— Нам надо каким-то образом спровоцировать религионеров на нападение, если они ощутят наше появление в Доминате. Мы должны побывать там, куда беспрепятственно пускают простых жителей Центрального Иерархата, но где наше появление будет расценено как угрожающее религионерам.
— Может быть, нам подойдет храм Похвального Самоуничижения? — предложила Снаватта. — Он недалеко от того места, где мы выйдем на поверхность.
— Отлично! — расплылся в улыбке Класус. — Религионеры, несомненно, помнят то, что мы устроили в этом храме в позапрошлом году. Если мы войдем в храм, и религионеры нас почувствуют, то, конечно же, решат, что мы решили повторить то же самое. Тогда они обязательно попытаются нас остановить.
— А что вы устроили в этом храме? — заинтересовался я.
Но я не получил ответа на свой вопрос. Наша кабина остановилась, и через открытый вход внутрь ворвались солнечные лучи. Мы наконец-то добрались до поверхности.
Возле ниши, ожидая своей очереди, толпилось множество народа, и мы быстро покинули кабину, освобождая место новым пассажирам. Тем более что большой плакат на станции предупреждал: «Задерживать движение транспорта — преступление перед Богом!»
Оказавшись среди множества людей, мы, разумеется, уже не имели возможности открыто разговаривать друг с другом. Класус и Снаватта, как и раньше, пошли впереди, указывая дорогу, а мы с Браспастой двинулись следом за ними. Я не забывал о том, что должен вести себя незаметно и естественно, как обычный житель Домината, поэтому разглядывал все вокруг, не крутя головой, а только при помощи бокового зрения.
Станция, на которую мы прибыли, была в несколько раз длиннее подземной. Дело в том, что ниши для кабин находились только с одной ее стороны, тогда как другая была полностью застеклена и открыта для солнечного света. Я понял, что станция врезана в крутой склон горы. Одной стороной она была обращена к подземной части Домината, а другой — к надземной.
Доминат как бы сползал вниз по склону горы. Верхняя, более старая часть города, все еще была тесно связана с традиционными подземными жилищами. Здесь дома соседствовали с пещерами, тоннелями и шахтами в отрогах горы. Да и сами старые дома зачастую представляли собой лишь сложенные из камней фасады, тогда как задние части зданий уходили внутрь горы. Строительство новых надземных районов велось на относительно ровном месте у подножия горы, и там дома строились полностью над землей.
До храма Похвального Самоуничижения мы шли пешком то по лестницам, то по пандусам, то по вырубленным в склоне горы галереям. Пешеходные улочки в старой части города были узкие и извилистые. Однако здесь имелись и современные эскалаторы, установленные на наиболее длинных и крутых участках пути, и широкие дороги с многорядными колеями-направляющими для трехколесных машин, проложенные, наверняка, на месте сломанных домов.
Одну из таких дорог нам надо было пересечь. Машины ехали по колеям-направляющим в обе стороны довольно плотным потоком, так что я удивился, когда увидел, что на пересечении пешеходной улочки с дорогой нет ни светофора, ни перехода. Более того, перед дорогой был установлен большой плакат, на котором красовались слова: «Пересекать дорогу перед движущимся транспортом — преступление перед Богом!»
Тем не менее, я видел, что люди впереди нас, ничуть не обращая внимания на плакат, перебегают дорогу, лавируя между быстро едущими машинами.
Еще больше я удивился, когда мы приблизились к дороге, и я увидел другой плакат, обращенный к водителям: «Не пропустить переходящего дорогу пешехода — преступление перед Богом!»
Однако водители не выполняли это распоряжение и даже не сбавляли скорость на пересечении своей дороги с пешеходной улочкой.
Класус и Снаватта остановились, выжидая удобный момент, чтобы проскочить между машинами.
Я тихо сказал Браспасте:
— Похоже, что власть религионеров в Доминате не очень-то и крепка. Их распоряжения нарушаются всеми жителями. Ты мне про это не рассказывала.
— Ты ошибаешься, — ответила Браспаста. — Разве ты забыл основную доктрину религионеров? Она гласит, что каждое живое существо самим фактом своего существования совершает преступление перед Богом. Поэтому практически каждое действие, так или иначе, является преступлением с точки зрения религионеров… Бежим!
Мы перебежали дорогу в опасной близости от машин.
Так как на другой стороне дороги прохожих рядом с нами не было, Браспаста продолжила:
— Блюстители могли бы сейчас нас арестовать за то, что мы сделали. И в то же время они могли бы арестовать водителей за то, что те нас не пропустили. Вообще, Блюстители в любой момент времени могут арестовать человека или пушистика, и обязательно окажется, что он виновен в каком-нибудь преступлении, а то и в нескольких сразу. Поэтому жители Центрального Иерархата и других стран под властью религионеров давно уже перестали обращать внимание на отдельные запреты. Все равно здесь невозможно жить, не совершая преступлений. Это как идти под проливным дождем и считать упавшие на тебя капли. Здесь все живут в постоянном ожидании ареста и наказания. Религионеры целенаправленно насаждают у народа комплексы вины и страха. С помощью этих комплексов они добиваются беспрекословного подчинения и бездумного повиновения. Люди и пушистики, сознание которых с детства подвергается религионерской обработке, искренне считают себя ничтожными, преступными, недостойными созданиями, вся надежда которых — на милость религионеров, заступающихся за них перед грозным Единым Богом.
В это время мы подошли к широкой лестнице, которая собирала вместе несколько улочек. Тут было довольно многолюдно, и Браспаста замолчала, чтобы посторонние прохожие не услышали ее слова. Поднявшись по лестнице, мы оказались на небольшой площади перед входом в храм. Люди стояли здесь плотной толпой, низко кланялись и бормотали какие-то слова.
Сам храм мало отличался от домов старого города. У него были мощные стены, сложенные из отесанных и тщательно подогнанных друг к другу каменных глыб, квадратные застекленные окна, прямоугольный открытый вход, низкая двускатная крыша. Дополнением к обычной архитектуре являлись только колонны-цилиндры, подпиравшие выступающую над входом крышу. Однако они несли более декоративную, чем функциональную нагрузку, так как крыша выдавалась вперед всего на три метра и покоилась на огромных каменных блоках-балках.
Между колоннами над входом висел плакат: «Пренебрегать посещением храма Похвального Самоуничижения — преступление перед Богом!»
Класус пошел вперед, мягко, но настойчиво раздвигая толпу. Он так же, как и окружающие нас люди, беспрестанно кланялся и что-то бубнил себе под нос. Массивное телосложение Класуса позволяло расчищать достаточно широкий проход для Снаватты, Браспасты и меня. Толпа вновь смыкалась только позади нас.
Чтобы не выделяться, я тоже начал кланяться и монотонно бормотать: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог. Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…» Эти врезавшиеся в память строки я повторял автоматически, а сам тем временем украдкой глядел по сторонам, выискивая малейшие признаки готовящегося на нас нападения.
Пока мы не привлекали ничьего внимания, никто не пробирался сквозь толпу к нам или от нас.
Класус неторопливо, но неуклонно продвигался вперед. Люди свободно (насколько позволяла толпа) входили в храм и выходили из него. Дождавшись своей очереди, мы друг за другом прошли внутрь.
К моему удивлению, тут было не так многолюдно, как снаружи. Люди не задерживались у входа, а медленно, благоговейно шли вглубь помещения. Другой людской поток двигался наружу. Некоторые люди шли, вытирая с глаз слезы. Из-за спин посетителей храма я не мог увидеть того, что происходило у дальней стены, и гул бормотаний не позволял ничего услышать. Поэтому мне оставалось только медленно двигаться вперед вместе со своими спутниками и скрытно осматриваться.
Внутреннее убранство религионерского храма было более чем скромным: каменные пол и стены, оживляемые только рядами светильников; низкие потолочные балки; два ряда простых цилиндрических колонн, таких же, как снаружи у входа.
По мере продвижения вперед, мне стал слышен голос, перекрывающий гул толпы:
— Отриньте гордыню, которая есть одно из главных, страшных преступлений перед Богом! Тот, кто хотя бы на мгновение ощутил гордыню, должен искренне раскаяться и молить о прощении милосердного Бога. Но нет прощения тому, кто поддастся гордыне — этому богомерзкому чувству. Ощутите невыразимую сладость от обряда похвального самоуничижения, пусть он изгонит гордыню из ваших душ!
Голос, не переставая, вещал в том же духе. Вскоре он зазвучал довольно громко, и я понял, что мы приближаемся к месту проведения обряда.
Класус остановился. Снаватта встала рядом с ним, и так как она была ниже меня, я легко мог рассмотреть все, что происходило впереди, глядя поверх ее плеча.
В серую каменную стену храма был вмонтирован круг из золотистого металла диаметром от пола до потолка. Этот круг обрамлял выступающий из стены барельеф, вырезанный из розового камня. Барельеф изображал две округлости, как бы стиснутые друг с другом. Округлости находились на уровне пояса. Одни посетители храма приближались к ним с низким поклоном, другие подползали на коленях. И те, и другие подобострастно и благоговейно касались губами округлостей, после чего стоявший рядом религионер в длинном, до пят, розовом одеянии щелкал их по носам. От этих щелчков у людей и выступали на глазах те слезы, с которыми они покидали храм.
Другой религионер в розовых одеждах стоял возле барельефа, положив руки на края металлической цилиндрической емкости высотой по пояс. Каждый, кто подходил или подползал на коленях, чтобы прижаться губами к округлостям и получить щелчок по носу, бросал в емкость одну или несколько денежных купюр.
Еще один религионер ни на секунду не прерывал своего размеренного речитатива:
— Обряда похвального самоуничижения очищает души от скверны гордыни! Изгоните гордыню, и вам будет прощено хотя бы одно из ваших неисчислимых преступлений перед Богом! Мы, религионеры, неустанно заботимся о том, чтобы Бог был милостив к вам, подлым, мерзким, отвратительным преступникам. Во всем повинуйтесь нам, если не хотите, чтобы вас сокрушил гнев Бога! Только мы можем вымолить для вас, преступников, негодяев, гордецов и вольнодумцев капли снисхождения. Если вдруг вы ощутите гордыню, а до храма Похвального Самоуничижения будет далеко, то обратитесь к любому религионеру, и он снизойдет до того, чтобы лично даровать вам помощь в проведении обряда…
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, ЧТО изображал барельеф на стене храма. Так вот в чем заключался обряд похвального самоуничижения: в целовании каменных ягодиц и в получении щелчка по носу! А если какой-нибудь фанатичный святоша желал избавиться от остатков самоуважения, то любой религионер подставил бы ему для целования свою филейную часть и наградил щелчком по носу.
Раньше я не интересовался религионерскими обрядами, поэтому увиденное произвело на меня большое впечатление. Я прикусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться.
Класус повернулся, склонился к моему уху и тихо прошептал:
– Помнится, ты спрашивал, что же такого мы со Ставаттой сотворили в этом храме, о чем религионеры не могут забыть до сих пор. Ну, ты не догадываешься?...
Представив себя на месте добродушного и веселого отца Браспасты, я сразу отмел предположения об устроенной в храме кровавой бойне. Скорее всего, он бы постарался высмеять религионеров. Ведь во все времена и во всех мирах те правители, которые неправедно захватили власть и боялись собственного народа, не терпели шуток в свой адрес. Подмигнув Класусу, я коротко выпустил воздух между губами, имитируя звук, обычно не приветствуемый в обществе благовоспитанных людей.
Класус покачал головой:
— Это первое, что и нам пришло в голову. Но потом мы подумали, что, если святыня религионеров начнет издавать звуки и запахи, то это сыграет на руку нашим врагам. У религионеров хватило бы хитрости и изворотливости, чтобы объявить это чудом, снизошедшей на храм особой божественной милостью. Поэтому мы поступили по-другому. Святыня стала громко вещать своими вертикально расположенными устами: «Не верьте религионерам! Никогда и ни перед кем не унижайтесь!»
— Да, это гораздо лучше! — согласился я.
— Разумеется, религионеры сразу же закрыли храм Похвального Самоуничижения, якобы, для ремонта и реставрации. Но слухи разлетелись по городу, дошли до ушей наших сторонников и просто здравомыслящих людей. Многие из почти отчаявшихся, задыхавшихся в паутине сплетенной религионерами лжи, получили глоток воздуха свободы и весть о том, что власть религионеров не безгранична. Мы заставили правительство религионеров хорошенько понервничать. Их самые могущественные маги по крови собрались в храме и только объединенными усилиями смогли отменить чары, наложенные мной и Снаваттой.
Снаватта прошептала мне в другое ухо:
— Так мы убили сразу двух зайцев: пока маги-религионеры занимались проблемой этого храма, наши друзья в других местах получили возможность провести несколько успешных операций по спасению людей и пушистиков.
— Теперь я понимаю, почему этот храм должны охранять от магов не-религионеров, — сказал я. — Странно, что религионеров в храме всего трое.
— Эти-то? — с легким презрением усмехнулся Класус. — Эти трое — не маги, а всего лишь мелкие прислужники: лжецы и вымогатели денег. Если в храме и есть маг по крови, то он, конечно же, скрывается где-то во внутренней части храма, вон за тем дверями.
— За какими дверями?
— Ты разве не видишь две двери в стене по обеим сторонам от святыни?
Я пригляделся: действительно, с одной и с другой стороны от золотого круга в стене виднелись прямоугольные щели. Стена, которую я раньше считал дальним пределом храма, на самом деле всего лишь отделяла общедоступную часть от внутренних помещений. Двери почти сливались со стеной, но все-таки не настолько незаметно, как дверь в древних подземельях, из которой мы вышли в Доминат.
— Теперь я их вижу, — сказал я.
С самого начала я не заметил эти двери только потому, что за последние месяцы слишком привык полагаться на магию. С ее помощью я бы давно обнаружил скрытые за стеной помещения и исследовал бы их. Я сделал пометку в своей памяти: не пренебрегать возможностями обычного зрения и не забывать хорошенько осматриваться в незнакомом месте. К сожалению, без использования магии я не мог определить размер помещений за закрытыми дверями и количество находящихся в них людей. Я даже не мог узнать, являются ли три религионера в храме обладателями сверхъестественных способностей.
Браспаста нетерпеливо прошептала сзади:
— Судя по всему, амулеты надежно скрывают нас от вражеских магов. Будем считать, что проверка прошла успешно? Или вы хотите здесь еще раз устроить религионерам какую-нибудь гадость?
— Нет, не сегодня, — с сожалением вздохнул Класус. — Пойдемте отсюда!
Пока мы разговаривали, я заметил, что не все вошедшие в храм прикладывались губами к каменным ягодицам и получали щелчки по носам. Многие, как и мы, просто стояли и смотрели, а потом разворачивались и уходили. То ли самоуважение и достоинство, именуемые религионерами гордыней, все-таки не до конца были искоренены в их душах, то ли, наоборот, они считали себя недостойными обряда похвального самоуничижения.
Медленно шагая в толпе посетителей храма, мы направились к выходу и вскоре вышли на площадь. Я бросил короткие внимательные взгляды во все стороны. Кажется, тут ничего не изменилось: на площади толпились те же молящиеся с пустыми бессмысленными взглядами, кланяющиеся и бормочущие.
Следом за Класусом мы пошли сквозь толпу. Я смотрел на широкую спину отца Браспасты и пытался строить предположения, куда мы отправимся дальше. Сразу возвращаться на подземную базу мне не хотелось. Я бы с удовольствием побродил еще немного по улицам Домината. Все-таки где-то здесь, на Дубле, родилась моя мама, Сильфита. Надо бы спросить у Браспасты и ее родителей, вдруг у меня в Доминате есть какие-нибудь родственники, пусть даже и дальние? Мы уже вышли из плотного скопления людей на площади перед храмом и подходили к лестнице, так что вполне можно было разговаривать, не опасаясь посторонних ушей. Я открыл рот, чтобы задать вопрос…
— Класус?! — послышался удивленный возглас. — Что ты здесь делаешь?!
В десятке шагов в стороне от нас, на верхних ступенях лестницы, стоял человек в розовой одежде религионеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Может быть, нам подойдет храм Похвального Самоуничижения? — предложила Снаватта. — Он недалеко от того места, где мы выйдем на поверхность.
— Отлично! — расплылся в улыбке Класус. — Религионеры, несомненно, помнят то, что мы устроили в этом храме в позапрошлом году. Если мы войдем в храм, и религионеры нас почувствуют, то, конечно же, решат, что мы решили повторить то же самое. Тогда они обязательно попытаются нас остановить.
— А что вы устроили в этом храме? — заинтересовался я.
Но я не получил ответа на свой вопрос. Наша кабина остановилась, и через открытый вход внутрь ворвались солнечные лучи. Мы наконец-то добрались до поверхности.
Возле ниши, ожидая своей очереди, толпилось множество народа, и мы быстро покинули кабину, освобождая место новым пассажирам. Тем более что большой плакат на станции предупреждал: «Задерживать движение транспорта — преступление перед Богом!»
Оказавшись среди множества людей, мы, разумеется, уже не имели возможности открыто разговаривать друг с другом. Класус и Снаватта, как и раньше, пошли впереди, указывая дорогу, а мы с Браспастой двинулись следом за ними. Я не забывал о том, что должен вести себя незаметно и естественно, как обычный житель Домината, поэтому разглядывал все вокруг, не крутя головой, а только при помощи бокового зрения.
Станция, на которую мы прибыли, была в несколько раз длиннее подземной. Дело в том, что ниши для кабин находились только с одной ее стороны, тогда как другая была полностью застеклена и открыта для солнечного света. Я понял, что станция врезана в крутой склон горы. Одной стороной она была обращена к подземной части Домината, а другой — к надземной.
Доминат как бы сползал вниз по склону горы. Верхняя, более старая часть города, все еще была тесно связана с традиционными подземными жилищами. Здесь дома соседствовали с пещерами, тоннелями и шахтами в отрогах горы. Да и сами старые дома зачастую представляли собой лишь сложенные из камней фасады, тогда как задние части зданий уходили внутрь горы. Строительство новых надземных районов велось на относительно ровном месте у подножия горы, и там дома строились полностью над землей.
До храма Похвального Самоуничижения мы шли пешком то по лестницам, то по пандусам, то по вырубленным в склоне горы галереям. Пешеходные улочки в старой части города были узкие и извилистые. Однако здесь имелись и современные эскалаторы, установленные на наиболее длинных и крутых участках пути, и широкие дороги с многорядными колеями-направляющими для трехколесных машин, проложенные, наверняка, на месте сломанных домов.
Одну из таких дорог нам надо было пересечь. Машины ехали по колеям-направляющим в обе стороны довольно плотным потоком, так что я удивился, когда увидел, что на пересечении пешеходной улочки с дорогой нет ни светофора, ни перехода. Более того, перед дорогой был установлен большой плакат, на котором красовались слова: «Пересекать дорогу перед движущимся транспортом — преступление перед Богом!»
Тем не менее, я видел, что люди впереди нас, ничуть не обращая внимания на плакат, перебегают дорогу, лавируя между быстро едущими машинами.
Еще больше я удивился, когда мы приблизились к дороге, и я увидел другой плакат, обращенный к водителям: «Не пропустить переходящего дорогу пешехода — преступление перед Богом!»
Однако водители не выполняли это распоряжение и даже не сбавляли скорость на пересечении своей дороги с пешеходной улочкой.
Класус и Снаватта остановились, выжидая удобный момент, чтобы проскочить между машинами.
Я тихо сказал Браспасте:
— Похоже, что власть религионеров в Доминате не очень-то и крепка. Их распоряжения нарушаются всеми жителями. Ты мне про это не рассказывала.
— Ты ошибаешься, — ответила Браспаста. — Разве ты забыл основную доктрину религионеров? Она гласит, что каждое живое существо самим фактом своего существования совершает преступление перед Богом. Поэтому практически каждое действие, так или иначе, является преступлением с точки зрения религионеров… Бежим!
Мы перебежали дорогу в опасной близости от машин.
Так как на другой стороне дороги прохожих рядом с нами не было, Браспаста продолжила:
— Блюстители могли бы сейчас нас арестовать за то, что мы сделали. И в то же время они могли бы арестовать водителей за то, что те нас не пропустили. Вообще, Блюстители в любой момент времени могут арестовать человека или пушистика, и обязательно окажется, что он виновен в каком-нибудь преступлении, а то и в нескольких сразу. Поэтому жители Центрального Иерархата и других стран под властью религионеров давно уже перестали обращать внимание на отдельные запреты. Все равно здесь невозможно жить, не совершая преступлений. Это как идти под проливным дождем и считать упавшие на тебя капли. Здесь все живут в постоянном ожидании ареста и наказания. Религионеры целенаправленно насаждают у народа комплексы вины и страха. С помощью этих комплексов они добиваются беспрекословного подчинения и бездумного повиновения. Люди и пушистики, сознание которых с детства подвергается религионерской обработке, искренне считают себя ничтожными, преступными, недостойными созданиями, вся надежда которых — на милость религионеров, заступающихся за них перед грозным Единым Богом.
В это время мы подошли к широкой лестнице, которая собирала вместе несколько улочек. Тут было довольно многолюдно, и Браспаста замолчала, чтобы посторонние прохожие не услышали ее слова. Поднявшись по лестнице, мы оказались на небольшой площади перед входом в храм. Люди стояли здесь плотной толпой, низко кланялись и бормотали какие-то слова.
Сам храм мало отличался от домов старого города. У него были мощные стены, сложенные из отесанных и тщательно подогнанных друг к другу каменных глыб, квадратные застекленные окна, прямоугольный открытый вход, низкая двускатная крыша. Дополнением к обычной архитектуре являлись только колонны-цилиндры, подпиравшие выступающую над входом крышу. Однако они несли более декоративную, чем функциональную нагрузку, так как крыша выдавалась вперед всего на три метра и покоилась на огромных каменных блоках-балках.
Между колоннами над входом висел плакат: «Пренебрегать посещением храма Похвального Самоуничижения — преступление перед Богом!»
Класус пошел вперед, мягко, но настойчиво раздвигая толпу. Он так же, как и окружающие нас люди, беспрестанно кланялся и что-то бубнил себе под нос. Массивное телосложение Класуса позволяло расчищать достаточно широкий проход для Снаватты, Браспасты и меня. Толпа вновь смыкалась только позади нас.
Чтобы не выделяться, я тоже начал кланяться и монотонно бормотать: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог. Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…» Эти врезавшиеся в память строки я повторял автоматически, а сам тем временем украдкой глядел по сторонам, выискивая малейшие признаки готовящегося на нас нападения.
Пока мы не привлекали ничьего внимания, никто не пробирался сквозь толпу к нам или от нас.
Класус неторопливо, но неуклонно продвигался вперед. Люди свободно (насколько позволяла толпа) входили в храм и выходили из него. Дождавшись своей очереди, мы друг за другом прошли внутрь.
К моему удивлению, тут было не так многолюдно, как снаружи. Люди не задерживались у входа, а медленно, благоговейно шли вглубь помещения. Другой людской поток двигался наружу. Некоторые люди шли, вытирая с глаз слезы. Из-за спин посетителей храма я не мог увидеть того, что происходило у дальней стены, и гул бормотаний не позволял ничего услышать. Поэтому мне оставалось только медленно двигаться вперед вместе со своими спутниками и скрытно осматриваться.
Внутреннее убранство религионерского храма было более чем скромным: каменные пол и стены, оживляемые только рядами светильников; низкие потолочные балки; два ряда простых цилиндрических колонн, таких же, как снаружи у входа.
По мере продвижения вперед, мне стал слышен голос, перекрывающий гул толпы:
— Отриньте гордыню, которая есть одно из главных, страшных преступлений перед Богом! Тот, кто хотя бы на мгновение ощутил гордыню, должен искренне раскаяться и молить о прощении милосердного Бога. Но нет прощения тому, кто поддастся гордыне — этому богомерзкому чувству. Ощутите невыразимую сладость от обряда похвального самоуничижения, пусть он изгонит гордыню из ваших душ!
Голос, не переставая, вещал в том же духе. Вскоре он зазвучал довольно громко, и я понял, что мы приближаемся к месту проведения обряда.
Класус остановился. Снаватта встала рядом с ним, и так как она была ниже меня, я легко мог рассмотреть все, что происходило впереди, глядя поверх ее плеча.
В серую каменную стену храма был вмонтирован круг из золотистого металла диаметром от пола до потолка. Этот круг обрамлял выступающий из стены барельеф, вырезанный из розового камня. Барельеф изображал две округлости, как бы стиснутые друг с другом. Округлости находились на уровне пояса. Одни посетители храма приближались к ним с низким поклоном, другие подползали на коленях. И те, и другие подобострастно и благоговейно касались губами округлостей, после чего стоявший рядом религионер в длинном, до пят, розовом одеянии щелкал их по носам. От этих щелчков у людей и выступали на глазах те слезы, с которыми они покидали храм.
Другой религионер в розовых одеждах стоял возле барельефа, положив руки на края металлической цилиндрической емкости высотой по пояс. Каждый, кто подходил или подползал на коленях, чтобы прижаться губами к округлостям и получить щелчок по носу, бросал в емкость одну или несколько денежных купюр.
Еще один религионер ни на секунду не прерывал своего размеренного речитатива:
— Обряда похвального самоуничижения очищает души от скверны гордыни! Изгоните гордыню, и вам будет прощено хотя бы одно из ваших неисчислимых преступлений перед Богом! Мы, религионеры, неустанно заботимся о том, чтобы Бог был милостив к вам, подлым, мерзким, отвратительным преступникам. Во всем повинуйтесь нам, если не хотите, чтобы вас сокрушил гнев Бога! Только мы можем вымолить для вас, преступников, негодяев, гордецов и вольнодумцев капли снисхождения. Если вдруг вы ощутите гордыню, а до храма Похвального Самоуничижения будет далеко, то обратитесь к любому религионеру, и он снизойдет до того, чтобы лично даровать вам помощь в проведении обряда…
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, ЧТО изображал барельеф на стене храма. Так вот в чем заключался обряд похвального самоуничижения: в целовании каменных ягодиц и в получении щелчка по носу! А если какой-нибудь фанатичный святоша желал избавиться от остатков самоуважения, то любой религионер подставил бы ему для целования свою филейную часть и наградил щелчком по носу.
Раньше я не интересовался религионерскими обрядами, поэтому увиденное произвело на меня большое впечатление. Я прикусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться.
Класус повернулся, склонился к моему уху и тихо прошептал:
– Помнится, ты спрашивал, что же такого мы со Ставаттой сотворили в этом храме, о чем религионеры не могут забыть до сих пор. Ну, ты не догадываешься?...
Представив себя на месте добродушного и веселого отца Браспасты, я сразу отмел предположения об устроенной в храме кровавой бойне. Скорее всего, он бы постарался высмеять религионеров. Ведь во все времена и во всех мирах те правители, которые неправедно захватили власть и боялись собственного народа, не терпели шуток в свой адрес. Подмигнув Класусу, я коротко выпустил воздух между губами, имитируя звук, обычно не приветствуемый в обществе благовоспитанных людей.
Класус покачал головой:
— Это первое, что и нам пришло в голову. Но потом мы подумали, что, если святыня религионеров начнет издавать звуки и запахи, то это сыграет на руку нашим врагам. У религионеров хватило бы хитрости и изворотливости, чтобы объявить это чудом, снизошедшей на храм особой божественной милостью. Поэтому мы поступили по-другому. Святыня стала громко вещать своими вертикально расположенными устами: «Не верьте религионерам! Никогда и ни перед кем не унижайтесь!»
— Да, это гораздо лучше! — согласился я.
— Разумеется, религионеры сразу же закрыли храм Похвального Самоуничижения, якобы, для ремонта и реставрации. Но слухи разлетелись по городу, дошли до ушей наших сторонников и просто здравомыслящих людей. Многие из почти отчаявшихся, задыхавшихся в паутине сплетенной религионерами лжи, получили глоток воздуха свободы и весть о том, что власть религионеров не безгранична. Мы заставили правительство религионеров хорошенько понервничать. Их самые могущественные маги по крови собрались в храме и только объединенными усилиями смогли отменить чары, наложенные мной и Снаваттой.
Снаватта прошептала мне в другое ухо:
— Так мы убили сразу двух зайцев: пока маги-религионеры занимались проблемой этого храма, наши друзья в других местах получили возможность провести несколько успешных операций по спасению людей и пушистиков.
— Теперь я понимаю, почему этот храм должны охранять от магов не-религионеров, — сказал я. — Странно, что религионеров в храме всего трое.
— Эти-то? — с легким презрением усмехнулся Класус. — Эти трое — не маги, а всего лишь мелкие прислужники: лжецы и вымогатели денег. Если в храме и есть маг по крови, то он, конечно же, скрывается где-то во внутренней части храма, вон за тем дверями.
— За какими дверями?
— Ты разве не видишь две двери в стене по обеим сторонам от святыни?
Я пригляделся: действительно, с одной и с другой стороны от золотого круга в стене виднелись прямоугольные щели. Стена, которую я раньше считал дальним пределом храма, на самом деле всего лишь отделяла общедоступную часть от внутренних помещений. Двери почти сливались со стеной, но все-таки не настолько незаметно, как дверь в древних подземельях, из которой мы вышли в Доминат.
— Теперь я их вижу, — сказал я.
С самого начала я не заметил эти двери только потому, что за последние месяцы слишком привык полагаться на магию. С ее помощью я бы давно обнаружил скрытые за стеной помещения и исследовал бы их. Я сделал пометку в своей памяти: не пренебрегать возможностями обычного зрения и не забывать хорошенько осматриваться в незнакомом месте. К сожалению, без использования магии я не мог определить размер помещений за закрытыми дверями и количество находящихся в них людей. Я даже не мог узнать, являются ли три религионера в храме обладателями сверхъестественных способностей.
Браспаста нетерпеливо прошептала сзади:
— Судя по всему, амулеты надежно скрывают нас от вражеских магов. Будем считать, что проверка прошла успешно? Или вы хотите здесь еще раз устроить религионерам какую-нибудь гадость?
— Нет, не сегодня, — с сожалением вздохнул Класус. — Пойдемте отсюда!
Пока мы разговаривали, я заметил, что не все вошедшие в храм прикладывались губами к каменным ягодицам и получали щелчки по носам. Многие, как и мы, просто стояли и смотрели, а потом разворачивались и уходили. То ли самоуважение и достоинство, именуемые религионерами гордыней, все-таки не до конца были искоренены в их душах, то ли, наоборот, они считали себя недостойными обряда похвального самоуничижения.
Медленно шагая в толпе посетителей храма, мы направились к выходу и вскоре вышли на площадь. Я бросил короткие внимательные взгляды во все стороны. Кажется, тут ничего не изменилось: на площади толпились те же молящиеся с пустыми бессмысленными взглядами, кланяющиеся и бормочущие.
Следом за Класусом мы пошли сквозь толпу. Я смотрел на широкую спину отца Браспасты и пытался строить предположения, куда мы отправимся дальше. Сразу возвращаться на подземную базу мне не хотелось. Я бы с удовольствием побродил еще немного по улицам Домината. Все-таки где-то здесь, на Дубле, родилась моя мама, Сильфита. Надо бы спросить у Браспасты и ее родителей, вдруг у меня в Доминате есть какие-нибудь родственники, пусть даже и дальние? Мы уже вышли из плотного скопления людей на площади перед храмом и подходили к лестнице, так что вполне можно было разговаривать, не опасаясь посторонних ушей. Я открыл рот, чтобы задать вопрос…
— Класус?! — послышался удивленный возглас. — Что ты здесь делаешь?!
В десятке шагов в стороне от нас, на верхних ступенях лестницы, стоял человек в розовой одежде религионеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60