А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


На экране появляется великолепная задница Никки, и мы смотрим, как она сосет член Терри, а он лижет пизду Мел, которая наклонилась над ним.
— Это невероятно… — шепчет Пол. — Вы снимаете это здесь?
— Да, мы делаем полнометражный фильм, — говорю я, а на экране Никки отсасывает у Терри, крупный план, ее голодные глаза пожирают душу зрителей так же, как ее рот — его член. Она стопроцентный профессионал, настоящая звезда. Эта сцена мне очень нравится. — Хорошая девочка, а?
Пол выпивает содержимое рюмки, глаза у него при этом — как у болонки, которую ебет ротвейлер, голос срывается.
— Да… а кто это? — хрипло спрашивает он.
— Ее зовут Никки. Ты с ней познакомишься. Она мой хороший друг, милая девочка, образованная. Учится в Университете, в настоящем Университете, Эдинбургском, а не в каком-то задрипанном колледже, который изжил себя еще в восьмидесятых.
Он прикрывает глаза и ухмыляется.
— А она… э… она… то есть, ну, другие вещи она делает?
— Я уверен, что с ней можно договориться. Сам понимаешь, только для тебя.
— Я был бы очень благодарен, — говорит он, а его брови поднимаются еще выше.
Я отхожу от первоначального сценария, просто чтобы посмотреть на реакцию этого пидора.
— Может, нюхнем?
Пол неуверенно и испуганно смотрит на меня, прямо как какая-нибудь молоденькая дура из дешевого порнофильма, когда она вдруг понимает, в какое дерьмо она вляпалась, что мир разглядывает ее с помощью цифровой камеры и Интернета, и это не совсем то, чего она ожидала.
— Думаешь, нам можно… это, ну… это, наверное, не совсем то, что мы могли бы себе позволить в данных обстоятельствах…
И я начинаю парить ему на тему: «да ладно, тебе понравится». Если он никогда не нюхал, тогда я консультант по моде у мистера Даниэля Мерфи.
— Да ладно, Пол, — улыбаюсь я, делая дороги. — Мы бизнесмены, образованные, культурные люди, а не какое-то быдло. Мы знаем, что почем, мы знаем, когда надо остановиться и подвести черту.
— Ну… наверное… только немного, — улыбается он и задумчиво поднимает бровь.
— Правильно, Пол, как я уже говорил, мы — не какое-то сторчавшееся быдло. Мы знаем, как и что нужно делать. Всего лишь маленький допинг.
Я занюхиваю свою дозу, Пол пожимает плечами и следует моему примеру. А дороги-то ничего так, солидные. Как говорится, скорее ляжки барана, чем лапки пуделя. Я опасался, что мой онанист увидит камеру слежения, которая снимает его, но, похоже, мои опасения были напрасны.
— Ох… хорошая штука… — выдыхает Пол и начинает дрочить. При этом он говорит без умолку: — Мой босс в агентстве, он привозит наркоту из-за границы. Парень летает из Ботафого в Мадрид, а потом сюда. А порошок везет в заднице, в запечатанном пакетике. Я никогда такого не пробовал… но это просто отлично…
Ну разумеется, друг мой. Теперь, когда моя миссия выполнена, я решаю по-быстрому свернуть лавочку.
— Ладно, Пол, извини, приятель, — говорю я и показываю ему на дверь. — У меня еще кое-какие дела.
— Я бы продолжил… мне так вставило…
— Придется тебе продолжать в одиночку, Пол, у меня сейчас встреча с одной дамой. — Я улыбаюсь, и Пол кивает в ответ и ухмыляется, но явно не может скрыть своего разочарования. В общем-то я его понимаю — так обломаться. Я провожаю его на улицу и пожимаю ему руку. Этот бедный ублюдок попал по полной программе. Он ловит такси и уезжает. Я бы мог позволить Полу остаться, но он уже сделал все, чего я от пего хотел. Мой старик в таких случаях всегда произносит фразу из одного старого фильма Кэгни: «Никогда не давай слабаку расслабиться», — пожалуй, это лучший совет из всех, которые я от него получил. Разумеется, это жестоко. Но если человеку все сходит с рук, он так никогда ничему и не научится. А это значит, что его так и будут всегда подставлять, а он даже не сможет дать отпор. Выходит, что я преподал ему ценный урок на будущее. Жестокость во имя доброты, как сказал Шейки. Или это был Ник Лоу?
Пол. Какой же ты все-таки идиот. Познакомить тебя с Никки, с моей Никки?! Да ты, наверное, издеваешься. Такой товар идет по очень высокой цене, и вообще он слишком шикарен для такого уебка, как ты.
Я думал о ней весь день. Есть девочки, которые западают в душу только потому, что ты не можешь понять, что именно тебе в ней нравится. Никки как раз из таких: красивая — да, — и каждый раз в ней открывается что-то новое. Контактные линзы или очки. Волосы распущенные, или собранные в хвостик, или в пучок, или приподнятые и заколотые. Одежда: дорогая дизайнерская или просто спортивная. Отношение и язык тела: сперва — теплота, потом вдруг — прохладная отчужденность. Она точно знает, какие нажимать кнопки, чтобы завести мужика, и делает это на уровне инстинктов, даже не задумываясь. Да, это моя женщина.
41. Лейт никогда не умрет
Субботнее утро, друг, Али еще спит, так што я иду в библиотеку. Вроде бы у нас отношения получше стали, потому што теперь я пишу эту книгу, но все еще далеко не так гладко, как мне бы хотелось. Мне кажетца, кто-то ей капает на мозги. Не знаю, может быть, ее сестрица или Псих, што более вероятно, потому што она щас работает у него в пабе. Этот хитрый урод просто использовал меня, штобы провернуть эту аферу с Кузеном Доудом. А теперь он меня и знать не знает, и видеть не желает. По крайней мере он не разболтал Франко про деньги Рентона, и, может, теперь уже и не разболтает, потому што у нас есть компромат друг на друга.
Ну што ж, в отсутствие друзей есть один явный плюс: у меня появился шанс занятца своей книгой про Лейт. Суббота — день искушений, по улицам болтаетца слишком много парней, у которых полно наркоты, так што иду в город и направляюсь в Уголок Эдинбурга. Странные эти штуковины — микрофильмы. Вся информация, вся история, даже если она написана чуваками, которым просто надо было втюхать людям свои сказки. Но я уверен, што если как следует покопатца, можно найти кое-что ценное.
1926 год, всеобщая забастовка в Лейте. Читаешь про все это, и про то, што они там говорили, и понимаешь, почему люди верили Партии Труда. Свобода для простого человека. Теперь говорят «уберите от нас тори» или «держите тори от нас подальше», но это только красивый способ сказать «оставьте нас здесь, ребята, оставьте нас здесь, потому што нам здесь нравитца». Я делаю кучу заметок, и время летит как оголтелое.
Возвращаюсь обратно в Порт, и чувствую: что-то сейчас случится. Вбегаю в квартиру со своими заметками, радостный по самые уши. Энди в кои-то веки убрал свои машинки, а потом я смотрю на Али и вижу, что у нее в руках собранные чемоданы. Ну да, и похоже на то, што они собрались уходить.
— Где ты был? — спрашивает она.
— Ну, в библиотеку ходил, собирать материал для своей книги по истории Лейта, я же тебе говорил.
Она смотрит на меня, и я понимаю, што она мне не верит, ни единому слову, и мне хочется усадить се и, типа, показать ей все свои записи, но у нее такое лицо… напряженное и виноватое… и я ничего не делаю. Ничего.
— Мы едем к сестре. В последнее время все как-то… — Она смотрит на Энди. Тот играетца с пластмассовым Люком Скай-уокером, который деретца с Дартом Вейдером, и понижает голос: — Ты знаешь, о чем я, Дэнни. Я хотела оставить тебе записку. Мне нужно время, штобы подумать.
О нет, нет, нет, нет, нет.
— И надолго вы? Вы надолго?
— Не знаю. На несколько дней. — Она пожимает плечами и закуривает сигарету. Обычно она не курит, когда рядом Энди. Она надела свои золотые сережки и белый жакет, и выглядит просто классно, дружище, сногсшибательно выглядит, да.
— У меня ничего нет, — говорю я ей. — У меня ничего нет, — повторяю я и начинаю выворачивать карманы. — То есть у меня нет никакой наркоты, я действительно занимался книгой.
Она медленно качает головой и поднимает чемоданы. Я не смогу ее убедить. Она просто не будет со мной разговаривать.
— О чем тебе надо подумать? — говорю я. — Тебе надо подумать о нем, да? Так ведь, да? — Я даже чуток повышаю голос, но тут же беру себя в руки, не хочетца сцен устраивать перед пацаном. Он-то чем виноват?
— Нет никакого него, Дэнни, што бы ты там ни думал по этому поводу. Проблема в тебе и во мне. То есть такого понятия, как мы, больше не существует. Твои приятели, твоя группа, теперь твоя книга. А где место для меня?
Теперь уже я молчу. Сын смотрит на меня, и я пытаюсь улыбнутца.
— Если я вдруг понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти, — говорит она, подходит ко мне и целует меня в щеку. Мне хочетца схватить ее и сказать ей, штобы она не уходила, што я люблю ее и хочу, штобы она была рядом со мной, всегда.
Но я ничего не говорю, потому што не могу, просто не могу. Скорее ад замерзнет, чем я сумею сказать такое, а я хочу это сказать, я так хочу это сказать… но я физически, што ли, не могу, понимаешь.
— Покажи мне, што ты сможешь справитца со всем сам, Дэнни, — шепчет она и сжимает мою руку, — покажи мне, што ты это сможешь.
И маленький Энди смотрит на меня, улыбаетца и говорит:
— Пока, пап.
И они уходят, друг, просто уходят.
Я смотрю в окно и вижу, как они идут по дорожке к Джанкшн-стрит. Я падаю в кресло. Заппа, мой кот, запрыгивает на подлокотник кресла. Я глажу его и плачу, без слез, просто всхлипываю, будто у меня припадок какой. В какой-то момент мне становитца тяжело дышать. Потом я чуток прихожу в себя.
— Ну вот, приятель, остались мы с тобой одни, — говорю я коту. — Тебе проще, Заппа, вы, кошки, ни к кому не привязываетесь. Ты просто вылазишь на крышу, и туда-сюда, извините, мадам, мне пора, — говорю я ему, глядя в его зеленые глаза. — Блин, ты же не знаешь, шо это такое. — Я вдруг начинаю смеяться. — Ты уж прости нас, што мы тебе яйца отрезали, это ж для твоего блага, друг, понимаешь? Мне тоже было хреново, когда я тебя на эту операцию таскал, честно слово.
Кот открывает пасть и мяукает, так што я встаю, чтоб посмотреть, што там у него и как. В смысле, пожрать. Жрать почти нечего. И не только для Заппы. В лотке навалена куча, а нового наполнителя нету.
— Спасибо, друг, — говорю я ему, — ты мне очень помог.
Вместо того штобы сидеть и жалеть себя, я пойду за кошачьей едой и наполнителем. Буду обшатца с миром и все такое. Пойду в Киркгейт и, может, куплю какой-нить кошачьей мяты или еще чего, все для тебя, друг, штобы тебе было хорошо.
Да, только на душе у меня по-прежнему скребут кошки, я места себе не нахожу. Иду в Киркгейт, затариваюсь в «Квик Сейв» и выхожу у статуи Королевы Виктории, что в начале Бульвара. Сегодня тут людно, потому што денек выдался неожиданно теплый для начала ноября. Пацаны шатаютца, слушают свой хип-хоп, который орет из бум-боксов. Жены и дети жуют сладости. Еще тут околачиваютца какие-то политические ребята, пытаются всучить прохожим свои революционные газеты и все такое.
Это забавно, друг, похоже, все эти революционеры вышли их хороших семей, студенты и все такое. Не то штобы я против, просто мне кажетца, што за перемены должны боротца такие, как мы, а мы только и делаем, што торчим. Совсем не как раньше, во времена всеобщей забастовки. Што с нами случилось?
Навстречу идет Джои Парк. Он замечает меня.
— Привет, Урод? Как оно? Пойдешь на занятия в понедельник?
— Ну да… — говорю я ему. А я и не помню, што у нас в понедельник занятия в группе.
И бедный Парк получает по полной программе, я говорю ему, што Али от меня ушла, и што она забрала Энди, и што они уехали к ее сестре.
— Плохо, приятель, это очень плохо. Но она вернетца, да?
— Ну, она сказала, што это всего на несколько дней, што ей надо подумать чего-то там. Вроде как ей хочется посмотреть, смогу ли я справитца сам. И вот от этого у меня депресняк, понимаешь, друг? Она работает в пабе, у Психа, ну, то есть это паб Психа. Тут вот в чем дело, дружище, если я смогу жить один, тогда она скажет «у него все будет в порядке» и бросит меня. А если я облажаюсь, тогда она скажет «нет, ну какой же урод, Урод — он урод и есть» и все равно меня бросит. В общем, полный пиздец.
У Парка какие-то свои дела, так што я возвращаюсь домой, приношу Заппе еды и новый наполнитель. Собираю кошачье дерьмо газетой и засовываю в мешок для мусора. Я даю ему валерьянки, смотрю, как он таскает ее по полу, бегает кругами и катаетца, и думаю: а я бы, наверное, тоже не отказался, друг.
Так што вот, сижу дома один, и мне отчаянно не хватает компании. Я начинаю думать, што можно было бы провести день с пользой, и достаю свои заметки, то, што я выписал из исторических книг, и снова их перечитываю. Почерк у меня поганый, так што я сам с трудом разбираю, чего я там понаписал. Потом раздаетца звонок в дверь, и я думаю, может быть, это Али вернулась, потому што подумала: «Нет, мой глупенький Дэнни без меня не справитца», в общем, я открываю дверь, весь из себя обрадованный, но это не Али.
Это совсем не Али, то есть абсолютно.
Это Франко.
— Как ты, Урод? Зашел вот поболтать, ага.
Я вот думал о том, што мне очень нужная компания, любая компания, но оказалось, что все-таки не любая — почти любая. Мне эти тюремные байки еще в тюрьме надоели, когда я там сидел. А уж дома их слушать, так это вообще кошмар. Так што я пытаюсь, насколько это возможно при разговорах с Франко, говорить о чем-то другом, ну, к примеру, о моей книге про Лейт. Я говорю, што мне бы хотелось взять несколько интервью у крутых лейтских парней, вот типа как он, интервью про Лейт.
Но я, видимо, што-то не то сказал, потому што Франко ни разу не обрадовался.
— Ты какого хера имеешь в виду? Я, типа, не понял, ты што со мной хочешь сделать, а?
Так, спокойно, спокойно.
— Нет, Франко, друг, ты меня не так понял. Я просто хочу написать книгу про Лейт, знаешь, типа про реальных людей, настоящих людей. Таких, как ты, друг. Тебя в Лейте все знают.
Франко привстает в кресле, кажетца, он решает, што пришло время бить морды.
Я пытаюсь его успокоить, я себя чувствую, как кошка на раскаленной крыше.
— Понимаешь, друг, все меняетца. С одной стороны, у нас министерство по делам Шотландии, с другой — новый парламент. «Обуржуазивание общества», так это называют всякие интеллектуальные ребята. Еще лет десять, и таких, как мы, тут вообще не останетца. Взять хоть «У Томми-младшего», друг, теперь это кафе-бар. А ты вспомни, как мы там до утра зажигали.
Франко кивает, и я понимаю, што я задел его за живое, но я типа как нервничаю, а когда я нервничаю, я говорю и говорю, просто не могу остановитца… когда ты стесняешься, ты молчишь, когда ты нервничаешь, тебя несет.
— Мы теперь как саблезубые тигры, друг. Скоро вымрем. Им нужны только ребята с бабками, а мы им на хер не сдались, нас хотят выселить на окраину города, вот што я тебе скажу, Франко.
— Да иди ты, не собираюсь я выселятца ни на какую окраин — говорит он. — Я всю жизнь тут живу, и пошли все в жопу.
— Ага, но понимаешь, Франко, скоро старого Лейта не станет. Посмотри на Толкросс, друг, теперь это финансовый центр. Посмотри на Саус Сайд: студенческий городок. Стокбридж — какой-то япписвилль для уродов, старый добрый Стокери. Уз и Джорджи-Далри скоро останутца единственными местами для ребят из рабочего класса, да и то только из-за футбольных клубов. Спасибо, бля, што хотя бы хоть что-то осталось.
— Я, бля, не рабочий класс, — говорит он, тыча пальцем себе в грудь. — Я, бля, бизнесмен, — продолжает он, повышая голос.
— Но, Франко, я только хотел сказать, што…
— Ты понял, бля?
Ну вот, это мы уже проходили, причем не раз. Если я чему и научился, так это тому, как прогибатца в таких ситуациях.
— Ну да, друг, конечно. — Я примирительно поднимаю руки.
Бегби вроде бы чуток успокаиваетца, но он все еще на взводе, это видно.
— Я тебе вот што скажу, Лейт никогда не умрет, — говорит он.
Он меня ни хрена не понимает.
— Может быть, Лейт и не умрет, друг, но вот тот Лейт, который мы знали, того Лейта скоро не станет, — говорю я ему, но не развиваю тему, потому што знаю, што бывает в таких случаях. Он скажет: «Нет, Лейт не умрет», я скажу: «Нет, он умрет, он уже умирает», а он ответит: «Я так сказал, бля, значит, так оно есть», и на этом все и закончитца.
Он насыпает две неслабые дороги, и я вспоминаю о том, што обещал Али, но тут вот какое дело: я обещал ей завязать к героином, сказал, што не буду больше ширятца, а про кокс я ничего не говорил, про кокс речи не шло. К тому же это Франко — ему никак нельзя отказать. Себе дороже.
Мы уже почти на приходах, идем выпить пива, и я пытаюсь увести Бегби подальше от «Порта радости», што оказываетца достаточно просто, потому што ему хочется выпить в «Николь». У него пищит мобильник, пришла СМСка. Он читает ее, и у него глаза лезут на лоб.
— Што случилось, Франко, друг?
— КАКАЯ-ТО БЛЯДЬ ПЫТАЕТЦА МЕНЯ НАЕБАТЬ! — орет он, и две девочки с колясками, что проходят мимо, шарахаютца в сторону и испуганно смотрят на нас.
— Што случилось?
— Блядская СМСка… от кого, не понятно… — Чуваку явно совсем не весело. Он лихорадочно жмет на кнопки на телефоне. Мы заходим в паб, он по-прежнему мудрит што-то с мобилой, а я заказываю напитки. У Бегби снова звонит мобила, и он рявкает в трубку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59