Видимо, гвербрет предложи Мэйру вернуться, когда тот пожелает. Самое большее, на что Мэйр согласился – когда-нибудь, если дорога покажется ему холодной и пустой, он подумает о возвращении.
– Если ты столько проживешь, заметил за ужином Невин. – Скажи, что ты собираешься делать? Позволишь кому-нибудь убить себя в ближайшей битве?
– Нет, мой лорд. Если бы я собирался наложить на себя руки, я бы просто утопился в гавани Аберуина, но я совсем не тот человек. Просто чем еще я могу заработать себе на хлеб, кроме сражений?
– А ты не думал о том, чтобы отправиться на запад и поискать там Западный Народ? Ты же помнишь, Калондериэль приглашал тебя, когда они уходили отсюда.
– Действительно. Вы думаете, он говорил серьезно?
– Западный Народ говорит только то, что думает.
В глазах Мэйра промелькнула живая искра.
– Ганес собирается вскоре ехать торговать на запад, – продолжал Невин. – Почему бы тебе не поехать с ним?
– Он занимается отцовским делом? А я-то думал, что Ганно уйдет в море сразу же, как только появится такая возможность.
– Его отец – конченый человек. Он целыми днями сидит и пялится на океан, и это все. Так что Молигга и младший сын нуждаются в Ганесе, да есть еще и Брэйса. – Тут Невин спохватился и быстро увел разговор подальше от счастливых браков. – Ты можешь, скажем, остаться в Западных Землях до конца лета, а осень посмотришь, как тебе там нравится. Сердце мое болит, когда я гляжу на тебя, да и Глэй не захотела бы, чтобы ты так распорядился своей жизнью.
Мэйр начал что-то говорить, потом всхлипнул и заплакал, как ребенок. Невин обнял его за плечи, не мешая ему рыдать, и Мэйр плакал так долго и так тяжело, что Невин понял: он сдерживал себя все эти долгие недели после смерти Глэй.

Вообще-то рецепт Невина мог сработать. Мэйр поехал бы в земли эльфов, в мир, совершенно отличный от всего, что он знал, и это отвлекло бы его от страшной потери, а оплакав Глэй, он, скорее всего, вернулся бы в Аберуин. Но Невин не принял во внимание голубую фею – точнее, Элессарио.
В постоянно изменяющемся мире Стражей прошло всего несколько часов после того, как Далландра оставила их, вернувшись к Адерину. Увидев подругу, уходящую по дороге домой, Элессарио, не разбирая пути, кинулась прочь. Трудно было назвать ее боль скорбью, но все же ей было тяжело, и она в слезах упала на траву. Она перестала плакать, когда Лалландра родила Лослэйна – боль исчезла так же быстро, как и возникла, и девочка отправилась искать какого-нибудь общества. Когда далландра вернулась, Элессарио была очень далеко, сидя рядом с духом реки и глядя, как танцуют ее друзья. Именно там голубая фея и нашла ее в то самое время, когда Мэйр с Ганесом вошли в осенний алардан в Западных Землях.
Элессарно успела забыть свою печаль, но все еще помнила Далландру и то, о чем они говорили. В одной из бесед они коснулись сострадания и помощи тем, кому больно и тяжело. Где-то в глубине возникающего сознания Элессарио очень хотела угодить Далландре и готова была следовать ее учению. К несчастью, она просто механически запомнила ее слова, не понимая, что они означают. Увидев искренние страдания феи и поняв, в чем причина, она решила помочь бедняжке в надежде, что Далландра будет ею гордиться. Элессарио была еще ребенком, но обладала большими возможностями.
Осенний алардан готовился разъехаться, и Ганес собирался домой с табуном купленных там лошадей. Мэйр мог выбирать – вернуться с ним или поехать с Адерином и его аларом в зимние лагеря. Он еще не оправился от своего горя и с трудом принимал решения. Каждое утро он просыпался и вновь укорял себя, что не понимал, как сильно любит Глэй, пока не потерял ее. Если бы можно было вернуться обратно, думал он, на один день, всего на один несчастный день, и прожить его, зная то, что он знает сейчас!.. И начинал сильно трясти головой, словно мог так стряхнуть свой вирд. Еще кое-что вызывало досаду: именно сейчас он так радовался любому обществу, а голубая фея неожиданно покинула его. Он не увидел ее ни разу за все долгие недели, проведенные у эльфов.
И вот наступило утро, когда эльфы свернули свои палатки, а люди Ганеса согнали лошадей в табун, и все готовы были тронуться в путь. Мэйр шел с Калондериэлем через лагерь и пытался решить, куда отправиться: на юг с эльфами или на восток с Ганесом?
– Скажи, – спросил Калондериэль, – если ты поедешь домой с Ганно, чем будешь там заниматься?
Шесть недель среди друзей сделали свое дело, и идея вернуться на большую дорогу уже не была такой привлекательной.
– Вернусь в Аберуин и скажу гвербрету Пертису, что он оказался прав.
– И всю долгую зиму просидишь в каменной палатке?
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Хорошо, если вы согласны, я остаюсь с вами.
– Только этого я и хочу.
К этому времени в алар Адерина входили он сам вместе с сыном, банадар, его дружина из двадцати человек и их семьи, еще дюжина семей и, конечно же, их стада и табуны. Такой большой группе требовалось много места для зимнего лагеря, и они выбрали глубокий каньон в двух милях от моря. Как всегда, палатки расставили вдоль берега реки, а под выпас отвели край каньона. Очередная подружка Калондериэля, разозлившись на что-то, уехала почти сразу же, как только они устроились на зиму (ему не везло с женщинами, они появлялись и исчезали с такой же скоростью, как и дикий народец), и Мэйр поселился в одной палатке с Калондериэлем. Мэйр настоял на том, что тоже будет пасти скот; хоть он и был гостем, идея есть чужой хлеб и ничего не давать взамен претила ему. Но в дни, свободные от работы, он часто выбирался из каньона, садился верхом и пускал коня неспешным шагом, часами бесцельно катаясь по равнинам.
Именно в одну из таких одиноких прогулок он снова увидел свою фею. Сначала он ее не узнал. Солнечным утром Мэйр подъехал к группе ореховых деревьев в том месте, где три ручья сливались в речку. Лошадь хотела пить, поэтому он спешился, ослабил удила и пустил ее к речке, а сам глазел по сторонам. Среди деревьев сидела, как ему сперва показалось, женщина-эльф, одетая в длинную тунику.
– Приветствую, – сказал он по-эльфийски и продолжал по-дэверрийски: – Я вам не мешаю?
Она покачала головой, тряхнула длинными голубыми волосами, встала на ноги и шагнула к нему. Кожа ее была мертвенно-бледной, но в остальном женщина выглядела настоящей красавицей, с огромными голубыми глазами и мягким, нежным ртом. Она улыбнулась, обнажив довольно острые белые зубы. Мэйр был так заинтригован, что подошел к девушке поближе. От нее пахло розами.
– Мэйр? – позвала она.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я так давно тебя знаю! Но она сказала, что ТЫ не узнаешь меня. Похоже, и вправду не узнал.
– Не узнал. А кто такая она ?
– Просто она. Богиня. – Девушка помолчала и обольстительно улыбнулась. – Я теперь умею разговаривать. Я люблю тебя, Мэйр.
Если бы она не сказала, что теперь умеет разговаривать, Мэйр не узнал бы голубую фею. Он вскрикнул и отступил назад.
– Что-то не так? Ведь теперь я настоящая женщина!
– И вполовину не настоящая!
Ее глаза наполнились слезами. Мэйр повернулся и побежал к лошади. Садясь верхом, он слышал ее рыданья. Мэйр был так перепуган, что мог только подгонять коня, но ее слезы запомнил, и они жгли его память. Ему казалось, что это похоже на потерю возлюбленной. Бедняжка, думал он. Решила превратиться в женщину, и все ради меня! Конечно, это было абсурдно, и смущало, и пугало… Всю дорогу домой он размышлял и пришел к выводу, что таинственная «она» не могла быть настоящей богиней. Может, это кто-то из природных духов, а может, и кто пострашнее. Как и все остальные, Мэйр верил в духов и призраков где-то там, в Иных Мирах, которые иногда могут появляться в реальном мире. Встретить кого-нибудь из них считалось гэйсом и несчастьем, и он побоялся рассказать о случившемся, потому что не хотел, чтобы остальные от него отвернулись.
Этой же ночью, едва забывшись тяжелым сном, он увидел ее. Ему снилось, что он, проснувшись, но не в состоянии шевельнуться, лежит на своих одеялах в палатке Калондериэля. Она прошла прямо сквозь стенку палатки, села и уставилась на него. Она просто смотрела с таким упреком в полных слез глазах, что Мэйр не выдержал.
– Прости, что я заставил тебя плакать.
– Пожалуйста, приди и поговори со мной, Мэйр. Это все. Только приди и поговори.
– Ты живешь в этом орешнике?
– Я живу в ее мире. В орешник я прихожу. И в лагерь я могу прийти, но только тогда, когда здесь нет этого противного старика.
– Кого?
– Совы.
Мэйр подумал, что Адерин и вправду очень походит на сову. Он попробовал сесть и проснулся в темной палатке. Рядом похрапывал Калондериэль. Сон, а? Чертовски реальный сон! Он снова уснул и на этот раз видел во сне Глэй.
Прошло несколько недель в обычных трудах и заботах прежде, чем Мэйр снова увидел Синевласку. Но он постоянно думал о ней, потому что чувствовал перед ней какую-то вину.
Он чувствовал себя, как человек, который пришел домой поздно ночью, и, поленившись засветить фонарь, наступил на ни в чем не повинную верную собаку. И солнечным утром, выдавшимся между двумя грозами, он поехал искать ее. В орешнике ее не было. Он поднялся вверх по реке, где конь запутался в высокой и мокрой траве. Ее не было и там, Тревожно поглядывая на небо, где собирались темные грозовые тучи, Мэйр решил возвращаться домой, но тут заметил впереди еще одну рощицу. Именно там она и ждала, так ослепительно и счастливо улыбаясь ему, что у него заныло сердце.
– Ты все-таки пришел. Наконец-то.
– Да ты знаешь, погода была не очень.
Мэйр ослабил удила; подумал и расседлал коня, чтобы тот мог покататься по траве и отдохнуть. Животное начало щипать траву, а Мэйр вошел в рощицу. Она села на землю, изящно расправив вокруг себя нечто, похожее на длинную синюю юбку. Мэйр машинально сел рядом, глядя на нее.
– Я ненадолго.
– Почему?
– Становится темно, скоро начнется гроза. Я не хочу промокнуть, и оставаться на холоде всю ночь тоже не хочется.
– А. – Она наклонила голову и подумала. – Да, это я понимаю.
– Вот и хорошо. Послушай, малышка. Нужно поговорить кое о чем, хоть тебе это и не понравится. Тебе надо найти мужчину из твоего народа и оставить в покое меня.
– Ни за что! – Ее глаза полыхнули яростью. – Они все уродливые и в бородавках!
Мэйр был вынужден признать, что гномы – а, похоже, только они и были мужского пола – не выглядели красавцами.
– Это, конечно, плохо, но так это должно быть. Понимаешь, мне кажется, тебе не стоит слушать эту «ее», о которой ты говорила. Что-то мне кажется, она толкает тебя не на ту дорожку.
– Нет!
– Да что ты? А чего это она так заботится о том, как ты выглядишь? Спорю, Невин с Адрегином рассердятся, если услышат об этом!
– Не говори им, Мэйр! Умоляю, не надо!
Она скорчилась у его ног, глядя на него умоляющими, полными слез глазами, потом сжала его руку обеими своими. Кожа ее была нежной и прохладной, как бардекианский шелк. Мэйр все еще не воспринимал ее, как на самом деле существующую, поэтому даже не подумал, насколько опасной она может быть. Он улыбнулся и погладил ее по щеке.
– Хорошо, не скажу. Но мне все равно не нравится эта твоя так называемая подружка. Сомневаюсь я, что она – богиня. Бьюсь об заклад, она дух или призрак, и не должна она покидать Иные Миры, чтобы устраивать здесь такую путаницу.
– Не призрак. И не Иные Миры. – Она крепче сжала его руки и так печально, так тоскливо уставилась ему в глаза, что его сердце невольно потянулось к ней. – Ты поцелуешь меня, Мэйр? Один скромный поцелуй!
Он улыбнулся, наклонил голову и по-братски прикоснулся к ее губам. Потом поднял голову и увидел, что орешник исчез. Вокруг них в мерцающих пурпурных сумерках расстилался луг, покрытый цветущими розами. Их аромат опьянял. Мэйр оттолкнул Синевласку и с криком вскочил на ноги. Она, смеясь, тоже встала и начала танцевать вокруг него.
– Теперь ты мой! Мы будем так счастливы!
– Эй, ты! Немедленно верни меня назад!
– Погоди немного. – Она остановилась и с такой детской непосредственностью улыбнулась ему, что он испугался, не сошел ли с ума. – Конечно, мы вернемся. Совсем-совсем скоро.
Мэйру казалось, что она не способна на откровенную ложь, поэтому он немного успокоился и огляделся. На расстоянии около четверти мили от них стояло нечто, похожее на дан, но куда роскошнее, чем даже дворец в Аберуине; может, двадцать красивых башен, но он с трудом мог разглядеть их в тумане…
– Пойдем, я познакомлю тебя с ней, и ты вернешься домой, – сказала фея. – Пожалуйста. Совсем ненадолго.
Мэйр позволил ей взять себя за руку и увлечь вдаль. Они шли мимо многобашенного дана, а сумерки вдруг сделались голубыми и серебристыми… Теперь Мэйр видел его лучше – квадратное строение, непохожее ни на что, виденное им раньше, поддерживало башни; его окружала квадратная же стена с башенками по углам. Все было сложено из разных камней: розового песчаника, серого известняка, кое-где попадался зеленый мрамор. Он видел окна, золотые от света свечей, слышал музыку такую сладкую, что готов был заплакать. При этом замок не приближался. Каждый шаг давался с таким трудом, словно ноги Мэйра налились свинцом. Он едва дышал. Свет в окнах начал тускнеть, и тут Мэйр увидел другой свет, золотой и слепящий, исходивший как бы из туннеля, который появился перед ним.
Последнее, что он услышал, прежде чем его эфирный двойник окончательно исчез, был пронзительный крик феи.

Мэйр погрузился в транс сразу после полудня, незадолго до того, как разразилась гроза, первая яростная зимняя буря. Сверкали молнии; грохотал гром; лошадь перепугалась и помчалась прочь через луга. К несчастью, на этом коне Мэйр приехал из Аберуина, поэтому тот не сумел найти дорогу в табун. (Несколько месяцев спустя конь прибился к табуну другого алара, но это уже не имело никакого значения). Дождь шел до самого вечера, а Мэйр, погруженный в транс во всех смыслах этого мира, лежал, распростершись, среди лещин. К закату река начала выходить из берегов, а дождь все лил. Тело Мэйра конвульсивно дернулось и перевернулось на спину. С моря все плыли тучи, проливались дождем и уходили дальше на север. Река поднималась и поднималась, и около полуночи начала разливаться, сначала слегка покрыв траву, водоворотами вращаясь вокруг узловатых корней деревьев, все дальше и дальше; вода все прибывала. Она полностью закрыла лицо Мэйра за три часа до рассвета. Потом дождь прекратился, так что наводнение отнесло труп только на несколько футов, где его прибило к дереву. Там он и остался.

В обычных обстоятельствах Калондеривль поднял бы всю дружину и отправился на поиски гостя, как только увидел, что Мэйр не пришел к ужину, но река протекала мимо лагеря, и наводнение обеспокоило эльфов. Как только появились первые водовороты коричневой воды, Адерин и Галабериэль велели алару паковаться. Народ суетился, набивая мешки, загружая повозки, надевая ошейники на собак и созывая детей. К тому времени, как вода в реке поднялась совсем высоко, как раз на закате, все вещи были подняты на край каньона. Галаберивль иАдерин шли вдоль бурлящей реки, присматриваясь к ней в угасающем свете дня, проникающем сквозь тучи. Мимо проплыло целое дерево, оно крутилось и дергалось, как некое странное многолапое животное.
– Будет подниматься дальше, – озабоченно сказал Адерин. – Чтобы это предсказать, не нужен никакой двеомер.
– Ты прав, мудрейший. Что поделаешь. Пусть снимают палатки.
Они повернули назад и тут услышали пронзительный женский крик, крик ужаса и отчаяния, тут же подхваченный целым хором голосов: упал! Упал! Выругавшись сквозь зубы, Галабериэль подбежал к берегу. Адерин едва разглядел маленькую светлую головку, качающуюся на волнах футах в пяти от берега. Крича и причитая, его мать порывалась кинуться в воду. Муж схватил ее и оттянул назад в тот миг, когда банадар нырнул в воду. Адерин услышал свой собственный крик. Призывая на помощь Владык Вод, он побежал вниз по течению. Сначала Адерин не видел ничего, кроме коричневой и серебристой лены, потом вынырнули две головы, маленькая светлая и большая седая.
– Гал! Я держусь рядом! О, Владнки Вод, помогите же мне, как я помогал вам!
Держа одной рукой мальчика, Галабериэль пытался грести второй, сражаясь с ревущей рекой, которая неумолимо несла их к устью и дальше, в бушующее, пенящееся море. Адерин так и не увидел Владык Вод, но они, должно быть, появились, услышав его отчаянный призыв, потому что без сверхъестественной помощи Гал не сумел бы достичь берега. Он не доплыл до илистого берега какой-нибудь фут, швырнул ребенка в протянутые руки Адерина, и его тут же смыло бурлящей водой и понесло дальше, к жадно ждущим морским волнам. Истерически рыдающая мать вырвала мальчика из рук Адерина, будто именно он пытался утопить его.
– Банадар! – кричал на бегу Калондериэль. – Гал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46