Наши зрители — домохозяйки, они от этого млеют, а наш рейтинг растет.
Мужчина, лениво пробегая глазами строчки текста, механически кивал головой:
— Да, да, да… все это я знаю… не в первый раз.
Девушка протянула еще один листок:
— Обратите внимание, вот это — ваши сегодняшние экспромты, шутки и остроты.
— Старо, старо! — скривился мужчина. — Эти «экспромты» я читал в газетах еще месяц назад.
— Все экспромты утверждены редакционным советом! — с легким нажимом отрезала девушка. — А вот здесь, обратите ОСОБОЕ внимание — ваш ответ на вопрос ведущего, почему вы восхищаетесь Венценосцем Статиным.
— Я сто раз повторял это во всех передачах!
— Нет, не повторяли! Разные чувства распределены между соответствующими передачами и телеведущими. У Врунера вы рассказывали, за что УВАЖАЕТЕ Статина, у Кащеевой и Хамки вы признавались, за что его ЛЮБИТЕ, у Сявки Шустрика объясняли, за что его ЦЕНИТЕ…
Мужчина подхватил:
— В программе Трёпы Канделябры я рассказывал, за что ОБОЖАЮ Статина, а в передаче Вонядзе — почему я перед ним ПРЕКЛОНЯСЬ.
— Ну, вот видите! — девушка настойчиво впихнула в руки мужчины очередной листок с текстом. — А у Малахольнова вы должны рассказать, почему ВОСХИЩАЕТЕСЬ Венценосцем.
Мужчина склонился к девушке и тихо спросил:
— А что, мы все еще восхищаемся именно Статиным?
Та понимающе улыбнулась:
— Пока что других распоряжений не поступало. Когда придет соответствующий приказ, мы немедленно начнем восхищаться другим Венценосцем.
Я решил вмешаться в диалог и погрузил обоих собеседников в созданную для них майю. Я не мог (или пока не мог) читать мысли людей, боблинов и прочих разумных существ. Но зато я имел возможность, по примеру Маркандеи, «разговорить» их с помощью майи, обратив порождения их мыслей и чувств на них самих.
— И кто же способен издать такой приказ? — спросил я у девушки устами мужчины.
— Наш главный редактор, — бесхитростно ответила она, поддавшись моим чарам.
— А кто приказывает ему самому?
— Откуда же я-то знаю? Это уже высокая политика. Мне до этого уровня еще отдаваться и отдаваться…
— Где я могу найти главного редактора? Как его зовут?
— Врай Хлестобабов, наверняка, уже гуляет в каком-нибудь пафосном клубе вместе с фотомоделями-проститутками! — девушка недовольно скривила губки, явно завидуя своим более удачливым соперницам. — А вечерний эфир курирует заместитель главного редактора — Прогнутий Проскочеев. Кабинет номер сто сорок семь. Прямо по коридору, потом вверх по лестнице и направо.
— Спасибо за информацию, — вежливо поблагодарил я и прервал майю.
Иллюзия длилась менее трех секунд объективного времени. Девушка и мужчина вздрогнули и начали недоуменно озираться вокруг. Они не могли понять, что с ними произошло. Меня они не видели, а окружавшие нас люди и боблины продолжали движение по коридору, как ни в чем не бывало.
Девушка пришла в себя первая.
— Пойдемте в студию! — она сделала правой рукой приглашающий жест, а левой указала на синюю лампу, горевшую над дверью. — Скоро начнется запись нового блока, и вход запретят.
Мужчина прошел вперед, открыл дверь и галантно придержал ее, пропуская вперед девушку. За толстой, звуконепроницаемой дверью я увидел большую ярко освещенную студию, пестрые декорации, зрителей — людей и боблинов, которые сидели на небольших трибунах.
Я не смог удержаться от искушения, и проскользнул за дверь следом за мужчиной и девушкой, чтобы изнутри посмотреть на процесс создания телепередачи. Сейчас был перерыв. Зрители на трибунах переговаривались друг с другом, отчего в студии стоял гул, словно от пчелиного роя. Техники и операторы деловито передвигали и настраивали свое оборудование. На невысокой сцене, в перекрестии лучей прожекторов, под прицелами телекамер и звукозаписывающих микрофонов, были установлены несколько кресел. В настоящее время кресла пустовали. Ведущий и герои его телепередачи находились за декорациями. Оттуда слышались негромкие голоса, и именно туда направились мои «провожатые» — девушка-редактор и мужчина-гость программы.
Последовав за ними, я оказался с другой стороны декораций. Ярко раскрашенные занавеси и фигуры с этой точки зрения являли свою истинную сущность. Они были изготовлены из старых тряпок, картона и фанеры. Примерно то же можно было сказать и о теледеятелях. Моему взору предстали утомленные, измотанные люди и боблины, одни из которых лениво курили, другие потягивали кофе из маленьких чашек или воду из бутылок. Между ними сновали гримеры, снимая салфетками с лиц капли пота и нанося пудру мягкими пушистыми кисточками. Сразу было видно, что запись телепередачи длится уже много часов. За один съемочный день снимались сразу несколько программ. Этим объяснялась частая смена приглашенных гостей. Однако, не все они были одинаково хорошо подготовлены.
Я заметил группу людей и боблинов, которые явно нервничали и постепенно переходили к разговору на повышенных тонах.
— Это невозможно слушать! — внезапно воскликнул один человек из этой группы, одетый в джинсы и пестрый красно-синий свитер. — Сколько же раз можно повторять одно и то же?!
— Сколько нужно, столько и будем повторять! — твердо заявил его собеседник — коренастый плотный боблин с толстой золотой цепью на шее и с огромным перстнем на указательном пальце правой руки.
— Эй, Авдей! — позвал человек в пестром свитере. — Ты слышал? Мы сейчас опять будем писать по словам!
Откуда-то сбоку выскочил человек, которого я без колебаний идентифицировал, как ведущего Малахольнова. Он выглядел, как пожилой подросток с ужимками обезьяны, которую кусают блохи одновременно во многих местах.
— Это немыслимо! — взвизгнул Авдей Малахольнов, дергаясь всем телом. — Сегодня мы уже пятерых писали по словам! Да мы тут застрянем на всю ночь!
Человек в свитере отступил в сторону, открывая взгляду Малохольнова (и моему тоже) юную девушку в таком минималистском наряде, что, пожалуй, даже на пляже ее арестовали бы за оскорбление общественной нравственности.
— Вот, сам послушай! — сказал человек Малахольнову и обратился к девушке: — Давай еще раз, Мимоза! Попробуй произнести фразу: «В свободное время больше всего я люблю читать саркастические детективы Дурьи Тупцовой».
Девушка поднесла к глазам лист бумаги и начала читать:
— В свободное время больше всего я люблю читать сакарстические… сакрастические дефективы… тедективы…
— О-о-о! — взвыл человек в свитере, которому, наверняка, уже не в первый раз приходилось выслушивать нечто подобное.
Малахольнов обреченно вздохнул и умоляюще посмотрел на девушку:
— Насколько я знаю, вы — восходящая звезда нашей эстрады, всеми любимая певица Мимоза?
Девушка сложила губы в заученной механической улыбке.
Затем взгляд телеведущего переместился на коренастого боблина:
— А вы, соответственно, ее продюсер?
— Я не продюсер. Я — менеджер. Сам продюсер слишком занят, чтобы с каждой из своих певиц ездить по всяким там передачам.
— Понятно, — поник Малахольнов. — Песни на студии, значит, вы тоже пишете по словам?
— А как же! — самодовольно ухмыльнулся боблин. — Мы что, хуже других? Не можем нанять хороших звукорежиссеров?
— А что, если мы запишем Мимозу завтра? — робко поинтересовался человек в свитере, видимо, редактор телепередачи.
— Никак невозможно! — отрезал боблин. — Завтра она улетает на гастроли. Лучше уберите рекламу книг Дурьи Тупцовой.
— Увы, это тоже невозможно, — тяжело вздохнул редактор. — У нас контракт с издательством. Да вы же сами его подписывали, как третья сторона.
— Продюсер подписывал. А мы исполнять будем. — В голосе боблина прозвучало непоколебимое упорство.
Малахольнов махнул рукой:
— Ладно… Тогда Мимозу будем записывать первой. Посмотрим, сколько после нее останется времени. Может быть, перенесем остальных на завтра…
Прочие гости недовольно зароптали. Но, очевидно, у них не было столь влиятельных продюсеров и таких настойчивых менеджеров, так что возмущение потухло, так и не разгоревшись.
Мужчина-редактор в пестром свитере захлопал в ладоши:
— Так, перерыв закончен! Начинаем запись! Поехали!
Люди и боблины начали тушить сигареты, и отставлять в сторону напитки. Я поспешил оказаться с «парадной» стороны оформления студии и занял место с краю на трибуне.
Малахольнов, дергаясь всем телом и гримасничая лицом, выскочил на сцену и радостно произнес:
— Здравствуйте, дорогие мои телезрители и уважаемые гости в студии! Сейчас пять часов, и, значит, наступило время вашей любимой передачи «Грандиозная уборка»! Тема нашей передачи: «И в кого я такой умный?» Нам предстоят встречи с умнейшими и образованнейшими собеседниками — интересными мужчинами и обворожительными девушками. А вести передачу, как всегда, буду я — Авдей Малахольнов!
Один из редакторов, находившийся перед сценой, хорошо видимый зрителям в студии, но не попадавший в фокусы телекамер, поднял над головой табличку: «Аплодисменты». Зрители на трибунах послушно захлопали в ладоши. Было видно, что за целый съемочный день они отработали это действие практически до автоматизма.
Малахольнов выдержал четко отмеренную паузу, а затем продолжил:
— И первой я приглашаю в студию самую восхитительную певицу современности, молодую, но невероятно талантливую девушку, звезду колосской и мировой эстрады. Итак, встречайте неподражаемую Мимозу!
Подчиняясь команде редактора, зрители вновь зааплодировали. Зазвучала фонограмма песни, и на сцене появилась Мимоза. Все ее движения были тщательно выверены и заучены. Улыбка в половину лица, широко открытые сияющие глаза, как будто небрежно отброшенные набок волосы, легкое покачивание бедер, уверенная поступь — все говорило о том, что над девушкой хорошо поработали стилисты, визажисты, хореографы и прочие нанятые продюсером специалисты. Но купить можно лишь внешность и рекламное время в телепередаче. Интеллект и душу нельзя приобрести ни за какие деньги. Даже созданный самыми искусными мастерами манекен все равно останется манекеном. Это показал дальнейший диалог между Малахольновым и Мимозой.
— Здравствуй, Мимоза!
— Здравствуй, Авдей!
— Я очень благодарен тебе за то, что сразу же после гастролей решила принять участие в нашей передаче «Грандиозная уборка». Откуда ты прилетела?
— Я только сегодня утром прилетела из Астархамска…
— Стоп, камеры! — улыбка сползла с лица Малахольнова. — Ты что говоришь, милая? Не из Астархамска, а из Ас-тра-хам-ска! Нам что, придется писать по словам каждую твою фразу?
Девушка заученно улыбалась, но молчала. Этот вопрос не был предусмотрен сценарием, и ответа на него она не знала. Из-за декораций послышался голос боблина-менеджера:
— Раз надо, будем писать.
— Проклятье. Ладно. Пишем первую половину твоей фразы. — Малахольнов перевернул страничку в своем блокноте, где были записаны все его вопросы и ответы гостей. — Включить камеры. Давай, Мимоза! Повторяй за мной: «Я только сегодня утром прилетела»!
Словно механическая кукла, девушка проговорила:
— Я только сегодня утром прилетела.
— Очень хорошо. Теперь сложное слово. Повторяй: «Из Астрахамска»!
— Из Астрахамска.
— Отлично! Идем дальше. Тебе, наверное, не давали прохода толпы поклонников?
— Да, меня очень любят. Меня заметательно пернимали…
— Стоп! Пишем по словам. Первая часть: «Да, меня очень любят».
— Да, меня очень любят.
— Дальше: «Меня замечательно».
— Меня замечательно.
— Принимали.
— Принимали.
— Восторженные.
— Восторженные.
— Зрители.
— Зрители.
— Мой следующий вопрос: «Как тебе удается сочетать ум и талант с такой восхитительной внешностью?»
— Я с детства отличалась от своих сестриков.
— Сверстников!
— Сверстников. Я чувствовала, что мне перстоит…
— Предстоит.
— Предстоит сделать в жизни что-то заначтельное…
— Значительное.
— Значительное…
Я потихоньку покинул студию, где снималась телепередача «Грандиозная уборка». Меня не удивило, что в мире, где царят деньги, ложь и лицемерие, известную певицу можно сделать из недалекой косноязычной девушки, чья красота пришлась по вкусу богатому влиятельному продюсеру. Меня возмутило то, что абсолютно ВСЕ относились к этому, как к чему-то совершенно естественному. Причем не только редакторы и ведущий, которые получали деньги за рекламу и пропаганду пошлости. Зрители на трибунах готовы были целый день сидеть в студии и лицезреть тупость и убожество сотворенных продюсерами кумиров массовой культуры. И этих существ я хотел спасти от духовного гнета и интеллектуального невежества?!
Я в задумчивости шел по коридору вдоль ряда дверей, каждая из которых вела в отдельную студию, где даже сейчас, поздним вечером, продолжалась работа по оболваниваю жителей Колоссии. Большинство телепередач относилось к развлекательному жанру и предназначалось для отвлечения людей от их реального нищенского существования. Но имелись передачи и «политические», призванные формировать массовое сознание и влиять на общественное мнение.
Я заглянул в студию, над которой увидел табличку с надписью: «Добей оппонента!». Внутри я увидел трибуны со зрителями (непременный атрибут любого телевизионного шоу) и круглый подиум, где в креслах друг напротив друга сидели пожилая полная боблинка со всклокоченными седыми волосами и худой человек в строгом сером костюме. Вокруг кресел неторопливо прохаживался ведущий программы, похожий на дрессировщика, который вывел на арену своих зверушек.
Запись передачи была в самом разгаре. Боблинка произносила свою речь:
— …Когда я слышу разглагольствования о «социальной справедливости», о «народном счастье» или о «всеобщем равенстве», то меня до глубины души оскорбляют эти засохшие отростки проклятой уравнительной морали. Их давно уже пора вырезать стальной пилой демократического сознания. Долой мертворожденные и нежизнеспособные заблуждения! Долой гнусные измышления уравнителей!
Человек в сером костюме открыл рот, как будто собирался что-то возразить, но боблинка, заметив это, заговорила быстрее, громче и напористей:
— Да вы-то уж лучше помолчите! Вы угнетали Колоссию столько лет, что теперь вам надо сидеть тихо и смирно! Вы ввергли народ в голод и нищету! Из-за воплощения в жизнь ваших кровожадных теорий погибли миллионы граждан Колоссии!
Ведущий со снисходительной улыбкой обратился к человеку в сером костюме:
— Мне кажется, что уважаемая Холерия Стародомская в пух и прах развеяла все нагромождение ваших аргументов. Найдутся ли у вас хоть какие-нибудь новые доводы?
Тот негромко произнес:
— За время правления Уравнительной церкви Колоссия из отсталой аграрной страны превратилась в ведущую индустриальную державу. Не забудьте, что нынешняя так называемая демократия не создала и не построила ничего нового. Заводы, фабрики, дома, дороги — все это создано под руководством Уравнительной церкви. Нынешние демократы проклинают и охаивают нашу организацию, но сами живут исключительно за счет накопленного нами наследства…
— Врете! — вскричала Холерия Стародомская. — Строили заводы не вы, а народ! Вы же, гнусные уравнители, паразитировали на Колоссии, а не руководили ею! Ваша тоталитарная секта давила и душила все проявления свободы и демократии! Все вы — палачи и убийцы!!!
— Спокойно, спокойно! — примиряющим тоном сказал ведущий.
Но боблинку уже трудно было остановить:
— Как я могу быть спокойной, когда рядом со мной сидит мерзкий уравнитель?! Тьфу на вас, трижды тьфу на вас, проклятый выродок, отрыжка истории, выкидыш кровавой тоталитарной секты!!!…
Внезапно послышался громкий голос:
— Стоп, камеры!
Холерия Стародомская тотчас же замолчала. На подиум быстрым шагом вышел седоватый, но молодящийся боблин. К нему подскочил ведущий и угодливо спросил:
— Что-то не так?
Боблин, не обращая на него внимания, обратился к Стародомской:
— Холерия, вы должны произносить слова более энергично, я бы даже сказал — истерично.
Та робко и заискивающе улыбнулась:
— Мне показалось, что господин банкир недоволен моими излишне резкими выражениями…
— Ничего страшного, — тихо произнес человек в сером костюме. — Мы с вами, Холерия, не первый год знаем друг друга. И не первый раз разыгрываем подобные сценки.
— Но на этот-то раз вы собираетесь баллотироваться в Государственную Мысль Колоссии. Мне, признаться, даже как-то неловко осыпать вас обычной бранью.
— Все наоборот! — воскликнул седоватый боблин. — Стратегия избирательной компании строится на стабильности и уверенности нашего кандидата, противопоставленной демократической истерии. Наши потенциальные избиратели — люди старшего возраста, по-прежнему истово исповедующие Уравнительную религию. Кроме того, в Колоссии симпатии традиционно находятся на стороне тех, кого обижают, гонят и оскорбляют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Мужчина, лениво пробегая глазами строчки текста, механически кивал головой:
— Да, да, да… все это я знаю… не в первый раз.
Девушка протянула еще один листок:
— Обратите внимание, вот это — ваши сегодняшние экспромты, шутки и остроты.
— Старо, старо! — скривился мужчина. — Эти «экспромты» я читал в газетах еще месяц назад.
— Все экспромты утверждены редакционным советом! — с легким нажимом отрезала девушка. — А вот здесь, обратите ОСОБОЕ внимание — ваш ответ на вопрос ведущего, почему вы восхищаетесь Венценосцем Статиным.
— Я сто раз повторял это во всех передачах!
— Нет, не повторяли! Разные чувства распределены между соответствующими передачами и телеведущими. У Врунера вы рассказывали, за что УВАЖАЕТЕ Статина, у Кащеевой и Хамки вы признавались, за что его ЛЮБИТЕ, у Сявки Шустрика объясняли, за что его ЦЕНИТЕ…
Мужчина подхватил:
— В программе Трёпы Канделябры я рассказывал, за что ОБОЖАЮ Статина, а в передаче Вонядзе — почему я перед ним ПРЕКЛОНЯСЬ.
— Ну, вот видите! — девушка настойчиво впихнула в руки мужчины очередной листок с текстом. — А у Малахольнова вы должны рассказать, почему ВОСХИЩАЕТЕСЬ Венценосцем.
Мужчина склонился к девушке и тихо спросил:
— А что, мы все еще восхищаемся именно Статиным?
Та понимающе улыбнулась:
— Пока что других распоряжений не поступало. Когда придет соответствующий приказ, мы немедленно начнем восхищаться другим Венценосцем.
Я решил вмешаться в диалог и погрузил обоих собеседников в созданную для них майю. Я не мог (или пока не мог) читать мысли людей, боблинов и прочих разумных существ. Но зато я имел возможность, по примеру Маркандеи, «разговорить» их с помощью майи, обратив порождения их мыслей и чувств на них самих.
— И кто же способен издать такой приказ? — спросил я у девушки устами мужчины.
— Наш главный редактор, — бесхитростно ответила она, поддавшись моим чарам.
— А кто приказывает ему самому?
— Откуда же я-то знаю? Это уже высокая политика. Мне до этого уровня еще отдаваться и отдаваться…
— Где я могу найти главного редактора? Как его зовут?
— Врай Хлестобабов, наверняка, уже гуляет в каком-нибудь пафосном клубе вместе с фотомоделями-проститутками! — девушка недовольно скривила губки, явно завидуя своим более удачливым соперницам. — А вечерний эфир курирует заместитель главного редактора — Прогнутий Проскочеев. Кабинет номер сто сорок семь. Прямо по коридору, потом вверх по лестнице и направо.
— Спасибо за информацию, — вежливо поблагодарил я и прервал майю.
Иллюзия длилась менее трех секунд объективного времени. Девушка и мужчина вздрогнули и начали недоуменно озираться вокруг. Они не могли понять, что с ними произошло. Меня они не видели, а окружавшие нас люди и боблины продолжали движение по коридору, как ни в чем не бывало.
Девушка пришла в себя первая.
— Пойдемте в студию! — она сделала правой рукой приглашающий жест, а левой указала на синюю лампу, горевшую над дверью. — Скоро начнется запись нового блока, и вход запретят.
Мужчина прошел вперед, открыл дверь и галантно придержал ее, пропуская вперед девушку. За толстой, звуконепроницаемой дверью я увидел большую ярко освещенную студию, пестрые декорации, зрителей — людей и боблинов, которые сидели на небольших трибунах.
Я не смог удержаться от искушения, и проскользнул за дверь следом за мужчиной и девушкой, чтобы изнутри посмотреть на процесс создания телепередачи. Сейчас был перерыв. Зрители на трибунах переговаривались друг с другом, отчего в студии стоял гул, словно от пчелиного роя. Техники и операторы деловито передвигали и настраивали свое оборудование. На невысокой сцене, в перекрестии лучей прожекторов, под прицелами телекамер и звукозаписывающих микрофонов, были установлены несколько кресел. В настоящее время кресла пустовали. Ведущий и герои его телепередачи находились за декорациями. Оттуда слышались негромкие голоса, и именно туда направились мои «провожатые» — девушка-редактор и мужчина-гость программы.
Последовав за ними, я оказался с другой стороны декораций. Ярко раскрашенные занавеси и фигуры с этой точки зрения являли свою истинную сущность. Они были изготовлены из старых тряпок, картона и фанеры. Примерно то же можно было сказать и о теледеятелях. Моему взору предстали утомленные, измотанные люди и боблины, одни из которых лениво курили, другие потягивали кофе из маленьких чашек или воду из бутылок. Между ними сновали гримеры, снимая салфетками с лиц капли пота и нанося пудру мягкими пушистыми кисточками. Сразу было видно, что запись телепередачи длится уже много часов. За один съемочный день снимались сразу несколько программ. Этим объяснялась частая смена приглашенных гостей. Однако, не все они были одинаково хорошо подготовлены.
Я заметил группу людей и боблинов, которые явно нервничали и постепенно переходили к разговору на повышенных тонах.
— Это невозможно слушать! — внезапно воскликнул один человек из этой группы, одетый в джинсы и пестрый красно-синий свитер. — Сколько же раз можно повторять одно и то же?!
— Сколько нужно, столько и будем повторять! — твердо заявил его собеседник — коренастый плотный боблин с толстой золотой цепью на шее и с огромным перстнем на указательном пальце правой руки.
— Эй, Авдей! — позвал человек в пестром свитере. — Ты слышал? Мы сейчас опять будем писать по словам!
Откуда-то сбоку выскочил человек, которого я без колебаний идентифицировал, как ведущего Малахольнова. Он выглядел, как пожилой подросток с ужимками обезьяны, которую кусают блохи одновременно во многих местах.
— Это немыслимо! — взвизгнул Авдей Малахольнов, дергаясь всем телом. — Сегодня мы уже пятерых писали по словам! Да мы тут застрянем на всю ночь!
Человек в свитере отступил в сторону, открывая взгляду Малохольнова (и моему тоже) юную девушку в таком минималистском наряде, что, пожалуй, даже на пляже ее арестовали бы за оскорбление общественной нравственности.
— Вот, сам послушай! — сказал человек Малахольнову и обратился к девушке: — Давай еще раз, Мимоза! Попробуй произнести фразу: «В свободное время больше всего я люблю читать саркастические детективы Дурьи Тупцовой».
Девушка поднесла к глазам лист бумаги и начала читать:
— В свободное время больше всего я люблю читать сакарстические… сакрастические дефективы… тедективы…
— О-о-о! — взвыл человек в свитере, которому, наверняка, уже не в первый раз приходилось выслушивать нечто подобное.
Малахольнов обреченно вздохнул и умоляюще посмотрел на девушку:
— Насколько я знаю, вы — восходящая звезда нашей эстрады, всеми любимая певица Мимоза?
Девушка сложила губы в заученной механической улыбке.
Затем взгляд телеведущего переместился на коренастого боблина:
— А вы, соответственно, ее продюсер?
— Я не продюсер. Я — менеджер. Сам продюсер слишком занят, чтобы с каждой из своих певиц ездить по всяким там передачам.
— Понятно, — поник Малахольнов. — Песни на студии, значит, вы тоже пишете по словам?
— А как же! — самодовольно ухмыльнулся боблин. — Мы что, хуже других? Не можем нанять хороших звукорежиссеров?
— А что, если мы запишем Мимозу завтра? — робко поинтересовался человек в свитере, видимо, редактор телепередачи.
— Никак невозможно! — отрезал боблин. — Завтра она улетает на гастроли. Лучше уберите рекламу книг Дурьи Тупцовой.
— Увы, это тоже невозможно, — тяжело вздохнул редактор. — У нас контракт с издательством. Да вы же сами его подписывали, как третья сторона.
— Продюсер подписывал. А мы исполнять будем. — В голосе боблина прозвучало непоколебимое упорство.
Малахольнов махнул рукой:
— Ладно… Тогда Мимозу будем записывать первой. Посмотрим, сколько после нее останется времени. Может быть, перенесем остальных на завтра…
Прочие гости недовольно зароптали. Но, очевидно, у них не было столь влиятельных продюсеров и таких настойчивых менеджеров, так что возмущение потухло, так и не разгоревшись.
Мужчина-редактор в пестром свитере захлопал в ладоши:
— Так, перерыв закончен! Начинаем запись! Поехали!
Люди и боблины начали тушить сигареты, и отставлять в сторону напитки. Я поспешил оказаться с «парадной» стороны оформления студии и занял место с краю на трибуне.
Малахольнов, дергаясь всем телом и гримасничая лицом, выскочил на сцену и радостно произнес:
— Здравствуйте, дорогие мои телезрители и уважаемые гости в студии! Сейчас пять часов, и, значит, наступило время вашей любимой передачи «Грандиозная уборка»! Тема нашей передачи: «И в кого я такой умный?» Нам предстоят встречи с умнейшими и образованнейшими собеседниками — интересными мужчинами и обворожительными девушками. А вести передачу, как всегда, буду я — Авдей Малахольнов!
Один из редакторов, находившийся перед сценой, хорошо видимый зрителям в студии, но не попадавший в фокусы телекамер, поднял над головой табличку: «Аплодисменты». Зрители на трибунах послушно захлопали в ладоши. Было видно, что за целый съемочный день они отработали это действие практически до автоматизма.
Малахольнов выдержал четко отмеренную паузу, а затем продолжил:
— И первой я приглашаю в студию самую восхитительную певицу современности, молодую, но невероятно талантливую девушку, звезду колосской и мировой эстрады. Итак, встречайте неподражаемую Мимозу!
Подчиняясь команде редактора, зрители вновь зааплодировали. Зазвучала фонограмма песни, и на сцене появилась Мимоза. Все ее движения были тщательно выверены и заучены. Улыбка в половину лица, широко открытые сияющие глаза, как будто небрежно отброшенные набок волосы, легкое покачивание бедер, уверенная поступь — все говорило о том, что над девушкой хорошо поработали стилисты, визажисты, хореографы и прочие нанятые продюсером специалисты. Но купить можно лишь внешность и рекламное время в телепередаче. Интеллект и душу нельзя приобрести ни за какие деньги. Даже созданный самыми искусными мастерами манекен все равно останется манекеном. Это показал дальнейший диалог между Малахольновым и Мимозой.
— Здравствуй, Мимоза!
— Здравствуй, Авдей!
— Я очень благодарен тебе за то, что сразу же после гастролей решила принять участие в нашей передаче «Грандиозная уборка». Откуда ты прилетела?
— Я только сегодня утром прилетела из Астархамска…
— Стоп, камеры! — улыбка сползла с лица Малахольнова. — Ты что говоришь, милая? Не из Астархамска, а из Ас-тра-хам-ска! Нам что, придется писать по словам каждую твою фразу?
Девушка заученно улыбалась, но молчала. Этот вопрос не был предусмотрен сценарием, и ответа на него она не знала. Из-за декораций послышался голос боблина-менеджера:
— Раз надо, будем писать.
— Проклятье. Ладно. Пишем первую половину твоей фразы. — Малахольнов перевернул страничку в своем блокноте, где были записаны все его вопросы и ответы гостей. — Включить камеры. Давай, Мимоза! Повторяй за мной: «Я только сегодня утром прилетела»!
Словно механическая кукла, девушка проговорила:
— Я только сегодня утром прилетела.
— Очень хорошо. Теперь сложное слово. Повторяй: «Из Астрахамска»!
— Из Астрахамска.
— Отлично! Идем дальше. Тебе, наверное, не давали прохода толпы поклонников?
— Да, меня очень любят. Меня заметательно пернимали…
— Стоп! Пишем по словам. Первая часть: «Да, меня очень любят».
— Да, меня очень любят.
— Дальше: «Меня замечательно».
— Меня замечательно.
— Принимали.
— Принимали.
— Восторженные.
— Восторженные.
— Зрители.
— Зрители.
— Мой следующий вопрос: «Как тебе удается сочетать ум и талант с такой восхитительной внешностью?»
— Я с детства отличалась от своих сестриков.
— Сверстников!
— Сверстников. Я чувствовала, что мне перстоит…
— Предстоит.
— Предстоит сделать в жизни что-то заначтельное…
— Значительное.
— Значительное…
Я потихоньку покинул студию, где снималась телепередача «Грандиозная уборка». Меня не удивило, что в мире, где царят деньги, ложь и лицемерие, известную певицу можно сделать из недалекой косноязычной девушки, чья красота пришлась по вкусу богатому влиятельному продюсеру. Меня возмутило то, что абсолютно ВСЕ относились к этому, как к чему-то совершенно естественному. Причем не только редакторы и ведущий, которые получали деньги за рекламу и пропаганду пошлости. Зрители на трибунах готовы были целый день сидеть в студии и лицезреть тупость и убожество сотворенных продюсерами кумиров массовой культуры. И этих существ я хотел спасти от духовного гнета и интеллектуального невежества?!
Я в задумчивости шел по коридору вдоль ряда дверей, каждая из которых вела в отдельную студию, где даже сейчас, поздним вечером, продолжалась работа по оболваниваю жителей Колоссии. Большинство телепередач относилось к развлекательному жанру и предназначалось для отвлечения людей от их реального нищенского существования. Но имелись передачи и «политические», призванные формировать массовое сознание и влиять на общественное мнение.
Я заглянул в студию, над которой увидел табличку с надписью: «Добей оппонента!». Внутри я увидел трибуны со зрителями (непременный атрибут любого телевизионного шоу) и круглый подиум, где в креслах друг напротив друга сидели пожилая полная боблинка со всклокоченными седыми волосами и худой человек в строгом сером костюме. Вокруг кресел неторопливо прохаживался ведущий программы, похожий на дрессировщика, который вывел на арену своих зверушек.
Запись передачи была в самом разгаре. Боблинка произносила свою речь:
— …Когда я слышу разглагольствования о «социальной справедливости», о «народном счастье» или о «всеобщем равенстве», то меня до глубины души оскорбляют эти засохшие отростки проклятой уравнительной морали. Их давно уже пора вырезать стальной пилой демократического сознания. Долой мертворожденные и нежизнеспособные заблуждения! Долой гнусные измышления уравнителей!
Человек в сером костюме открыл рот, как будто собирался что-то возразить, но боблинка, заметив это, заговорила быстрее, громче и напористей:
— Да вы-то уж лучше помолчите! Вы угнетали Колоссию столько лет, что теперь вам надо сидеть тихо и смирно! Вы ввергли народ в голод и нищету! Из-за воплощения в жизнь ваших кровожадных теорий погибли миллионы граждан Колоссии!
Ведущий со снисходительной улыбкой обратился к человеку в сером костюме:
— Мне кажется, что уважаемая Холерия Стародомская в пух и прах развеяла все нагромождение ваших аргументов. Найдутся ли у вас хоть какие-нибудь новые доводы?
Тот негромко произнес:
— За время правления Уравнительной церкви Колоссия из отсталой аграрной страны превратилась в ведущую индустриальную державу. Не забудьте, что нынешняя так называемая демократия не создала и не построила ничего нового. Заводы, фабрики, дома, дороги — все это создано под руководством Уравнительной церкви. Нынешние демократы проклинают и охаивают нашу организацию, но сами живут исключительно за счет накопленного нами наследства…
— Врете! — вскричала Холерия Стародомская. — Строили заводы не вы, а народ! Вы же, гнусные уравнители, паразитировали на Колоссии, а не руководили ею! Ваша тоталитарная секта давила и душила все проявления свободы и демократии! Все вы — палачи и убийцы!!!
— Спокойно, спокойно! — примиряющим тоном сказал ведущий.
Но боблинку уже трудно было остановить:
— Как я могу быть спокойной, когда рядом со мной сидит мерзкий уравнитель?! Тьфу на вас, трижды тьфу на вас, проклятый выродок, отрыжка истории, выкидыш кровавой тоталитарной секты!!!…
Внезапно послышался громкий голос:
— Стоп, камеры!
Холерия Стародомская тотчас же замолчала. На подиум быстрым шагом вышел седоватый, но молодящийся боблин. К нему подскочил ведущий и угодливо спросил:
— Что-то не так?
Боблин, не обращая на него внимания, обратился к Стародомской:
— Холерия, вы должны произносить слова более энергично, я бы даже сказал — истерично.
Та робко и заискивающе улыбнулась:
— Мне показалось, что господин банкир недоволен моими излишне резкими выражениями…
— Ничего страшного, — тихо произнес человек в сером костюме. — Мы с вами, Холерия, не первый год знаем друг друга. И не первый раз разыгрываем подобные сценки.
— Но на этот-то раз вы собираетесь баллотироваться в Государственную Мысль Колоссии. Мне, признаться, даже как-то неловко осыпать вас обычной бранью.
— Все наоборот! — воскликнул седоватый боблин. — Стратегия избирательной компании строится на стабильности и уверенности нашего кандидата, противопоставленной демократической истерии. Наши потенциальные избиратели — люди старшего возраста, по-прежнему истово исповедующие Уравнительную религию. Кроме того, в Колоссии симпатии традиционно находятся на стороне тех, кого обижают, гонят и оскорбляют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60