее ко мне. Мы оба хотим одного и того же, только ты боишься в этом признаться.
— Я не собираюсь признаваться в том, чего не чувствую.
Она снова повернулась к столу и принялась прорисовывать бордюр. Не обращай на него внимания, приказала она себе. Его здесь нет. Важна только работа. Его здесь нет.
Он был здесь. Молчаливый. Напряженный. Непреодолимый.
Невыносимо!
Бордюр начал дрожать и расплываться у нее перед глазами
— Ради Бога, перестань плакать, — резко проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40