А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Проходя МИМО, мы видели, что сундук уже до половины наполнен золотом. Многие из жертвователей были одеты очень плохо, лица у них были худые, изнурённые. Было совершенно очевидно, что жертвовали они не от избытка, что это были трудовые деньги, скоплённые путём трудов и лишений.Некоторыепроизносили молитвы, а другие приводили уместные тексты из писания о тленных сокровищах и о том, что дающий взаймы Богу не оскудеет. Городской клерк стоял тут же у стола и называл жертвователей. Язык его болтал без умолку. Клерк делал разные замечания. Когда мы вошли, он кричал:— Авраам Виглис жертвует двадцать шесть фунтов десять шиллингов. На сей земле вы, мэстер Виглис, будете получать десять процентов на капитал, да и на том свете вас не забудут — за это я вам уж ручаюсь. Джон Стандиш — два фунта. Виллиан — две гинеи. Стандфаст Хилинг — сорок пять фунтов. Вот это хорошо, мэстер Хилинг, этим пожертвованием вы попали папе римскому в самые ребра. Солон Уорен — пять гиней. Иаков Уойт — пять шиллингов. Это, Иаков, лепта вдовицы! Томас Бэквель — десять фунтов. Эге-ге-ге, мэстер Бэквель, у вас три фермы на реке Тоне и пастбища в самой лучшей части Ательняя. Вы могли бы и побольше пожертвовать на святое дело. Вы, конечно, зайдёте ещё раз. Олдермен Смитсон — девяносто фунтов. Ага! Это хороший щелчок по носу римской блуднице. Ещё столько же — и трон блудницы превратится в дырявый стул. Да, почтённый мэстер Смитсон, мы разрушим римскую ересь так же, как Ииуй, сын Нимши, разрушил храм Ваала.Так болтал без умолку мэстер Тезридж. Одних он хвалил, других порицал, третьим, наконец, льстил, но серьёзные и важные бюргеры не обращали на эту пустую болтовню решительно никакого внимания.В другой стороне залы стояло несколько громадных деревянных комяг, В них складывали приносимые пики и косы. По всему округу были разосланы гонцы и сборщики. Им было приказано скупать оружие. Собранные таким образом предметы приносились в ратушу и складывались в эти комяги под наблюдение главного оружейника. Около комяг стоял бочонок, наполненный пистолетами разных калибров. Кроме того, тут же помещался большой запас огнестрельного оружия; тут были мушкеты, карабины, ружья с пружинами, охотничьи ружья для стрельбы птиц. Я увидал с дюжину старинных аркебузов из меди и старинные пушки, привезённые из окрестных замков. Оттуда было привезено много и другого оружия прежних времён. Оружие это нашими предками очень ценилось,.но нам эти вещи казались смешными и ненужными. Что вы станете делать с аркебузом в наше время? Зачем он, когда у нас есть мушкет, стреляющий каждые две минуты и бьющий на четыреста шагов? Здесь были алебарды, боевые топоры; утренние звезды, палицы, так называемые, чёрные алебарды и старые латы из плетёного металла. Последнее годилось и для наших времён. Эта кольчуга прекрасно предохраняет от удара саблей или пикой.Среди всех этих толкающихся и суетящихся людей стоял мэр, сам мэр, сам мэстер Таймвель, отдавая приказания. Сразу было видно опытного хозяина, думающего обо всем и умеющего предусмотреть всякую мелочь. И, увидав его за работой, я понял, почему все граждане так его любят и так ему верят. С мудростью старика в этом человеке соединились живость и энергия юноши. В то время когда мы к нему приблизились, мэстер Таймвель пробовал замок у фальконета. Увидя нас, он пошёл к нам навстречу и приветствовал нас с большим радушием.— Я много слышал о вас, — сказал он, — мне рассказывали о том, как вы собрали верных и побили конницу узурпатора. Надеюсь, что вы видите их пятки не последний раз. Я слышал, полковник Саксон, что вам много пришлось сражаться за границей?— Да, я был смиренным орудием в руках Провидения не раз. Моими руками Бог сделал много добра, — ответил Саксон с поклоном, — я сражался со шведами против пруссаков, а потом, отслужив положенный срок, помогал пруссакам против шведов. А затем я поступил на баварскую службу, и мне пришлось драться и со шведами, и с пруссаками. Кроме того, я принимал деятельное участие в турецких войнах на Дунае, и, наконец, мне пришлось воевать в Палатинате; впрочем, тут была не война, а скорее приятная прогулка.— Вот это жизнь настоящего заправского солдата! — воскликнул старый мэр, приглаживая свою белую бороду. — Я слышал также, что вы замечательно хорошо молитесь и поёте священные песни. Я вижу, полковник, что вы человек старого закала и получили воспитание в сороковых годах. Люди сороковых годов, полковник, были настоящими людьми. Весь день они проводили в седле, половину ночи проводили коленопреклонённые, в молитве. Увидим ли мы подобное поколение когда-нибудь? От этого прошлого остались жалкие обломки вроде меня. Огонь юности погас, осталась одна зола старческого бессилия.— Ну нет, — возразил Саксон, — ваша энергическая деятельность и польза, приносимая вами делу, свидетельствуют о противном. Вы слишком скромны, сэр. А что касается огня юности, то вот вам молодые люди. Огня в них сколько угодно, и они будут работать, как следует, если найдутся старцы, умеющие их наставить на истинный путь. Это капитан Михей Кларк, это капитан Рувим Локарби, а это вот высокочтимый господин сэр Гервасий Джером. Все они прибыли для того, чтобы сражаться за попранную веру.Мэр взглянул довольно удивлённо на баронета, который успел уже вытащить карманное зеркальце и приглаживал себе брови.— Таунтон приветствует вас, молодые сэры, — сказал он. — Я надеюсь, что все вы во время пребывания здесь поселитесь в моем доме. Обстановка у меня скромная и пища незатейливая, но ведь солдату не нужно изысканности. А теперь, полковник, я хотел бы спросить у вас совета насчёт этих трех небольших пушек. Я полагаю, что, если их обить медными обручами, они пойдут в дело. То же полагаю сделать и вот с этими тридцатифунтовыми пушками. Это наследие старых времён, но, может быть, они послужат и теперь народному делу?И старый солдат и пуританин пустились в длинный и учёный разговор о достоинствах разного рода артиллерийских орудий. Послышались толки о стенобитных машинах, об ужах и полуужах. Один хвалил селезней, другой ястребов, соколов и кречетов. Обсуждали достоинства мортир и разбирали достоинства фаворитов и краснобаев. О каждом из этих орудий Саксон высказывал своё совершенно определённое мнение, причём подкреплял его примерами и ссылками на собственный опыт. Затем Саксон перешёл к рассуждениям о том, какие орудия лучше всего употреблять при защите крепостей или при осаде оных. Он долго рассуждал о фортах прямоугольных и косоугольных, об укреплениях прямолинейных, горизонтальных, полукруглых и круглых. При этом Саксон так часто ссылался на пример устройства лагеря его императорского величества в Гране, что нам показалось, что его разговорам конца не будет. Кое-как нам удалось улизнуть, и когда мы уходили, Саксон говорил о действии, которое производили австрийские гранаты на баварскую уланскую бригаду во время битвы при Обер-Грауштоке.— Пусть буду я проклят, если приму предложение старика и поселюсь в его доме, — вполголоса произнёс сэр Гервасий. — Слыхал я об этих пуританских домах. Так много молитвы и мало хересу и, кроме того, вам швыряют в голову текстами, увесистыми как булыжники. Спать ложатся на закате солнца, любезничать со служанками не позволяется, а также петь песни. Попробуйте сделать что-либо в этом роде — и вы немедленно подвергнетесь благочестивой проповеди.— Дом у мэра, конечно, больше, чем у моего отца, но строгости там едва ли не больше, чем у нас, — сказал я.— Вот сказал-то! — воскликнул Рувим. — Твоего отца я с этой стороны довольно хорошо знаю. Бывало, в деревне соберёмся мы, молодёжь, мавританский танец плясать или играть в поцелуй и в потерявшего свой камзол пастора и боимся, как бы нас кирасир Джо не увидал. И если увидит, то беда. Таким взглядом обдаст, что вся охота веселиться отпадает. Я убеждён в том, что он был из тех пуритан, которые убивали учёных медведей и рубили майские шесты.— Ну, если такой человек убьёт медведя, то он будет братоубийцей, — воскликнул сэр Гервасий, — простите, друг Кларк, но я должен сказать правду, при всем моем уважении к почтённому вашему родителю.— Ну, если вы убьёте попугая, то вы будете не более виноваты в братоубийстве, чем отец, убивая медведя, — ответил я, смеясь, — что же касается предложения мэра, то я предлагаю вот что. Сегодня мы у него обедаем и, стало быть, увидим, какие у него порядки. Если нам у него не понравится, мы подыщем какой-нибудь предлог и останемся в гостинице. Только помните, сэр Гервасий, что в домах этих людей порядки совсем иные, чем в тех домах, в которых вы до сих пор бывали. Придерживайте ваш язычок, а то можете кого-нибудь обидеть и нарваться на неприятность. Я вам буду подавать знаки. Имейте в виду, что если я начну покашливать, то это будет означать, что вы должны остерегаться.— Согласен, молодой Соломон, согласен! — воскликнул баронет. — Я очень рад, что у меня будет кормчий, умеющий лавировать в этих священных водах. Сам я ни за что не разберусь в этих премудростях и непременно наскочу на мель. Но наши друзья окончили битву при Обере; кажется, я так называю этот немецкий город, — и идут к нам. Надеюсь, почтеннейший господин мэр, что вы выяснили, наконец, все ваши недоразумения по военной части?— Да, я их выяснил, сэр, — ответил пуританин, — указания вашего полковника были для меня чрезвычайно полезны и назидательны. Я не сомневаюсь, что, служа под его руководством, вы извлечёте громадную пользу.— Весьма вероятно, сэр, весьма вероятно! — беззаботно ответил сэр Гервасий.— Но теперь уже около часа времени, — продолжал мэр, — наша слабая плоть громко вопиет, требуя пищи и пития. Прошу вас оказать мне честь и последовать за мной в моё смиренное жилище. Придя туда, мы найдём домашний наш стол уже накрытым.Сказав эти слова, мэр двинулся вперёд. Следуя за ним, мы вышли из ратуши и двинулись вниз по Передней улице. Прохожие почтительно расступились перед Стефаном Таймвелем, давая ему дорогу. Он указывал нам на делаемые им приготовления. Местами улицы были перегорожены толстыми железными цепями. Делалось это для того, чтобы помешать неприятельской коннице ворваться в город. Иногда в угловых домах нам приходилось видеть пробитые в стенах отверстия, из которых выглядывали тёмные дула осадных пушек и каронад. Эти предосторожности были совершенно необходимы. Ходили слухи, что отряд королевской конницы находится поблизости от города. Нападение одного из таких отрядов нам пришлось отразить. Город поэтому должен быть укреплён как следует, иначе он мог сделаться жертвой смелого неприятеля. Дом у мэра был большой, каменный и имел солидную внешность. При доме был большой двор, выходивший на Восточную улицу. Дверь была стрельчатая, из тяжёлого дуба, обитая большими железными гвоздями. Вид этого входа был мрачный и угрюмый, зато передняя была весёлая, светлая и в ней было много воздуха. Пол состоял из гладко отполированных кедровых досок, по стенам шли высокие панели из тёмного дерева, издававшего очень приятный запах вроде фиалок. В дальнем конце передней виднелась широкая лестница. По этой лестнице, в то время как мы входили в дом, сбежала вприпрыжку молоденькая, хорошенькая девушка. За ней шла немолодая женщина, неся груду чистого столового белья. Увидав нас, старуха повернулась и ушла, а молодая девушка бросилась вниз, прыгая через три ступеньки, приблизилась к мэру и, обвив руками его шею, стала его нежно целовать, внимательно в то же время глядя ему в глаза. Так нежная мать смотрит на ребёнка, стараясь убедиться, что он вполне здоров.— Опять устал, дедушка? Да? Опять устал? — произнесла она, тревожно качая головой и прижимая к плечам старика свои беленькие ручки. — Ах, дедушка, дух у тебя сильнее, чем тело, ты не должен забывать об этом.— Ну-ну, девочка, — ответил мэр, гладя богатую тёмную шевелюру девушки, — работник должен работать до тех пор, пока не прозвонит час успокоения. Это, господа, моя внучка, Руфь. В ней — все моё потомство, и она свет моей старости. Вся роща вырублена, остался только старый дуб да вот эта молодая сосенка. Слушай, девочка, эти кавалеры издалека прибыли для того, чтобы послужить делу. Они сделали мне честь, согласились разделить с нами нашу скромную трапезу.— Добро пожаловать, господа. Вы пришли как раз вовремя. Домочадцы собрались, и обед готов, — произнесла девушка, взглядывая на нас и ласково улыбаясь. Это была улыбка доброй, любящей сестры.— Ну, вы тут готовы, а мы ещё более готовы! — воскликнул весело старый гражданин. — Веди-ка гостей и сажай их на места, а я пойду в свою комнату, сниму эту парадную одежду. Сперва надо освободиться от меховой пелерины и золотой цепи, а потом и за трапезу.Мы последовали за нашей прекрасной проводницей и очутились в большой комнате с высоким потолком. Стены были покрыты дубовыми панелями и обвешаны коврами. Пол был штучный, по французской моде, и устлан звериными шкурами и коврами. В конце комнаты стоял громадный мраморный камин, по размерам в целую комнату. Над камином были набиты крюки, по всей вероятности, для того, чтобы вешать и ставить оружие. У богатых купцов Англии было обыкновение держать при себе очень много оружия, которым они вооружали в случае надобности своих учеников и мастеров. Но теперь оружия в комнате не было. Теперь куча пик и алебард в углу напоминала отом, что страна переживает смутное время.Посреди комнаты стоял длинный и тяжёлый стол. за которым сидело тридцать-сорок человек народа, большей частью мужчины. Когда мы вошли, все эти люди, впрочем, стояли. В дальнем углу стоял человек с очень важным выражением лица и читал бесконечную предобеденную молитву, сочинённую им самим. Начиналась молитва благодарением за ниспослание пищи, продолжалась рассуждением о церкви и государстве и заканчивалась молением о ниспослании помощи «Израилю» в его борьбе с тиранией. Мы остановились у дверей и, сняв шапки, стали ожидать окончания молитвословия, наблюдая всех этих людей. Нам было легко к ним присматриваться именно теперь, когда они стояли, опустив очи вниз, и погружены были в свои мысли.Здесь были люди разных возрастов; и старики с седыми бородами, и безусые юноши, но у всех у них были торжественные лица. Одеты они были в простые одежды тёмного цвета. Некоторое разнообразие этой монотонной темноте придавали лишь белые широкие воротники. Тёмные камзолы и куртки плотно охватывали талии, башмаки из испанской кожи были лишены всяких украшений и завязаны тёмными лентами. Носки на башмаках были некрасивые, четырехугольные. Большинство имело кожаные портупеи, но сабель не было видно. Оружие вместе с широкими фетровыми шляпами и чёрными плащами было положено на скамьи вдоль стен. Пресвитериане стояли, молитвенно сложив руки и склонив головы; они слушали длинную молитву и изредка испускали стоны и восклицания, показывая этим одобрения чтеца.Наконец бесконечная молитва кончилась, и все общество, молчаливо усевшись на места, приступило безо всякого отлагательства и церемоний к еде. На столе аппетитно дымились горячие блюда. Наша юная хозяйка привела нас к концу стола, где стояло высокое резное кресло с чёрной подушкой. Это было председательское место хозяина дома. Сама мистрис Таймвель села направо, сэр Гервасий сел с ней рядом. Почётное место налево от хозяина было предоставлено Саксону, я сел рядом, а со мной с другой стороны поместился Локарби. Я заметил, что глаза Рувима были устремлены на пуританскую девушку. Внешность её поразила моего товарища, и он продолжал глядеть на неё с нескрываемым восхищением.Стол был не особенно широк, так что, несмотря на стук ножей и тарелок и разговоры гостей, мы могли, не возвышая голоса, беседовать с сидящими против нас.— Все это домочадцы моего отца, — произнесла мистрис Таймвель, обращаясь к Саксону, — здесь нет ни одного человека, который не состоял бы у него на службе; у него большое шерстяное дело, и он держит много учеников. Мы каждый день садимся за обед в количестве сорока человек.— Хороший обед! — ответил Саксон, оглядывая стол. — Сёмга, мясо, телятина, баранина, пироги — чего человеку ещё желать? Да и хорошего домашнего пива много, есть чем запить все эти блюда. Если почтённый мэстер Таймвель сумеет устроить таким же способом продовольствие армии, я провозглашу его гением. В лагере таких лакомств не найдёшь. Там вы благодарите Бога, если вам дадут стакан грязной воды и кусок завалявшегося мяса, кое-как изжаренного.— Но вера дороже всех яств, не правда ли? — произнесла пуританская девушка. — Всевышний пропитает своих воинов. Вспомните, как были питаемы в пустыне пророки Илия и Агар.— Верно, верно! — подтвердил сидевший рядом с сэром Гервасием загорелый юноша. — Господь попечется о нас. Из скал он извлечёт для нас воду и пошлёт нам манну в пустыню и жирных перепелов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59