Нет, не Денис.
Кто же?
И почему так тяжело было плечам, когда она стучала в эту страшную дверь?
Тьма и хаос с торжествующими воплями носятся в сознании Насти, словно ошалелые школьники на перемене. Она ложится щекой на умятый снег, инстинктивно поджимает коленки к груди и уходит в себя, плотно закрыв за собой дверь.
Пока-пока, жестокий мир.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
В ТИХОМ ОМУТЕ,
ИЛИ ЧАСТНЫЕ МЕДИЦИНСКИЕ КОНСУЛЬТАЦИИ
С НЕПРЕДСКАЗУЕМЫМ ИСХОДОМ
1
Денис Андерсон был довольно смазливым парнем лет двадцати, темноволосым, с хорошей открытой улыбкой. Он стоял перед какой-то древней церковью, которая выглядела еще более дряхлой и разваливающейся по сравнению с этим стройным и самоуверенным типом, словно спрыгнувшим с постера из девчоночьего журнала. Настя еще раз посмотрела на снимок и вернула его Филиппу Петровичу.
– Ну что? – спросил тот.
– Что? Везет же некоторым, – неуверенно улыбнулась Настя.
– В каком смысле?
– Симпатичный парень. Кому-то повезло.
Филипп Петрович вздохнул, и Настя поняла, что она опять сморозила какую-то глупость. Это было ее обычным занятием в последние пару дней.
– Настя, – сказал Филипп Петрович, – вы с Денисом встречались несколько месяцев. Где-то… где-то примерно с мая прошлого года.
– Да? – тупо переспросила она. – Ну, если вы так говорите…
– И этот снимок делали вы. – Филипп Петрович разочарованно убрал фотографию в свой потрепанный портфель.
– Извините.
Она откинулась на спинку стула и стала смотреть как разноцветные фигурки лыжников упорно пробираются по рыхлому мартовскому снегу. Эта небольшая пригородная гостиница в основном и служила приютом для лыжников, а Настя и Филипп Петрович составляли редкое исключение, заслуживая снисходительные взгляды розовощеких приверженцев здорового образа жизни. Бледная худая девушка и полноватый, полусонного вида мужчина, кутающийся в пропахшее никотином пальто, оба молчаливые и погруженные в какие-то свои раздумья, они выглядели, безусловно, странновато здесь, особенно в выходные, когда все комнаты в гостинице оказывались забитыми громкоголосыми людьми в эффектных спортивных костюмах. Пока яркие костюмы наматывали круги по трассам, Настя и ее новый знакомый сидели на открытой террасе, рассеянно наблюдали за лыжниками и пытались свести концы с концами. Пока получалось плохо.
То немногое, что усвоила Настя, придя в себя после обморока на дороге, сводилось к короткому набору фактов: она жива и относительно здорова, она живет в пригородной частной гостинице, а за ее номер платит Филипп Петрович, который в свои сорок с копейками трудится кем-то вроде частного детектива. В данное время Филипп Петрович разыскивает какого-то Дениса Андерсона, иностранца, который приехал в Россию на каникулы летом прошлого года и бесследно исчез. Почему-то Филипп Петрович считал, что Настя имеет к судьбе Дениса прямое отношение. Филипп Петрович искал Настю с прошлой осени, все-таки напал на ее след и подобрал ее после того, как она выбралась из горящего коттеджа. Теперь Филипп Петрович был очень разочарован, что Настя ни черта не помнит. Настя тоже была этим разочарована, но не удивлена. Она и прежде подозревала, что кто-то наглым образом стащил из ее жизни важный кусок, просто не знала, какой именно. Теперь знала и еще больше ненавидела тех людей, которые это сделали, потому что Денис Андерсон был и вправду хорош. Да еще иностранец. Да еще из богатой семьи – так, по крайней мере, поняла Настя из слов Филиппа Петровича.
Был ослепительной красоты полдень, когда сверкающий снег выглядел произведением ювелирного искусства, а выписанные замысловатыми петлями лыжные траектории, казалось, символизировали бесконечность или еще какие-нибудь умные вещи. Настя в своем новом пуховике и Филипп Петрович в застегнутом до последней пуговицы пальто сидели на открытой террасе. Настя просто смотрела на снег и на людей, а Филипп Петрович, слегка спустив с подбородка плотный шарф, попивал грог, причем попивал довольно интенсивно, хотя внешне на нем это никак не сказывалось. Он морщил лоб и пытался придумать какой-нибудь хитрый вопрос, чтобы вывести Настю на чистую воду.
Настя, в свою очередь, пыталась вывести на чистую воду самого Филиппа Петровича, потому что когда она понемногу пришла в себя, то стала не просто автоматически отвечать, когда спрашивают, но и думать о причинах таких вопросов и еще кое о чем. В итоге вопросы возникли у нее самой. Филипп Петрович не то чтобы игнорировал эти вопросы, он на них отвечал, но в итоге ясности больше не становилось. Смотреть на снег и покачивать ногой в такт музыке из приемника было куда более продуктивным занятием.
Но время от времени Настя все же поворачивалась к Филиппу Петровичу и задавала очередной вопрос:
– Вы говорите, что поджидали меня у коттеджа несколько дней. Вы что, знали, что там случится такая заварушка?
– Я просто наблюдал, – коротко ответствовал Филипп Петрович и принял от официантки очередную кружку грога. – Смотрел, что там происходит, ну и вообще…
– А если бы там ничего не случилось, что бы вы стали делать? Так и ждали бы – месяц, два? Почему вы не позвонили в милицию?
– Я же не знал, что вас там держат насильно, – пожал плечами Филипп Петрович. – А потом – милиция, да, это, конечно, здорово, но вы говорите, что вас удерживала какая-то спецслужба. Они бы наверняка отшили милицию, наболтали бы с три короба про какую-нибудь секретную операцию, про всякие государственные тайны… Ну, вы знаете.
– У них на самом деле была какая-то секретная операция. Я не знаю, можно ли верить тому, что мне там наговорила одна девушка, но…
Филипп Петрович поощрительно покивал, и Настя в ответ пересказала ему ту дикую историю, которую ей изложили прошлой осенью капитан Сахнович и Артем Покровский: про убийства, про какую-то подрывную деятельность и еще бог знает какой шпионский бред… Закончив, она осторожно посмотрела на Филиппа Петровича, ожидая увидеть ухмылку или недоверие, презрение или опаску. Но вместо этого она увидела, как Филипп Петрович интенсивно потер темные брови и сказал:
– Интересно. И что дальше?
– Дальше?
Настя попросила официантку, чтобы ей тоже принесли кружку грога.
– Ух, – сказала она, отхлебнув горячую жидкость, пахнущую корицей и еще какими-то сладкими пьянящими запахами. Наверное, кружка была слишком большая, потому что потом у Насти заболела голова, но к этому времени она уже успела рассказать Филиппу Петровичу почти всю историю своей жизни в доме Михаила Гарджели – от странного знакомства в ресторане «Хитроумный Одиссей» до ночного побега в тапочках по заснеженному саду.
– Ну конечно же, – сказал вдруг Филипп Петрович и постучал себе по лбу костяшками пальцев. – Конечно же… Да…
– Что? – не поняла Настя.
– Мне надо было догадаться, – сокрушенно произнес Филипп Петрович.
– О чем?
Филипп Петрович замялся, и Настю это возмутило:
– Слушайте, ну это же нечестно! Я вам тут все выкладываю как на духу… Я тоже хочу понять, что со мной случилось! А вы сами слушаете, а мне ничего не объясняете! О чем вы должны были догадаться? А?!
– Потише, – попросил Филипп Петрович. – На нас уже обращают внимание. Нам это надо? Сейчас я объясню… Я должен был догадаться, что вас держат в таком месте.
– В каком – таком?
– В таком, как дом Михаила Гарджели. Я искал вас с ноября прошлого года и никак не мог найти, вот… При этом я точно знал, что вы живы… Но следов никаких, да, а теперь понятно, почему следов никаких… Потому что вы были в этом доме.
– Понятно, – сказала Настя, озадаченно глядя на Филиппа Петровича. – То есть ничего не понятно. А вы… Вы знали Мишу?
– Виделись пару раз, – уклончиво ответил Филипп Петрович. – Да, было дело.
– Да? До того, как я… Или уже после? Как он? – Настя вдруг поняла, что ей очень хочется узнать про Михаила Гарджели. Точнее, ей очень хочется узнать как он мучается от невосполнимой потери своей любимой невесты.
– Как он? – удивленно переспросил Филипп Петрович. – А вы… Вы не в курсе?
– Что это значит? В каком курсе?
– Настя, – вздохнул Филипп Петрович. – Это… Михаил Гарджели погиб.
– Нет, – сказала она. – Нет, не может…
В грустных глазах Филиппа Петровича было написано, что может.
– Когда? Когда это случилось?
Подпитанная алкоголем фантазия быстренько нарисовала жутко мелодраматичную картину самоубийства на почве все той же невосполнимой потери… Но в глазах Филиппа Петровича никакого мелодраматизма не было.
– Он погиб в ту же ночь, когда вы сбежали из его дома. Ну, и прихватили пленника из подземелья. Подробностей я не знаю, но, наверное, это как-то связано – ваш побег и его смерть. Да, наверное, связано. В смысле… Это не было естественной смертью.
– Мы его не убивали! То есть я его не убивала! И тот старик… Ой! – Боль вцепилась в Настин затылок железной пятерней и предупреждающе сдавила. – И старик тоже его не убивал.
Филипп Петрович пожал плечами:
– Что он мертв – это совершенно точно. Абсолютно.
– Вы что, были на похоронах?
– Не совсем. Я виделся с его младшим братом, Давидом.
Настя вспомнила бледного худого юношу с большими черными глазами.
– Давид предложил мне работу, – говорил между тем Филипп Петрович.
– Какую? – автоматически спросила Настя.
– Найти убийц его брата.
– А-а, – сказала Настя и лишь немного погодя сообразила, что для Давида Гарджели связь между ее побегом и гибелью старшего брата наверняка существует. И, стало быть, Филиппу Петровичу предложили найти ее, Настю…
– Спокойно, – Филипп Петрович прикрыл своей широкой ладонью ее нервно заплясавшие пальцы. – Я не взялся за эту работу. Потому что я еще не закончил предыдущую, понимаете? Я еще не нашел Дениса Андерсона. Поэтому…
– Поэтому вы сдадите меня Давиду не сейчас, а немного попозже. Ясно.
– Настя, давайте оставим Гарджели в покое. В покое, ладно? Хотя… Хотя история, конечно, неприятная. Да, история темная, и для вас лучше было бы никогда не появляться в том доме… И не устраивать никаких побегов из подземелья…
– Ничего я не устра…
– Настя… Спокойно. Ладно? Давайте вернемся к тому, что интересует меня и что должно интересовать вас. Шестого сентября… Да, шестого сентября прошлого года случилось нечто, что разделило вашу жизнь на две части – «до» и «после». Первую часть вы теперь практически не помните, а вторую помните, но не можете объяснить. Точно?
– Точно, – согласилась Настя. Определение, которое Филипп Петрович дал ее замысловатому положению, было столь кратким и верным, что оставалось только злиться на себя саму – как же она-то не смогла сформулировать это простыми словами? Ведь это случилось с ней, с Настей, а не с Филиппом Петровичем…
– …и после шестого сентября появились какие-то люди, так? – продолжал Филипп Петрович. – И они вам предложили свою версию случившегося. Они стали навязывать вам ее. Да, вам не оставалось ничего другого, как принять эту версию… Но в душе вы знали, что их версия – это ложь. Я тоже знаю, что их версия – это ложь. И я тоже хочу узнать правду. И я надеюсь, что вы мне в этом поможете, Настя.
– И пока вы не узнаете правду, вы будете держать меня здесь?
– Я вас не держу.
– Неужели?
– Я вас оберегаю. Да, как ценный источник информации.
– Интересно, от кого?
– От тех, от кого вы сбежали несколько дней назад. Из спецслужбы эти люди или нет, отпускать вас на все четыре стороны они не собирались.
– Покровский сказал мне, чтобы я убиралась оттуда как можно скорее… – сказала Настя и тут же подумала, что Покровский не был начальником в этой компании странных и зловещих персонажей. Так что его нервные выкрики еще ничего не значили.
– А кроме того, есть и другие люди, – невозмутимо продолжил Филипп Петрович.
– Это кто?
– Ну как же… Давид Гарджели. Если он не нанял меня, значит, он нанял других людей. И они совершенно точно знают, что вы связаны со смертью Михаила Гарджели. И они вас ищут, да, наверняка ищут. Во всяком случае, в студенческом общежитии вам лучше не появляться. С вашими университетскими знакомыми лучше не встречаться.
Настя недоверчиво посмотрела на него. Филипп Петрович кивнул.
– Но я же ничего не сделала…
– У них другое мнение. Вы пропали, он умер. Они не считают это совпадением.
– Но что же мне делать?
– Помогать мне разобраться в истории с шестым сентября и Денисом Андерсоном. Да, именно так. Вы мне нужны, и, пока вы мне нужны, никто вас и пальцем не тронет.
– Думаете, это обнадеживает? – чуть не плача сказала Настя. – Это просто… Это просто ужасно!
– Пожалуй, – согласился Филипп Петрович и допил очередную кружку грога.
– Что же я такого сделала, что на меня все это свалилось?!
– Очень хороший вопрос, – сказал Филипп Петрович и осекся. Остановившимися глазами он смотрел куда-то за спину Насти, а та все еще плаксиво терла глаза пальцами и потому не сразу сообразила, что происходит.
Потом скрипнул стул, и за столом их вдруг стало трое.
2
Вероятно, это был всего лишь фантом, рожденный издерганной психикой Насти, но в тот миг у нее возникло вполне реалистичное ощущение прильнувшего к ней холодного облака, которое чья-то нехорошая воля зачем-то перенесла с Северного полюса. И это при том, что они с Филиппом Петровичем сидели на открытой террасе и белый глянец снежных холмов подтверждал, что весна – явление чисто календарное и не имеющее практически никакого отношения к реальной жизни. В полдень термометр показывал минус пять, и это весьма походило на правду. Так что облако холода…
Настя поежилась и автоматически потянулась за кружкой с грогом, но та была пуста, и сама ручной росписи кружка почти совершенно утратила тепло сообщенное ей живительным напитком. Настя досадливо откинулась на спинку кресла, и тут одновременно случились две вещи: во-первых, она сообразила, что Филипп Петрович молчит, и молчит он как-то нехорошо. Нехорошо – в смысле настороженно, а настороженно – в смысле ожидая неких, предположительно нехороших событий. Во-вторых, скрипнул стул, один из двух остававшихся свободными за их квадратным деревянным столиком, накрытым скатертью с подчеркнуто деревенским орнаментом. Так что Настя сначала поняла, что теперь их за столом трое, а уже потом осторожно покосилась влево и увидела длинного лыжника в невероятно крутом костюме черного цвета. Собственно, из-за цвета костюм и показался Насте крутым – у прочих любителей лыжного спорта куртки и штаны переливались какими-то радужными, праздничными цветами, а вот черный Настя видела впервые. На голове у лыжника была черная же вязаная шапочка с каким-то азиатским логотипом, и шапочку эту лыжник натянул до самых бровей, так что путем осторожного скашивания глаз влево можно было разглядеть лишь общий контур лица – довольно длинного – и отметить ритмичные движения нижней челюсти, говорившие об употреблении лыжником жевательной резинки неустановленного производителя.
Некоторое время стояла тишина – опять-таки, как показалось Насте, холодная тишина. Потом лыжник сказал нечто странное:
– Алкоголь, несчастливые происшествия и вопросы без ответов, – сказал он, последовательно удостоив взглядом кружку из-под грога, Настю и Филиппа Петровича. – Как все это мне знакомо…
Филипп Петрович запустил руку за пазуху и вытащил очки в старомодном футляре. Затем он, действуя по-прежнему одной – левой, как потом сообразила Настя, – рукой, водрузил их на переносицу.
– Знакомо – это еще мягко сказано, – говорил лыжник, совершенно не заботясь о том, слушают его или нет, рады ему за этим столом или нет. – Можно сказать, так прошла вся моя жизнь. Или значительная ее часть. Алкоголь, несчастья и вопросы без ответов…
– Пуфф! – шумно выдохнул вдруг Филипп Петрович и несколько раздраженным жестом снял очки. Потом вынул из-под стола правую руку и сделал непонятный жест.
– Вы уверены? – переспросил официант. Оказалось, что он почему-то стоит за спиной лыжника, и стоит чуть ближе, чем полагается правилами хорошего сервиса.
– Да, все в порядке, – сказал Филипп Петрович. Официант сдержанно кивнул и отошел в сторону. Насте показалось, что он что-то спрятал под фирменной курткой.
Лыжник довольно ухмыльнулся и почесал себе спину, а потом бесцеремонно уставился на Настю.
– Что? – деревянным голосом сказала Настя, не опускаясь до поворота головы в сторону лыжника.
– Шоколадку я забыл, – сказал лыжник. – В следующий раз принесу.
– Какую еще шоколадку? – опешила Настя.
– Так полагается. С меня шоколадка. Или ты хочешь что-нибудь более ценное? Бриллиант? Остров в Тихом океане? Я готов обсуждать эти вопросы, но только…
– Филипп Петрович! – взмолилась Настя. – Филипп Петрович, я…
Она не стала продолжать свою фразу, потому что та грозила перерасти в истерику на тему «Я и так ничего не понимаю, а теперь я не понимаю еще больше и КТО ЭТО, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ТАКОЙ И ПОЧЕМУ ОН ТАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАЕТ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Кто же?
И почему так тяжело было плечам, когда она стучала в эту страшную дверь?
Тьма и хаос с торжествующими воплями носятся в сознании Насти, словно ошалелые школьники на перемене. Она ложится щекой на умятый снег, инстинктивно поджимает коленки к груди и уходит в себя, плотно закрыв за собой дверь.
Пока-пока, жестокий мир.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
В ТИХОМ ОМУТЕ,
ИЛИ ЧАСТНЫЕ МЕДИЦИНСКИЕ КОНСУЛЬТАЦИИ
С НЕПРЕДСКАЗУЕМЫМ ИСХОДОМ
1
Денис Андерсон был довольно смазливым парнем лет двадцати, темноволосым, с хорошей открытой улыбкой. Он стоял перед какой-то древней церковью, которая выглядела еще более дряхлой и разваливающейся по сравнению с этим стройным и самоуверенным типом, словно спрыгнувшим с постера из девчоночьего журнала. Настя еще раз посмотрела на снимок и вернула его Филиппу Петровичу.
– Ну что? – спросил тот.
– Что? Везет же некоторым, – неуверенно улыбнулась Настя.
– В каком смысле?
– Симпатичный парень. Кому-то повезло.
Филипп Петрович вздохнул, и Настя поняла, что она опять сморозила какую-то глупость. Это было ее обычным занятием в последние пару дней.
– Настя, – сказал Филипп Петрович, – вы с Денисом встречались несколько месяцев. Где-то… где-то примерно с мая прошлого года.
– Да? – тупо переспросила она. – Ну, если вы так говорите…
– И этот снимок делали вы. – Филипп Петрович разочарованно убрал фотографию в свой потрепанный портфель.
– Извините.
Она откинулась на спинку стула и стала смотреть как разноцветные фигурки лыжников упорно пробираются по рыхлому мартовскому снегу. Эта небольшая пригородная гостиница в основном и служила приютом для лыжников, а Настя и Филипп Петрович составляли редкое исключение, заслуживая снисходительные взгляды розовощеких приверженцев здорового образа жизни. Бледная худая девушка и полноватый, полусонного вида мужчина, кутающийся в пропахшее никотином пальто, оба молчаливые и погруженные в какие-то свои раздумья, они выглядели, безусловно, странновато здесь, особенно в выходные, когда все комнаты в гостинице оказывались забитыми громкоголосыми людьми в эффектных спортивных костюмах. Пока яркие костюмы наматывали круги по трассам, Настя и ее новый знакомый сидели на открытой террасе, рассеянно наблюдали за лыжниками и пытались свести концы с концами. Пока получалось плохо.
То немногое, что усвоила Настя, придя в себя после обморока на дороге, сводилось к короткому набору фактов: она жива и относительно здорова, она живет в пригородной частной гостинице, а за ее номер платит Филипп Петрович, который в свои сорок с копейками трудится кем-то вроде частного детектива. В данное время Филипп Петрович разыскивает какого-то Дениса Андерсона, иностранца, который приехал в Россию на каникулы летом прошлого года и бесследно исчез. Почему-то Филипп Петрович считал, что Настя имеет к судьбе Дениса прямое отношение. Филипп Петрович искал Настю с прошлой осени, все-таки напал на ее след и подобрал ее после того, как она выбралась из горящего коттеджа. Теперь Филипп Петрович был очень разочарован, что Настя ни черта не помнит. Настя тоже была этим разочарована, но не удивлена. Она и прежде подозревала, что кто-то наглым образом стащил из ее жизни важный кусок, просто не знала, какой именно. Теперь знала и еще больше ненавидела тех людей, которые это сделали, потому что Денис Андерсон был и вправду хорош. Да еще иностранец. Да еще из богатой семьи – так, по крайней мере, поняла Настя из слов Филиппа Петровича.
Был ослепительной красоты полдень, когда сверкающий снег выглядел произведением ювелирного искусства, а выписанные замысловатыми петлями лыжные траектории, казалось, символизировали бесконечность или еще какие-нибудь умные вещи. Настя в своем новом пуховике и Филипп Петрович в застегнутом до последней пуговицы пальто сидели на открытой террасе. Настя просто смотрела на снег и на людей, а Филипп Петрович, слегка спустив с подбородка плотный шарф, попивал грог, причем попивал довольно интенсивно, хотя внешне на нем это никак не сказывалось. Он морщил лоб и пытался придумать какой-нибудь хитрый вопрос, чтобы вывести Настю на чистую воду.
Настя, в свою очередь, пыталась вывести на чистую воду самого Филиппа Петровича, потому что когда она понемногу пришла в себя, то стала не просто автоматически отвечать, когда спрашивают, но и думать о причинах таких вопросов и еще кое о чем. В итоге вопросы возникли у нее самой. Филипп Петрович не то чтобы игнорировал эти вопросы, он на них отвечал, но в итоге ясности больше не становилось. Смотреть на снег и покачивать ногой в такт музыке из приемника было куда более продуктивным занятием.
Но время от времени Настя все же поворачивалась к Филиппу Петровичу и задавала очередной вопрос:
– Вы говорите, что поджидали меня у коттеджа несколько дней. Вы что, знали, что там случится такая заварушка?
– Я просто наблюдал, – коротко ответствовал Филипп Петрович и принял от официантки очередную кружку грога. – Смотрел, что там происходит, ну и вообще…
– А если бы там ничего не случилось, что бы вы стали делать? Так и ждали бы – месяц, два? Почему вы не позвонили в милицию?
– Я же не знал, что вас там держат насильно, – пожал плечами Филипп Петрович. – А потом – милиция, да, это, конечно, здорово, но вы говорите, что вас удерживала какая-то спецслужба. Они бы наверняка отшили милицию, наболтали бы с три короба про какую-нибудь секретную операцию, про всякие государственные тайны… Ну, вы знаете.
– У них на самом деле была какая-то секретная операция. Я не знаю, можно ли верить тому, что мне там наговорила одна девушка, но…
Филипп Петрович поощрительно покивал, и Настя в ответ пересказала ему ту дикую историю, которую ей изложили прошлой осенью капитан Сахнович и Артем Покровский: про убийства, про какую-то подрывную деятельность и еще бог знает какой шпионский бред… Закончив, она осторожно посмотрела на Филиппа Петровича, ожидая увидеть ухмылку или недоверие, презрение или опаску. Но вместо этого она увидела, как Филипп Петрович интенсивно потер темные брови и сказал:
– Интересно. И что дальше?
– Дальше?
Настя попросила официантку, чтобы ей тоже принесли кружку грога.
– Ух, – сказала она, отхлебнув горячую жидкость, пахнущую корицей и еще какими-то сладкими пьянящими запахами. Наверное, кружка была слишком большая, потому что потом у Насти заболела голова, но к этому времени она уже успела рассказать Филиппу Петровичу почти всю историю своей жизни в доме Михаила Гарджели – от странного знакомства в ресторане «Хитроумный Одиссей» до ночного побега в тапочках по заснеженному саду.
– Ну конечно же, – сказал вдруг Филипп Петрович и постучал себе по лбу костяшками пальцев. – Конечно же… Да…
– Что? – не поняла Настя.
– Мне надо было догадаться, – сокрушенно произнес Филипп Петрович.
– О чем?
Филипп Петрович замялся, и Настю это возмутило:
– Слушайте, ну это же нечестно! Я вам тут все выкладываю как на духу… Я тоже хочу понять, что со мной случилось! А вы сами слушаете, а мне ничего не объясняете! О чем вы должны были догадаться? А?!
– Потише, – попросил Филипп Петрович. – На нас уже обращают внимание. Нам это надо? Сейчас я объясню… Я должен был догадаться, что вас держат в таком месте.
– В каком – таком?
– В таком, как дом Михаила Гарджели. Я искал вас с ноября прошлого года и никак не мог найти, вот… При этом я точно знал, что вы живы… Но следов никаких, да, а теперь понятно, почему следов никаких… Потому что вы были в этом доме.
– Понятно, – сказала Настя, озадаченно глядя на Филиппа Петровича. – То есть ничего не понятно. А вы… Вы знали Мишу?
– Виделись пару раз, – уклончиво ответил Филипп Петрович. – Да, было дело.
– Да? До того, как я… Или уже после? Как он? – Настя вдруг поняла, что ей очень хочется узнать про Михаила Гарджели. Точнее, ей очень хочется узнать как он мучается от невосполнимой потери своей любимой невесты.
– Как он? – удивленно переспросил Филипп Петрович. – А вы… Вы не в курсе?
– Что это значит? В каком курсе?
– Настя, – вздохнул Филипп Петрович. – Это… Михаил Гарджели погиб.
– Нет, – сказала она. – Нет, не может…
В грустных глазах Филиппа Петровича было написано, что может.
– Когда? Когда это случилось?
Подпитанная алкоголем фантазия быстренько нарисовала жутко мелодраматичную картину самоубийства на почве все той же невосполнимой потери… Но в глазах Филиппа Петровича никакого мелодраматизма не было.
– Он погиб в ту же ночь, когда вы сбежали из его дома. Ну, и прихватили пленника из подземелья. Подробностей я не знаю, но, наверное, это как-то связано – ваш побег и его смерть. Да, наверное, связано. В смысле… Это не было естественной смертью.
– Мы его не убивали! То есть я его не убивала! И тот старик… Ой! – Боль вцепилась в Настин затылок железной пятерней и предупреждающе сдавила. – И старик тоже его не убивал.
Филипп Петрович пожал плечами:
– Что он мертв – это совершенно точно. Абсолютно.
– Вы что, были на похоронах?
– Не совсем. Я виделся с его младшим братом, Давидом.
Настя вспомнила бледного худого юношу с большими черными глазами.
– Давид предложил мне работу, – говорил между тем Филипп Петрович.
– Какую? – автоматически спросила Настя.
– Найти убийц его брата.
– А-а, – сказала Настя и лишь немного погодя сообразила, что для Давида Гарджели связь между ее побегом и гибелью старшего брата наверняка существует. И, стало быть, Филиппу Петровичу предложили найти ее, Настю…
– Спокойно, – Филипп Петрович прикрыл своей широкой ладонью ее нервно заплясавшие пальцы. – Я не взялся за эту работу. Потому что я еще не закончил предыдущую, понимаете? Я еще не нашел Дениса Андерсона. Поэтому…
– Поэтому вы сдадите меня Давиду не сейчас, а немного попозже. Ясно.
– Настя, давайте оставим Гарджели в покое. В покое, ладно? Хотя… Хотя история, конечно, неприятная. Да, история темная, и для вас лучше было бы никогда не появляться в том доме… И не устраивать никаких побегов из подземелья…
– Ничего я не устра…
– Настя… Спокойно. Ладно? Давайте вернемся к тому, что интересует меня и что должно интересовать вас. Шестого сентября… Да, шестого сентября прошлого года случилось нечто, что разделило вашу жизнь на две части – «до» и «после». Первую часть вы теперь практически не помните, а вторую помните, но не можете объяснить. Точно?
– Точно, – согласилась Настя. Определение, которое Филипп Петрович дал ее замысловатому положению, было столь кратким и верным, что оставалось только злиться на себя саму – как же она-то не смогла сформулировать это простыми словами? Ведь это случилось с ней, с Настей, а не с Филиппом Петровичем…
– …и после шестого сентября появились какие-то люди, так? – продолжал Филипп Петрович. – И они вам предложили свою версию случившегося. Они стали навязывать вам ее. Да, вам не оставалось ничего другого, как принять эту версию… Но в душе вы знали, что их версия – это ложь. Я тоже знаю, что их версия – это ложь. И я тоже хочу узнать правду. И я надеюсь, что вы мне в этом поможете, Настя.
– И пока вы не узнаете правду, вы будете держать меня здесь?
– Я вас не держу.
– Неужели?
– Я вас оберегаю. Да, как ценный источник информации.
– Интересно, от кого?
– От тех, от кого вы сбежали несколько дней назад. Из спецслужбы эти люди или нет, отпускать вас на все четыре стороны они не собирались.
– Покровский сказал мне, чтобы я убиралась оттуда как можно скорее… – сказала Настя и тут же подумала, что Покровский не был начальником в этой компании странных и зловещих персонажей. Так что его нервные выкрики еще ничего не значили.
– А кроме того, есть и другие люди, – невозмутимо продолжил Филипп Петрович.
– Это кто?
– Ну как же… Давид Гарджели. Если он не нанял меня, значит, он нанял других людей. И они совершенно точно знают, что вы связаны со смертью Михаила Гарджели. И они вас ищут, да, наверняка ищут. Во всяком случае, в студенческом общежитии вам лучше не появляться. С вашими университетскими знакомыми лучше не встречаться.
Настя недоверчиво посмотрела на него. Филипп Петрович кивнул.
– Но я же ничего не сделала…
– У них другое мнение. Вы пропали, он умер. Они не считают это совпадением.
– Но что же мне делать?
– Помогать мне разобраться в истории с шестым сентября и Денисом Андерсоном. Да, именно так. Вы мне нужны, и, пока вы мне нужны, никто вас и пальцем не тронет.
– Думаете, это обнадеживает? – чуть не плача сказала Настя. – Это просто… Это просто ужасно!
– Пожалуй, – согласился Филипп Петрович и допил очередную кружку грога.
– Что же я такого сделала, что на меня все это свалилось?!
– Очень хороший вопрос, – сказал Филипп Петрович и осекся. Остановившимися глазами он смотрел куда-то за спину Насти, а та все еще плаксиво терла глаза пальцами и потому не сразу сообразила, что происходит.
Потом скрипнул стул, и за столом их вдруг стало трое.
2
Вероятно, это был всего лишь фантом, рожденный издерганной психикой Насти, но в тот миг у нее возникло вполне реалистичное ощущение прильнувшего к ней холодного облака, которое чья-то нехорошая воля зачем-то перенесла с Северного полюса. И это при том, что они с Филиппом Петровичем сидели на открытой террасе и белый глянец снежных холмов подтверждал, что весна – явление чисто календарное и не имеющее практически никакого отношения к реальной жизни. В полдень термометр показывал минус пять, и это весьма походило на правду. Так что облако холода…
Настя поежилась и автоматически потянулась за кружкой с грогом, но та была пуста, и сама ручной росписи кружка почти совершенно утратила тепло сообщенное ей живительным напитком. Настя досадливо откинулась на спинку кресла, и тут одновременно случились две вещи: во-первых, она сообразила, что Филипп Петрович молчит, и молчит он как-то нехорошо. Нехорошо – в смысле настороженно, а настороженно – в смысле ожидая неких, предположительно нехороших событий. Во-вторых, скрипнул стул, один из двух остававшихся свободными за их квадратным деревянным столиком, накрытым скатертью с подчеркнуто деревенским орнаментом. Так что Настя сначала поняла, что теперь их за столом трое, а уже потом осторожно покосилась влево и увидела длинного лыжника в невероятно крутом костюме черного цвета. Собственно, из-за цвета костюм и показался Насте крутым – у прочих любителей лыжного спорта куртки и штаны переливались какими-то радужными, праздничными цветами, а вот черный Настя видела впервые. На голове у лыжника была черная же вязаная шапочка с каким-то азиатским логотипом, и шапочку эту лыжник натянул до самых бровей, так что путем осторожного скашивания глаз влево можно было разглядеть лишь общий контур лица – довольно длинного – и отметить ритмичные движения нижней челюсти, говорившие об употреблении лыжником жевательной резинки неустановленного производителя.
Некоторое время стояла тишина – опять-таки, как показалось Насте, холодная тишина. Потом лыжник сказал нечто странное:
– Алкоголь, несчастливые происшествия и вопросы без ответов, – сказал он, последовательно удостоив взглядом кружку из-под грога, Настю и Филиппа Петровича. – Как все это мне знакомо…
Филипп Петрович запустил руку за пазуху и вытащил очки в старомодном футляре. Затем он, действуя по-прежнему одной – левой, как потом сообразила Настя, – рукой, водрузил их на переносицу.
– Знакомо – это еще мягко сказано, – говорил лыжник, совершенно не заботясь о том, слушают его или нет, рады ему за этим столом или нет. – Можно сказать, так прошла вся моя жизнь. Или значительная ее часть. Алкоголь, несчастья и вопросы без ответов…
– Пуфф! – шумно выдохнул вдруг Филипп Петрович и несколько раздраженным жестом снял очки. Потом вынул из-под стола правую руку и сделал непонятный жест.
– Вы уверены? – переспросил официант. Оказалось, что он почему-то стоит за спиной лыжника, и стоит чуть ближе, чем полагается правилами хорошего сервиса.
– Да, все в порядке, – сказал Филипп Петрович. Официант сдержанно кивнул и отошел в сторону. Насте показалось, что он что-то спрятал под фирменной курткой.
Лыжник довольно ухмыльнулся и почесал себе спину, а потом бесцеремонно уставился на Настю.
– Что? – деревянным голосом сказала Настя, не опускаясь до поворота головы в сторону лыжника.
– Шоколадку я забыл, – сказал лыжник. – В следующий раз принесу.
– Какую еще шоколадку? – опешила Настя.
– Так полагается. С меня шоколадка. Или ты хочешь что-нибудь более ценное? Бриллиант? Остров в Тихом океане? Я готов обсуждать эти вопросы, но только…
– Филипп Петрович! – взмолилась Настя. – Филипп Петрович, я…
Она не стала продолжать свою фразу, потому что та грозила перерасти в истерику на тему «Я и так ничего не понимаю, а теперь я не понимаю еще больше и КТО ЭТО, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ТАКОЙ И ПОЧЕМУ ОН ТАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАЕТ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42