– Да, да, да…
Она утопала в блаженстве и уже не ощущала ничего иного, кроме его и себя, двух половинок, слившихся воедино. Он еще и еще входил в ее глубину, а затем, открыв рот, изогнувшись всем телом, застонал от наслаждения.
А еще через пару минут, обмякшая и расслабленная, Антуанетта крепко заснула.
Гейбриел лежал, слушал ее мерное тихое дыхание и думал. То, что произошло между ними, в любом случае влияло на их отношения. Глядя правде в глаза, он признавался, что сам не ожидал, что так влюбится в Антуанетту. Он пытался заставить ее во всем признаться, но в чем бы она ни призналась ему, он все равно не выпустил бы ее из своих объятий и в любом случае довел бы все до конца. Похоже, он сам попался в собственную ловушку.
Раньше у него были женщины. Они так и льнули к Гейбриелу – молодому, красивому, богатому, причем многих влекло к нему не столько богатство, сколько любовное желание. Однако он не влюбился ни в одну из них, даже чуть-чуть. Он всегда разделял плотские утехи и душевную привязанность, они представлялись ему двумя отдельными ипостасями такого явления, как любовные отношения. Но только до сих пор.
Антуанетта Дюпре заставила его изменить мнение на этот счет. Очаровательная, не похожая ни на кого, она совершенно вскружила ему голову. Она отличалась миниатюрностью, волосы у нее были каштановые, (не самый любимый его цвет), глаза темно-карие, а не голубые, кроме того, она носила очки, причем смотрела сквозь них скорее пристально и твердо, чем жеманно и кокетливо. Несмотря на все это, он находил ее самой желанной женщиной на свете.
Он походил на альпиниста, забравшегося в горы, который смотрит, как на него катится снежный ком. От чувства изумления он как бы застыл неподвижно и не в силах был сдвинуться с места. Еще один миг, и он будет сбит с ног мчащейся лавиной, подмят плотным снегом и увлечен вниз в пропасть. У него не было времени для раздумий и промедления.
Гейбриел тихо вздохнул, и его взгляд уперся в балдахин над кроватью. Кровать короля Карла могла многое поведать о прошлом. Он вспомнил, как его дед рассказывал, что именно на этом ложе начиналась его семейная жизнь с бабкой Гейбриела, после женитьбы на которой, он больше даже не смотрел на других женщин. Страшно подумать, какие глупые мысли порой навевают старинные вещи…
Впрочем, разве причина в этих вещах, а не в нем самом?
Он попытался соблазнить Антуанетту, стремясь вернуть письмо матери, а вместо этого сам пал жертвой соблазна.
Проснувшись, довольная и счастливая, Антуанетта увидела его спящим рядом с ней. Он лежал на спине, повернув лицо в маске в ее сторону и обхватив ее вытянутой рукой. Она приподнялась на локте и начала рассматривать спящего, радуясь, что он не мешает ей изучать его внешность. Несмотря на свою неопытность, она понимала, что он на редкость хорошо и крепко сложен. Даже когда он был одет, он всегда выглядел великолепно. Но ее удручало то, что она ни разу не видела его без маски. Неожиданно ей в голову пришла мысль: а что, если он изуродован, если у него на лице страшные шрамы?
Ей очень хотелось увидеть его лицо. Взволнованная, она колебалась, сдерживая свой неожиданный порыв. Услышав его легкое похрапывание, она внезапно решилась и, приподнявшись над ним, с чрезвычайной осторожностью развязала тоненькие кожаные ремешки, удерживающие маску. Она очень боялась, как бы он не проснулся в этот момент и не стал сердиться на нее за то, что она делала, но, к счастью, он не проснулся.
Маска ослабла, и Антуанетта, едва дыша, сняла ее с лица и положила на подушку. В спальне было очень темно. Она выскользнула из-под одеяла, на цыпочках прокралась к окну и тихо раздвинула портьеры. Свет полнолуния хлынул в комнату, и стало достаточно светло. Она быстро вернулась в кровать и принялась рассматривать незнакомца вблизи; ей казалось, сердце ее стучит так громко, что может разбудить его.
Да, он молод. Никаких шрамов или врожденных дефектов. Лицо выражало безмятежное спокойствие.
Сдерживая взволнованное дыхание, она разглядывала его прямой нос и изящно вырезанные ноздри, высокие скулы, темные брови и ресницы. Да, он, бесспорно, красив. Без маски подбородок казался массивнее, он выражал упрямство, придававшее лицу строгое выражение.
Антуанетта подняла руку, ее пальчики затрепетали, но она так и не осмелилась коснуться его щеки.
Лицо спящего грабителя поражало выражением уязвимости и неприкаянности, и ей так безумно захотелось обнять его, прижать к груди и поцеловать.
Мягко и нежно она прислонила губы к его брови. Он пошевелился, вздохнул и пробормотал:
– Мариетта?
Имя и напугало, и неприятно удивило ее. Антуанетта отпрянула. Мариетта? Какая-то другая женщина? Конечно, у него где-то была женщина, у такого завидного кавалера не могло не быть подружки. Какая же она наивная, думала, что она у него единственная! Она очень расстроилась.
Он думал, что она любовница Эпплби, и, по всей видимости, их связь приятно щекотала его мужское самолюбие, особенно если он недолюбливал своего хозяина.
Она с горечью подумала, что никакие глубокие истинные чувства их не связывают.
Ей стало невыносимо грустно и тяжело, однако она заставила себя взглянуть на все с практической точки зрения. Нет, она не должна думать о любви. Они оба использовали друг друга; Возможно, очень скоро ей удастся убежать отсюда, и тогда они больше никогда не увидятся.
Но вместе с тем в ее груди тяжелым камнем лежало имя Мариетта, оно давило на сердце, мешало дышать, но хуже всего было то, что от него нельзя было избавиться.
Глава 19
Гейбриел проснулся неожиданно, когда уже наступил рассвет. Воздух холодил обнаженную кожу, он поежился, повернул голову и поморщился – ремешки маски больно стянули прядь волос. Рядом с ним спала Антуанетта, свернувшись калачиком и положив руку под щеку. Ее густые распущенные волосы закрывали лицо. Он протянул руку и нежно отвел их в сторону. Она выглядела юной и невинной, совсем не похожей на женщину, которая спит с лордом Эпплби ради денег и жизненных удобств.
Он вспомнил, как сэр Джеймс отметил ее явную непохожесть на продажных женщин. И как же он возразил судье? Он заметил, что она может сыграть любую роль ради того, чтобы получить требуемое, и что ей не стоит доверять. Гейбриел понимал, насколько мудр и полезен был совет судьи, но, увы, дела зашли гораздо дальше, чем он предполагал.
Он выбрался из-под одеяла, потянулся и зевнул, настроение было превосходное, хотя в голове царил сумбур. Ночь прошла прекрасно, кое-что его смущало, но он отогнал подальше неприятные мысли. Во сне ему привиделась его сводная сестра Мариетта. Она плакала, умоляла спасти ее состояние, и он обещал сделать все от него зависящее.
– Вы только тем и занимаетесь, что ухаживаете за этой женщиной, – язвительно уколола она.
– Я соблазняю ее, чтобы добиться расположения и поправить наши общие дела, – оправдывался он.
Увы, это была полуправда, но разве Мариетта знала об этом?
По иронии судьбы Антуанетта слишком хорошо понимала, что им движет. Несмотря на ее пыл, он полагал, что у нее были свои собственные тайны, которые его очень интересовали, причем больше всего, естественно, его волновало письмо. Ну что ж, раз он попал в ее спальню, почему бы не поискать письмо здесь? Заодно доказать себе, что он не забыл о том, ради чего приехал в свое поместье.
Крадучись он обошел всю комнату, но нигде не нашел лежащих бумаг. Он принялся заглядывать на полки, аккуратно рыться в сложенном белье. Все было безрезультатно. Конечно, он знал, что и на ее теле не было никакого письма. Где же оно могло быть? Вероятно, она спрятала его в каком-то укромном месте где-то в доме. Ему больше ничего не оставалось, как убедить ее по-хорошему отдать письмо.
Ладно, в следующий раз.
Гейбриел тихо оделся и, не застегивая рубашку, босиком, с сапогами в руках выбрался из комнаты. На пороге он оглянулся, и вдруг его сердце сжалось от предчувствия надвигающейся опасности.
Мэри видела, как Гейбриел тайком покидал дом, как он надевал сапоги в гостиной, перед тем как выйти на улицу. Он шел с задумчивым и рассеянным видом, не заметив Мэри, которая стояла возле дверей в кладовую.
На ее лице застыло мрачное, напряженное выражение, в голове вертелись одни и те же унылые мысли, а глаза покраснели от бессонной ночи. Она хорошо знала, где он провел сегодня ночь. У нее. От сознания, что у них была ночь любви, сердце Мэри разрывалось от боли. Всю ночь она вертелась с одного бока на другой и тихо плакала в подушку, днем же у нее все валилось из рук. Охваченная гневом и злостью, она не находила себе места, зато хорошо знала то единственное средство, которое могло помочь ей.
Необходимо было во что бы то ни стало избавиться от Антуанетты Дюпре.
В ее отуманенном бессонницей сознании кружилась только одна мысль: если Антуанетта Дюпре исчезнет, то мастер Гейбриел опять будет принадлежать ей. Она сможет видеть его чаще, и никто ей не будет мешать.
Она почти наяву представляла себе сцену объяснения в любви.
Он перед ней с широко раскрытым от восхищения ртом… он улыбается и называет ее по имени… он заключает ее в свои объятия, такие крепкие и пылкие, что она почти задыхается.
«Мэри, Мэри! – кричит он. – Насколько я был слеп. Но ты ведь простишь меня? Ты будешь моей женой?»
Конечно, она простит его, они будут гулять по саду вдвоем, рука об руку, и строить планы на будущее, потом в положенное время у них родятся дети, они все будут жить здесь, в поместье до самой старости…
Но обычно после этого момента размышлений Мэри приходила в замешательство. Она иногда задумывалась, что же они будут делать долгими летними вечерами, ведь Гейбриел был образованным джентльменом, побывавшим за границей, а она простой девушкой из рыбацкой деревушки; она мало чему училась и тем более никуда не ездила. Не будет ли она выглядеть смешной простушкой в его глазах? А вдруг она со временем ему надоест, и он перестанет с ней разговаривать?
Мэри старалась не думать об этом, но внутренний голос, когда она прислушивалась к нему, говорил ей, что она себя обманывает, что ее мечтам не суждено сбыться. Владельцем Уэксмур-Мэнора теперь был лорд Эпплби, а Гейбриел превратился в скитальца. Кроме того, джентльмены обычно не женятся на девушках из низкого сословия; они могут содержать их, поддерживать материально, но чтобы жениться – увольте. Однако Мэри упорно закрывала глаза на очевидное.
Она, как правило, успокаивала себя таким образом: «Когда придет время, это препятствие будет как-нибудь преодолено. Гейбриел лучше знает, что делать в подобных случаях». Она верила в него и полагалась на него во всем. Итак, как только Антуанетта Дюпре уедет, все опять станет на свои места.
И она отправила в Лондон письмо. Немало часов было проведено над белым листом, пока она, старательно подбирая слова и нужные выражения, не изложила все в подобающем виде четкими буквами на бумаге.
Школу Мэри посещала недолго и писать не привыкла, но она старалась, как могла, все довести до сведения лорда Эпплби. Уяснив, насколько сложна сложившаяся ситуация, Эпплби должен был оставить все дела в Лондоне и незамедлительно приехать в Уэксмур-Мэнор. Она не сомневалась в скором его приезде…
Несмотря на головную боль, улыбка скользнула по ее губам. А потом Гейбриел опять будет рядом с ней.
Когда Антуанетта проснулась, давно уже рассвело и день был в разгаре. Обычно она вставала рано, однако последняя ночь измотала ее. Интимные отношения как средство против бессонницы оказались намного эффективнее, чем горячее молоко с медом на ночь.
Небо было чистым и безоблачным, день как нельзя лучше подходил для прогулки верхом. Быстро встав и одевшись, она торопливо спустилась вниз, напугав внезапным появлением миссис Уоникот, которая случайно попалась на ее пути.
– Мисс Дюпре, я как раз собиралась идти наверх, чтобы разбудить вас! – Ее голос звучал все напряженнее и резче, пока Антуанетта, миновав ее, шла к выходу. – Вы разве не собираетесь завтракать?
– Позже, позже, – весело крикнула Антуанетта, помахав ей приветливо рукой.
Она улыбалась при мысли, как, должно быть, разгневана миссис Уоникот ее легкомыслием.
На первый взгляд в конюшне никого не было. Антуанетта подошла к стойлу кобылы, на которой она ездила в город в прошлый раз, как вдруг она услышала шум. В дальнем углу конюшни Кумб чистил вилами стойло, убирал грязную солому и подстилал чистую.
– Я собираюсь проехаться верхом, Кумб, – обратилась к нему Антуанетта.
Он косо посмотрел в ее сторону:
– Нет, никуда вы не поедете. У меня указания на этот счет.
Он был в грязной потертой куртке и привычной кепке, надвинутой по самые глаза, из под кепки торчали как попало жесткие черные волосы. Неужели он никогда не причесывается? Антуанетта была ласкова с конюхом, потому что хотела, чтобы он помог ей бежать отсюда, однако ей приходилось нелегко. За несколько метров от Кумба разило конским запахом.
Стараясь дышать как можно реже и неглубоко, она подошла к нему поближе.
– В таком случае со мной в качестве сопровождающего поедете вы, – заявила она. – Я не чувствую себя в безопасности после того случая, когда по пути к вам на меня напал грабитель. Кумб, ну, пожалуйста, сопроводите меня.
Он перестал грузить грязную солому в деревянную тачку и замер, опершись о вилы и уставившись на носки сапог.
– Поехать вместе с вами? – протянул он на своем ужасном невнятном языке.
На лице его было такое изумленное выражение, как будто она предлагала ему не поездку верхом, а совместное купание.
Услышав недоумение в его голосе, Антуанетта звонко рассмеялась:
– Боже мой, Кумб! Только не уверяйте меня, что вы не умеете ездить верхом. Кто же вам поверит? Особенно после того как я узнала, что вы обожаете скачки.
Он буркнул что-то под нос и взглянул ей в лицо. На миг сердце у Антуанетты сжалось, что-то до боли знакомое мелькнуло в его чертах, но впечатление было настолько мимолетным, что тут же стерлось в памяти. «Перед тобой стоит Кумб», – напомнила она себе. Его лицо было мокрым от работы, струйки пота, стекавшие по лицу, оставляли на нем дорожки, черные патлы ниспадали ниже глаз. Рот завязал платком – видимо, для того чтобы защитить себя от пыли и грязи.
Ему надо бы хорошенько вымыться. У Антуанетты на языке так и вертелась подходящая фраза, но она сдержалась, боясь обидеть его, – все-таки он был ее основной надеждой.
– Ну что? – нетерпеливо спросила она, постукивая носком сапога об пол. – Вы будете сопровождать меня? Или мне придется взять с собой мистера Уоникота, хотя мне будет больно увидеть, как он свалится с лошади после какого-нибудь ее резкого скачка.
Кумб сгорбился, его плечи как будто сотрясались от смеха, однако звуков смеха не было слышно. Небрежно прислонив вилы к стене, он направился оседлывать кобылу. Он прошел мимо Антуанетты, обдав ее удушливым запахом конюшни.
– Я поеду вместе с вами, мисс, – проворчал он, – если вы этого хотите.
Антуанетта радостно улыбнулась:
– Конечно, хочу, Кумб, о чем речь.
Гейбриел был доволен. Не зря сегодня утром он так тщательно занимался своим внешним видом. Он предчувствовал, что, проснувшись, она обязательно будет искать Кумба. Кроме того, Гейбриел вспомнил, что всякий раз после того, как Антуанетта виделась с ним, ее почему-то охватывало неуемное отчаянное желание бежать из поместья. Стремясь как можно сильнее изменить свою внешность, он надел грязную куртку, испачкал землей лицо, опять натянул на голову кепку с подсунутыми под нее черными конскими волосами. Завершающим мазком его перевоплощения в конюха стал красный шейный платок.
В таком виде его не узнала бы даже собственная мать. Но лучше всего было то, что она старалась держаться от него подальше, желательно на расстоянии пушечного выстрела – судя по выражению ее лица, именно этого ей хотелось больше всего.
Было забавно наблюдать, как она обхаживала его, пытаясь не дышать в его присутствии. Гейбриел прекрасно понимал, что она не просто так yуговаривает его поехать вместе с ней. Явно ей что-то нужно. Ну что ж, ему нравилось притворяться сельским простачком. Прикидываясь дурнем, легче выведать ее планы.
Наблюдая за ней, он не мог не признать, что она хорошая наездница: посадка в седле была уверенной, спину она держала прямой, руки на весу, как положено. Откуда бы она ни явилась, сразу было видно, что ее обучали ездить на лошади как леди.
Гейбриел знал, что куртизанка мадам Афродита происходила из бедной семьи и с детства столкнулась с жизненными невзгодами. Затем понемногу она превратилась в леди, научилась правильно разговаривать, держаться в обществе и вести себя подобно благородной даме. Однако между ней и Антуанеттой Дюпре сразу чувствовалась заметная разница: последняя держалась с непринужденной грацией аристократки, с врожденным чувством собственного достоинства, как будто привыкла, чтобы к ней обращались с должным почтением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31