А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Что вам угодно, сэр? — спросила она. — У меня уйма дел, но я могу отложить их ради вашего прихода.
Было видно, она привыкла к посетителям и знала, как с ними себя вести.
— Могу я войти? — Оуэн вновь перешел на валлийский диалект.
Она кивнула и шире открыла дверь, еще пристальнее вглядываясь в Пен.
— Заходите оба.
В гостиной, когда все расположились у стола, она, изобразив подобие улыбки, спросила, кивая в сторону Пен:
— Девушка в неприятном положении, да? — И, не дожидаясь ответа, продолжила:
— Из хорошей семьи, верно? Потому и пожаловала к тетушке Бетси переодетая юношей? — Откинув назад седую голову, она зычно расхохоталась. — А? Каково? Вам не перехитрить меня, притворись вы хоть нищим, хоть королем! Еще никто не обвел вокруг пальца Бетси Кошем!
Стараясь не поднимать головы, изображая испуг и смущение, Пен думала в то же время о том, что не узнает женщину, хотя это вовсе не означает, что той не было при родах. Да и мистрис Кошем, если и видела тогда Пен, вряд ли могла узнать в ней, теперешней, ту, с искаженным от боли лицом, корчившуюся на постели.
Оуэн решил продолжить разговор, начатый хозяйкой.
— Чем вы можете помочь? — спросил он.
— Зависит от срока, сэр. — Бетси поднялась со стула и подошла к полкам у стены, уставленным баночками и коробками. — Сколько у тебя, девушка, а? Меньше трех месяцев? Тогда все будет легко и просто.
Пен неопределенно мотнула головой, а Оуэн проговорил:
— Шесть.
— Не смешите меня, сэр! — воскликнула Бетси. — Такая стройненькая, и шесть!
— Это случилось не с ней, а с ее сестрой, — пояснил Оуэн. Пронзительные глазки сузились еще больше.
— Что ж, у меня найдется кое-что и на этот случай. Только стоит подороже. Но жить он не будет…
Пен показалось, что она застыла от холода и сейчас умрет — прямо здесь, в этой сумрачной комнате, возле полок со страшными снадобьями. В комнате, где, возможно, бывала мать Филиппа, получая из рук хозяйки дьявольское средство для нее, для Пен, чтобы вызвать преждевременные роды. Или подобное средство приносила ей мистрис Гудлоу, сотворив его из невинных трав?.. Какая разница?..
— А что, если он будет жить?
Вопрос, который задал хозяйке Оуэн, вывел Пен из оцепенения.
— Что, если ему больше шести, — повторил Оуэн уже без всякого валлийского акцента, — и он остался в живых? Что тогда?
— Это уже не мое дело, сэр, — пробормотала Бетси, и внезапно в ее глазах мелькнул огонек подозрения, как вспышка молнии, озарившей угрюмую комнату.
И еще в ее взгляде Оуэн увидел опасение. Страх.
— Сядьте, мистрис Кошем, — сказал он властно.
Она не могла не подчиниться звуку его голоса. В комнате наступила напряженная тишина.
— Вы сказали «не мое дело», мистрис Кошем, — вновь заговорил Оуэн. — Поговорим о вашем деле… — Он выдержал зловещую паузу. — Давайте представим, что года три назад был насильно произведен на свет ребенок, пробывший всего около восьми месяцев во чреве матери. И вопреки ожиданиям некоторых людей остался жить… Как вы полагаете, мистрис Кошем… — голос Оуэна зазвучал угрожающе, — что могло статься с этим ребенком?
Лицо женщины сделалось бледным как мел. Она неотрывно смотрела на Оуэна, словно кролик на удава.
— Не понимаю, о чем таком вы говорите, — наконец выдавила она, облизывая сухие губы. — Ума не приложу.
— Не понимаете? — повторил Оуэн.
Неспешным движением он достал из камзола кошелек и кинул на стол. Монеты в нем зазвенели. После чего вынул кинжал из ножен, прикрепленных к поясу, и аккуратно положил его рядом с кошельком.
— Я помогу вам понять, женщина, — сказал он спокойно.
Глаза Бетси Кошем метались по предметам, лежащим на столе. Видела она также и холеные белые руки, в которых крылись угроза и сила.
— Предлагаю выбор, — продолжил Оуэн. — Ответьте честно на мой вопрос, и кошелек ваш… Но можете предпочесть то, что лежит рядом с ним.
Он сложил на столе руки в ожидании ответа.
Пен тоже смотрела на стол. На лежащий там кинжал — простой, с обычной рукояткой, но обоюдоострым лезвием. Неужели он готов пустить его в ход? Нет, это только угроза, которую он никогда бы не осуществил. Собственно, и угрозы прямой не было. Она только предполагалась.
Внезапно Пен подумала — хотя для таких мыслей было не слишком подходящее время, — что профессия Оуэна предполагает применение оружия в любых случаях и по отношению к любым людям, какого бы пола или возраста они ни были. Даже к детям, если те помогают врагам его страны… О нет! Нет!..
И она поняла… ощутила страх этой старой женщины, которая знала, что сидящий перед ней человек в черной одежде, с темными глазами и мягким голосом, ни минуты не колеблясь, пустит в ход свое оружие.
— ..Спрашиваю еще раз, Бетси Кошем: как вы думаете, что могло случиться с этим ребенком после его рождения?
Она снова облизала губы, глаза у нее бегали, лицо приняло серый оттенок.
— Есть такие места… — проговорила она. — Такие… где могут держать этих… ненужных детей. Если за них платят, ясное дело.
Ненужных!.. Платят!.. Слова, будто железные колючки, впивались в мозг Пен, не давали дышать.
— Кто взял этого ребенка? Кто?..
Пальцы Оуэна, будто невзначай, притронулись к клинку. Женщина задрожала, всхлипнула.
— Милорд, — сказала она. — Его забрал милорд… Завернул в одеяло и взял… Больше ничего не знаю! — вдруг вскрикнула она. — Клянусь Богом! Они… они прикончат меня, если узнают, что я сказала!
— Они ничего не узнают, женщина. Перестаньте дрожать!.. Куда они отдали его?
— Не знаю! Честно, не знаю! — Она опять всхлипнула. — Клянусь!
Оуэн был неумолим.
— Подумайте! — Молниеносным движением он схватил кинжал и вонзил его в стол. — Подумайте как следует!
Мистрис Кошем чуть не упала со стула от ужаса.
— В Лондон! — закричала она. — Они чего-то говорили про Лондон… Больше я ничего… Ничего…
Она разрыдалась.
Оуэн медленно вложил кинжал в ножны. Так же медленно протянул ей кошелек с деньгами и встал из-за стола. Не произнося больше ни слова, не прощаясь, он направился к двери, возле которой остановился, пропуская вперед Пен. Во дворе он обнял ее за плечи, и так они подошли к воротам, где были привязаны лошади.
— Вы сделали бы это… сделали? — Это были первые слова, которые она произнесла с той минуты, как они зашли в дом к мистрис Кошем.
— Что именно?
— Ударили бы ее кинжалом?
— Я знал, этого не потребуется, — сухо ответил он. Ее сознание медленно вернулось к тому, что она только что услышала из уст этой женщины.
— Ребенок… мой ребенок… Она сказала, он был живой.
— Да, — проговорил Оуэн и не сразу продолжил:
— Это может не означать, что он жив сейчас.
— Он жив! — В ее голосе не было надрыва, только уверенность. — И я должна его найти.
Оуэн понимал: такую уверенность ничто не поколеблет. На обратном пути Оуэн сказал:
— Итак, следует начать поиски ребенка в Лондоне.
— Но где именно? — В голосе Пен не было прежней убежденности, а напротив, растерянность и печаль. — Город так велик.
— Это верно, я буду думать, — сказал он.
В его тоне можно было уловить неопределенность, на самом же деле у него сразу появилась мысль о том, в каком месте следует искать ребенка, если тот жив. Он вспомнил свою случайную встречу с Майлзом Брайанстоном в районе публичных домов Саутуорка, на одной из неприглядных улиц. С какой целью мог оказаться такой человек, как Майлз, в этих опасных для жизни и здоровья местах? Конечно, если он ко всем своим достоинствам еще и тайный лиходей… В конце концов, сам Оуэн тоже оказался в том районе…
И все же необходимо расследовать, что там делал лорд Майлз Брайанстон в тот зимний день.
Глава 16
Герцог Нортумберленд нервно ходил по приемной перед покоями, где находился больной король. Дверь туда была закрыта. Окна королевской опочивальни выходили на площадь, откуда раздавался неумолчный гул голосов: там собрались жители Лондона, желавшие выразить почтение и любовь, а также пожелания здоровья своему властелину. Они приходили сюда каждый день в надежде увидеть лицо короля хотя бы в окне. И уже много недель уходили разочарованные: король не появлялся.
— Мы должны, должны показать его! — чуть не каждый день говорил Нортумберленд.
И сегодня он произнес ту же фразу.
Королевские врачи не отходили от постели больного, члены Тайного совета с нетерпением ожидали их очередного решения (если не приговора) по поводу здоровья юного монарха. Будет он наконец в состоянии появиться перед народом?
Герцог Суффолк приблизился к Нортумберленду.
— Народ требует своего короля, — сказал он, привычно дернув себя за короткую бороду.
— У меня есть уши, — раздраженно отозвался Нортумберленд. — Могу сам слышать.
Нортумберленд не слишком умел сдерживать себя, а в этом случае не считал особенно нужным. Он знал, что медлительный тугодум Суффолк не примет его раздражение за обиду: не к такому еще привык, общаясь со своей злобной супругой.
— В конце концов, ничего страшного, — примирительно произнес Суффолк. — Пусть покричат. Нужно чаще объяснять им, что зимой королю делается хуже, он плохо переносит холод. Людям надоест ожидать его, стоя на улице.
— Пожалуй, вы правы, — согласился его собеседник. — А через несколько месяцев мальчишка умрет. И тогда у нас будет Мария, которая выйдет замуж за Филиппа Испанского и потянет страну обратно в католицизм.
Оба замолчали, размышляя о том, что в этом случае потеряют лично они, каких доходов и привилегий лишатся. Ведь после того, как прежний король, Генрих VIII, совершил в стране церковную реформацию, порвал с папой римским и заменил католицизм новой, англиканской, религией, став ее главой, многие сторонники короля захватили и поделили между собой несметные богатства католической церкви: земли, поместья, ценности. А также получили новые титулы, права и власть. Им всем было что терять, если на престол взойдет сестра нынешнего короля принцесса Мария, оставшаяся ревностной католичкой.
— Необходимо заставить Эдуарда назвать своей преемницей не Марию, а Елизавету, — высказал их давнюю цель Суффолк. — Она хотя и моложе на семнадцать лет, но зато никогда не была католичкой. Эдуард тоже весь в отца — терпеть не может католиков. Разве он захочет, чтобы на трон уселась его старшая сестрица и начала все поворачивать вспять? Да, Елизавета из настоящих протестантов. Она…
— Она, — перебил его Нортумберленд, — слишком молода, и никто из нас не знает ее толком, потому что она чертовски хитра и скрытна. И что там таится в ее рыжей голове — одному Богу известно.
— Итак, вы полагаете, что она тоже не вполне подходящая особа для трона?
— Лучше, чем ее сестра, но я бы отверг обеих.
Суффолк посмотрел на него с испугом: такого тот так прямо еще не говорил.
— Не будете же вы отрицать право наследования, герцог?
— Я не буду, — спокойно сказал Нортумберленд. — Но если мы сумеем уговорить нашего несчастного больного юношу… Умирающего…
Внезапно Суффолк с хитрецой взглянул на него и, дернув себя за бородку, проговорил:
— Если лишить наследственного права обеих сестер, то следующей в этом ряду будет моя супруга. Как-никак она племянница покойного Генриха. Что вы на это скажете?
— Ого-го! — Этим восклицанием Нортумберленд заменил прямой ответ. А потом добавил с улыбкой:
— В этом случае хоть каким-то утешением для меня будет некая свадьба.
— Моей дочери Джейн и вашего сына, милорд? — уточнил Суффолк, тоже улыбнувшись.
— Совершенно верно, милорд.
В это время отворилась дверь из покоев короля и оттуда показалась целая процессия одетых в черное лекарей. Один из них нес в вытянутых руках сосуд, накрытый крышкой, горестно покачивая над ним головой.
— Плохо, милорд герцог, его величество совсем плох, — провозгласил главный из лекарей, обращаясь к Нортумберленду. — Лекарство, которое мы дали раньше в надежде, что оно поднимет его хоть ненадолго с постели, не помогло. Больному стало хуже.
— Как это так? — рявкнул герцог. — Если не помогло, то почему же хуже?
— У короля началось воспаление кишок, — уклонился от прямого ответа врач. И добавил, указывая на сосуд в руках другого врача:
— Его величество потерял много крови. Это явилось следствием…
— Можно его подвести к окну? — не слушая объяснений, спросил герцог.
— Я бы не советовал этого делать, ваша милость.
— К черту ваши советы! — Громкий крик Нортумберленда привлек внимание всех находившихся в комнате. Наступила тишина. — Пемброк! — продолжал герцог. — Прикажите служителям короля хорошенько завернуть его и поднести к окну.
— Я протестую, ваша милость! — повысил голос главный врач. — Его величество может не выдержать этого, его состояние ухудшится.
Граф Пемброк поспешил исполнить приказание герцога.
— Хуже! — передразнил врача Нортумберленд. — Сколько мы уж слышим от вас эти слова! О Господи, сохрани нас от лекарей!
Врач выпрямился с видом незаслуженно оскорбленного человека.
— Меня считают, милорд, — сказал он, — весьма умудренным в своем ремесле.
— Значит, мне жалко и вас, и ваше ремесло, — отрезал герцог, отворачиваясь от него.
Обиженные врачи поспешили покинуть помещение.
Нортумберленд услышал, как кто-то вежливо кашлянул за его плечом, и произнес:
— Милорд…
Обернувшись, он нахмурился: человек был ему незнаком. Во всяком случае, имени его он не помнил.
— Майлз Брайанстон, милорд герцог, — подсказал тот с заискивающей улыбкой.
— А… да… Что привело вас в приемную короля?
Майлз прекрасно знал, что входить в святая святых положено исключительно членам Тайного совета, но не мог же он пойти против матери, а она велела ему направить свои стопы именно сюда. И не в одиночестве, а прихватив с собой одного человечка. Майлз осмелился возражать матери, он опасался, что это может вызвать гнев Нортумберленда и прочих, однако гнев матери был для него страшнее и он покорился.
— Милорд герцог, — сказал он, немного заикаясь от волнения, — мы… я подумал, что, быть может, врачи его величества не знают… зашли в тупик… как лечить короля. — Он нервно потер влажные руки. — Думаю, милорд, вы разделяете мои чувства.
— Ну и что, если так? — нетерпеливо спросил Нортумберленд. — Что вы хотите?
— Хочу сказать, милорд, что есть другие способы лечения. Вот… — Он отодвинулся, и из-за его широкой спины появилась старая женщина с твердым взглядом серых глаз. — Наша семья, милорд, — продолжал Майлз, — давно пользуется услугами этой искусной целительницы, знающей множество лечебных секретов и желающей оказать услуги королю.
Нортумберленд посмотрел на женщину, которая не отвела взора и продолжала внимательно смотреть на него. Что-то в ней показались ему заслуживающим доверия.
— Как твое имя, женщина? — спросил он.
— Мистрис Гудлоу, ваша светлость, — ответил за нее Майлз. — Она знает все о травах, об их целебных свойствах, и моя мать говорит…
— Меня мало интересует ваша мать, пускай женщина сама про себя расскажет.
Она слегка вскинула голову.
— Я скажу, ваша светлость, что мне дано умение лечить, и я спасла многих, у кого жизнь висела на волоске.
— Полагаю, — негромко сказал Нортумберленду герцог Суффолк, слышавший весь разговор, — что, если эта женщина посмотрит Эдуарда, хуже не будет… Во всяком случае, для нас с вами. Чем дольше он протянет, тем больше шансов его уговорить.
Нортумберленд кивнул и посмотрел на графа Брайанстона, похожего на большую заводную куклу.
— Подождите, вы и эта женщина, в другом зале. После того как король покажется народу, мы продолжим разговор.
Майлз не мог скрыть восторга. А уж как будет довольна матушка! С этой минуты начнется его восхождение к вершинам власти! Он станет незаменимым человеком для Тайного совета и для самого Нортумберленда. Его положение при дворе упрочится…
Снова открылась дверь из спальни короля, оттуда вышел рослый слуга с большим свертком одеял в руках.
Нортумберленд наклонился к свертку и тихо проговорил:
— Ваше величество, народ хочет вас видеть.
Голос, который раздался в ответ, был еле слышен и мог каждую секунду оборваться:
— Конечно… Они мои подданные… Я хочу поприветствовать их… Сэмюэл, поднеси меня ближе к окну.
Нортумберленд подал знак, чтобы открыли высокие окна, и сквозь них с удвоенной силой донеслись крики:
— Король! Король! Наш король!
Служитель поднял больного так, чтобы его могли видеть стоящие за окнами. Приветственные возгласы стали еще громче, толпа ликовала, в воздух летели шапки, над толпой хлопали крыльями испуганные птицы.
— Король! Наш король!
Юный монарх не мог стоять на собственных ногах, но велел, чтобы с его лица откинули одеяло. Это было ошибкой. Когда стоявшие в передних рядах увидели иссушенное болезнью лицо, принадлежащее не юноше, а, скорее, глубокому старцу, они умолкли. За ними замолчали все остальные. Король попытался помахать рукой, но это ему не удалось — его скрутил страшный приступ кашля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40