Нортумберленд дал команду отнести короля обратно в спальню и сам прикрыл окно, чтобы поскорее отделиться от повергнутой в смятение толпы. После чего он и Суффолк прошли в спальню короля, где все, включая воздух, говорило О болезни и умирании и где на огромной постели почти незаметным казалось иссохшее юное тело.
— Нортумберленд, — с усилием прошептал король, — я умираю. Но ведь еще так много нужно сделать…
— Да, ваше величество. — Герцог не находил возможным и нужным успокаивать юношу, уверяя в обратном. Эдуард знает и только что сказал о своей скорой смерти. — И вы должны, — продолжал герцог, — хорошо подумать, желаете ли назвать принцессу Марию своей преемницей.
— Она уже названа. Это сделал наш отец.
— Но сейчас король вы, — с ударением произнес Нортумберленд, незаметно поднося к носу спрятанный в платке ароматический шарик, защищавший, как уверяли, от всякой заразы. — Вы должны сами это решить, Эдуард, помня, что были королем .протестантского государства. Разве хотите вы для него возврата в лоно католической церкви? А такое незамедлительно произойдет, ваша сестра Мария выйдет замуж за Филиппа Испанского, и протестантская Англия сгорит в кострах инквизиции.
Эдуард застонал:
— О, я бы сам скорее сгорел в них! Но что же делать, герцог?
— Я объясню… Но когда вы немного окрепнете, — добавил он поспешно, взглянув на лицо короля и отступая от его ложа.
Он кивнул Суффолку, и оба герцога тихо удалились.
Не отвечая на вопросы, они прошли через приемную, где продолжало толпиться множество людей, среди них Майлз Брайанстон, совершенно подавленный тем, что Нортумберленд даже не взглянул на него, и вышли в коридор, в самом конце которого находилась небольшая секретная комната. Нортумберленд открыл своим ключом дверь, и они вошли.
Первым делом герцог заглянул за все занавески и гобелены, потом приподнял картины, проверяя, не проделаны ли под ними дырки в стене для прослушивания, сунул голову в холодный камин и в завершение обстучал костяшками пальцев все панели.
— Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе приготовили, — объяснил он свои действия совсем не удивленному Суффолку, — когда оставляешь комнату на несколько дней.
Вроде бы удовлетворенный осмотром, он уселся в кресло у массивного дубового стола, в раздумье барабаня пальцами по его поверхности.
— Король не должен умереть, — сказал он как о чем-то решенном, — пока мы не обеспечим наследника, какой нам нужен.
С этими словами он вынул из кармана шелкового фиолетового камзола еще один ключ и отомкнул средний ящик стола. Сунув туда руку, нащупал пружину, открывшую фальшивое дно, под которым скрывался запечатанный пакет. Его он и положил на стол перед Суффолком.
— Как мы и договаривались, — заговорил он негромко, — я составил брачный контракт, по которому ваша дочь, леди Джейн, становится супругой моего сына, Гилфорда Дадли. Вам и вашей жене надлежит тщательно просмотреть документ, однако я уверен: в нем все соответствует нашей договоренности.
Суффолк взял в руку конверт, постучал им по ладони другой руки.
— Свадьба должна состояться без промедления, — сказал он.
— Конечно. Сроком через несколько недель, не долее. Суффолк согласно кивнул.
— Леди Френсис поставит об этом в известность нашу дочь. Разумеется, у девушки будут разные глупые возражения, она ведь вообразила, что влюблена в лорда Хартфорда и тот якобы отвечает ей взаимностью. Но жена сумеет без особых трудностей уговорить ее.
— Не сомневаюсь в этом, мой друг, — согласился Нортумберленд. У него не было никаких сомнений в способности жестокой и неумолимой герцогини Суффолк настоять на своем. — А тем временем, думаю, можно попробовать допустить к королю эту самую целительницу, которую притащил Брайанстон. Мальчик должен протянуть еще немного… совсем немного… Во всяком случае, до той минуты, когда согласится передать престол своей кузине Джейн. А обеих сестер лишить права наследования.
— Да, — подтвердил с ухмылкой Суффолк, — передать престол Джейн, а через нее и вашему сыну.
— И моему сыну, — повторил Нортумберленд, не желая замечать иронии. — А пока суд да дело, мы должны с вами, герцог, успокоить натянутые нервы дорогих французов, которых не устраивает предполагаемый брак принцессы Марии с Филиппом, что, несомненно, усилило бы их врага, Испанию. Никто, конечно, не должен ничего знать о наших с вами намерениях… Я предлагаю срочно сообщить французам знаете что? Что мы лелеем мысль о браке Марии с их герцогом Орлеанским. О таком союзе они мечтают давно. Подобная новость несколько успокоит их посланника, месье Ноэля. Как, вы думаете, лучше всего подбросить ему этот несозревший плод? А, мой друг?
Суффолк понимал, что собеседник знает ответ, потому ограничился коротким:
— Как?
— Через сестру Робина де Бокера. По моим сведениям, у нее большая дружба с одним французским агентом. Это может нам пригодиться и в дальнейшем, поэтому я велел Робину оставить их в покое.
— Хотите, чтобы она сообщала французам необходимые нам сведения?
— Именно так. Они с братом очень близки и полностью доверяют друг другу. Это означает: то, что он ей скажет, она не станет подвергать сомнению, а передаст слово в слово. Что чрезвычайно важно в нашем положении. Неплохо придумано?
— Очень…
— И наконец, еще одно… — Нортумберленд, войдя в раж, совершенно забыл о конспирации и заговорил в полный голос. — Все это время принцесса Мария должна находиться во дворце под нашим неусыпным наблюдением. Она пытается уверить нас, что болезнь не позволяет ей покидать ее покои, — что ж, будем ей верить. И уж, во всяком случае, ни ее саму, ни ее послания не допустим до короля.
Он поднялся от стола, явно довольный собой, и направился к двери. Остановившись у выхода, проговорил:
— Да, насчет старухи травницы… Все-таки стоит попробовать, верно? Правда, этот олух Брайанстон наверняка рассчитывает что-нибудь получить за свою услугу. Что ж, подыщем для него какой-нибудь титул, а?..
Пен потянулась и зевнула. За окном было темно. Комната освещалась лишь тлеющими в камине угольками; было тепло, тихо и уединенно так, как, быть может, бывает только в утробе матери.
Она повернулась на бок и уткнулась губами в ложбинку на плече Оуэна. Не просыпаясь, он что-то пробормотал и, выпростав руку из-под одеяла, притянул ее к себе.
— Еще спите? — спросила она через некоторое время, не отрывая губ от его плеча. — Или я разбудила?
— Сплю сном праведника, — ответил он лениво. — Как таковому мне полагается поспать еще и увидеть праведные сны.
— Что ж, пускай будет так, — с тихим злорадством сказала она, запуская руку под одеяло и ощущая там его возбуждение. — Справедливость требует, чтобы я могла пожать то, что посеяла, не так ли? Мне не верится, что человек может спать в таком состоянии.
С этими словами она легла на него сверху и, помогая себе, нашла более соответствующее место для его органа в теперешнем состоянии.
— Все еще спите? — торжествующе поинтересовалась она.
— Пожалуй, сейчас нет, — признался Оуэн.
Оба замерли, наслаждаясь ощущением друг друга, и пребывали так некоторое время. Потом он слегка согнул ноги в коленях, закинул руки за голову и сделал первое движение. Легкое, едва заметное, ленивое. Она рассмеялась тихим счастливым смехом, воспринимая его ритм.
Только четвертый раз они были в постели вместе, но ей казалось, она знает и понимает его тело так же хорошо, как свое. Вместе с ним сражалась она за то, что называется кульминацией, вершиной наслаждения, оттягивая его завершение как можно дольше. Наконец не могла более сопротивляться накатывающему валу блаженства и отдалась ему на милость, после чего с тихим стоном замерла.
— В этот раз мы были неосторожны, — шепнула она прямо в ухо Оуэна. — Но я этого хотела.
— Я тоже, — ответил он и, повернувшись на бок, посмотрел ей в лицо. — Однако я опасаюсь последствий. Ты ведь тоже не хочешь их, Пен?
— Во всяком случае, не теперь, — сказала она, и в ее глазах был вопрос. Потом она все-таки спросила:
— А как вы, Оуэн? Хотели бы вы иметь ребенка?
Его лицо окаменело, и хотя он не переменил позы, ей показалось, что он отодвинулся от нее на огромное расстояние.
— В моей жизни нет места для детей, — услышала она.
….Люси и Эндрю. У обоих глаза матери. Зеленые, как болотный мох…
Он сел на постели. Пен продолжала лежать. Недавняя радость ушла из нее, как воздух из мяча. Ей сделалось холодно. Зачем она задает такие вопросы? Зачем пытается вторгнуться в чужую жизнь? Да, они любовники, но это ничего не меняет. Что она знает о нем, о его бедах и горестях? Только то, что он сам захотел рассказать, очень немного. Возможно, потому, что профессия шпиона не располагает к особой откровенности. А быть может, и потому, что в его жизни произошло нечто страшное. Трагичное… О чем невозможно говорить.
Она протянула руку, коснулась его спины. В отличие от нее самой его тело горело как в лихорадке… Несомненно, с ним что-то происходит. Какие-то воспоминания не дают покоя. Он снова потерянный, опустошенный, каким был, когда чуть было не наехал на маленькую девочку. Нет, она не может молчать, когда он такой!..
— Оуэн, что так терзает вас?
Некоторое время он не отвечал, и она вновь пожалела, что начала расспросы. Затем, словно стряхнув с себя что-то, он встрепенулся и сказал:
— Так… ничего. Старая история. — Повернувшись к ней, погладил по щеке. — Вставайте, пора. С рассветом выезжаем в Лондон.
Да, в Лондон! Туда, где может… где должен находиться ее ребенок… Живой и здоровый… Но как… как она его узнает? Она ведь никогда его не видела. Только слышала голос… Только поняла, что он жив… И должен быть жив теперь! Завтра… послезавтра…
Она вскочила с постели и поспешила к сундуку, на котором лежала ее собственная одежда, выстиранная, сбрызнутая лавандовой водой и выглаженная приветливой служанкой, тезкой принцессы Марии. Долой одежду Седрика, которая сыграла (или не сыграла) свою роль! Как бы то ни было, но, будучи в этой одежде, она узнала главное: ее ребенок жив!.. Был жив…
Начав одеваться и повернув голову к Оуэну, она не могла скрыть удивления, увидев, что он снова в состоянии возбуждения.
— Как? Вы… опять?
— Вполне, — отвечал он. — Вы поразительно воздействуете на меня.
— Но у нас нет времени. — Она торопливо застегнулась, избавив его от лицезрения ее прельстительной наготы, после чего уселась на сундук и принялась натягивать чулки. — Позвать Мэри или вы поможете мне со шнуровкой?
— Позовите служанку. Я вынужден лишить себя этого удовольствия, чтобы одеться самому.
Накинув халат, он поспешил к двери.
— Ценю вашу поспешность, — сказала она ему вслед, — но не хотите ли одарить меня хотя бы поцелуем после бурной ночи?
Она прикрыла глаза, когда его губы коснулись ее рта, но сразу же открыла их, потому что почувствовала: что-то не так. Он сейчас не с ней. Его взгляд был устремлен куда-то поверх ее головы, и что в нем таилось, она понять не могла. Во всяком случае, не любовь к ней.
Опять ее пронизал холод. Она отстранилась и сказала с неловким смехом:
— Ваши мысли снова где-то далеко.
Чуть вздрогнув, он виновато улыбнулся.
— Простите. Вероятно, я задумался о наших дальнейших действиях. Мы не должны задерживаться.
— Я тоже так считаю, — стараясь казаться спокойной, согласилась она. — Спущусь, как только буду готова.
Было ощущение, что он хотел еще раз поцеловать ее или сказать что-то, но не сделал ни того ни другого и вышел.
Войдя к себе в комнату, он разбудил Седрика и поспешно завершил свой туалет.
Его мысли и в самом деле были заняты предстоящими поисками ребенка, он вполне отдавал себе отчет, как это может быть трудно, если вообще возможно. Страшила и мысль об окончательном исходе дела: как переживет Пен, если дитя не будет найдено? Или если окажется, что его уже нет в живых?..
Но главное — с чего начать? Не шнырять же по всем притонам Саутуорка в поисках исчезнувшего ребенка? Это может, в конце концов, вызвать подозрения Брайанстонов, и тогда пиши пропало — дитя, если оно еще существует, сгинет навсегда.
Значит, нужен какой-то надежный и хитроумный план действий. По всей видимости, следует включить в него Пен. И первым делом сообщить ей о своих подозрениях по поводу местонахождения ребенка. Но как сказать об этом? Какими словами?
Наконец, еще одна проблема, о которой, несомненно, не могла не думать и она сама: каким образом сумеет она узнать, ее ли это ребенок, когда они его найдут?.. Если найдут…
Глава 17
Был ранний вечер, когда они подъехали к боковому входу дворца в Гринвиче. Здесь, со стороны проезжей дороги, в дворцовые ворота и из них входило и выходило множество народу: солидные торговцы, мальчишки-лоточники, кухарки и прачки, герольды и конюхи — все, в ком нуждались обитатели дворца.
— Буду ждать вас, как договорились, у причала ровно в восемь, — сказал Оуэн. — Сумеете освободиться к этому времени?
— Надеюсь, что да, — ответила Пен. — Принцесса имеет обыкновение рано отходить ко сну, а перед этим любит помолиться в одиночестве, читает и занимается собственными делами… О Господи, Вильям! — воскликнула она, натягивая повод. — Стой спокойно!
Вильям почуял знакомое стойло и неуклонно стремился туда.
— Буду совершенно счастлив, — заметил Оуэн, с неодобрением качая головой, — если никогда больше не увижу это невоспитанное животное. Оно не позволяет вам ни на минуту расслабиться.
— У нас в поместье он ведет себя превосходно, — заступилась за него Пен.
— Позвольте вам не поверить, миледи. Чем скорее вы покинете его спину, тем спокойнее буду я себя чувствовать. Слава Богу, сегодня мы с вами совершим небольшое путешествие по воде, а не верхом. Наденьте теплый плащ, вечером будет прохладно.
— Что, если я не успею к восьми? — с беспокойством спросила Пен.
— Подожду до девяти, позднее не будет смысла. Тогда перенесем на другой день.
— Нет, не надо переносить! — воскликнула она с дрожью в голосе. — Я не выдержу ожидания!.. Но где же мы будем искать? С чего начнем? У вас появились какие-то идеи?
Оуэн колебался. Весь день он старался избегать ее вопросов и прямых ответов на них, не желая доставлять ей правдой излишние мучения. Вернее, тем, что сам хотел считать правдой.
Ясные глаза Пен неотрывно смотрели ему в лицо, он не знал, куда деваться от этого взора. И не хотел больше прятаться.
— Да, — ответил он, — у меня есть некий план действий. Но он требует уточнений, и потому прошу вашего разрешения изложить его не сейчас, а позднее, когда мы вновь встретимся. Я никогда не делюсь своими планами, — прибавил он, — пока не отработаю их досконально. К этому меня приучила моя профессия.
Сопутствующей словам улыбкой он постарался в какой-то мере успокоить или отвлечь ее. В чем ему помог конь Вильям, начавший снова проявлять нетерпение: Пен пришлось уделить ему немало внимания.
— Хорошо, — сказала она, справившись со строптивцем, — увидимся в восемь на пристани.
— До встречи.
Он склонился с седла и легко коснулся ее губ. После чего повернул коня и поскакал обратно в Лондон.
Пен влилась в толпу людей, входящих в ворота, никем не узнанная добралась до конюшен, где отдала Вильяма на попечение конюха, вошла во дворец и поспешила, не останавливаясь для разговоров, в свою комнату.
Рыжий кот, как всегда, спал у нее на постели, свернувшись клубком. Он открыл один глаз и отвернулся, показывая недовольство столь долгим отсутствием хозяйки.
«Глупый кот, — сказала она ему мысленно, — ты же знаешь, я всегда возвращаюсь к тебе. Всегда…»
Она позвонила в колокольчик и вызвала служанку. Раздевшись, подошла к большому зеркалу, внимательно поглядела на себя: кружева помяты, подол юбки забрызган дорожной грязью.
Служанка была шокирована ее видом, а еще больше тем, что хозяйка не взяла ее с собой в Холборн, куда, как она полагала, та поехала — без нее и даже без самых необходимых вещей.
Кое-как оправдавшись перед верной Эллен, Пен с ее помощью переоделась в простого покроя платье из серого дамаста, украшенное высоким белым воротником с рюшами, натянула темно-серый капор и почувствовала себя на мгновение скромной монашкой. Но только на мгновение. Как бы то ни было, такой наряд вполне подойдет для появления у постели недужной и богобоязненной принцессы Марии.
— Эллен, — сказала она служанке, — я буду ужинать одна, когда возвращусь от принцессы, — и рано лягу в постель. Вы свободны до утра.
— Слушаю, миледи, — отвечала та. — О, чуть не забыла: лорд Робин несколько раз спрашивал про вас. Хотел знать, когда вернетесь. А я не знала, чего и говорить. Разве он сам не знал этого? И разве вы не виделись с ним в Холборне? Я ничего не поняла, миледи…
Эти не очень связные речи натолкнули Пен на мысль, что, похоже, Пиппа открыла Робину правду о том, куда и с кем она уехала, иначе он должен бы был считать, как и родители, что она пребывает у постели принцессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40