Дети остались бы без присмотра, слуги бы ворчали, ему подавали бы подгоревший ужин, и жизнь его перестала бы быть такой удобной. Я затаила бы на него обиду, а отец не любил, когда привычный порядок жизни нарушался. Поэтому для него было бы гораздо легче и удобней… — Джулиана запнулась, держась рукой за ноющее сердце. — В общем, иногда мне кажется, что отец сам все это устроил…
Она глубоко вздохнула, боясь разрыдаться.
— Потом он говорил, что я могу спасти его и свою репутацию, только если выйду замуж.
— Репутацию твоего отца? — ядовито переспросил Раймонд, всей душой ненавидя того, кого уже не было в живых.
Так вот в чем источник ее горя! Доверие Джулианы к людям подорвало не насилие, не жестокость, а предательство отца. Точнее, предположение о его коварстве. Отец хотел, чтобы она вышла замуж за Феликса. Самый близкий человек не поверил Джулиане, предал ее, унизил, и это легло тяжким бременем на ее душу.
Но неужели отец устроил и ее похищение? Может быть, это он подговорил Феликса прибегнуть к насилию? Возможно ли такое? Это было бы слишком гнусно — так поступить с единственной дочерью, однако, судя по тому, что Раймонд слышал о покойном лорде Лофтсе, от этого человека можно было ожидать чего угодно.
— Да, он заботился о своей репутации! — горько воскликнула Джулиана. — Когда же я отказалась выходить за Феликса, он в наказание обрезал мне волосы кинжалом. Хотел, чтобы мой позор был у всех перед глазами.
Сердце Раймонда дрогнуло. Он понимал Джулиану гораздо лучше, чем она думала. Ведь ему тоже пришлось вынести тяжкие унижения, и если б не могучий инстинкт жизни, ему бы нипочем не выжить. Он предал свою религию, свое воспитание, свои принципы. Искренность Джулианы искушала его к откровенности. Он хотел тоже раскрыться перед ней, рассказать о своих грехах, но не смог. Ведь он — мужчина, и если проявит такую слабость, Джулиана сама начнет презирать его. Борясь с собой, Раймонд откинул волосы за уши и отвернулся к огню. Джулиана поневоле взглянула на его сверкающую золотую серьгу.
— Хочешь знать, почему я ее ношу? — спросил он.
Она медленно, почти боязливо дотронулась до золотого украшения.
— Такая уж была причуда у моего хозяина. Каждому рабу он прицеплял серьгу куху.
— Но она такая большая! Наверно, тебе было очень больно.
— Следы рабства всегда болезненны. А серьгу я оставил намеренно — это знак моего покаяния. — Он погладил ее по волосам. — Так что, сама видишь, твой отец не знал, что такое позор. Зато мы с тобой очень хорошо понимаем смысл этого слова.
Джулиана дотронулась до кончиков волос, словно отмеряя, насколько они отросли. Связь, соединявшая ее с Раймондом, стала еще крепче.
— После того как Феликс напал на меня, отец пригласил его в гости. Представляешь?
— Представляю. Но я не понимаю, почему ты до сих пор пускала его на порог.
— Феликс так и не понял, как гнусно он себя вел. Кроме того… — Она заколебалась. — Я боялась, была не уверена в себе. Думала, вдруг я и в самом деле сама во всем виновата. Слишком кокетничала с ним, делала авансы.
Чувство вины впилось в ее душу столь же прочно, как золотая серьга в его ухо.
— Чушь! — резко сказал Раймонд. — Даже не думай об этом. Больше этого болвана ты не увидишь. — Он крепко сжал кулаки. — По-моему, до Феликса дошло, что ему здесь не рады.
— Я не знаю, чем ты его так напугал. И мне все равно. Но спасибо, что ты изгнал его из моей жизни.
Она говорила едва слышно, но ее синие глаза светились благодарностью. Раймонд понял, что Джулиане рассказали о его стычке с Феликсом.
— Напугать этого червяка было нетрудно.
— Так все-таки, что ты с ним сделал? — оживилась Джулиана. — Как следует припугнул?
— Да.
— Очень хорошо. А отец заставил меня прислуживать ему, словно я какая-нибудь служанка. Хотел, чтобы я до конца испила чашу унижения. За свои грехи. — Она вздохнула. — Родной отец не поверил мне!
— А я тебе верю.
Она недоверчиво смотрела на него.
— Правда, верю.
— Этого не может быть, — покачала головой она. — Ведь я всего лишь женщина, дочь Евы. Я веду себя как блудница, и мужчин нельзя винить, если они начинают вести себя в моем присутствии неподобающим образом.
— Чушь. Так говорят те мужчины, кто слаб и дурно воспитан. — Он похлопал себя по плечу. — Помнишь, как я получил от тебя поленом?
Она невесело усмехнулась:
— Но я не была такой умной, когда меня похитил этот осел. Мы дрались с ним, и он все повторял:
«Все должно было происходить по-другому». Феликс избил меня до потери сознания. Когда я очнулась, рядом никого не было, и мне удалось бежать. — Она предостерегающе вскинула руку. — Но он не изнасиловал меня, несмотря на то, что я была без сознания.
Раймонд не знал, кого больше ненавидеть — ее отца или Феликса.
— Но тебя заставляли выйти за него, утверждая, что это все-таки произошло?
Она ответила не впрямую:
— Когда мужчина берет женщину, остаются следы, и тогда женщина считает дни до следующего кровотечения. Но следов не было. Меня не изнасиловали, и я, дура, обрадовалась. На самом деле это не имело никакого значения. Я уже была унижена. Мои слезы, моя боль ровным счетом ничего не стоили. Но я не могла допустить, чтобы меня использовали как вместилище его семени.
— А для меня это не имеет значения. Важно другое — тебе было больно, тебя обидели, ты потеряла веру в близкого человека.
— Сэр Джозеф — тот так и не поверил, что я осталась нетронутой. Он все повторял, что я должна быть благодарна Феликсу — ведь он запросто мог меня и убить.
— Сэру Джозефу за многое придется дать ответ, — мрачно сказал Раймонд.
У него внутри все клокотало от ярости и лишь неимоверным усилием воли он себя сдерживал. Необходимо было во что бы то ни стало утешить Джулиану.
— Наплевать на сэра Джозефа. Теперь ты моя жена, да такая, о которой я и не мечтал. Я ни за что тебя не брошу. Даже если бы тебя похитили и изнасиловали, я все равно бы от тебя не отказался.
Тут Джулиана вспомнила, зачем завела весь этот разговор.
— И все же ты должен меня оставить. Его величество…
— Прекрасно без меня обходится.
— Ее величество…
— Всегда может приехать ко мне в гости.
— А Англия?
— Пускай катится к чертовой матери. Пока я с тобой, мне ни до чего нет дела.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
— Но ты не можешь…
Еще один поцелуй.
— Это безумие… — Поцелуй стал более настойчивым.
Джулиана оттолкнула его забинтованной рукой:
— Тебе не удастся таким образом заставить меня замолчать.
Голос ее звучал почти нормально, даже с юмором, и Раймонд облегченно вздохнул. Он поднес ее руку к своим губам, слегка куснул ее за ладонь.
— Пойдем-ка со мной. Посмотрим, сумею ли я справиться с этим.
— У тебя ничего не выйдет, — предупредила Джулиана, однако последовала за ним.
В спальне горела лишь одна свеча.
— Сиди здесь и жди, — приказал Раймонд. Джулиана обхватила себя за плечи и стала ждать. Ей не удалось оттолкнуть от себя Раймонда, и в глубине души она даже была этому рада.
Значит, он обо всем догадывался. Догадывался, но не осуждал ее. Обращался с ней уважительно, сделал ее своей женой. Она чувствовала странную свободу, разом избавившись и от горечи, и от вины. Любимый сделал ее счастливой.
Любимый. Она зажмурилась и мысленно повторила это слово. Сердце больше не щемило, тяжесть упала с плеч. Теперь Джулиана могла свободно дышать, могла смеяться. Приподнявшись на цыпочках, она закружилась в беззвучном танце. Из-под ног полетела пыль, и Джулиана решила, что завтра же прикажет сменить тростниковое покрытие. Замок станет свежим и чистым. Она упала на постель и зарылась в одеяло.
— Ну и картинка, — раздался веселый голос Раймонда.
Джулиана выглянула из-под одеяла и испуганно спросила:
— Что это у тебя такое?
Он поставил на пол два ведра, доверху наполненных снегом.
Джулиана затрепетала от ужаса, замахала руками.
— Нет!
Он широко ухмыльнулся, сбросил плащ, снял камзол, расстелил на кровати холщовое полотенце.
— Ты должна мне верить.
— Ни за что!
Раймонд игриво сказал:
— Как, ты мне не веришь? Но ты должна мне доверять.
— Я не доверяю мужчинам, — сурово ответила Джулиана.
— Ничего, придется.
Он наклонился и стал быстро и ловко ее раздевать.
Джулиана пробовала сопротивляться, но он шлепнул ее ниже спины.
— Своим собакам я доверяю больше, чем тебе! — запротестовала она.
— Какая ты грубая, невоспитанная, — улыбнулся он. — Я желаю тебе добра, а ты меня оскорбляешь.
— Я знаю, ты хочешь устроить мне эту ужасную снежную ванну!
Джулиана сделала паузу, давая ему возможность опровергнуть это утверждение.
Но Раймонд молчал.
— Ни за что на свете, — шепотом взмолилась Джулиана.
Это не произвело на него ни малейшего впечатления. Да Джулиана на это и не надеялась. Она вспомнила, с каким удовольствием Раймонд натирался снегом. Он был похож на играющего ребенка. Снежная ванна была для него символом очищения, омовения души.
Джулиана вытянулась во весь рост, раскинула руки и великодушно сказала:
— Ладно, так и быть.
Но он никак не реагировал на душевную щедрость.
Продолжая раздевать ее, он пообещал:
— Тебе понравится.
Платье полетело в угол, башмаки — следом.
— Эту традицию мои предки привезли с Севера. Она очищает душу и тело.
Чулки Джулианы повисли на канделябре, похожие на некое причудливое украшение. Нижнюю рубашку Раймонд сунул под подушку, пояснив:
— Утром наденешь.
Он проворно разделся сам, и, глядя на его смуглое, мускулистое тело, Джулиана забыла свои опасения.
Он зачерпнул снег пригоршнями, и тут Джулиана снова затрепетала:
— Раймонд!
— Доверяй мне.
Ее обдало таким обжигающим холодом, что она завизжала. Раймонд высыпал ей на плечи целый сугроб. Джулиана хотела двинуть негодяя кулаком, но не попала, а он ловко перевернул ее на живот и принялся натирать ей снегом спину. Джулиана брыкалась, извивалась, ей удалось перевернуться обратно, но Раймонд воспользовался этим, чтобы насыпать снегу ей на грудь.
Джулиана задохнулась и больше не кричала. Воспользовавшись передышкой, Раймонд принялся натирать ей руки. Он что-то говорил, но она ничего не слышала. Ей казалось, что он содрал с нее кожу и трет снегом по сырому мясу. Когда он опустился перед ней на колени, Джулиана подумала, не лягнуть ли его ногой. Но сил не было.
— Ну вот, почти все, — жизнерадостно сообщил он, зачерпнул еще снегу и принялся натирать ей лицо.
В этот момент она изловчилась и как следует его лягнула.
— Ой! — Он согнулся от боли. — Еще один такой удар, и у нас с тобой никогда не будет детей.
— Ничего, я сейчас тебя вылечу, — вкрадчиво сказала она, набрала побольше снегу и метнулась к нему. Раймонд хотел увернуться, но не успел.
Завладев его самым, уязвимым местом, Джулиана сполна отвела душу.
— Какая ты жестокая, — пожаловался Раймонд, но глаза его подозрительно блестели. — Я тебе отомщу.
Она откинулась на спину и спросила:
— Каким же образом? Засыплешь меня всю снегом?
Он взял полотенце.
— Нет, я тебя высушу.
— Что ж тут такого страшного? — пожала она плечами.
Он свирепо улыбнулся и двинулся к ней.
— Не нужно, Раймонд, — быстро сказала она, отодвинувшись к краю кровати. — Ты же сам виноват.
— Ты тоже.
Она взвизгнула, а он подхватил ее и кинул на меховое одеяло, потом уселся сверху и принялся медленно, тщательно ее растирать, уделяя особое внимание определенным участкам ее тела.
Когда Раймонд покончил с этим занятием, Джулиане уже не было холодно, она вся горела.
— Я так хочу тебя, что сейчас не выдержу, — сказала она.
— Выдержишь, — уверенно пообещал он. — Причем гораздо больше, чем думаещь.
Она крепко обняла его за плечи, словно он мог в любой момент сбежать. Однако Раймонд не собирался убегать.
— Мне нравятся твои волосы, — сказал он. — Они достаточно длинные и похожи на медь. Смотри, как они переливаются при свете свечей.
Его черные локоны переплелись с ее медными. Никогда еще Джулиана не чувствовала себя такой живой, такой счастливой. Она подумала, что они будут любить друг друга и тогда, когда их волосы поседеют.
— Согрей меня, — попросил он. — Согрей меня своими руками.
Она прошептала:
— Ты такой красивый.
Но, если бы он и не был красивым, если бы он был стариком или лесным троллем, она все равно его любила бы. Ведь он дал ей всё, стал ее любовником и другом, мужем и защитником. Джулиана гладила его тело, а он следил за ней сквозь полузакрытые веки. Когда она заколебалась, он ободряюще кивнул, и Джулиана осмелела.
— У тебя такие длинные ноги, — прошептал он, обхватив ее за ягодицы. — Обхвати меня ими. И посильнее.
Она повиновалась.
— Ты хочешь, чтобы я оказался внутри тебя?
— Да, и побыстрее, — задыхаясь, молвила она.
— Ваш приказ, миледи, для меня закон.
И он вошел в нее длинным скользящим движением.
Джулиана чувствовала себя такой счастливой, она готова была отдать ему все, что у нее было, слиться с ним в единое целое.
Она открыла для себя, что есть мужчины, для которых акт любви — не просто удовольствие, а символ, высшее проявление власти над любимой.
Раймонд именно таков. Он смотрел на нее так жадно, что ей на миг стало страшно. Чего он от нее ожидает?
Движения Раймонда ускорились, и все мысли улетучились у нее из головы. Джулиана погрузилась в радужный водоворот, зашлась сладостными стонами, воспарила в высшие сферы.
— Я никогда тебя не предам, — поклялся он. — А ты меня?
— Никогда, — прошептала она.
И на гребне накатившей могучей волны он посмотрел ей в глаза сияющим взглядом и излил в нее свое семя.
15
На рассвете Джулиану раз-будил злобный вопль, донесшийся из зала:
— Бартонхейл мой!
Сэр Джозеф? В рыцарском зале? В такую рань? Она заморгала глазами, не понимая, что происходит.
— Вы не смеете отправлять меня в Бартонхейл с этим недоумком! Я управлял тамошним замком много лет!
Раймонд невозмутимым голосом ответил:
— Кейр будет следить за доходами и расходами, а с вами он поступит по справедливости.
— Вы что же, обвиняете меня в воровстве? — взвизгнул сэр Джозеф.
— Вовсе нет, — холодно произнес Раймонд. — С чего вы взяли, что я подозреваю вас в столь низменном пороке?
Наступило молчание, и Джулиана поспешно начала одеваться. Кое-как натянув одежду, она выскочила в зал. Около очага стояли четверо: Раймонд, по обе стороны от него — Леймон и Кейр, напротив — сэр Джозеф.
— О нет, милорд, я знаю, вы не станете обвинять меня в воровстве, — жалобно повысил голос сэр Джозеф. — Я старый человек, я верой и правдой служил хозяевам этого замка много лет. Меня очень тревожит будущее рода Лофтс, особенно теперь, когда его защита вверена столь ненадежному попечению. — Он злобно покосился на Леймона.
— Кого вы осуждаете, сэр? — строго спросил Раймонд. — Леди Джулиану? Или меня? Ведь это мы назначили Леймона командовать гарнизоном.
— Я никого не осуждаю! — рявкнул сэр Джозеф, а когда Кейр угрожающе положил руку на рукоять кинжала, смиренно добавил: — Милорд…
Джулиана видела, как заострились черты лица старого рыцаря. Седые брови насупились, бледно-голубые глаза чуть не вылезали из орбит. Сэр Джозеф опирался на палку, делая вид, что ему трудно стоять на ногах.
А может быть, он и не прикидывался. С палкой он ходил издавна, используя ее то в качестве клюки, то в качестве дубинки. Но ведь ему и в самом деле уже много лет. Джулиана знала этого человека всю свою жизнь. Пока была жива мать, сэр Джозеф держался в тени, но потом он стал главным другом и наперсником ее отца. Джулиана знала: если она хочет угодить отцу, она должна заслужить одобрение сэра Джозефа. Отношения между ними окончательно испортились после того, как умер Миллард. Сэр Джозеф стал ее открытым врагом.
А когда Джулиану похитили, он вел себя просто отвратительно. Она зажмурилась, стиснула кулаки. Никогда не простит она старику той роли, которую сыграл он в этой истории.
Джулиана насторожилась, услышав, как сэр Джозеф сказал:
— Я с детства состою при Джулиане и должен предупредить вас, милорд: это коварное, лживое существо, неблагодарное и похотливое. Будьте с ней осторожны, милорд. Следите в оба.
— Следить? За чем?
Сэр Джозеф воздел палец и голосом пророка объявил:
— За тем, чтобы она не украсила вашу голову рогами.
Раймонд хмыкнул. Сэр Джозеф придвинулся к нему:
— Она хочет сама править этими землями, а это не пристало женщине. Она пренебрегает мудрыми советами. Если какой-то мужчина осмелится покуситься на ее власть, она погубит его. Берегитесь, милорд, иначе вас ждет та же участь, что ее первого мужа. А ее отец умер от разбитого сердца.
Джулиана возмущенно всплеснула руками, но не успела вмешаться. Кейр спросил:
— Вы хотите сказать, что она убила своего мужа?
— Это темная история, — уклончиво ответил сэр Джозеф.
— А каким же образом она разбила сердце отца? — снова спросил Кейр.
— О, сколь горько оплакиваю я день его безвременной кончины, — вздохнул сэр Джозеф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Она глубоко вздохнула, боясь разрыдаться.
— Потом он говорил, что я могу спасти его и свою репутацию, только если выйду замуж.
— Репутацию твоего отца? — ядовито переспросил Раймонд, всей душой ненавидя того, кого уже не было в живых.
Так вот в чем источник ее горя! Доверие Джулианы к людям подорвало не насилие, не жестокость, а предательство отца. Точнее, предположение о его коварстве. Отец хотел, чтобы она вышла замуж за Феликса. Самый близкий человек не поверил Джулиане, предал ее, унизил, и это легло тяжким бременем на ее душу.
Но неужели отец устроил и ее похищение? Может быть, это он подговорил Феликса прибегнуть к насилию? Возможно ли такое? Это было бы слишком гнусно — так поступить с единственной дочерью, однако, судя по тому, что Раймонд слышал о покойном лорде Лофтсе, от этого человека можно было ожидать чего угодно.
— Да, он заботился о своей репутации! — горько воскликнула Джулиана. — Когда же я отказалась выходить за Феликса, он в наказание обрезал мне волосы кинжалом. Хотел, чтобы мой позор был у всех перед глазами.
Сердце Раймонда дрогнуло. Он понимал Джулиану гораздо лучше, чем она думала. Ведь ему тоже пришлось вынести тяжкие унижения, и если б не могучий инстинкт жизни, ему бы нипочем не выжить. Он предал свою религию, свое воспитание, свои принципы. Искренность Джулианы искушала его к откровенности. Он хотел тоже раскрыться перед ней, рассказать о своих грехах, но не смог. Ведь он — мужчина, и если проявит такую слабость, Джулиана сама начнет презирать его. Борясь с собой, Раймонд откинул волосы за уши и отвернулся к огню. Джулиана поневоле взглянула на его сверкающую золотую серьгу.
— Хочешь знать, почему я ее ношу? — спросил он.
Она медленно, почти боязливо дотронулась до золотого украшения.
— Такая уж была причуда у моего хозяина. Каждому рабу он прицеплял серьгу куху.
— Но она такая большая! Наверно, тебе было очень больно.
— Следы рабства всегда болезненны. А серьгу я оставил намеренно — это знак моего покаяния. — Он погладил ее по волосам. — Так что, сама видишь, твой отец не знал, что такое позор. Зато мы с тобой очень хорошо понимаем смысл этого слова.
Джулиана дотронулась до кончиков волос, словно отмеряя, насколько они отросли. Связь, соединявшая ее с Раймондом, стала еще крепче.
— После того как Феликс напал на меня, отец пригласил его в гости. Представляешь?
— Представляю. Но я не понимаю, почему ты до сих пор пускала его на порог.
— Феликс так и не понял, как гнусно он себя вел. Кроме того… — Она заколебалась. — Я боялась, была не уверена в себе. Думала, вдруг я и в самом деле сама во всем виновата. Слишком кокетничала с ним, делала авансы.
Чувство вины впилось в ее душу столь же прочно, как золотая серьга в его ухо.
— Чушь! — резко сказал Раймонд. — Даже не думай об этом. Больше этого болвана ты не увидишь. — Он крепко сжал кулаки. — По-моему, до Феликса дошло, что ему здесь не рады.
— Я не знаю, чем ты его так напугал. И мне все равно. Но спасибо, что ты изгнал его из моей жизни.
Она говорила едва слышно, но ее синие глаза светились благодарностью. Раймонд понял, что Джулиане рассказали о его стычке с Феликсом.
— Напугать этого червяка было нетрудно.
— Так все-таки, что ты с ним сделал? — оживилась Джулиана. — Как следует припугнул?
— Да.
— Очень хорошо. А отец заставил меня прислуживать ему, словно я какая-нибудь служанка. Хотел, чтобы я до конца испила чашу унижения. За свои грехи. — Она вздохнула. — Родной отец не поверил мне!
— А я тебе верю.
Она недоверчиво смотрела на него.
— Правда, верю.
— Этого не может быть, — покачала головой она. — Ведь я всего лишь женщина, дочь Евы. Я веду себя как блудница, и мужчин нельзя винить, если они начинают вести себя в моем присутствии неподобающим образом.
— Чушь. Так говорят те мужчины, кто слаб и дурно воспитан. — Он похлопал себя по плечу. — Помнишь, как я получил от тебя поленом?
Она невесело усмехнулась:
— Но я не была такой умной, когда меня похитил этот осел. Мы дрались с ним, и он все повторял:
«Все должно было происходить по-другому». Феликс избил меня до потери сознания. Когда я очнулась, рядом никого не было, и мне удалось бежать. — Она предостерегающе вскинула руку. — Но он не изнасиловал меня, несмотря на то, что я была без сознания.
Раймонд не знал, кого больше ненавидеть — ее отца или Феликса.
— Но тебя заставляли выйти за него, утверждая, что это все-таки произошло?
Она ответила не впрямую:
— Когда мужчина берет женщину, остаются следы, и тогда женщина считает дни до следующего кровотечения. Но следов не было. Меня не изнасиловали, и я, дура, обрадовалась. На самом деле это не имело никакого значения. Я уже была унижена. Мои слезы, моя боль ровным счетом ничего не стоили. Но я не могла допустить, чтобы меня использовали как вместилище его семени.
— А для меня это не имеет значения. Важно другое — тебе было больно, тебя обидели, ты потеряла веру в близкого человека.
— Сэр Джозеф — тот так и не поверил, что я осталась нетронутой. Он все повторял, что я должна быть благодарна Феликсу — ведь он запросто мог меня и убить.
— Сэру Джозефу за многое придется дать ответ, — мрачно сказал Раймонд.
У него внутри все клокотало от ярости и лишь неимоверным усилием воли он себя сдерживал. Необходимо было во что бы то ни стало утешить Джулиану.
— Наплевать на сэра Джозефа. Теперь ты моя жена, да такая, о которой я и не мечтал. Я ни за что тебя не брошу. Даже если бы тебя похитили и изнасиловали, я все равно бы от тебя не отказался.
Тут Джулиана вспомнила, зачем завела весь этот разговор.
— И все же ты должен меня оставить. Его величество…
— Прекрасно без меня обходится.
— Ее величество…
— Всегда может приехать ко мне в гости.
— А Англия?
— Пускай катится к чертовой матери. Пока я с тобой, мне ни до чего нет дела.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
— Но ты не можешь…
Еще один поцелуй.
— Это безумие… — Поцелуй стал более настойчивым.
Джулиана оттолкнула его забинтованной рукой:
— Тебе не удастся таким образом заставить меня замолчать.
Голос ее звучал почти нормально, даже с юмором, и Раймонд облегченно вздохнул. Он поднес ее руку к своим губам, слегка куснул ее за ладонь.
— Пойдем-ка со мной. Посмотрим, сумею ли я справиться с этим.
— У тебя ничего не выйдет, — предупредила Джулиана, однако последовала за ним.
В спальне горела лишь одна свеча.
— Сиди здесь и жди, — приказал Раймонд. Джулиана обхватила себя за плечи и стала ждать. Ей не удалось оттолкнуть от себя Раймонда, и в глубине души она даже была этому рада.
Значит, он обо всем догадывался. Догадывался, но не осуждал ее. Обращался с ней уважительно, сделал ее своей женой. Она чувствовала странную свободу, разом избавившись и от горечи, и от вины. Любимый сделал ее счастливой.
Любимый. Она зажмурилась и мысленно повторила это слово. Сердце больше не щемило, тяжесть упала с плеч. Теперь Джулиана могла свободно дышать, могла смеяться. Приподнявшись на цыпочках, она закружилась в беззвучном танце. Из-под ног полетела пыль, и Джулиана решила, что завтра же прикажет сменить тростниковое покрытие. Замок станет свежим и чистым. Она упала на постель и зарылась в одеяло.
— Ну и картинка, — раздался веселый голос Раймонда.
Джулиана выглянула из-под одеяла и испуганно спросила:
— Что это у тебя такое?
Он поставил на пол два ведра, доверху наполненных снегом.
Джулиана затрепетала от ужаса, замахала руками.
— Нет!
Он широко ухмыльнулся, сбросил плащ, снял камзол, расстелил на кровати холщовое полотенце.
— Ты должна мне верить.
— Ни за что!
Раймонд игриво сказал:
— Как, ты мне не веришь? Но ты должна мне доверять.
— Я не доверяю мужчинам, — сурово ответила Джулиана.
— Ничего, придется.
Он наклонился и стал быстро и ловко ее раздевать.
Джулиана пробовала сопротивляться, но он шлепнул ее ниже спины.
— Своим собакам я доверяю больше, чем тебе! — запротестовала она.
— Какая ты грубая, невоспитанная, — улыбнулся он. — Я желаю тебе добра, а ты меня оскорбляешь.
— Я знаю, ты хочешь устроить мне эту ужасную снежную ванну!
Джулиана сделала паузу, давая ему возможность опровергнуть это утверждение.
Но Раймонд молчал.
— Ни за что на свете, — шепотом взмолилась Джулиана.
Это не произвело на него ни малейшего впечатления. Да Джулиана на это и не надеялась. Она вспомнила, с каким удовольствием Раймонд натирался снегом. Он был похож на играющего ребенка. Снежная ванна была для него символом очищения, омовения души.
Джулиана вытянулась во весь рост, раскинула руки и великодушно сказала:
— Ладно, так и быть.
Но он никак не реагировал на душевную щедрость.
Продолжая раздевать ее, он пообещал:
— Тебе понравится.
Платье полетело в угол, башмаки — следом.
— Эту традицию мои предки привезли с Севера. Она очищает душу и тело.
Чулки Джулианы повисли на канделябре, похожие на некое причудливое украшение. Нижнюю рубашку Раймонд сунул под подушку, пояснив:
— Утром наденешь.
Он проворно разделся сам, и, глядя на его смуглое, мускулистое тело, Джулиана забыла свои опасения.
Он зачерпнул снег пригоршнями, и тут Джулиана снова затрепетала:
— Раймонд!
— Доверяй мне.
Ее обдало таким обжигающим холодом, что она завизжала. Раймонд высыпал ей на плечи целый сугроб. Джулиана хотела двинуть негодяя кулаком, но не попала, а он ловко перевернул ее на живот и принялся натирать ей снегом спину. Джулиана брыкалась, извивалась, ей удалось перевернуться обратно, но Раймонд воспользовался этим, чтобы насыпать снегу ей на грудь.
Джулиана задохнулась и больше не кричала. Воспользовавшись передышкой, Раймонд принялся натирать ей руки. Он что-то говорил, но она ничего не слышала. Ей казалось, что он содрал с нее кожу и трет снегом по сырому мясу. Когда он опустился перед ней на колени, Джулиана подумала, не лягнуть ли его ногой. Но сил не было.
— Ну вот, почти все, — жизнерадостно сообщил он, зачерпнул еще снегу и принялся натирать ей лицо.
В этот момент она изловчилась и как следует его лягнула.
— Ой! — Он согнулся от боли. — Еще один такой удар, и у нас с тобой никогда не будет детей.
— Ничего, я сейчас тебя вылечу, — вкрадчиво сказала она, набрала побольше снегу и метнулась к нему. Раймонд хотел увернуться, но не успел.
Завладев его самым, уязвимым местом, Джулиана сполна отвела душу.
— Какая ты жестокая, — пожаловался Раймонд, но глаза его подозрительно блестели. — Я тебе отомщу.
Она откинулась на спину и спросила:
— Каким же образом? Засыплешь меня всю снегом?
Он взял полотенце.
— Нет, я тебя высушу.
— Что ж тут такого страшного? — пожала она плечами.
Он свирепо улыбнулся и двинулся к ней.
— Не нужно, Раймонд, — быстро сказала она, отодвинувшись к краю кровати. — Ты же сам виноват.
— Ты тоже.
Она взвизгнула, а он подхватил ее и кинул на меховое одеяло, потом уселся сверху и принялся медленно, тщательно ее растирать, уделяя особое внимание определенным участкам ее тела.
Когда Раймонд покончил с этим занятием, Джулиане уже не было холодно, она вся горела.
— Я так хочу тебя, что сейчас не выдержу, — сказала она.
— Выдержишь, — уверенно пообещал он. — Причем гораздо больше, чем думаещь.
Она крепко обняла его за плечи, словно он мог в любой момент сбежать. Однако Раймонд не собирался убегать.
— Мне нравятся твои волосы, — сказал он. — Они достаточно длинные и похожи на медь. Смотри, как они переливаются при свете свечей.
Его черные локоны переплелись с ее медными. Никогда еще Джулиана не чувствовала себя такой живой, такой счастливой. Она подумала, что они будут любить друг друга и тогда, когда их волосы поседеют.
— Согрей меня, — попросил он. — Согрей меня своими руками.
Она прошептала:
— Ты такой красивый.
Но, если бы он и не был красивым, если бы он был стариком или лесным троллем, она все равно его любила бы. Ведь он дал ей всё, стал ее любовником и другом, мужем и защитником. Джулиана гладила его тело, а он следил за ней сквозь полузакрытые веки. Когда она заколебалась, он ободряюще кивнул, и Джулиана осмелела.
— У тебя такие длинные ноги, — прошептал он, обхватив ее за ягодицы. — Обхвати меня ими. И посильнее.
Она повиновалась.
— Ты хочешь, чтобы я оказался внутри тебя?
— Да, и побыстрее, — задыхаясь, молвила она.
— Ваш приказ, миледи, для меня закон.
И он вошел в нее длинным скользящим движением.
Джулиана чувствовала себя такой счастливой, она готова была отдать ему все, что у нее было, слиться с ним в единое целое.
Она открыла для себя, что есть мужчины, для которых акт любви — не просто удовольствие, а символ, высшее проявление власти над любимой.
Раймонд именно таков. Он смотрел на нее так жадно, что ей на миг стало страшно. Чего он от нее ожидает?
Движения Раймонда ускорились, и все мысли улетучились у нее из головы. Джулиана погрузилась в радужный водоворот, зашлась сладостными стонами, воспарила в высшие сферы.
— Я никогда тебя не предам, — поклялся он. — А ты меня?
— Никогда, — прошептала она.
И на гребне накатившей могучей волны он посмотрел ей в глаза сияющим взглядом и излил в нее свое семя.
15
На рассвете Джулиану раз-будил злобный вопль, донесшийся из зала:
— Бартонхейл мой!
Сэр Джозеф? В рыцарском зале? В такую рань? Она заморгала глазами, не понимая, что происходит.
— Вы не смеете отправлять меня в Бартонхейл с этим недоумком! Я управлял тамошним замком много лет!
Раймонд невозмутимым голосом ответил:
— Кейр будет следить за доходами и расходами, а с вами он поступит по справедливости.
— Вы что же, обвиняете меня в воровстве? — взвизгнул сэр Джозеф.
— Вовсе нет, — холодно произнес Раймонд. — С чего вы взяли, что я подозреваю вас в столь низменном пороке?
Наступило молчание, и Джулиана поспешно начала одеваться. Кое-как натянув одежду, она выскочила в зал. Около очага стояли четверо: Раймонд, по обе стороны от него — Леймон и Кейр, напротив — сэр Джозеф.
— О нет, милорд, я знаю, вы не станете обвинять меня в воровстве, — жалобно повысил голос сэр Джозеф. — Я старый человек, я верой и правдой служил хозяевам этого замка много лет. Меня очень тревожит будущее рода Лофтс, особенно теперь, когда его защита вверена столь ненадежному попечению. — Он злобно покосился на Леймона.
— Кого вы осуждаете, сэр? — строго спросил Раймонд. — Леди Джулиану? Или меня? Ведь это мы назначили Леймона командовать гарнизоном.
— Я никого не осуждаю! — рявкнул сэр Джозеф, а когда Кейр угрожающе положил руку на рукоять кинжала, смиренно добавил: — Милорд…
Джулиана видела, как заострились черты лица старого рыцаря. Седые брови насупились, бледно-голубые глаза чуть не вылезали из орбит. Сэр Джозеф опирался на палку, делая вид, что ему трудно стоять на ногах.
А может быть, он и не прикидывался. С палкой он ходил издавна, используя ее то в качестве клюки, то в качестве дубинки. Но ведь ему и в самом деле уже много лет. Джулиана знала этого человека всю свою жизнь. Пока была жива мать, сэр Джозеф держался в тени, но потом он стал главным другом и наперсником ее отца. Джулиана знала: если она хочет угодить отцу, она должна заслужить одобрение сэра Джозефа. Отношения между ними окончательно испортились после того, как умер Миллард. Сэр Джозеф стал ее открытым врагом.
А когда Джулиану похитили, он вел себя просто отвратительно. Она зажмурилась, стиснула кулаки. Никогда не простит она старику той роли, которую сыграл он в этой истории.
Джулиана насторожилась, услышав, как сэр Джозеф сказал:
— Я с детства состою при Джулиане и должен предупредить вас, милорд: это коварное, лживое существо, неблагодарное и похотливое. Будьте с ней осторожны, милорд. Следите в оба.
— Следить? За чем?
Сэр Джозеф воздел палец и голосом пророка объявил:
— За тем, чтобы она не украсила вашу голову рогами.
Раймонд хмыкнул. Сэр Джозеф придвинулся к нему:
— Она хочет сама править этими землями, а это не пристало женщине. Она пренебрегает мудрыми советами. Если какой-то мужчина осмелится покуситься на ее власть, она погубит его. Берегитесь, милорд, иначе вас ждет та же участь, что ее первого мужа. А ее отец умер от разбитого сердца.
Джулиана возмущенно всплеснула руками, но не успела вмешаться. Кейр спросил:
— Вы хотите сказать, что она убила своего мужа?
— Это темная история, — уклончиво ответил сэр Джозеф.
— А каким же образом она разбила сердце отца? — снова спросил Кейр.
— О, сколь горько оплакиваю я день его безвременной кончины, — вздохнул сэр Джозеф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36