— Куда теперь? — поправляя берет, деловито осведомился он.
Гретта и Брайт стали указывать ему дорогу, я пошел следом. Вместе с еще несколькими уфологами мы забрались в лифт, «Утехи обетованья» были следующей остановкой.
Виллу строили с расчетом, что ее владельцу придется обороняться от набегов тех переселенцев, которым не досталось своего острова. Пока же островов хватало на всех, и амбразуры закрыли витражами в духе позднего Фразетты. В громадном холле, над камином с плазменной дугой, висело оружие из последнего фильма о «чужих». Кресла напоминали электрические стулья; про стол известно было вот что: изначально это была малотоннажная летающая тарелка; земляне распилили ее по экватору, чтобы достать сапиенсов, те залегли на дно, и земляне похоронили их там, залив нижнюю половину тарелки расплавленным свинцом. После этого тарелка могла сгодиться разве что в качестве стола для напитков и закусок. Начертанная на застывшем свинце пентаграмма не позволяла душам инопланетян выходить по ночам, чтобы доесть объедки.
Полсотни уфологов бродили по холлу, разбившись на группки. Наконец, я высмотрел Изиду. На ней было необъятное пурпурное платье, ткань столь искусно отражала и поглощала свет, что пурпур постоянно переливался черными тенями. Голову венчала золотая диадема, украшенная ветвями, листьями и змеями. Изида беседовала с маленькой остроносой дамочкой, замотанной против часовой стрелки в белый шелк.
— Изида, владычица слов, я не опоздал? — выдал я заготовку, явившуюся на свет после прочтения письма от Шефа.
В ее глазах мелькнуло удивление — удивление человека, считавшего себя подготовленным к сюрпризу, но столкнувшегося не с тем, чего ожидал.
— Олли сказал, что вас подобрали в море, — сказала она так, как если бы спросила о моем здоровье.
Остроносая дамочка потрогала рукав моей куртки.
— Вы быстро высохли.
— Господин Ильинский сохнет вон по той девице, — Изида направила бокал с мартини на Гретту, которая в противоположном углу холла строила глазки Брайту.
— Какая жалость! — воскликнула ее собеседница, испытывая жалость, очевидно, к себе.
Я попросил Изиду уделить мне несколько минут.
— Сейчас это невозможно, — и она чуть было не размотала шелк на остроносой уфологичке, которая, тактично отступая, не замечала, что Изида удерживает ее за лепесток скреплявшего платье узла.
— А когда?
— Мы найдем время.
Взяв подругу за талию, она отошла к группке, в которой находился и давешний профессор уфологии. Я решил не форсировать и направился к Гретте.
Брайт о чем-то разглагольствовал. Следя за моим приближением, Гретта ехидно улыбнулась. Понятно, почему — ведь они беседовали о любви.
— Настоящая любовь, по моему мнению, — говорил Брайт, рисуясь, — это когда во время секса и воображение, и тело занято одной и той же женщиной.
— Как вы циничны! — притворно возмутилась Гретта. — Вот господин Ильинский сейчас вам возразит.
Я сказал, что не расслышал реплики и что Брайт в любом случае не прав. Актер поджал губы и поднял бокал. Пить с поджатыми губами умеет не всякий, но Брайт, вне сомнений, это умел. Гретта продолжала меня подначивать:
— А что вы думаете о любви?
— Я о ней не думаю, я о ней чувствую.
— Ну, так расскажите о своих чувствах.
— При нем?
Извинившись перед Брайтом, Гретта взяла меня под локоть и отвела в сторону.
— Вот уж не думала, что вы станете меня преследовать. Когда мы прощались на пересадочной станции, вы уже тогда планировали эту встречу?
— Да, я поклялся, что разыщу вас.
— Какое коварство! Надеюсь, вы не станете отпугивать от меня уфологов. Я собиралась взять несколько интервью.
— Всегда хотел спросить, чем уфологи отличаются от сапиенсологов.
— Инопланетяне не приглашают сапиенсологов на свои вечеринки. В этом основное отличие.
— Уфологов, стало быть, приглашают.
— Они говорят, что да.
— Уфологи должны отвечать инопланетянам взаимностью.
— Наверное, те отклонили приглашение, — огляделась по сторонам Гретта.
— А Кукки? Его-то почему нет?
— Ах, — она небрежно отмахнулась, — мы расстались. В нем мозгов оказалось не больше, чем в тенор-саксофоне.
— Вы ветрены, однако…
— Не думала, что вас это тронет. Давайте больше не будем о нем вспоминать, хорошо?
— Договорились. У кого будем брать интервью, у того звездочета?
Группа, собравшаяся вокруг профессора, заинтересовала меня, во-первых, потому что там разгорался спор, во-вторых, потому что в ней находились Изида и Брайт. Актер присоединился к владычице слов после того, как его оставила Гретта.
— Это доктор Эйтвед. По-своему, очень забавная личность.
— Кого он лечит?
— Он доктор богословия.
— То есть всех?
— Что вы, совсем напротив! Он пантеист-детерминист и большой поклонник Спинозы. С его точки зрения, любое лечение бесполезно: все будет так, как будет. Сейчас он, кажется, снова сцепился со своим вечным оппонентом, магистром Де Альбани. Пойдемте, послушаем, о чем они спорят.
Мы вклинились в ряды уфологов; находясь среди них, я чувствовал себя шпионом инопланетян.
Магистр Де Альбани напоминал высохшую ветку, он нависал над Эйтведом, растопырив руки с длинными желтыми пальцами. Эйтвед был бы рад отступить, но слушатели, стоявшие у него за спиной, не оставляли места для отступления. Предмет, о котором они спорили, был так же далек от любви, как Брайт от матери Терезы.
— Sanсta simplicitаs! — причитал Де Альбани, — к чему же останавливаться! Идите дальше, вслед за вашим любимым Спинозой. Помнится, он утверждал, что не только существование чего-либо имеет причину, но и отсутствие чего-либо так же обязано иметь под собой почву. В конце концов, отсутствие кондиционера в моей спальне чем-то да вызвано. Нет, это гениально! Не мудрено, что он доказал существование Бога. Как же нам без него? Всевышний — не причина вещей, он, так сказать, causa vacui, причина пустоты. Я не беру в расчет кондиционер, но отсутствие многих других предметов нельзя объяснить иначе как божественным проведением.
Гретта наставила на Де Альбани видеокамеру комлога.
— Уважаемый магистр, вы не могли бы пояснить, как Спинозе удалось доказать существование Бога?
Магистр оправил черную мантию. Сзади ему зашептали, что он смотрится прекрасно.
— С вашего позволения, милочка, in brevi. Допустим, что Бога нет. Этому, как мы видим, должна быть причина. Где же следует ее искать? Разумеется, внутри Бога — он и только он способен явиться причиной своего не-существования, иначе какой же он после этого Бог. По мнению Спинозы, мы пришли к противоречию: некая вещь является причиной того, что ее не существует, ergo Бог есть, что и требовалось доказать. До сих пор не пойму, чем Спинозу не устроил квадратный круг. Вполне достойный пример вещи, которая не существует в силу своей собственной, скажем прямо, противоречивой природы.
Де Альбани перестал размахивать руками. Мне показалось, что эти размахивания вызывали у Эйтведа большее беспокойство, нежели приводимые доводы. Гретта обратилась к нему:
— Вы возразите?
— Спиноза был человеком, — сказал Эйтвед задумчиво, — и вы, уважаемый магистр, тоже человек. И все, кого мы здесь видим, такие же, как мы с вами, homo sapiens…
Ему было простительно так заблуждаться. Эйтвед действительно не видел, как робот, только что въехавший в холл, убирает со стола пустые тарелки. Кроме меня, робота заметила Изида; она побледнела, и ее взгляд заметался между роботом и Эйтведом — так, словно произнесенные им слова внезапно сделали ее единственным зрячим здесь человеком.
— …и когда-нибудь наши потомки будут так же смеяться над нашими выводами, как вы сейчас смеетесь над великим философом. Между тем, в доказательстве Спинозы есть очень интересный пункт. Как и многие до него, Спиноза доказывал существование Бога «от противного». Это очень показательно. В математике к такого сорта доказательству прибегают, когда рассматриваемый предмет лежит за пределами человеческого опыта, конечного по своей сути. Argumentum a contrario — особый трюк, прибегая к которому, мы пытаемся выскочить за пределы человеческой природы. Мы страшимся конечного, ибо конечны мы сами. «Конец» — это синоним смерти. Оттого-то мы с таким рвением ищем бесконечного, мы хотим доказать, что оно существует, и, более того, мы хотим с ним работать, быть с ним на равных, загнать его в формулы, обозначив какой-нибудь буквой точно так, как обозначаются конечные числа. В сущности, математики не в меньшей степени богословы, чем Спиноза. Любой вопрос о существовании чего-либо — метафизический. Что значит, что какая-нибудь алеф-бет-гимель существует, если эту алеф-бет-гимель нельзя предъявить наглядно? если нельзя указать способ ее построения? Вправе ли мы считать существующим то, отсутствие чего ведет к противоречию? Как знать, может статься, что найденное противоречие является лишь дефектом нашего собственного сознания.
— Вы еще более требовательны к Спинозе, чем я, — заметил Де Альбани, — я, по крайней мере, не возражаю против использования argumentum a contrario в отношении чего бы то ни было, будь то трансфинитные числа, будь то сам Господь Бог.
— Нет, наше с вами отличие состоит в том, что я не стучусь в открытую дверь. Силлогизмы, которые выстраивал Спиноза, как и те, которыми пользовались вы, основываются на аристотелевой логике, имманентной человеческой природе. Опровергая великого философа, вы, магистр, не замечаете, что рядом есть дверь запертая, ее замок составлен из иных логических элементов, и созданный Аристотелем ключ к ней не подходит.
— О какой «иной» логике вы говорите? — качаясь, как на ветру, осведомился Де Альбани. — Уж, не о квантовой ли?
— Почему бы и нет? Всем известно, что все явления в природе можно разделить на две категории: явления, описываемые аристотелевой логикой, и явления, описываемые квантовой логикой. Мир существует как бы на двух уровнях, и человек, как часть природы, принадлежит первому, аристотелевому уровню. Однако в первые мгновения существования нашей вселенной вся она подчинялась только квантовым законам. Если Бог существовал уже тогда, то его логика должна быть квантовой.
Тем временем я продолжал следить за выражением лица Изиды. Она явно чего-то ждала от Эйтведа, каких-то специальных слов, и выглядела очень недовольной, когда Де Альбани и Эйтвед со словами «нам друг друга не понять» (я не помню точно, кто из них это сказал) разошлись по разным углам, каждый в окружении своих сторонников.
Изида двинулась к Эйтведу. Догнав ее, я спросил:
— Вы уже согласовали с Брайтом свои ответы?
— Ответы? — возмутилась она. — Почему вы говорите со мной в таком тоне?
— Простите, но нам необходимо поговорить.
— Хорошо, пойдемте к бассейну, там сейчас никого нет.
Я не стал возражать — невзирая на то, что не прихватил плавки.
Мы перешли в круглое помещение под прозрачным колпаком. В центре помещения находился бассейн метров пятнадцати в диаметре. Вокруг него стояли пустые шезлонги, я предложил занять те, что напротив входа, чтобы видеть всех входящих. Первым входящим оказался Брайт. Он явился под тем предлогом, что принес Изиде коктейль. Уходить он явно не собирался.
— Посуду мы сами отнесем, — сказал я ему.
— Изида, почему ты позволяешь этому хаму…
Хаму, удобно устроившемуся в шезлонге, было слишком лень вставать и выставлять его за дверь. Я перевел взгляд на Изиду.
— Пусть он останется, — попросила она.
Ну и черт с ним. Раз она этого хочет…
— Оставайтесь, Брайт. Хама я вам прощаю.
Он тихо выругался и плюхнулся в шезлонг со стороны Изиды.
— О чем мы будем говорить? — спросила она.
— О владычице слов и о человеке, которому она подарила часы с гравировкой. «К сложению влипают не опахивают», загадочная фраза, не правда ли?
— Я вас не понимаю.
— Разве? Сейчас объясню. Возьмем первый попавшийся словарь. — Я включил комлог и открыл копию «Ожегова» из Изидиной квартиры. — Удивительное дело: первым попавшимся словарем оказался тот самый словарь, который вы показывали мне, когда я приходил к вам в гости. Ну, не беда… найдем в нем слова «сложение», «влипнуть», «опахать». Отсчитаем от каждого слова двадцать одну позицию вверх. Получаем три новых слова: «слово», «владыка», «опаздывать». Заменим в той фразе старые слова на новые, и с учетом правил грамматики получаем: «К слов владыке не опаздывают». Предполагая, что часы подарила, скорее всего, женщина, следует читать: «К владычице слов не опаздывают», — вроде пожелания неторопливому любовнику. Отсюда уже можно вывести имя этой женщины. Вы сами его подсказали. Древнеегипетская богиня Исида в одном из мифов называет себя «владычицей слов власти». Надеюсь, вы не станет возражать, что Исида и Изида — это одно и то же имя.
— Но не обязательно один и тот же человек, — заметила Борисова.
— Справедливо. Но было бы странно, если бы часы подарила древнеегипетская богиня. В ее времена и часов-то таких еще не было. Изида, часы подарили вы, это очевидно.
— Вы просто подогнали. Почему вы выбрали число двадцать один, а не какое-нибудь другое? И почему бы не прочитать фразу, например, так: «К слову владыки не опаздывают»?
— Я бы объяснил использование этого числа для шифровки игрой в очко, но некоторые читают, что двадцать один — это номер карты, завершающей Старший Аркан карт таро, карты под названием «Мир». Мы оба помним, что этой картой вы обозначили себя. А предложенный вами вариант, по сути, ничего не меняет. Как бы то ни было, ни о какой подгонке речи быть не может. Кем был тот человек? Почему вы не хотите признать, что часы он получил от вас?
Изида опустила голову.
— Значит, его все-таки нашли… но… но почему вы…
Я понимал, что она хочет спросить, но не понимал, что значит «его все-таки нашли». Обмен вопросами напоминал диалог двух людей, говорящих о совершенно разных вещах.
— Кто его нашел? Вернее, кто его искал? Он от кого-то скрывался?
— Скрывался? Не знаю, может быть… Где он сейчас? Его переправят на Фаон?
И тут до меня дошло, что речь идет о теле. О мертвом теле. Изида решила, что мы сняли часы с мертвого тела. Стоило ли ее огорчать, сказав, что ее подарок заложили в каком-то захолустном ресторане.
— Мы обнаружили часы случайно. Где он сам, мы не знаем.
Изида смотрела на меня во все глаза. Потом она обернулась к Брайту, как бы ища ответа у него. Брайт молчал, сохраняя лицо абсолютно неподвижным. Изида снова повернулась ко мне.
— Вацлав погиб, — сказала она с нажимом на «погиб».
Итак, ЧГ звали Вацлавом, и его нет в живых. Неужели снова робот?
— Я этого не знал. Расскажите мне о нем.
— Подождите… я не понимаю… Вы журналист или только выдаете себя за журналиста? Если вы журналист, то почему вы о нем спрашиваете?
— Я расследую обстоятельства одного преступления. Мужчина, которого вы назвали Вацлавом, возможно, имеет отношение к этому преступлению. Вы могли бы оказать мне услугу…
Брайт не позволил мне договорить.
— Какого черта мы должны вам помогать?
— Во-первых, вас никто не спрашивает. Во-вторых, с этого момента вы можете считать, что я также расследую смерть Вацлава. А если вы не заткнетесь, то я устрою так, что вашу смерть буду расследовать тоже я.
Брайт заткнулся, но не по моей просьбе, а потому что от злости потерял дар речи. Изида по-своему истолковала мою способность поручать себе расследование любого убийства.
— Вы работаете на Галактическую Полицию? — спросила она.
— Нет, я провожу частное расследование. Можно сказать, оно началось с тех шести карт, которыми вы описали мою судьбу. Поэтому, кому-кому, но не вам спрашивать меня, что я расследую и зачем — вам же все было известно наперед.
— Я посредник, а не прорицатель. Хорошо, я расскажу вам о Вацлаве. На самом деле я почти ничего о нем не знаю. Мы познакомились на похоронах мужа. Он сказал, что его зовут Вацлав Кремп и что он работает в «Роботрониксе». Мы стали встречаться. Однажды я подарила ему часы, попросив гравера сделать ту надпись. Сначала я не собиралась ее шифровать, но потом вспомнила… Я знала одного мужчину, которому его возлюбленная подарила часы с надписью… потом они расстались, и мужчина перестал носить подарок, потому что его новой возлюбленной не нравилось, что он носит часы с именем другой женщины. Чтобы такого не произошло, — а в продолжительность наших отношений я не верила, — я зашифровала надпись. В начале августа Вацлав внезапно уехал. Он прислал мне письмо, в котором говорилось, что он должен срочно покинуть Фаон. Он просил не искать его и не говорить никому о наших отношениях. Письмо меня напугало, но я понимала, что раз он так написал, то, следовательно, это было необходимо.
— Получается, вы встречались с апреля по август. За пять месяцев можно хорошо узнать друг друга. Вы ничего не хотите добавить?
— Что, например?
— Например, где он жил. Встречался ли с кем-нибудь, кроме вас. Были ли у него друзья.
— По-моему, у него не было друзей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48