– Сбежали среди ночи, как… как… Только взгляните на себя.
Ливия устало ему улыбнулась.
– Так получилось, Моркомб. Прости, что заставила вас всех волноваться.
– Да уж, переволновались мы здорово. Мейвис места себе не находила. Не знали, что и думать.
– О Боже, – сказала Ливия. Если бы только она могла проскользнуть в дом незамеченной! – Мне пришлось срочно уехать. Моркомб. Князь за мной послал, – придумала она на ходу. – Я не хотела вас будить среди ночи.
– Странные дела творятся в доме, – пробормотал Моркомб. – На вас посмотреть, так можно подумать, что вас волоком тащили по мостовой. Этель уже готовит вам ванну.
– Спасибо тебе, Моркомб. – Ливия вымучила улыбку и спросила: – Борис уже вернулся?
– Да. Пришел утром, чтобы подать хозяину завтрак, на ихний иностранный манер. – Тон у Моркомба был осуждающий. – Хороший же у него был вид, когда он узнал, что хозяина нет.
Ливия кивнула. Глупо было сомневаться в верности Бориса.
– Попроси Мейвис сварить мне поссет. И пусть для князя тоже приготовит, если ей не трудно. – Алекс даже не догадывался, как мог помочь ему этот целебный напиток из горячего молока и вина, приправленного корицей, гвоздикой и медом.
– Ладно, – сказал Моркомб и ушел, а Ливия, валясь с ног от усталости, потащилась наверх. Только сейчас она поняла, что силы ее на исходе. И дело не только в физической усталости. После того, что случилось, они с Алексом уже не смогут жить по-старому. Ее брак, ее муж, та жизнь, которую они вели, – все это было, как оказалось, не настоящим.
Теперь, когда схлынуло возбуждение погони, когда жизнь Александра уже была вне опасности, только теперь настало время проглотить горькую пилюлю правды. Она любила Александра, и он любил ее, но это ничего не меняло. Он продолжит заниматься тем, ради чего и прибыл в Лондон, даже после того, что с ним случилось. Думал ли он о ней, о Ливии, когда его пытали? Пытался ли он представить себе, что она чувствовала, обнаружив его внезапное исчезновение? Думал ли о том, каково ей было осознать, что он ушел из ее жизни и никогда больше не вернется? Может, думал, а может, и нет. В любом случае он не изменил своего отношения к жизни и своих планов. Он будет делать то, что считает нужным, без оглядки на жену. Если бы не Татаринов, Александр, ее Алекс, уже сейчас был бы на пути в Россию, на пути к смерти, и она никогда бы ничего не узнала.
Он предал ее, предал окончательно и бесповоротно. Они знали самые интимные тайны тел друг друга, но самое главное – его суть, его дух, то, что составляло его личность, он скрывал от нее. Она любила его, но сможет ли она дальше жить с человеком, который ставит между собой и ею непреодолимую преграду?
Этель с порога начала засыпать хозяйку вопросами. Ливия отвечала вяло, доверив Этель отмывать себя от грязи.
– Миледи, это, случайно, не деготь? – в ужасе спросила Этель, глядя на черные полосы на груди хозяйки. – Откуда это у вас?
– Это долгая история, Этель, – уклончиво ответила Ливия, нежась в горячей воде. – Подай мне мыло, я ототру грязь, пока ты вымоешь мне волосы.
Из соседней спальни доносились приглушенные голоса, и, убаюканная этими звуками и манипуляциями Этель, массирующей ей голову, Ливия задремала. В полудреме она выпила принесенный поссет.
Она даже не заметила, как открылась дверь смежной спальни, и очнулась, лишь когда Этель спросила:
– Добрый день, сэр. Мне пока выйти?
– Всего на пару минут, Этель, – сказал Александр, подойдя к ванне.
Ливия открыла глаза и сонно на него посмотрела. Он был чисто выбрит и безукоризненно одет. Пшеничные волосы блестели, тщательно причесанные. Даже шрамы и синяки стали менее заметны. Взгляд его голубых глаз скользнул по ее телу, и на губах его появилась улыбка – хорошо ей знакомая улыбка, напоминающая о нежных ласках и жарких объятиях. Улыбка эта рождалась в его глазах, проявляясь в чувственном свете, идущем откуда-то из самой глубины взгляда, и лишь затем захватывала губы. И несмотря на терзавшие Ливию обиды, соски ее под этим взглядом отвердели под водой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, стараясь не замечать своего возбуждения, считая такую реакцию совершенно неуместной в сложившихся обстоятельствах.
– Гораздо лучше, – ответил он. – Этот напиток близнецов просто эликсир жизни.
– Я знала, что тебе понравится.
Он продолжал смотреть на нее сверху вниз.
– Мне надо кое с кем увидеться, моя сладкая, – сказал он, – а потом мы должны поговорить.
– Что это за люди? Твои приятели заговорщики? – спросила Ливия с сарказмом.
– Можно сказать и так, – ответил он, и чувственный свет в его глазах померк. – Полагаю, Татаринов тебе все рассказал.
– Только под давлением обстоятельств, – ответила Ливия. – Я наставила на него твой пистолет, а собаки вцепились ему в лодыжки.
На мгновение лицо его просветлело от веселого удивления, но он тут же посерьезнел.
– Моя встреча долго не продлится. Ты будешь здесь или спустишься в гостиную?
– Я буду в гостиной.
– Хорошо. Тогда я приду туда. – Он направился к двери. – Сказать Этель, чтобы возвращалась?
– Да, пожалуйста.
Алекс спустился в библиотеку, где уже собрались его друзья заговорщики.
– Господи, Проков! Что с тобой стряслось? – в ужасе воскликнул Константин.
Александр, не вдаваясь в подробности, передал им суть дела.
– Спирин попал в лапы ищеек Аракчеева? – не веря собственным ушам, переспросил Федотов.
– Сейчас Спирин уже на дне Темзы, бедняга, а агенты Аракчеева на дне Северного моря или скоро там окажутся. Вопрос в том, друзья мои, как нам вести себя дальше?
– Очень осторожно, – мрачно сказал Константин. – Кто-то навел их на Спирина.
– Полагаю, все дело в том, что наш человек в армии был схвачен, – спокойно сказал Александр. – Из него, конечно, выбили или выбьют все, что он знает, но, к счастью, ему не известны имена. Он знает лишь о том, что некто хорошо ему заплатил за убийство царя.
– И платили ему английским золотом, – веско заметил Федотов. – Это указывает на нас.
– Да, но дальнейших действий они предпринять не смогут, пока не будут располагать информацией, – сказал Александр, налив себе коньяку. – Скорее всего Спирин назвал им только мое имя, поскольку за вами никто так и не пришел. И поскольку Спирин мертв, так же как и ищейки Аракчеева, мы пока можем считать себя в относительной безопасности.
– Как же нам в этом случае поступить? – спросил Федотов.
– Лечь на дно, – сказал, как отрезал, Александр. – Пусть стихнет весь этот шум вокруг неудавшегося покушения на царя, а там поглядим.
– А тем временем нашей Родиной будет управлять Бонапарт, словно великая Россия – захолустная провинция Франции? – пробурчал Константин. – Ладно. Мы все равно ничего не можем предпринять, пока не объявится Татаринов.
Александр проводил своих гостей и пошел в гостиную Ливии. Он постучал в дверь, прежде чем войти. Терьеры с восторженным лаем бросились ему в ноги, и на этот раз впервые за всю историю их с терьерами отношений Александр не стал выпроваживать их из комнаты и даже не стал указывать собакам на их место в доме.
Ливия сидела на подоконнике с книгой на коленях. Она была очень бледна, и эту бледность лишь подчеркивало платье из бледно-желтого муслина. Обычно этот цвет ей шел. Обычно, но не сегодня.
Она сама об этом знала, но решила надеть то, что приготовила для нее Этель, тем более что сегодня она не считала нужным стремиться выглядеть как можно привлекательнее в глазах Александра. Сегодня она не собиралась очаровывать своего мужа.
– Они ушли?
– Да. – Он прислонился спиной к двери и пристально посмотрел на нее. – Ты знаешь, что я тебя люблю. И ты меня любишь.
– Да.
Он поднес руки Ливии к губам таким знакомым жестом, что у нее навернулись слезы.
– И ты знаешь, кто я, что привело меня в Лондон и что я намерен делать.
– Да. – Интересно, когда закончится это перечисление очевидного. – Ты все еще намерен продолжать заниматься этим?
– Я не знаю, – сказал он. – Это будет зависеть от многих факторов. Но ты должна знать, что я не сдался и что я буду и дальше работать на благо моей страны в том качестве, в котором буду ей нужен, и тогда, когда моя родина будет во мне нуждаться.
– Я понимаю. И если бы я попросила тебя оставить все это ради меня, ради нашего брака… нашей любви…
– Я не смог бы этого сделать.
– Ну что же, ты хотя бы раз сказал мне правду. Я благодарна тебе за это. Теперь по крайней мере я знаю свое место.
– Если ты этого желаешь. Если ты решила, что это то, чего ты хочешь, тогда я оставлю тебя и уеду в Россию. Скандала не будет. Ты останешься моей женой, княгиней Проковой. Этот дом будет твоим, и ты не будешь стеснена в средствах. Для всех я уеду в Россию по требованию государя, уеду потому, что он не оставит мне выбора. Мы скажем, что вместе решили, что тебе следует остаться в Лондоне, по крайней мере до конца войны, поскольку путешествие через всю охваченную войной Европу далеко не безопасно. Мое продолжительное отсутствие может быть объяснено многими причинами, и, если ты решишь, что хочешь выйти замуж повторно, я организую наш развод, не покидая России, и ты будешь свободна.
Ливия промолчала. Каким бы унылым ни было ее будущее, она никогда больше не выйдет замуж.
– Ты этого хочешь, Ливия? – тихо спросил он.
– Не знаю. Я должна подумать.
– Конечно. – Он поклонился, щелкнув каблуками, и вышел.
Ливия еще долго сидела на подоконнике. Тени удлинились.
Потом стемнело. Раньше она поехала бы на Маунт-стрит, зная, что найдет там сочувствие и совет. Но не сейчас. С этим она должна разобраться сама.
Александр спустился вниз в мрачной меланхолии. Эта миссия так долго планировалась, была такой сложной в осуществлении, и, когда, казалось бы, все стало складываться на удивление удачно, все рухнуло. Александр оказался не готов к тем крутым виражам, которые ему уготовила судьба. Отправляясь в это путешествие, он знал, что оно будет опасным и трудным. Но беда подстерегала его с той стороны, откуда он ее совсем не ждал. Он не ожидал, что встретит тут, в Лондоне, свою любовь. Не знал, что в нем проснется неведомая доселе потребность пестовать и защищать. И совершенно не ожидал, что сам станет объектом такой любви. Такой же жгучей потребности. Он даже не знал, каково это – давать и принимать одновременно.
Александр вошел в салон, где только что зажгли лампы. Мягкий свет заливал комнату. Мать смотрела на него с портрета над камином. Ее глаза… его глаза… были ясными и спокойными. Что она хотела ему сказать? Ему, своему сыну?
– Кем она вам доводилась?
Алекс повернулся, вздрогнув от неожиданности. Моркомб, стоя у него за спиной, смотрел на портрет.
– Она моя мать, – просто ответил Александр.
Моркомб кивнул.
– Да, мы с девочками так и подумали, – сказал он. – Вы похожи. Конечно, все это было до того, как мы тут появились, но мы знали, что что-то не так. Она была печальной, наша госпожа. Всегда печальной. Даже когда смеялась.
– И мой отец тоже. В нем тоже всегда жила печаль, – тихо произнес Александр.
– Лучше бы история не повторялась, – лаконично заметил Моркомб.
Александр покачал головой:
– Я и сам пришел к этому выводу.
– Хорошо. Тогда вам пора что-то с этим делать. – Старик повернулся и вышел из салона.
Александр с минуту постоял перед портретом и, кивнув, поднялся наверх.
Ливия все еще чувствовала сильнейшую усталость. Все тело ныло: каждая косточка, каждая мышца. Глаза саднило, словно она проплакала не один час подряд. После ухода Александра она поднялась наверх к себе и заперла дверь. Она хотела побыть одна. Ливия разделась, надела ночную сорочку и пошла спать.
Она уже легла, когда дверь соседней спальни отворилась, и появился Алекс. Он смотрел на нее, лицо его было бледным, но глаза сияли.
– Мой отец пожертвовал любовью ради своей страны. Другого объяснения нет этим письмам, этой напрасно прожитой жизни, – сказал он. – Но я не повторю его ошибки. Ливия, ты моя, ты не оставишь меня, и я не оставлю тебя. Как мне вообще могла прийти в голову такая абсурдная мысль?
Алекс подошел к кровати, поднял ее на руки и поставил перед собой, взяв за плечи:
– Посмотри на меня, Ливия, и скажи, что ты мне не принадлежишь. – Он слегка тряхнул ее для усиления эффекта. – Ну давай, Ливия, скажи мне это.
Она смотрела ему в глаза.
– Ты знаешь, что я не могу тебе этого сказать.
– Да, знаю. – Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Ладонь его скользила по ее телу от груди к бедрам.
Он держал ее в объятиях, и кровь ее побежала быстрее по венам, разгоряченная желанием, тело ее обмякло. Алекс поднял ее, уложил на кровать и лег рядом, спрятав ее голову у себя на плече, ероша ее волосы.
– Я разбит, моя сладкая, я больше не могу бороться, – тихо сказал он. – Я брошу свою страну, если такова моя судьба, и стану обычным английским джентльменом, которого интересуют лишь спорт, охота и карты.
Ливия улыбалась. Удивительное чувство покоя наполнило ее. Он говорил искренне, но не понимал, на какую жертву идет ради нее, ради их любви.
– Что за чепуха, – сказала она. – Ты не можешь этого сделать, иначе ты бы не был самим собой. Гарри Бонем как-то умудряется служить своей стране и своей жене, преуспевая и в том, и в другом, так что и ты сможешь.
Александр невесело усмехнулся.
– Я все спрашивал себя, когда ты расскажешь мне о Бонеме.
– Я не могла, это была не моя тайна, – сказала Ливия. – А ты знал?
– Вообще-то да, – признался он. – Но со мной ситуация несколько другая, любовь моя. Бонем служит той стране, в которой живет, и в этом никто не усмотрел бы ничего предосудительного. У русских все намного сложнее. Для англичанина быть верным королю и стране – естественно, но для русского так бывает не всегда. России от императора мало проку. Ей нужен иной правитель.
– Значит, ты должен помочь России от него избавиться, – просто сказала Ливия, вновь вспомнив слова своего отца о компромиссах в неоднозначных ситуациях. – Я это понимаю, не понимаю лишь, почему ты должен скрывать от меня то, что составляет главное дело твоей жизни. То, что делает тебя тем, что ты есть, мужчиной, которого я полюбила. Я не люблю тайн и терпеть не могу обмана.
– А я замечен и в том, и в другом, – согласился Александр, положив руку под голову. – Я скрытен от природы, любовь моя. Так меня воспитали. Мой отец ничего мне о себе не рассказывал, ничего не говорил мне о матери. Пока я не увидел те письма, я даже представить себе не мог, что он способен испытывать какие-либо сильные чувства к кому бы то ни было и к чему бы то ни было, исключая свою страну.
– Как тебе, должно быть, одиноко жилось на свете, – сказала Ливия, приподнявшись на локте, и погладила его по щеке.
– Да, это так, – согласился Александр, – но я был не более одинок, чем большинство детей в моей стране. В России родители редко бывают близки со своими детьми. – Он вздохнул. – Но мне все же интересно, почему моя мать ни разу не спрашивала обо мне в своих письмах. Если бы она спросила, мой отец наверняка бы ответил.
– Думаю, ты заблуждаешься. Она не забыла тебя. Все было совсем наоборот, – возразила Ливия. – Софии было невыносимо больно даже думать о тебе, тем более спрашивать. Она должна была как-то жить дальше. Наверняка ей было проще притвориться, будто тебя в ее жизни никогда не было. Видимо, она была совсем молоденькой, когда потеряла тебя и единственную настоящую любовь в своей жизни. Ей предстояло прожить всю жизнь без того, что могло бы наполнить ее существование смыслом. – Ливия поежилась, подумав о том, как близко они с Алексом подошли к тому, чтобы обречь друг друга на столь же незавидную судьбу.
– Какая ты у меня мудрая, – сказал Алекс и погладил ее по щеке. – Я женился на красавице, умнице, храбрейшей и прозорливейшей женщине. Не знаю, чем заслужил такое счастье, но если ты обещаешь быть со мной мягкой и не слишком сильно и часто на меня давить, я покажу тебе, как сильно я тебя люблю, как глубоко тебе предан, как могу украсить твою жизнь, а ты – мою.
– Тогда покажи мне все это сейчас, мой князь, – пробормотала Ливия, взявшись за застежку его бриджей. – Но из почтения к твоим синякам позволь на этот раз сделать за тебя всю работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Ливия устало ему улыбнулась.
– Так получилось, Моркомб. Прости, что заставила вас всех волноваться.
– Да уж, переволновались мы здорово. Мейвис места себе не находила. Не знали, что и думать.
– О Боже, – сказала Ливия. Если бы только она могла проскользнуть в дом незамеченной! – Мне пришлось срочно уехать. Моркомб. Князь за мной послал, – придумала она на ходу. – Я не хотела вас будить среди ночи.
– Странные дела творятся в доме, – пробормотал Моркомб. – На вас посмотреть, так можно подумать, что вас волоком тащили по мостовой. Этель уже готовит вам ванну.
– Спасибо тебе, Моркомб. – Ливия вымучила улыбку и спросила: – Борис уже вернулся?
– Да. Пришел утром, чтобы подать хозяину завтрак, на ихний иностранный манер. – Тон у Моркомба был осуждающий. – Хороший же у него был вид, когда он узнал, что хозяина нет.
Ливия кивнула. Глупо было сомневаться в верности Бориса.
– Попроси Мейвис сварить мне поссет. И пусть для князя тоже приготовит, если ей не трудно. – Алекс даже не догадывался, как мог помочь ему этот целебный напиток из горячего молока и вина, приправленного корицей, гвоздикой и медом.
– Ладно, – сказал Моркомб и ушел, а Ливия, валясь с ног от усталости, потащилась наверх. Только сейчас она поняла, что силы ее на исходе. И дело не только в физической усталости. После того, что случилось, они с Алексом уже не смогут жить по-старому. Ее брак, ее муж, та жизнь, которую они вели, – все это было, как оказалось, не настоящим.
Теперь, когда схлынуло возбуждение погони, когда жизнь Александра уже была вне опасности, только теперь настало время проглотить горькую пилюлю правды. Она любила Александра, и он любил ее, но это ничего не меняло. Он продолжит заниматься тем, ради чего и прибыл в Лондон, даже после того, что с ним случилось. Думал ли он о ней, о Ливии, когда его пытали? Пытался ли он представить себе, что она чувствовала, обнаружив его внезапное исчезновение? Думал ли о том, каково ей было осознать, что он ушел из ее жизни и никогда больше не вернется? Может, думал, а может, и нет. В любом случае он не изменил своего отношения к жизни и своих планов. Он будет делать то, что считает нужным, без оглядки на жену. Если бы не Татаринов, Александр, ее Алекс, уже сейчас был бы на пути в Россию, на пути к смерти, и она никогда бы ничего не узнала.
Он предал ее, предал окончательно и бесповоротно. Они знали самые интимные тайны тел друг друга, но самое главное – его суть, его дух, то, что составляло его личность, он скрывал от нее. Она любила его, но сможет ли она дальше жить с человеком, который ставит между собой и ею непреодолимую преграду?
Этель с порога начала засыпать хозяйку вопросами. Ливия отвечала вяло, доверив Этель отмывать себя от грязи.
– Миледи, это, случайно, не деготь? – в ужасе спросила Этель, глядя на черные полосы на груди хозяйки. – Откуда это у вас?
– Это долгая история, Этель, – уклончиво ответила Ливия, нежась в горячей воде. – Подай мне мыло, я ототру грязь, пока ты вымоешь мне волосы.
Из соседней спальни доносились приглушенные голоса, и, убаюканная этими звуками и манипуляциями Этель, массирующей ей голову, Ливия задремала. В полудреме она выпила принесенный поссет.
Она даже не заметила, как открылась дверь смежной спальни, и очнулась, лишь когда Этель спросила:
– Добрый день, сэр. Мне пока выйти?
– Всего на пару минут, Этель, – сказал Александр, подойдя к ванне.
Ливия открыла глаза и сонно на него посмотрела. Он был чисто выбрит и безукоризненно одет. Пшеничные волосы блестели, тщательно причесанные. Даже шрамы и синяки стали менее заметны. Взгляд его голубых глаз скользнул по ее телу, и на губах его появилась улыбка – хорошо ей знакомая улыбка, напоминающая о нежных ласках и жарких объятиях. Улыбка эта рождалась в его глазах, проявляясь в чувственном свете, идущем откуда-то из самой глубины взгляда, и лишь затем захватывала губы. И несмотря на терзавшие Ливию обиды, соски ее под этим взглядом отвердели под водой.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, стараясь не замечать своего возбуждения, считая такую реакцию совершенно неуместной в сложившихся обстоятельствах.
– Гораздо лучше, – ответил он. – Этот напиток близнецов просто эликсир жизни.
– Я знала, что тебе понравится.
Он продолжал смотреть на нее сверху вниз.
– Мне надо кое с кем увидеться, моя сладкая, – сказал он, – а потом мы должны поговорить.
– Что это за люди? Твои приятели заговорщики? – спросила Ливия с сарказмом.
– Можно сказать и так, – ответил он, и чувственный свет в его глазах померк. – Полагаю, Татаринов тебе все рассказал.
– Только под давлением обстоятельств, – ответила Ливия. – Я наставила на него твой пистолет, а собаки вцепились ему в лодыжки.
На мгновение лицо его просветлело от веселого удивления, но он тут же посерьезнел.
– Моя встреча долго не продлится. Ты будешь здесь или спустишься в гостиную?
– Я буду в гостиной.
– Хорошо. Тогда я приду туда. – Он направился к двери. – Сказать Этель, чтобы возвращалась?
– Да, пожалуйста.
Алекс спустился в библиотеку, где уже собрались его друзья заговорщики.
– Господи, Проков! Что с тобой стряслось? – в ужасе воскликнул Константин.
Александр, не вдаваясь в подробности, передал им суть дела.
– Спирин попал в лапы ищеек Аракчеева? – не веря собственным ушам, переспросил Федотов.
– Сейчас Спирин уже на дне Темзы, бедняга, а агенты Аракчеева на дне Северного моря или скоро там окажутся. Вопрос в том, друзья мои, как нам вести себя дальше?
– Очень осторожно, – мрачно сказал Константин. – Кто-то навел их на Спирина.
– Полагаю, все дело в том, что наш человек в армии был схвачен, – спокойно сказал Александр. – Из него, конечно, выбили или выбьют все, что он знает, но, к счастью, ему не известны имена. Он знает лишь о том, что некто хорошо ему заплатил за убийство царя.
– И платили ему английским золотом, – веско заметил Федотов. – Это указывает на нас.
– Да, но дальнейших действий они предпринять не смогут, пока не будут располагать информацией, – сказал Александр, налив себе коньяку. – Скорее всего Спирин назвал им только мое имя, поскольку за вами никто так и не пришел. И поскольку Спирин мертв, так же как и ищейки Аракчеева, мы пока можем считать себя в относительной безопасности.
– Как же нам в этом случае поступить? – спросил Федотов.
– Лечь на дно, – сказал, как отрезал, Александр. – Пусть стихнет весь этот шум вокруг неудавшегося покушения на царя, а там поглядим.
– А тем временем нашей Родиной будет управлять Бонапарт, словно великая Россия – захолустная провинция Франции? – пробурчал Константин. – Ладно. Мы все равно ничего не можем предпринять, пока не объявится Татаринов.
Александр проводил своих гостей и пошел в гостиную Ливии. Он постучал в дверь, прежде чем войти. Терьеры с восторженным лаем бросились ему в ноги, и на этот раз впервые за всю историю их с терьерами отношений Александр не стал выпроваживать их из комнаты и даже не стал указывать собакам на их место в доме.
Ливия сидела на подоконнике с книгой на коленях. Она была очень бледна, и эту бледность лишь подчеркивало платье из бледно-желтого муслина. Обычно этот цвет ей шел. Обычно, но не сегодня.
Она сама об этом знала, но решила надеть то, что приготовила для нее Этель, тем более что сегодня она не считала нужным стремиться выглядеть как можно привлекательнее в глазах Александра. Сегодня она не собиралась очаровывать своего мужа.
– Они ушли?
– Да. – Он прислонился спиной к двери и пристально посмотрел на нее. – Ты знаешь, что я тебя люблю. И ты меня любишь.
– Да.
Он поднес руки Ливии к губам таким знакомым жестом, что у нее навернулись слезы.
– И ты знаешь, кто я, что привело меня в Лондон и что я намерен делать.
– Да. – Интересно, когда закончится это перечисление очевидного. – Ты все еще намерен продолжать заниматься этим?
– Я не знаю, – сказал он. – Это будет зависеть от многих факторов. Но ты должна знать, что я не сдался и что я буду и дальше работать на благо моей страны в том качестве, в котором буду ей нужен, и тогда, когда моя родина будет во мне нуждаться.
– Я понимаю. И если бы я попросила тебя оставить все это ради меня, ради нашего брака… нашей любви…
– Я не смог бы этого сделать.
– Ну что же, ты хотя бы раз сказал мне правду. Я благодарна тебе за это. Теперь по крайней мере я знаю свое место.
– Если ты этого желаешь. Если ты решила, что это то, чего ты хочешь, тогда я оставлю тебя и уеду в Россию. Скандала не будет. Ты останешься моей женой, княгиней Проковой. Этот дом будет твоим, и ты не будешь стеснена в средствах. Для всех я уеду в Россию по требованию государя, уеду потому, что он не оставит мне выбора. Мы скажем, что вместе решили, что тебе следует остаться в Лондоне, по крайней мере до конца войны, поскольку путешествие через всю охваченную войной Европу далеко не безопасно. Мое продолжительное отсутствие может быть объяснено многими причинами, и, если ты решишь, что хочешь выйти замуж повторно, я организую наш развод, не покидая России, и ты будешь свободна.
Ливия промолчала. Каким бы унылым ни было ее будущее, она никогда больше не выйдет замуж.
– Ты этого хочешь, Ливия? – тихо спросил он.
– Не знаю. Я должна подумать.
– Конечно. – Он поклонился, щелкнув каблуками, и вышел.
Ливия еще долго сидела на подоконнике. Тени удлинились.
Потом стемнело. Раньше она поехала бы на Маунт-стрит, зная, что найдет там сочувствие и совет. Но не сейчас. С этим она должна разобраться сама.
Александр спустился вниз в мрачной меланхолии. Эта миссия так долго планировалась, была такой сложной в осуществлении, и, когда, казалось бы, все стало складываться на удивление удачно, все рухнуло. Александр оказался не готов к тем крутым виражам, которые ему уготовила судьба. Отправляясь в это путешествие, он знал, что оно будет опасным и трудным. Но беда подстерегала его с той стороны, откуда он ее совсем не ждал. Он не ожидал, что встретит тут, в Лондоне, свою любовь. Не знал, что в нем проснется неведомая доселе потребность пестовать и защищать. И совершенно не ожидал, что сам станет объектом такой любви. Такой же жгучей потребности. Он даже не знал, каково это – давать и принимать одновременно.
Александр вошел в салон, где только что зажгли лампы. Мягкий свет заливал комнату. Мать смотрела на него с портрета над камином. Ее глаза… его глаза… были ясными и спокойными. Что она хотела ему сказать? Ему, своему сыну?
– Кем она вам доводилась?
Алекс повернулся, вздрогнув от неожиданности. Моркомб, стоя у него за спиной, смотрел на портрет.
– Она моя мать, – просто ответил Александр.
Моркомб кивнул.
– Да, мы с девочками так и подумали, – сказал он. – Вы похожи. Конечно, все это было до того, как мы тут появились, но мы знали, что что-то не так. Она была печальной, наша госпожа. Всегда печальной. Даже когда смеялась.
– И мой отец тоже. В нем тоже всегда жила печаль, – тихо произнес Александр.
– Лучше бы история не повторялась, – лаконично заметил Моркомб.
Александр покачал головой:
– Я и сам пришел к этому выводу.
– Хорошо. Тогда вам пора что-то с этим делать. – Старик повернулся и вышел из салона.
Александр с минуту постоял перед портретом и, кивнув, поднялся наверх.
Ливия все еще чувствовала сильнейшую усталость. Все тело ныло: каждая косточка, каждая мышца. Глаза саднило, словно она проплакала не один час подряд. После ухода Александра она поднялась наверх к себе и заперла дверь. Она хотела побыть одна. Ливия разделась, надела ночную сорочку и пошла спать.
Она уже легла, когда дверь соседней спальни отворилась, и появился Алекс. Он смотрел на нее, лицо его было бледным, но глаза сияли.
– Мой отец пожертвовал любовью ради своей страны. Другого объяснения нет этим письмам, этой напрасно прожитой жизни, – сказал он. – Но я не повторю его ошибки. Ливия, ты моя, ты не оставишь меня, и я не оставлю тебя. Как мне вообще могла прийти в голову такая абсурдная мысль?
Алекс подошел к кровати, поднял ее на руки и поставил перед собой, взяв за плечи:
– Посмотри на меня, Ливия, и скажи, что ты мне не принадлежишь. – Он слегка тряхнул ее для усиления эффекта. – Ну давай, Ливия, скажи мне это.
Она смотрела ему в глаза.
– Ты знаешь, что я не могу тебе этого сказать.
– Да, знаю. – Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Ладонь его скользила по ее телу от груди к бедрам.
Он держал ее в объятиях, и кровь ее побежала быстрее по венам, разгоряченная желанием, тело ее обмякло. Алекс поднял ее, уложил на кровать и лег рядом, спрятав ее голову у себя на плече, ероша ее волосы.
– Я разбит, моя сладкая, я больше не могу бороться, – тихо сказал он. – Я брошу свою страну, если такова моя судьба, и стану обычным английским джентльменом, которого интересуют лишь спорт, охота и карты.
Ливия улыбалась. Удивительное чувство покоя наполнило ее. Он говорил искренне, но не понимал, на какую жертву идет ради нее, ради их любви.
– Что за чепуха, – сказала она. – Ты не можешь этого сделать, иначе ты бы не был самим собой. Гарри Бонем как-то умудряется служить своей стране и своей жене, преуспевая и в том, и в другом, так что и ты сможешь.
Александр невесело усмехнулся.
– Я все спрашивал себя, когда ты расскажешь мне о Бонеме.
– Я не могла, это была не моя тайна, – сказала Ливия. – А ты знал?
– Вообще-то да, – признался он. – Но со мной ситуация несколько другая, любовь моя. Бонем служит той стране, в которой живет, и в этом никто не усмотрел бы ничего предосудительного. У русских все намного сложнее. Для англичанина быть верным королю и стране – естественно, но для русского так бывает не всегда. России от императора мало проку. Ей нужен иной правитель.
– Значит, ты должен помочь России от него избавиться, – просто сказала Ливия, вновь вспомнив слова своего отца о компромиссах в неоднозначных ситуациях. – Я это понимаю, не понимаю лишь, почему ты должен скрывать от меня то, что составляет главное дело твоей жизни. То, что делает тебя тем, что ты есть, мужчиной, которого я полюбила. Я не люблю тайн и терпеть не могу обмана.
– А я замечен и в том, и в другом, – согласился Александр, положив руку под голову. – Я скрытен от природы, любовь моя. Так меня воспитали. Мой отец ничего мне о себе не рассказывал, ничего не говорил мне о матери. Пока я не увидел те письма, я даже представить себе не мог, что он способен испытывать какие-либо сильные чувства к кому бы то ни было и к чему бы то ни было, исключая свою страну.
– Как тебе, должно быть, одиноко жилось на свете, – сказала Ливия, приподнявшись на локте, и погладила его по щеке.
– Да, это так, – согласился Александр, – но я был не более одинок, чем большинство детей в моей стране. В России родители редко бывают близки со своими детьми. – Он вздохнул. – Но мне все же интересно, почему моя мать ни разу не спрашивала обо мне в своих письмах. Если бы она спросила, мой отец наверняка бы ответил.
– Думаю, ты заблуждаешься. Она не забыла тебя. Все было совсем наоборот, – возразила Ливия. – Софии было невыносимо больно даже думать о тебе, тем более спрашивать. Она должна была как-то жить дальше. Наверняка ей было проще притвориться, будто тебя в ее жизни никогда не было. Видимо, она была совсем молоденькой, когда потеряла тебя и единственную настоящую любовь в своей жизни. Ей предстояло прожить всю жизнь без того, что могло бы наполнить ее существование смыслом. – Ливия поежилась, подумав о том, как близко они с Алексом подошли к тому, чтобы обречь друг друга на столь же незавидную судьбу.
– Какая ты у меня мудрая, – сказал Алекс и погладил ее по щеке. – Я женился на красавице, умнице, храбрейшей и прозорливейшей женщине. Не знаю, чем заслужил такое счастье, но если ты обещаешь быть со мной мягкой и не слишком сильно и часто на меня давить, я покажу тебе, как сильно я тебя люблю, как глубоко тебе предан, как могу украсить твою жизнь, а ты – мою.
– Тогда покажи мне все это сейчас, мой князь, – пробормотала Ливия, взявшись за застежку его бриджей. – Но из почтения к твоим синякам позволь на этот раз сделать за тебя всю работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35