Мур продолжал вполголоса, как бы рассуждая сам с собой:
Ц О да! В Италии он был велик, как Моисей! Только он и смог возродить народы
. Не понимаю, как мог победитель в битве при Лоди согласиться стать импера
тором Ц такой нелепый, грубый обман… И почему страна, когда-то именовавш
ая себя республикой, снова впала чуть ли не в рабство. За это я презираю Фр
анцию! Если бы Англия продвинулась по пути цивилизации так же далеко, как
Франция, она не повернула бы вспять столь постыдно!
Ц Словом, вы хотите доказать, что кровавая французская республика все ж
е лучше этой нелепой французской империи? Ц грозно спросил Хелстоун.
Ц Ничего я не хочу доказывать, но у меня есть свое мнение о Франции и Англ
ии, о революциях, цареубийствах и восстановлении монархии, о священном п
раве монархов, за которое вы ратуете в своих проповедях, и о долге непроти
вления властям, и о разумности войн…
Но тут рассуждения Мура были прерваны тарахтеньем двуколки, которая, пор
авнявшись с ними, внезапно остановилась посреди дороги; Мур и Хелстоун, у
влеченные спором, не заметили ее приближения. Кто-то крикнул:
Ц Эй, хозяин, фургоны доехали? .
Ц Ты ли это, Джо?
Ц Он, он самый! Ц раздался другой голос.
Вооруженные фонарями пешеходы немного отстали от всадников, но в двукол
ке мерцал свой фонарь и можно было разглядеть двух ездоков.
Ц Возвращаю твоего Джо Скотта, правда, в плачевном виде; я нашел на пусто
ши его и еще троих. Что ты мне дашь за то, что я доставил его в целости и сохр
анности?
Ц Что же, скажу спасибо. Я готов потерять кого угодно, только не его; но я к
ак будто узнаю голос мистера Йорка, Ц это вы?
Ц Я, я, дружище! Ехал я домой с базара в Стилбро и только добрался до середи
ны пустоши, а нахлестывал я коня вовсю, теперь, говорят, дороги небезопасн
ы (спасибо нашим властям), как вдруг слышу Ц стонет кто-то. Другой на моем м
есте поскорее дал бы тягу, а я остановился; чего мне бояться? В наших краях
не найдется никого, кто вздумал бы напасть на меня, а найдись такой озорни
к Ц я тоже не останусь в долгу. Вот я и спрашиваю: «Что-нибудь стряслось с в
ами?» Ц «Еще как стряслось», Ц отвечает мне голос, словно из-под земли. «Д
а говорите толком Ц в чем дело?» Ц «Ничего особенного, только лежим все ч
етверо в канаве», Ц отвечает мне Джо так спокойно. Я, конечно, решаю, что вс
е они пьяны, принимаюсь стыдить их, приказываю вылезать из канавы, а не то,
мол, попробуете моего кнута. «Мы бы давно отсюда выбрались, да у нас ноги с
вязаны». Ну, я мигом спустился в канаву и перерезал веревки перочинным но
жом; Джо захотел поехать со мной, чтобы по дороге рассказать обо всем, а ос
тальные бегут где-то сзади…
Ц Ну, спасибо, очень вам благодарен, мистер Йорк!
Ц Неужели? Не может быть! Но вот подоспели и все остальные. Ба! Там еще кто-
то идет? Бог ты мой, люди с факелами, прямо-таки воинство Гедеона. Ну, раз и п
астырь наш оказался здесь, Ц добрый вечер, мистер Хелстоун! Ц значит, вс
е в порядке.
На приветствие человека в двуколке мистер Хелстоун ответил весьма сухо;
тот продолжал:
Ц Нас тут собралось одиннадцать сильных мужей. Есть у нас лошади и колес
ницы. Попадись нам только эти оборванцы! Уж мы бы их одолели и прославилис
ь бы не хуже Веллингтона, Ц надеюсь, это сравнение вам по душе, мистер Хел
стоун? А какую пищу дали бы мы газетам и как бы прославили Брайерфилд! Впро
чем, уже и так этому делу должны отвести столбец, а то и полтора в «Курьере
Стилбро».
Ц Это я вам обещаю, мистер Йорк, я сам напишу статью, Ц сказал священник.

Ц Разумеется! Вот и отлично! И не забудьте позаботиться о том, чтобы него
дяи, которые переломали машины и связали Джо Скотта, были повешены без от
пущения грехов. За такие дела полагается виселица.
Ц Если бы их судил я, у меня с ними был бы короткий разговор, Ц вскричал М
ур, Ц но пусть еще погуляют на свободе Ц может, сами сломают себе шею!
Ц Что? Ты хочешь оставить их в покое? Это серьезно?
Ц Я хочу сказать, что не буду особенно стараться изловить их. Но если хот
ь один повстречается мне на пути…
Ц Ты его сцапаешь, конечно. Но тебе, видно, хотелось бы, чтобы они натворил
и что-нибудь посерьезнее, и тогда уж ты с ними рассчитаешься сполна. Но по
ка довольно об этом. Мы уже у дверей моего дома, и надеюсь, джентльмены, что
вы не откажетесь заглянуть ко мне? Вам всем не мешало бы отдохнуть и перек
усить…
Мур и Хелстоун начали было отказываться, но хозяин дома приглашал их так
радушно, ночь была такой ненастной, а окна возвышавшегося перед ними дом
а, затянутые легкими муслиновыми занавесками, светились так приветливо,
что они позволили уговорить себя.
Выйдя из двуколки и передав экипаж на попечение слуги, Йорк провел своих
гостей в дом.
Следует заметить, что мистер Йорк любил разнообразить свою речь. То он го
ворил с резко выраженным йоркширским акцентом, то на чистейшем английск
ом языке. Неровность отличала и его обращение с людьми: подчас он был учти
в и приветлив, а подчас груб и суров. По его поведению и манере разговарива
ть трудно было бы определить его положение в обществе. Но быть может, внут
реннее убранство его дома подскажет нам кое-что.
Работникам он предложил пройти на кухню, сказав, что распорядится угости
ть их, Мур и Хелстоун вошли в парадный подъезд и очутились в вестибюле, уст
ланном коврами и увешанном картинами чуть не до самого потолка. Затем их
провели в просторную гостиную, где в камине пылал яркий огонь. В этой комн
ате вам сразу становилось веселее на душе, и отрадное впечатление только
усиливалось, когда вы принимались ее рассматривать; она не была обставл
ена роскошно но на всем лежал отпечаток необычайно тонкого вкуса Ц вкус
а путешественника, ученого и аристократа. Стены были украшены видами Ита
лии, причем каждая картина представляла собой истинное произведение ис
кусства; все это были подлинники, и очень ценные; сразу видно было, что соб
ирал их знаток. Даже при свечах ярко-синее небо, зыбкие дали, голубой возд
ух, который, казалось, трепетал между холмами, свежие тона зелени и прихот
ливая игра света и теней ласкали глаз; на фоне этих залитых солнцем пейза
жей разыгрывались пасторальные сценки. На диване лежали гитара и ноты; б
ыли в комнате камеи и прелестные миниатюры; на камине стояли вазы в грече
ском стиле. В двух изящных книжных шкафах были аккуратно расставлены кни
ги.
Мистер Йорк попросил гостей садиться; позвонив в колокольчик, он велел с
луге принести вино и позаботиться о том, чтобы на кухне хорошо угостили р
аботников. Однако священник продолжал стоять. Казалось, в этой уютной ко
мнате ему было не по себе; отказался он и от вина, предложенного хозяином.

Ц Как вам угодно, Ц сказал мистер Йорк. Ц Вам, видно, вспомнились восточ
ные обычаи Ц вы не хотите пить и есть под моим кровом из опасения, что это
обяжет вас к дружбе со мной? Успокойтесь, я не столь щепетилен или суевере
н. Вы можете выпить хоть весь графин или угостить меня бутылкой лучшего в
ина из вашего погреба, я все равно буду с вами спорить, где бы мы ни встрети
лись Ц в церкви или в суде.
Ц В этом я ничуть не сомневаюсь, мистер Йорк.
Ц Мистер Хелстоун, неужели вам в вашем возрасте не тяжело гоняться за бу
нтовщиками, да еще в такую непогоду?
Ц . Мне никогда не тяжело выполнять мой долг, а в данном случае мой долг Ц
истинное удовольствие. Поймать преступников Ц дело благородное, досто
йное самого архиепископа.
Ц Вас-то оно, во всяком случае, достойно. Но где же Мелоун? Уж не навещает л
и он больных и страждущих? Или тоже ловит преступников, но в другом месте?

Ц Он сторожит фабрику Мура.
Ц Вот как! Надеюсь, Боб, Ц Йорк обернулся к.Муру, Ц ты не забыл оставить е
му вина для храбрости? Ц И, не дожидаясь ответа, быстро продолжал, по-преж
нему обращаясь к Муру, расположившемуся тем временем в старинном кресле
у камина: Ц А ну вставай, Роберт! Вставай, дружище! Здесь сижу я. Усаживайся
на диван или на любой стул, только не сюда… Это мое место и больше ничье…
Ц Почему вы так пристрастны к этому креслу, мистер Йорк? Ц осведомился
Мур, лениво повинуясь приказанию.
Ц Мой отец любил его прежде меня Ц вот тебе и весь сказ. Этот довод ничут
ь не хуже доводов мистера Хелстоуна, которые он приводит в оправдание мн
огих своих взглядов.
Ц Мур, вы собираетесь уходить? Ц спросил мистер Хелстоун.
Ц Нет, Мур еще не собирается, Ц вернее, я еще не собираюсь отпустить его:
этого скверного малого еще надо отчитать.
Ц За что, сэр? В чем я провинился?
Ц На каждом шагу наживаешь себе врагов.
Ц А мне-то что! Мне безразлично Ц любят или ненавидят меня ваши йоркшир
ские болваны!
Ц То-то и оно! Ты считаешь себя чужим среди нас! Отец твой, тот никогда бы т
ак не сказал. Что ж, отправляйся обратно в свой Антверпен, где ты родился и
вырос, mauvaise t?te Д
урная голова (фр.).
.
Ц Mauvaise t?te vous-meme; je ne fais que mon devoir: quant a vos lourdauds de paysans, je m'en moque!
Сами вы дурная голова; я только делаю свое д
ело, а что до ваших олухов крестьян, плевать мне на них! (фр.)

Ц En revanche, mon garcon, nos lourdouds de paysans se moqueront de toi; sois en certain!
Смотри, дружок, как бы они не наплевали на те
бя! (фр.)
Ц ответил Йорк; он говорил по-французски почти столь же безукориз
ненно, как и сам Мур.
Ц C'est bon! C'est bon! Et puisque cela m'est egal, que mes amis ne s'en inquietent pas!
Ну и отлично! Раз мне самому все равно, то и др
узьям нечего тревожиться! (фр.)

Ц Tes amis! Ou sont-ils, tes amis?
Твои друзья! Да где они, твои друзья-то? (фр.)

Ц Je fais, echo, ou sont-ils? Et je suis fort aise que l'echo seul у repond. Au diable les amis! Je me souviens encore du moment ou mon pere et mes oncles Gerard appellerent autour d'eux leurs amis, et, D
ieu sait si les amis se sont empresses d'accourir a secours! Tenez, M. Yorke, ce mot, ami, m'irrite trop; ne m'en parlez plus
Вот и я говорю, где они? И очень хорошо, что их
нет. К черту друзей! Я еще.помню то время, когда отец и дядя Жерар звали друз
ей на помощь, и одному Богу известно, поспешили ли откликнуться друзья! Зн
аете, мистер Йорк, слово «друг» меня бесит; не говорите мне больше о них (фр
.).
.
Ц Comme tu voudras Как
хочешь (фр.)
.
Мистер Йорк замолчал; пока он сидит, откинувшись на резную спинку своего
дубового кресла с треугольной спинкой, я воспользуюсь возможностью наб
росать вам портрет этого Йоркширского джентльмена, столь превосходно г
оворящего по-французски.

Глава IV
МИСТЕР ЙОРК

(Продолжение)
Это был йоркширский джентльмен до мозга костей. Ему было около пятидесят
и пяти лет, но на первый взгляд он казался даже старше Ц голова у него был
а совсем седая. У него был широкий, но невысокий лоб, свежий, здоровый цвет
лица; в его чертах, так же как и в манере говорить, проступала резкость, сво
йственная северянам; его лицо типичного англосакса, без единой норманск
ой черты, нельзя было отнести к разряду изящных, правильных, породистых. Л
юди изысканного вкуса нашли бы его грубоватым, проницательные назвали б
ы его характерным; тонкие люди сумели бы оценить ярко выраженное своеобр
азие, отмечавшие каждый изгиб, каждую морщинку этого сурового, умного, эн
ергичного лица, и залюбовались бы им. Однако на нем были написаны также и с
троптивость, высокомерие, насмешливость, Ц словом, оно показывало, что э
тому человеку нелегко приказывать, что он не терпит принуждения. Мистер
Йорк был довольно высокого роста; стройный и подтянутый, он обладал вели
чественной осанкой. Да, это был джентльмен с головы до пят.
Нелегко было мне обрисовать внешность мистера Йорка, а определить его ха
рактер еще труднее. Ты ошибаешься, читатель, если предполагаешь, что я соб
ираюсь вывести некоего безупречного героя или благодушного пожилого п
омещика-филантропа; правда, разговаривая с Муром, Йорк выказал немало зд
равого смысла и доброжелательности, но из этого вовсе не следует, что он в
сегда обходителен с людьми и справедлив в своих суждениях.
Во-первых, природа не наделила мистера Йорка чувством почтительности Ц
существенный недостаток, немало вредящий человеку в тех случаях, когда
требуется быть почтительным. Во-вторых, ему было отказано в способности
сопоставлять и сравнивать Ц недостаток, который лишает человека снисх
одительности к себе подобным. В-третьих, природа скудно одарила его добр
одушием и склонностью к мечтательности, что лишило его характер мягкост
и и просветленности и обесценило в его глазах эти свойства, столь украша
ющие наш мир.
Неспособность быть почтительным делала его нетерпимым к сильным мира с
его: ему были отвратительны короли, вельможи и духовенство, династии, пар
ламенты и правительства, со всеми их деяниями, законами, образом правлен
ия, правами и требованиями; он считал, что от них нет ни проку, ни радости и ч
еловечество ничего не потеряет, если все высокие троны будут снесены и в
се высокопоставленные лица при этом погибнут.
Неспособность быть почтительным лишала его также и высшего наслаждени
я Ц восхищаться тем, что прекрасно; иссушило в его душе живительные родн
ики множества чистых радостей и в корне убило ростки многих удовольстви
й. Неверующим его нельзя было назвать, хотя он и не исповедовал какой-либо
определенной веры, но вера его не была исполнена смиренного почитания; о
н верил, что есть Бог и высшая справедливость, но без благоговения, вообра
жения и чувствительности.
Не обладая способностью сравнивать, Йорк часто был непоследователен: он
провозглашал высокие принципы терпимости и снисходительности, а сам те
м не менее питал слепую неприязнь к некоторым слоям общества; он говорил
о попах и о всех им подобных, о лордах и их прихлебателях в грубых, подчас о
скорбительных выражениях, и это вызывало законное возмущение. Он не умел
поставить себя на место тех, кого поносил, не умел найти оправдание их пор
окам и заблуждениям в тех искушениях и трудностях, которые их окружали, н
е мог вообразить себе, как повлияли бы на него те или иные обстоятельства,
будь он в их положении, и часто высказывал самые жестокие, иногда бесчело
вечные пожелания относительно тех, кого обвинял в жестокости и бесчелов
ечности. Если верить его угрозам, он не остановился бы перед самыми решит
ельными, даже насильственными мерами, чтобы помочь делу Свободы и Равенс
тва. Равенство! Да, мистер Йорк любил поговорить о равенстве, а ведь, в сущн
ости, он был большим гордецом. Приветливый со своими рабочими и добрый с т
еми, кто стоял ниже его и покорно с этим мирился, он был надменен, как Вельз
евул, с теми, кого свет считал выше его, ибо сам он ни за кем не признавал пре
восходства. По природе человек непокорный, он никому не желал повиновать
ся; таковы же были его отец и дед, эту же черту унаследовали от него дети.
Отсутствие добродушия делало его нетерпимым к проявлениям людской глу
пости и к некоторым слабостям, которые ему, сильному и умному человеку, пр
едставлялись непростительными; поэтому в своей язвительной насмешливо
сти он не знал удержу и способен был подчас колоть и колоть своего ближне
го не замечая, как яростно он нападает, не печалясь о том, как больно ранит.

Что же до отсутствия мечтательности Ц это вряд ли можно назвать недоста
тком: тонкий музыкальный слух, глаз, умеющий видеть цвет и форму, наделили
его хорошим вкусом, а кому нужно воображение? Разве оно не представляетс
я большинству из нас бесполезным и даже опасным свойством, чем-то вроде б
олезни, близкой к безумию, или пагубным пристрастием, а не высоким даром?

Пожалуй, так думают все, кроме тех, кто наделен воображением или считает, ч
то наделен им. Послушать их, так выходит, что сердца их были бы мертвы, если
бы живительный ток воображения не омывал их; мир казался бы тусклым их гл
азам, если бы это пламя не проясняло их зрения; одиноко было бы им жить на с
вете, не будь с ними этого странного спутника. Можно подумать, что именно в
оображение дарит радужные надежды весне, тонкое очарование лету, тихие р
адости осенней поре и утешение зиме, Ц чего остальным людям не дано испы
тать. Все это, разумеется, не более как самообман. Однако мечтатели цепляю
тся за свои призрачные иллюзии и не променяют их и на груды золота.
Мистер Йорк сам не обладал поэтическим воображением и считал это свойст
во совершенно излишним в других. Художников и музыкантов он еще терпел и
даже поощрял, так как способен был наслаждаться произведениями их искус
ства, Ц понимал прелесть хорошей картины и с удовольствием слушал хоро
шую музыку, но скромный поэт, Ц пусть даже с пламенным сердцем и бурными
страстями, Ц неспособный стать конторским клерком или биржевиком на то
варной бирже, мог бы влачить свои дни в унижении и умереть с голоду на глаз
ах у Хайрама Йорка.
В мире множество таких Хайрамов Йорков, и очень хорошо, что истинный поэт
под внешним невозмутимым спокойствием и кротостью скрывает мятежный д
ух и проницательный ум;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12