Настя обернулась в тщетной надежде заметить какое-то беспокойство на его широком лице, но из-под шарфа раздалось обычное:
– Настя, все будет хорошо.
Она неуверенно кивнула и вошла вслед за Иннокентием внутрь дома с колоннами. Какие безмолвные ужасы творились в кинотеатре и ночном клубе, она так и не узнала, потому что туда не попала. Иннокентий провел ее и Филиппа Петровича в ресторан, который состоял из двух соединенных переходом одинаковых комнат, каждая из которых по размерам примерно равнялась университетскому буфету. Там были люди.
Люди, к изумлению Насти, были живыми, здоровыми и вполне обычными – с двумя руками и двумя ногами, они сидели за столиками и что-то ели. Вели они себя, правда, странновато – то есть разговаривали тихо, а с появлением Насти с компанией и вовсе перешли на шепот. Никто не орал пьяных песен, никто не требовал от официантки еще водки, никто не исполнял лихих танцев с битьем посуды и подвернувшихся под горячую руку физиономий. Возможно, всё дело было в местных традициях, но вскоре Насте стало не до мыслей о старопряничных пуританских нравах: ей подсунули меню, а в меню были перечислены блюда не то чтобы особо изысканные, но как раз такие, чтобы изойти слюной после многочасового путешествия, – большой сочный бифштекс, картошка, салаты, горячий черный чай с ломтиком лимона, кусок торта «Прага»…
– А мне кофе с пятью каплями коньяка и тремя каплями лимонного сока, – подытожил заказ Филипп Петрович. Официант не удивился, пометил что-то в своем блокнотике и перевел взгляд на Иннокентия. Тот равнодушно покачал головой. Официант закрыл блокнотик и направился в сторону кухни, но прежде того он улыбнулся краем рта и подмигнул Иннокентию.
– Кеша, – немедленно среагировала Настя, – ты что, знаешь этого официанта?
– Нет.
– Но он тебе подмигнул.
– Я не заметил.
– Филипп Петрович, он ему подмигнул.
Филипп Петрович медленно стянул с шеи шарф и положил на соседний стул. Гардероба в ресторане не было, да и особых причин снимать верхнюю одежду тоже – в комнате было прохладно.
– Настя, – умиротворенно произнес Филипп Петрович, с надеждой вглядываясь в сторону кухни, подмигивание пока еще не считается серьезным преступлением… Да, насчет серьезных преступлений – почитайте вот это, – он вытащил из-за пазухи свернутую газету и положил перед Настей.
Настя развернула лист и поняла, что это не газета. Это был напечатанный на дешевой серой бумаге плакат. «Помогите найти человека!» – было напечатано крупными буквами в самом низу. Выше Настя увидела собственную физиономию, вздрогнула и тут же прикрыла плакат руками.
– Это раздавали в электричке, пока ты спала, – спокойно пояснил Филипп Петрович. – У парня, который раздавал эти бумажки, была здоровенная пачка такого добра.
– И что это значит? – спросила Настя.
– А ты почитай.
Между просьбой «Помогите найти человека!» и фотографией мелким шрифтом сообщалось, что родственники сбились с ног в поисках молодой девушки, которая такого-то февраля нынешнего года вышла из дома и не вернулась. Далее с медицинской точностью перечислялись физические параметры и особые приметы Насти, а также указывалось, что девушка страдает некоторыми психическими отклонениями, поэтому может не осознавать, кто она и где… За информацию о местонахождении Насти гарантировалась выплата вознаграждения в 5000 евро, а за возвращение самой Насти в живом и здоровом виде – 50 000 евро. Контактный телефон. Адрес электронной почты.
– Из университета взяли, – пробормотала Настя.
– Что? – не понял Филипп Петрович.
– Фотографию из университета взяли. Это я для студенческого билета снималась.
– Понятно.
– Это Покровский, да? Они хватились и теперь ищут меня…
– Нет, это не Покровский. – Филипп Петрович взял у Насти плакат и показал на маленькие буковки в нижнем левом углу. – Типография издательского дома «Райдер», тираж сто тысяч экземпляров.
– Ну и что?
– Издательский дом «Райдер».
– Мне это ни о чем не говорит.
– Ты что, серьезно? Издательский дом «Райдер» принадлежит семье Гарджели. «Райдер Моторс», «Райдер Констракшн» – это все части их семейной корпорации.
– Миша не говорил про это, он говорил, что просто распоряжается деньгами, которые получил по наследству.
– Да, правильно, вот и корпорацию «Райдер» он получил по наследству. Теперь эта корпорация досталась Давиду. А Давид ищет вас, Настя.
– Надо бы подстричься. И покрасить волосы, – решительно сказала Настя, глядя на свое изображение.
– Не помешает. А еще лучше было бы выяснить, что же случилось в ту ночь с Михаилом Гарджели. Да, если бы мы это знали, то я бы мог связаться с Давидом и попробовать объяснить ему ситуацию… Объяснить ему, что ты тут ни при чем. Объяснить ему это будет трудно, но я бы попытался…
– А я тут на самом деле ни при чем. Когда я в последний раз видела Михаила, он был жив и здоров. Мы вернулись из театра, он сидел в кресле и читал газету, а я пошла наверх… – Настя вспомнила, что последовало за этим ее походом наверх, и замолчала. На месте Давида Гарджели она бы, наверное, тоже заподозрила пассию старшего брата в злом умысле: появилась какая-то странная девица, окрутила Давида, а потом выпустила важного пленника, а потом Михаила нашли мертвым…
Да уж, тут есть жирная, плодородная почва для подозрений, которые неизбежно вымахают до небес и скрутят своими смертельными побегами всех, кто окажется в досягаемости.
– Уберите. – Настя осторожно отодвинула от себя сложенный плакат, как будто под ним спряталась змея. – Уберите это от меня, выбросьте куда-нибудь…
– Их напечатано еще сто тысяч штук, – напомнил Филипп Петрович. – Мы можем порвать этот листок, сжечь его и развеять пепел по ветру, но что это изменит?
– Я подстригусь, – повторила Настя.
– И это хорошо, но у Давида Гарджели достаточно денег и связей, чтобы пустить по твоему следу таких людей, которых не обманешь ни прической, ни пластической операцией.
– И где же выход? – Настя смотрела, как торжественно вышагивающий официант несет ей дымящийся бифштекс, но воодушевления от еды уже не испытывала.
– Тебе нужно все вспомнить. Да, все вспомнить.
Филипп Петрович взял кофе, поднес к губам, но не стал пить, а лишь втянул носом аромат. Ноздри напряженно задергались, потом Филипп Петрович буквально смочил губы в напитке, затем сделал первый осторожный глоток, подумал и одобрительно посмотрел на официанта. Тот сдержанно кивнул и удалился, напомнив Насте киношный тип английского слуги, который считает своего хозяина-аристократа полным идиотом, но не позволяет этому мнению прорваться наружу. Почти не позволяет.
– Потрясающе, – пробормотал Филипп Петрович. – Пять и три…
– Как я могу вспомнить? – перебила его Настя. – Я не видела и не слышала, как убивали Михаила, что я могу вспомнить?! Вот он, – Настя кивнула на Иннокентия, – он тоже там был, и он тоже ничего не помнит.
– Я – другое дело, – сказал Иннокентий, оторвавшись от каких-то своих мыслей. – Я умер в одном теле и еще не возродился в другом. Как я мог что-то видеть? А ведь ты не перескакивала из одного тела в другое, так что…
– А что ты вообще делал в подвале у Гарджели?
– Висел на цепях.
– Сорок лет, да?
– Примерно. Сорок… Или пятьдесят. Вообще-то, был небольшой перерыв, года на два, но проще считать все это за один срок.
– Так зачем они тебя туда засадили?
Иннокентий посмотрел на Филиппа Петровича но тот молча пожал плечами и занялся своим невероятным кофе, как бы говоря Иннокентию – разбирайся сам.
– Старые враги, – коротко сказал Иннокентий. – Давняя история, я уж и забыл про нее, а Гарджели все помнят…
– Что они помнят?
– Много чего. То есть я хочу сказать, что это не вражда между мной и Мишей Гарджели, это вражда между мной и всеми Гарджели.
– Что же ты им сделал?
– Ничего особенного. Ты давай ешь побыстрее, а то мы опоздаем…
– Филипп Петрович, что он сделал?
– Ну, как всегда. Украл женщину.
– Что?
– Украл женщину из рода Гарджели. Да, чью-то дочь или жену, я уже не помню. Кеша?
– Я тоже не помню. Я что, должен запоминать всех женщин, которых… Тем более это было сто лет назад.
Настя растерянно смотрела на человека, который сидел напротив нее и который, судя по всему, являлся профессиональным похитителем женщин. Как всегда – сказал Филипп Петрович. Сто лет назад – сказал Иннокентий.
– Нет, двести, – поправился Иннокентий.
– Зачем вы их похищали? – Настя осторожно положила вилку. Аппетит куда-то делся.
– Затем, что я их любил. Обеих.
– Что значит – обеих?
– Ну, эти девицы из рода Гарджели… Их было две.
– Две?! Вы украли двоих?
– Они были сестрами и не хотели разлучаться. Что мне, по-твоему, надо было делать? Я взял обеих, хотя по-настоящему любил только одну. И вот за эту древнюю историю семья Гарджели до сих пор…
– И что с ними потом случилось? С сестрами?
– Как что? Они умерли.
– Умерли?!
– Да, как все нормальные люди. Одной было семьдесят пять, а другая дожила лет до девяноста. Ну знаешь, эти так называемые горские долгожители… – ухмыльнулся Иннокентий.
– Да я не про это! Ты их украл, а что было потом?
– Потом мы пожили какое-то время вместе, потом они вернулись домой, живые и здоровые. Нет, я их не убил и не съел, если ты в этом меня подозреваешь. Но Гарджели считают, что я нанес им кровное оскорбление. Вся их семейка дала какую-то клятву, и вот до сих пор они за мной бегают и портят жизнь. Ты довольна этой душещипательной историей?
– И в конце концов они вас поймали.
– Дедушка Миши Гарджели сделал хорошую карьеру при усатом Иосифе.
– Сталине, – пояснил Филипп Петрович.
– Он стал генералом то ли разведки, то ли контрразведки… А все для того, чтобы найти меня, – кажется, это было в Праге или Вене, – привезти в их фамильный особняк и приковать к стене холодной сталью Твой Миша тогда еще бегал по саду в бархатных штанишках… Или это был его отец, Давид? Кто-то из них точно бегал по саду в бархатных штанишках. Меня вывели тогда на балкон, и этот генерал сказал что-то такое банальное… Ну что они все обычно говорят в таких случаях – посмотри в последний раз на этот мир, больше ты его не увидишь, и так да лее… Я посмотрел на этот мир и не увидел ничего особенного. Бегал по дорожкам этот пацан в коротких штанишках, и я подумал – мальчик, когда ты вырастешь, мне придется свернуть тебе шею.
– А почему они вас просто не убили, когда поймали?
– Они пытались, Настя. Они пытались, – вздохнул Иннокентий. – И когда они уже перепробовали все на свете, у них остался один способ – повесить меня на стену, не кормить, не поить и ждать, что из этого получится. Они надеялись, что рано или поздно я все-таки сдохну. Но потом появилась ты, Настя, и прервала этот уникальный медицинский эксперимент. Давид Гарджели к тому времени уже умер – причем без моей помощи. Мишу Гарджели я видел только один раз, когда тот вступал в права наследства. Он спустился в подвал, посмотрел на меня, пометил в списке – полудохлый кровный враг, одна штука – и пошел дальше. А потом и он умер, и опять без моей помощи, – развел руками Иннокентий. – Так что счет в этой войне уже тридцать пять – ноль в мою пользу, но только они ведь грузинские князья, честь у них выше мозгов, и это значит, что теперь за мной будет гоняться этот очередной мальчик в бархатных штанишках… Еще один Давид, правильно?
– Правильно, – сказал Филипп Петрович.
– Минутку. – Настя задумчиво поковыряла верхушку торта. – Я только сейчас поняла… Он, – показывала Настя на Иннокентия, а обращалась к Филиппу Петровичу как к единственному вменяемому человеку за этим столом, – он что, считает себя бессмертным? Я правильно поняла?
– Это в некотором роде его фамилия, – усмехнулся Филипп Петрович.
– Как это?
– Настя, ты читала в детстве сказки про Кощея Бессмертного? Может быть, мультфильмы смотрела…
– Ну смотрела, ну и… Что?!
– Скажем так, – осторожно сформулировал Филипп Петрович, будто находился на судебном заседании по поводу чрезвычайно запутанного дела. – Эти произведения основаны на некоторых фактах из жизни… – Он кивнул на Иннокентия, а тот немедленно встрял с добавлениями:
– Кощей – это старое прозвище, не люблю, когда меня так называют. И еще вот эта история, где одно животное засовывают в другое, а другое потом в третье, а потом кладут все это в контейнер… Никакой моей смерти там нет, я сам проверял.
– Факты – это то, что он крал девушек из хороших семей, а потом вся их родня отправлялась его ловить, – уточнил Филипп Петрович.
– Иногда их и не надо было красть, они сами со мной убегали. Бывало и такое, причем очень часто. И насильно я никого не удерживал. Хочешь домой – поезжай домой. Но времена-то были дикие, у каждой девушки по сотне родственников, все они сразу бросаются мстить, вызывать на поединок… А поскольку убить меня невозможно, то приходилось убивать их всех. Испортил себе репутацию подчистую. В приличные дома уже и не приглашали…
Примечательно, что все это Иннокентий говорил без надрыва и без особых эмоций в голосе, как будто он рассказывал свою историю много-много раз, и хотя эта история не доставляла ему особого удовольствия, но другой истории он не знал, а потому раз за разом говорил об одном и том же.
Настя отставила чашку с остывшим чаем, откинулась на спинку стула и подумала, что все это довольно досадно. Вокруг сидят и приятно проводят время обычные люди, всякие там бухгалтеры, менеджеры, предприниматели, бандиты, шлюхи (хотя после краткого знакомства со Старыми Пряниками Настя с трудом представляла существование здесь бандитов и шлюх) и прочие достойные граждане. Сегодня они нормально проводят вечер, а завтра у них будет новый, абсолютно нормальный день.
Почему же тогда Настя вынуждена проводить время в компании шизофреника с манией величия (Кощей Бессмертный, конечно же, не Наполеон, но все-таки это из одной оперы)?
Почему она вынуждена думать о том, что ее ищет свора наемников, ищет за преступление, которого она не совершала (по крайней мере, она не помнит, чтобы его совершала)?
Почему она не уверена в своем прошлом и боится своего будущего (по сути дела, она боится и своего прошлого, потому что оно по непредсказуемости сродни минному полю – никогда не знаешь, сейчас под тобой рванет или двумя шагами позже)?
Почему она никак не может свернуть с той неверной колеи, куда заехала шестого сентября прошлого года на лихорадочно дрожавшем под ней мотоцикле? Она думала, что выбралась на нормальную дорогу, когда бежала по снегу из горящего коттеджа, оставив за спиной схлестнувшихся друг с другом Лизу, Иннокентия и Покровского, но оказалось, что она описала лишь круг и вернулась почти в то же самое место. Вот он, «бессмертный» Иннокентий, вот пульсирующий подарок от Лизы и Покровского под кожей, вот затерявшиеся где-то на краю вечности Старые Пряники, где Настя все равно не чувствует себя в безопасности (плакат с объявлением по-прежнему лежит на столе, напоминая, что безопасность – это чисто мифологическое понятие).
И еще этот Филипп Петрович, который невозмутимо сидит напротив и делает вид, что все так и должно быть. Он похож на опытного психотерапевта, который согласно кивает на любой бред пациента – лишь бы головой об стенку не бились и занавески не поджигали. Кощей Бессмертный. Чего только не…
– А что это за звуки такие странные? – спросила Настя. – Будто бы целая толпа сюда бежит…
– Пятьдесят тысяч евро – это немаленькая сумма, – рассудительно сказал Филипп Петрович за секунду до того, как ресторан перестал быть уютным, тихим и спокойным местом.
7
Наверное, в обычных обстоятельствах это вряд ли назвали бы толпой, но в не слишком просторном ресторане появление десятка серьезно настроенных мужчин производило впечатление массового нашествия. Тем более что эти быстро и сосредоточенно двигавшиеся фигуры появились с нескольких сторон – и через входную дверь, и со стороны кухни, и даже за спиной Насти, хотя там вроде бы никаких дверей не наблюдалось.
Никто не пытался их остановить, никто не осведомился о цели их прихода, все – и Настя в том числе – молча наблюдали, как они заполняют помещение ресторана, блокируют двери и окна. В конце концов они образовали некое построение, в центре которого неслучайно оказался столик Насти. В повисшей тишине проскрипела кожа ботинок, и возле Насти остановился коротко стриженный мужчина в камуфляжной куртке поверх черного свитера. Он холодно и пристально посмотрел на Настю, словно та была каким-то уродом, ошибочно выпущенным в мир людей и подлежащим насильственному возвращению в свою клетку. Закончив осмотр, он ткнул пальцем, едва не коснувшись Насте меж бровей, и сказал:
– Пошли.
Настя отвела голову назад, чтобы этот мерзкий чужой холодный палец не дай бог не коснулся ее и сказала первое, что пришло ей на ум:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Настя, все будет хорошо.
Она неуверенно кивнула и вошла вслед за Иннокентием внутрь дома с колоннами. Какие безмолвные ужасы творились в кинотеатре и ночном клубе, она так и не узнала, потому что туда не попала. Иннокентий провел ее и Филиппа Петровича в ресторан, который состоял из двух соединенных переходом одинаковых комнат, каждая из которых по размерам примерно равнялась университетскому буфету. Там были люди.
Люди, к изумлению Насти, были живыми, здоровыми и вполне обычными – с двумя руками и двумя ногами, они сидели за столиками и что-то ели. Вели они себя, правда, странновато – то есть разговаривали тихо, а с появлением Насти с компанией и вовсе перешли на шепот. Никто не орал пьяных песен, никто не требовал от официантки еще водки, никто не исполнял лихих танцев с битьем посуды и подвернувшихся под горячую руку физиономий. Возможно, всё дело было в местных традициях, но вскоре Насте стало не до мыслей о старопряничных пуританских нравах: ей подсунули меню, а в меню были перечислены блюда не то чтобы особо изысканные, но как раз такие, чтобы изойти слюной после многочасового путешествия, – большой сочный бифштекс, картошка, салаты, горячий черный чай с ломтиком лимона, кусок торта «Прага»…
– А мне кофе с пятью каплями коньяка и тремя каплями лимонного сока, – подытожил заказ Филипп Петрович. Официант не удивился, пометил что-то в своем блокнотике и перевел взгляд на Иннокентия. Тот равнодушно покачал головой. Официант закрыл блокнотик и направился в сторону кухни, но прежде того он улыбнулся краем рта и подмигнул Иннокентию.
– Кеша, – немедленно среагировала Настя, – ты что, знаешь этого официанта?
– Нет.
– Но он тебе подмигнул.
– Я не заметил.
– Филипп Петрович, он ему подмигнул.
Филипп Петрович медленно стянул с шеи шарф и положил на соседний стул. Гардероба в ресторане не было, да и особых причин снимать верхнюю одежду тоже – в комнате было прохладно.
– Настя, – умиротворенно произнес Филипп Петрович, с надеждой вглядываясь в сторону кухни, подмигивание пока еще не считается серьезным преступлением… Да, насчет серьезных преступлений – почитайте вот это, – он вытащил из-за пазухи свернутую газету и положил перед Настей.
Настя развернула лист и поняла, что это не газета. Это был напечатанный на дешевой серой бумаге плакат. «Помогите найти человека!» – было напечатано крупными буквами в самом низу. Выше Настя увидела собственную физиономию, вздрогнула и тут же прикрыла плакат руками.
– Это раздавали в электричке, пока ты спала, – спокойно пояснил Филипп Петрович. – У парня, который раздавал эти бумажки, была здоровенная пачка такого добра.
– И что это значит? – спросила Настя.
– А ты почитай.
Между просьбой «Помогите найти человека!» и фотографией мелким шрифтом сообщалось, что родственники сбились с ног в поисках молодой девушки, которая такого-то февраля нынешнего года вышла из дома и не вернулась. Далее с медицинской точностью перечислялись физические параметры и особые приметы Насти, а также указывалось, что девушка страдает некоторыми психическими отклонениями, поэтому может не осознавать, кто она и где… За информацию о местонахождении Насти гарантировалась выплата вознаграждения в 5000 евро, а за возвращение самой Насти в живом и здоровом виде – 50 000 евро. Контактный телефон. Адрес электронной почты.
– Из университета взяли, – пробормотала Настя.
– Что? – не понял Филипп Петрович.
– Фотографию из университета взяли. Это я для студенческого билета снималась.
– Понятно.
– Это Покровский, да? Они хватились и теперь ищут меня…
– Нет, это не Покровский. – Филипп Петрович взял у Насти плакат и показал на маленькие буковки в нижнем левом углу. – Типография издательского дома «Райдер», тираж сто тысяч экземпляров.
– Ну и что?
– Издательский дом «Райдер».
– Мне это ни о чем не говорит.
– Ты что, серьезно? Издательский дом «Райдер» принадлежит семье Гарджели. «Райдер Моторс», «Райдер Констракшн» – это все части их семейной корпорации.
– Миша не говорил про это, он говорил, что просто распоряжается деньгами, которые получил по наследству.
– Да, правильно, вот и корпорацию «Райдер» он получил по наследству. Теперь эта корпорация досталась Давиду. А Давид ищет вас, Настя.
– Надо бы подстричься. И покрасить волосы, – решительно сказала Настя, глядя на свое изображение.
– Не помешает. А еще лучше было бы выяснить, что же случилось в ту ночь с Михаилом Гарджели. Да, если бы мы это знали, то я бы мог связаться с Давидом и попробовать объяснить ему ситуацию… Объяснить ему, что ты тут ни при чем. Объяснить ему это будет трудно, но я бы попытался…
– А я тут на самом деле ни при чем. Когда я в последний раз видела Михаила, он был жив и здоров. Мы вернулись из театра, он сидел в кресле и читал газету, а я пошла наверх… – Настя вспомнила, что последовало за этим ее походом наверх, и замолчала. На месте Давида Гарджели она бы, наверное, тоже заподозрила пассию старшего брата в злом умысле: появилась какая-то странная девица, окрутила Давида, а потом выпустила важного пленника, а потом Михаила нашли мертвым…
Да уж, тут есть жирная, плодородная почва для подозрений, которые неизбежно вымахают до небес и скрутят своими смертельными побегами всех, кто окажется в досягаемости.
– Уберите. – Настя осторожно отодвинула от себя сложенный плакат, как будто под ним спряталась змея. – Уберите это от меня, выбросьте куда-нибудь…
– Их напечатано еще сто тысяч штук, – напомнил Филипп Петрович. – Мы можем порвать этот листок, сжечь его и развеять пепел по ветру, но что это изменит?
– Я подстригусь, – повторила Настя.
– И это хорошо, но у Давида Гарджели достаточно денег и связей, чтобы пустить по твоему следу таких людей, которых не обманешь ни прической, ни пластической операцией.
– И где же выход? – Настя смотрела, как торжественно вышагивающий официант несет ей дымящийся бифштекс, но воодушевления от еды уже не испытывала.
– Тебе нужно все вспомнить. Да, все вспомнить.
Филипп Петрович взял кофе, поднес к губам, но не стал пить, а лишь втянул носом аромат. Ноздри напряженно задергались, потом Филипп Петрович буквально смочил губы в напитке, затем сделал первый осторожный глоток, подумал и одобрительно посмотрел на официанта. Тот сдержанно кивнул и удалился, напомнив Насте киношный тип английского слуги, который считает своего хозяина-аристократа полным идиотом, но не позволяет этому мнению прорваться наружу. Почти не позволяет.
– Потрясающе, – пробормотал Филипп Петрович. – Пять и три…
– Как я могу вспомнить? – перебила его Настя. – Я не видела и не слышала, как убивали Михаила, что я могу вспомнить?! Вот он, – Настя кивнула на Иннокентия, – он тоже там был, и он тоже ничего не помнит.
– Я – другое дело, – сказал Иннокентий, оторвавшись от каких-то своих мыслей. – Я умер в одном теле и еще не возродился в другом. Как я мог что-то видеть? А ведь ты не перескакивала из одного тела в другое, так что…
– А что ты вообще делал в подвале у Гарджели?
– Висел на цепях.
– Сорок лет, да?
– Примерно. Сорок… Или пятьдесят. Вообще-то, был небольшой перерыв, года на два, но проще считать все это за один срок.
– Так зачем они тебя туда засадили?
Иннокентий посмотрел на Филиппа Петровича но тот молча пожал плечами и занялся своим невероятным кофе, как бы говоря Иннокентию – разбирайся сам.
– Старые враги, – коротко сказал Иннокентий. – Давняя история, я уж и забыл про нее, а Гарджели все помнят…
– Что они помнят?
– Много чего. То есть я хочу сказать, что это не вражда между мной и Мишей Гарджели, это вражда между мной и всеми Гарджели.
– Что же ты им сделал?
– Ничего особенного. Ты давай ешь побыстрее, а то мы опоздаем…
– Филипп Петрович, что он сделал?
– Ну, как всегда. Украл женщину.
– Что?
– Украл женщину из рода Гарджели. Да, чью-то дочь или жену, я уже не помню. Кеша?
– Я тоже не помню. Я что, должен запоминать всех женщин, которых… Тем более это было сто лет назад.
Настя растерянно смотрела на человека, который сидел напротив нее и который, судя по всему, являлся профессиональным похитителем женщин. Как всегда – сказал Филипп Петрович. Сто лет назад – сказал Иннокентий.
– Нет, двести, – поправился Иннокентий.
– Зачем вы их похищали? – Настя осторожно положила вилку. Аппетит куда-то делся.
– Затем, что я их любил. Обеих.
– Что значит – обеих?
– Ну, эти девицы из рода Гарджели… Их было две.
– Две?! Вы украли двоих?
– Они были сестрами и не хотели разлучаться. Что мне, по-твоему, надо было делать? Я взял обеих, хотя по-настоящему любил только одну. И вот за эту древнюю историю семья Гарджели до сих пор…
– И что с ними потом случилось? С сестрами?
– Как что? Они умерли.
– Умерли?!
– Да, как все нормальные люди. Одной было семьдесят пять, а другая дожила лет до девяноста. Ну знаешь, эти так называемые горские долгожители… – ухмыльнулся Иннокентий.
– Да я не про это! Ты их украл, а что было потом?
– Потом мы пожили какое-то время вместе, потом они вернулись домой, живые и здоровые. Нет, я их не убил и не съел, если ты в этом меня подозреваешь. Но Гарджели считают, что я нанес им кровное оскорбление. Вся их семейка дала какую-то клятву, и вот до сих пор они за мной бегают и портят жизнь. Ты довольна этой душещипательной историей?
– И в конце концов они вас поймали.
– Дедушка Миши Гарджели сделал хорошую карьеру при усатом Иосифе.
– Сталине, – пояснил Филипп Петрович.
– Он стал генералом то ли разведки, то ли контрразведки… А все для того, чтобы найти меня, – кажется, это было в Праге или Вене, – привезти в их фамильный особняк и приковать к стене холодной сталью Твой Миша тогда еще бегал по саду в бархатных штанишках… Или это был его отец, Давид? Кто-то из них точно бегал по саду в бархатных штанишках. Меня вывели тогда на балкон, и этот генерал сказал что-то такое банальное… Ну что они все обычно говорят в таких случаях – посмотри в последний раз на этот мир, больше ты его не увидишь, и так да лее… Я посмотрел на этот мир и не увидел ничего особенного. Бегал по дорожкам этот пацан в коротких штанишках, и я подумал – мальчик, когда ты вырастешь, мне придется свернуть тебе шею.
– А почему они вас просто не убили, когда поймали?
– Они пытались, Настя. Они пытались, – вздохнул Иннокентий. – И когда они уже перепробовали все на свете, у них остался один способ – повесить меня на стену, не кормить, не поить и ждать, что из этого получится. Они надеялись, что рано или поздно я все-таки сдохну. Но потом появилась ты, Настя, и прервала этот уникальный медицинский эксперимент. Давид Гарджели к тому времени уже умер – причем без моей помощи. Мишу Гарджели я видел только один раз, когда тот вступал в права наследства. Он спустился в подвал, посмотрел на меня, пометил в списке – полудохлый кровный враг, одна штука – и пошел дальше. А потом и он умер, и опять без моей помощи, – развел руками Иннокентий. – Так что счет в этой войне уже тридцать пять – ноль в мою пользу, но только они ведь грузинские князья, честь у них выше мозгов, и это значит, что теперь за мной будет гоняться этот очередной мальчик в бархатных штанишках… Еще один Давид, правильно?
– Правильно, – сказал Филипп Петрович.
– Минутку. – Настя задумчиво поковыряла верхушку торта. – Я только сейчас поняла… Он, – показывала Настя на Иннокентия, а обращалась к Филиппу Петровичу как к единственному вменяемому человеку за этим столом, – он что, считает себя бессмертным? Я правильно поняла?
– Это в некотором роде его фамилия, – усмехнулся Филипп Петрович.
– Как это?
– Настя, ты читала в детстве сказки про Кощея Бессмертного? Может быть, мультфильмы смотрела…
– Ну смотрела, ну и… Что?!
– Скажем так, – осторожно сформулировал Филипп Петрович, будто находился на судебном заседании по поводу чрезвычайно запутанного дела. – Эти произведения основаны на некоторых фактах из жизни… – Он кивнул на Иннокентия, а тот немедленно встрял с добавлениями:
– Кощей – это старое прозвище, не люблю, когда меня так называют. И еще вот эта история, где одно животное засовывают в другое, а другое потом в третье, а потом кладут все это в контейнер… Никакой моей смерти там нет, я сам проверял.
– Факты – это то, что он крал девушек из хороших семей, а потом вся их родня отправлялась его ловить, – уточнил Филипп Петрович.
– Иногда их и не надо было красть, они сами со мной убегали. Бывало и такое, причем очень часто. И насильно я никого не удерживал. Хочешь домой – поезжай домой. Но времена-то были дикие, у каждой девушки по сотне родственников, все они сразу бросаются мстить, вызывать на поединок… А поскольку убить меня невозможно, то приходилось убивать их всех. Испортил себе репутацию подчистую. В приличные дома уже и не приглашали…
Примечательно, что все это Иннокентий говорил без надрыва и без особых эмоций в голосе, как будто он рассказывал свою историю много-много раз, и хотя эта история не доставляла ему особого удовольствия, но другой истории он не знал, а потому раз за разом говорил об одном и том же.
Настя отставила чашку с остывшим чаем, откинулась на спинку стула и подумала, что все это довольно досадно. Вокруг сидят и приятно проводят время обычные люди, всякие там бухгалтеры, менеджеры, предприниматели, бандиты, шлюхи (хотя после краткого знакомства со Старыми Пряниками Настя с трудом представляла существование здесь бандитов и шлюх) и прочие достойные граждане. Сегодня они нормально проводят вечер, а завтра у них будет новый, абсолютно нормальный день.
Почему же тогда Настя вынуждена проводить время в компании шизофреника с манией величия (Кощей Бессмертный, конечно же, не Наполеон, но все-таки это из одной оперы)?
Почему она вынуждена думать о том, что ее ищет свора наемников, ищет за преступление, которого она не совершала (по крайней мере, она не помнит, чтобы его совершала)?
Почему она не уверена в своем прошлом и боится своего будущего (по сути дела, она боится и своего прошлого, потому что оно по непредсказуемости сродни минному полю – никогда не знаешь, сейчас под тобой рванет или двумя шагами позже)?
Почему она никак не может свернуть с той неверной колеи, куда заехала шестого сентября прошлого года на лихорадочно дрожавшем под ней мотоцикле? Она думала, что выбралась на нормальную дорогу, когда бежала по снегу из горящего коттеджа, оставив за спиной схлестнувшихся друг с другом Лизу, Иннокентия и Покровского, но оказалось, что она описала лишь круг и вернулась почти в то же самое место. Вот он, «бессмертный» Иннокентий, вот пульсирующий подарок от Лизы и Покровского под кожей, вот затерявшиеся где-то на краю вечности Старые Пряники, где Настя все равно не чувствует себя в безопасности (плакат с объявлением по-прежнему лежит на столе, напоминая, что безопасность – это чисто мифологическое понятие).
И еще этот Филипп Петрович, который невозмутимо сидит напротив и делает вид, что все так и должно быть. Он похож на опытного психотерапевта, который согласно кивает на любой бред пациента – лишь бы головой об стенку не бились и занавески не поджигали. Кощей Бессмертный. Чего только не…
– А что это за звуки такие странные? – спросила Настя. – Будто бы целая толпа сюда бежит…
– Пятьдесят тысяч евро – это немаленькая сумма, – рассудительно сказал Филипп Петрович за секунду до того, как ресторан перестал быть уютным, тихим и спокойным местом.
7
Наверное, в обычных обстоятельствах это вряд ли назвали бы толпой, но в не слишком просторном ресторане появление десятка серьезно настроенных мужчин производило впечатление массового нашествия. Тем более что эти быстро и сосредоточенно двигавшиеся фигуры появились с нескольких сторон – и через входную дверь, и со стороны кухни, и даже за спиной Насти, хотя там вроде бы никаких дверей не наблюдалось.
Никто не пытался их остановить, никто не осведомился о цели их прихода, все – и Настя в том числе – молча наблюдали, как они заполняют помещение ресторана, блокируют двери и окна. В конце концов они образовали некое построение, в центре которого неслучайно оказался столик Насти. В повисшей тишине проскрипела кожа ботинок, и возле Насти остановился коротко стриженный мужчина в камуфляжной куртке поверх черного свитера. Он холодно и пристально посмотрел на Настю, словно та была каким-то уродом, ошибочно выпущенным в мир людей и подлежащим насильственному возвращению в свою клетку. Закончив осмотр, он ткнул пальцем, едва не коснувшись Насте меж бровей, и сказал:
– Пошли.
Настя отвела голову назад, чтобы этот мерзкий чужой холодный палец не дай бог не коснулся ее и сказала первое, что пришло ей на ум:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42