.. У тебя нет выбора! Слушай, потому что времени мало. Теперь держи нож перед собой, вот так. Резать должен не только нож, но и твой собственный разум. Ты должен думать про это. Теперь сделай следующее: помести свой разум на самый кончик ножа. Сконцентрируйся, мальчик. Сфокусируй свой разум. Не думай про свою рану. Она исцелится. Думай про острие ножа. Ты теперь там. Теперь почувствую его, очень-очень нежно. Ты ищешь выемку настолько маленькую, что ты бы никогда не смог её увидеть глазами, но острие ножа найдёт её, если ты переместишь туда свой разум. Ощупай воздух, пока не почувствуешь самую маленькую выемку в мире...
Уилл попытался сделать это. Но его голова кружилась, а его левая рука дико пульсировала, и он снова видел свои пальцы, лежащие на крыше, а затем он подумал про маму, про его бедную маму... Что бы она сказала? Как бы она успокоила его? Как бы он мог успокоить её? И он положил нож на стол и скорчился на полу, убаюкивая свою раненую руку, и заплакал. Это было слишком тяжело для него. Рыдания раздирали его горло и грудь, слёзы ослепили его, ведь он должен был плакать за неё, за несчастную, бедную, напуганную, одинокую, дорогую, любимую – он оставил её, он бросил её...
Он был совершенно пуст. Но затем он почувствовал что-то очень странное, вытер глаза правой рукой, и увидел голову Пантелеймона на своём колене. Демон, в форме волкодава, смотрел вверх на него своими влажными, грустными глазами, а затем он нежно лизнул раненую руку Уилла, и ещё раз, и снова положил свою голову ему на колено.
Уилл не имел ни малейшего представления о запрете на прикосновение к чужому демону, и до сих пор от прикосновения к Пантелеймону его удерживало не понимание, но вежливость. Лайра, в свою очередь, была в совершеннейшем шоке. Её демон сделал это по своей собственной инициативе, после чего отступил и взлетел к ней на плечо в форме самого маленького мотылька. Старик наблюдал с интересом, но без удивления. Он видел демонов раньше – он тоже путешествовал по другим мирам.
Жест Пантелеймона сработал. Уилл сглотнул комок и снова встал на ноги, вытирая слёзы с лица.
– Хорошо, – сказал он. – Я попытаюсь ещё раз. Говорите, что делать.
В этот раз он попытался заставить свой разум сделать то, что требовал Жакомо Парадизи, сжимая зубы, дрожа от напряжения, потея. Лайре не терпелось вмешаться, потому что она знала этот процесс. И доктор Малон его знала, и ещё его знал поэт Китс, кем бы он ни был – все они знали, что ты не мог ничего сделать, пытаясь добраться прямо к цели. Но она держала язык за зубами и сцепила ладони.
– Остановись, – мягко произнёс старик. – Расслабься. Не напрягайся. Это скрытный нож, а не тяжёлый меч. Ты сжимаешь его слишком крепко. Расслабь свои пальцы. Позволь своему разуму спуститься вниз по руке в ладонь, затем в рукоятку, и далее вдоль лезвия. Не спеши, делай это медленно, не пытайся сделать это силой. Просто прогуляй свой разум. Затем дальше, к самому кончику, туда, где нож острее всего. Ты становишься остриём ножа. Сейчас просто сделай это. Пройди туда, ощути это, и вернись.
Уилл снова попытался. Лайра видела, как напряжено его тело, как шевелится его челюсть, а затем увидела, как понимание опускается на него, успокаивающее, расслабляющее и очищающее. Понимание целиком принадлежало Уиллу – или, может быть, его демону. Как он, должно быть, скучает без демона! Подобное одиночество... Ничего удивительного, что он заплакал, и Пантелеймон был совершенно прав, сделав то, что он сделал, хотя для неё самой это было так странно. Она протянула руки к своему демону, и тот, в форме горностая, скользнул ей на руки.
Они вместе наблюдали за тем, как тело Уилла перестало дрожать. Не менее сконцентрировавшийся, он был теперь сфокусирован по иному, и нож тоже выглядел иначе. Может, в этом были виноваты завихрения под поверхностью лезвия, или то, как естественно нож сидел в ладони Уилла, но небольшие движения острия теперь выглядели осмысленными, вовсе не случайными. Он шевельнул ножом в одном направлении, затем немного повернул его и попробовал в другом, всё время продвигая нож серебристым лезвием вперёд, а затем он нашёл какую-то маленькую выемку в воздухе.
– Что это? Это оно? – спросил он хрипловатым голосом.
– Да. Не режь её. Возвращайся обратно, вернись в себя.
Лайра вообразила, что она видит, как душа Уилла скользит вдоль лезвия обратно в ладонь, а оттуда по руке к нему в сердце. Он сделал шаг назад, опустил руку и моргнул.
– Я что-то там почувствовал, – сказал он Жакомо Парадизи. – Нож сначала просто проскальзывал через воздух, а затем я почувствовал это...
– Хорошо. Теперь проделай это снова. В этот раз, когда почувствуешь брешь, просунь в неё нож и разрежь. Сделай надрез. Не раздумывай. Не удивляйся. Не урони нож.
Уиллу пришлось согнуться и сделать два или три глубоких вдоха, прижав к себе левую руку, прежде, чем он смог продолжить. Но он был упорен, и через несколько секунд он снова выпрямился, уже вытянув нож вперёд.
В этот раз было проще. Однажды ощутив это, он знал, что искать, и нащупал маленькую брешь меньше, чем за минуту. Это было похоже на поиски промежутка между двумя стежками с помощью скальпеля. Он прикоснулся, отступил, снова прикоснулся, чтобы удостовериться, а затем сделал так, как сказал ему старик, и сделал горизонтальный разрез серебристым лезвием.
Жакомо Парадизи не зря предупреждал его, чтобы он не удивлялся. Он аккуратно удержал нож и положил его на стол, прежде, чем позволить себе удивиться. Лайра уже была на ногах, не в силах вымолвить ни слова, потому что там, посреди маленькой пыльной комнаты в воздухе висело окно, в точности такое же, как и то, под грабовыми деревьями: проход в воздухе, через который был виден другой мир.
И, так как они были на верху башни, они были высоко над Оксфордом. Фактически, над кладбищем, глядя в сторону города. Немного впереди были те самые грабы, там же были дома, и дороги, а на расстоянии виднелись городские башни и шпили.
Если бы они не видели уже первое окно, они бы подумали, что это какой-то оптический обман. Вот только он не был оптическим: через окно проходил воздух, и они чувствовали запах автомобильных выхлопов, который не существовал в мире Цитагейзы. Пантелеймон превратился в ласточку и пролетел через окно, наслаждаясь открытым пространством, а затем схватил какое-то насекомое и молнией вернулся обратно на плечо к Лайре.
Жакомо Парадизи наблюдал за ними с любопытной, грустной улыбкой. Затем он сказал, – С открытием мы закончили. Теперь ты должен научиться закрывать.
Лайра отошла назад, чтобы освободить Уиллу пространство, и старик подошёл и стал сзади от него.
– Для этого тебе понадобятся твои пальцы, – сказал он. – Одной руки достаточно. Для начала, нащупай грань, как ты это делал с ножом. Ты не найдёшь грани, пока твой разум не окажется в кончиках пальцев. Прикасайся очень осторожно, ищи снова и снова, пока ты не найдёшь грани. Затем сожми её. Это всё. Попробуй.
Но Уилл дрожал. Он никак не мог вернуть свой разум с тому состоянию неустойчивого равновесия, которое, он знал, было ему необходимо, и он всё больше и больше отчаивался. Лайра поняла, что происходит.
Она шагнула вперёд, взяла его за правую руку и сказала, – Послушай, Уилл, сядь. Я объясню тебе, что делать. Просто сядь на минутку, потому что твоя рука болит и отвлекает тебя. Наверняка отвлекает. Это скоро пройдёт.
Старик поднял обе ладони, но затем передумал, пожал плечами, и сел обратно.
Уилл присел в посмотрел на Лайру. – Что я делаю не так? – спросил он.
Он был окровавленный, дрожащий, с широко раскрытыми глазами. Он был на грани нервного срыва: сжимая челюсти, притопывая ногой, тяжело дыша.
– Это всё твоя рана, – сказала она. – Ты нигде не ошибаешься. Ты всё делаешь правильно, но твоя рука не даёт тебе сконцентрироваться. Я не знаю простого способа это обойти, но, может быть, тебе не стоит пытаться игнорировать боль.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты пытаешься делать две вещи одновременно. Ты пытаешься игнорировать боль и закрыть это окно. Я помню, однажды я читала алетиометр, когда мне было страшно, и, может быть, я к этому уже тогда просто привыкла, я не знаю, но мне всё время было страшно, даже когда я читала его. Просто попытайся расслабить свой разум и скажи себе: да, она болит, я знаю. Не пытайся блокировать её.
Его глаза на мгновение закрылись, и дыхание немного замедлилось.
– Хорошо, – сказал он, – Я попробую.
В этот раз всё было гораздо проще. Он нащупал край меньше, чем за минуту, а затем сделал то, что сказал ему Жакомо Парадизи: сжал края вместе, и в тот же момент окно исчезло. Другой мир был отрезан.
Старик вручил Уиллу кожаные ножны, с подкладкой из крепкой кости, с застёжками, чтобы удерживать нож на месте, потому что иначе малейшее движение ножа прорезало бы насквозь даже самую толстую кожу. Уилл засунул нож в ножны и застегнул их так крепко, как только смог.
– Это должна была быть торжественная церемония, – сказал Жакомо Парадизи. – Если бы у нас были дни и недели, я бы рассказал тебе историю скрытного ножа, Гильдии Торре дегли Ангели, да и всю грустную историю этого испорченного и беззаботного мира. Появление Призраков – наша вина, и только наша. Они появились, потому что мои предки, алхимики, философы, учёные люди, исследовали глубочайшие законы природы. И они заинтересовались связями, что удерживали вместе мельчайшие частицы материи. Ты знаешь, что я имею в виду под связями? То, что связывает.
– Что же, это был торговый город. Город торговцев и банкиров. Мы думали, мы знаем про связи всё. Мы думали, что связь – это что-то договорное, что они могут быть куплены, проданы, обменены… Но с этими связями мы просчитались. Мы разорвали их, и впустили Призраков.
Уилл спросил, – Откуда появились Призраки? Почему под теми деревьями было открытое окно, то, через которое мы прошли? Есть ли другие окна в этом мире?
– Откуда явились Призраки, для нас тайна – из другого мира, из тьмы космоса… кто знает? Что важно, так это то, что они здесь, и что они уничтожили нас. Есть ли другие окна в другие миры? Да, есть, потому что иногда хранитель ножа не успевает или забывает закрыть за собой проход так, как должно. Что же до окна, через которое вы прошли, то самое, под грабовыми деревьями… я сам оставил его открытым, по своей собственной глупости. В том мире есть человек, которого я боюсь, и я надеялся заманить его через это окно сюда, в город, где он бы быстро стал ещё одной жертвой Призраков. Но, я думаю, он слишком умён, чтобы купиться на такое. Он хочет заполучить нож. Пожалуйста, не дайте ему получить его.
Уилл и Лайра обменялись взглядами.
– Что ж, – закончил старик, разведя руками, – всё, что я могу сделать, это вручить тебе нож и показать, как им пользоваться, что я и сделал, и рассказать тебе, каковы были правила Гильдии, когда та ещё существовала. Во-первых, когда открываешь, всегда закрывай. Во-вторых, не давай никому иному использовать нож. Он только для тебя. В-третьих, никогда не используй его в недостойных целях. В-чётвёртых, храни его в тайне. Если и были ещё правила, то я их забыл, а если я их и забыл, так это потому, что они не важны. У тебя нож. Ты хранитель. Ты не должен был быть ребёнком. Но наш мир рушится, а знак хранителя несомненен. Я даже не знаю твоего имени. Теперь иди. Я скоро умру, потому что я знаю, где лежат ядовитые таблетки, и я не собираюсь ждать Призраков, которые явятся, как только нож покинет это место. Идите.
– Но мистер Парадизи… – начала Лайра.
Но он потряс головой и продолжил, – Нет времени. Вы пришли сюда с какой-то целью, и даже, если вы не знаете, что это за цель, ангелы, что привели вас сюда, знают. Идите. Ты храбрая, и у твоего друга есть мозги. И у вас есть нож. Идите.
– Вы же не собираетесь и вправду отравить себя? – спросила Лайра в шоке.
– Пошли, – сказал Уилл.
– И что вы имели в виду про ангелов? – продолжила она.
Уилл потянул её за руку.
– Пошли, – сказал он. – Нам пора идти. Спасибо вам, мистер Парадизи.
Он протянул свою окровавленную, грязную правую руку, и старик аккуратно пожал её. Он пожал также руку Лайры, и кивнул Пантелеймону, который наклонил в ответ свою голову.
Сжимая нож в его ножнах, Уилл спустился по широкой тёмной лестнице и вышел из башни. На площади было светло и жарко, а тишина была абсолютной. Лайра осмотрелась с величайшей осторожностью, но улицы были пусты. И лучше было не беспокоить Уилла тем, что она видела – у них и так достаточно было причин для беспокойства. Она повела его прочь от той улицы, где она увидела детей, и где до сих пор стоял неподвижный Туллио.
– Хотела бы я… – сказала Лайра, когда они почти вышли с площади, остановившись и обернувшись посмотреть назад. – Это ужасно, думать про… и все его бедные зубы были выбиты, и он едва видел своим глазом… Он просто собирается проглотить яд и умереть, а я хочу…
Она была на грани слёз.
– Чшш, – сказал Уилл. – Ему не будет больно. Он просто уснёт. Он ведь сказал, это лучше, чем Призраки.
– О, но что мы будет делать, Уилл? – спросила она. – Что мы будет делать? Ты так страшно ранен, и этот бедный старик… Я ненавижу это место, честно, я бы сожгла его, сравняла с землёй. Куда нам теперь идти?
– Ну, – ответил он, – это просто. Нам надо вернуть алетиометр, так что нам придётся украсть его. Этим мы и займёмся.
ДЕВЯТЬ. Воровство
Для начала они отправились назад в кафе, чтобы подкрепиться, отдохнуть и переодеться. Само собой, Уил не мог пойти куда-либо в окровавленной одежде и о том, что нельзя брать вещи в магазине, не заплатив, пришлось забыть. Он подобрал себе новую одежду и ботинки, а Лайра, взявшаяся помогать, провела их обратно в кафе, постоянно осматриваясь, не видно ли других детей.
Лайра вскипятила воды, и Уил взял ее в ванную, где, содрав с себя одежду, принялся мыться с ног до головы. Боль была тупой и не проходила, но, по крайней мере, разрезы были ровными, и после того, как он видел, что может этот нож, он понимал, что более ровных разрезов быть не может. Однако из обрубков пальцев вновь потекла кровь. От их вида ему стало плохо, его сердце забилось чаще и, похоже, из-за этого кровь потекла еще сильнее. Уил присел на край ванны, закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.
Теперь он чувствовал себя лучше и заставил себя мыться. Он сделал, что мог, стараясь вытереться полотенцами, которые все больше пропитывались кровью, а затем надел новую одежду, стараясь не запачкать ее кровью.
– Придется тебе снова затянуть повязку, – обратился он к Лайре. Мне все равно, как туго ты ее затянешь, лишь бы кровь остановилась.
Лайра оторвала кусок простыни и стала заматывать им раны, стараясь закрепить его как можно туже. Уил сжал зубы, но сдержать слез не смог. Он молча смахнул их. Лайра не произнесла ни слова.
Когда она закончила, он сказал «Спасибо». Затем добавил, -слушай, я хочу, чтобы ты положила кое-что, что принадлежит мне в свой рюкзак, на случай, если мы не вернемся сюда. Это всего лишь письма. Можешь прочесть их, если хочешь.
Он сходил в спальню, принес оттуда зеленую папку и протянул ей письма.
– Я бы не стала читать, если бы не…
– Я не возражаю. Иначе бы я этого не сказал.
Лайра сложила письма, а Уил лег на кровать, спихнул оттуда кошку и крепко заснул
Той же ночью, но много позже Уил и Лайра крались по тропинке, примыкавшей к обсаженной кустарником аллее в саду сэра Чарльза, затененной деревьями, то и дело пригибаясь к земле. Со стороны Циттагейзы на этом месте был парк, окружавший виллу в стиле классицизма, которая ярко белела в лунном свете. У них ушло много времени, чтобы добраться до дома сэра Чарльза. Они двигались в основном по Циттагейзе с частыми остановками, чтобы открыть окно, определить, где они находяться в мире Уила и, определив, тут же закрыть его.
Невдалеке, но не совсем рядом, за ними следовала полосатая кошка. Она проспала с тех пор, как они спасли ее от детей, бросавших в нее камни, а, проснувшись, упорно не желала уходить от них, видимо полагая, что с ними она везде в безопасности. Уил в этом был далеко не уверен, но у него и без кошки в голове было достаточно мыслей, поэтому он просто не обращал на нее внимания. Он все уверенней обращался с ножом, все более четко управлял им. Но рана болела хуже, чем прежде, постоянно пульсируя глухой болью и повязка, которую Лайра наложила, когда он проснулся, уже пропиталась кровью.
Он прорезал окно в воздухе недалеко от белой виллы и они вышли на тихий переулок в Хедингтоне, чтобы точно выяснить, как пробраться в кабинет, где сэр Чарльз спрятал алетиометр. Сад освещался двумя фонарями и окна на фасаде также были освещены, однако со стороны кабинета только лунный свет освещал темные окна.
Переулок, что проходил вдоль деревьев и дальним концом упирался в дорогу, также не был освещен. Даже самый заурядный взломщик легко мог проникнуть незамеченным через аллею в сад, если бы не массивная железная ограда в два раза выше Уила, с пиками наверху, которая опоясывала владения сэра Чарльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Уилл попытался сделать это. Но его голова кружилась, а его левая рука дико пульсировала, и он снова видел свои пальцы, лежащие на крыше, а затем он подумал про маму, про его бедную маму... Что бы она сказала? Как бы она успокоила его? Как бы он мог успокоить её? И он положил нож на стол и скорчился на полу, убаюкивая свою раненую руку, и заплакал. Это было слишком тяжело для него. Рыдания раздирали его горло и грудь, слёзы ослепили его, ведь он должен был плакать за неё, за несчастную, бедную, напуганную, одинокую, дорогую, любимую – он оставил её, он бросил её...
Он был совершенно пуст. Но затем он почувствовал что-то очень странное, вытер глаза правой рукой, и увидел голову Пантелеймона на своём колене. Демон, в форме волкодава, смотрел вверх на него своими влажными, грустными глазами, а затем он нежно лизнул раненую руку Уилла, и ещё раз, и снова положил свою голову ему на колено.
Уилл не имел ни малейшего представления о запрете на прикосновение к чужому демону, и до сих пор от прикосновения к Пантелеймону его удерживало не понимание, но вежливость. Лайра, в свою очередь, была в совершеннейшем шоке. Её демон сделал это по своей собственной инициативе, после чего отступил и взлетел к ней на плечо в форме самого маленького мотылька. Старик наблюдал с интересом, но без удивления. Он видел демонов раньше – он тоже путешествовал по другим мирам.
Жест Пантелеймона сработал. Уилл сглотнул комок и снова встал на ноги, вытирая слёзы с лица.
– Хорошо, – сказал он. – Я попытаюсь ещё раз. Говорите, что делать.
В этот раз он попытался заставить свой разум сделать то, что требовал Жакомо Парадизи, сжимая зубы, дрожа от напряжения, потея. Лайре не терпелось вмешаться, потому что она знала этот процесс. И доктор Малон его знала, и ещё его знал поэт Китс, кем бы он ни был – все они знали, что ты не мог ничего сделать, пытаясь добраться прямо к цели. Но она держала язык за зубами и сцепила ладони.
– Остановись, – мягко произнёс старик. – Расслабься. Не напрягайся. Это скрытный нож, а не тяжёлый меч. Ты сжимаешь его слишком крепко. Расслабь свои пальцы. Позволь своему разуму спуститься вниз по руке в ладонь, затем в рукоятку, и далее вдоль лезвия. Не спеши, делай это медленно, не пытайся сделать это силой. Просто прогуляй свой разум. Затем дальше, к самому кончику, туда, где нож острее всего. Ты становишься остриём ножа. Сейчас просто сделай это. Пройди туда, ощути это, и вернись.
Уилл снова попытался. Лайра видела, как напряжено его тело, как шевелится его челюсть, а затем увидела, как понимание опускается на него, успокаивающее, расслабляющее и очищающее. Понимание целиком принадлежало Уиллу – или, может быть, его демону. Как он, должно быть, скучает без демона! Подобное одиночество... Ничего удивительного, что он заплакал, и Пантелеймон был совершенно прав, сделав то, что он сделал, хотя для неё самой это было так странно. Она протянула руки к своему демону, и тот, в форме горностая, скользнул ей на руки.
Они вместе наблюдали за тем, как тело Уилла перестало дрожать. Не менее сконцентрировавшийся, он был теперь сфокусирован по иному, и нож тоже выглядел иначе. Может, в этом были виноваты завихрения под поверхностью лезвия, или то, как естественно нож сидел в ладони Уилла, но небольшие движения острия теперь выглядели осмысленными, вовсе не случайными. Он шевельнул ножом в одном направлении, затем немного повернул его и попробовал в другом, всё время продвигая нож серебристым лезвием вперёд, а затем он нашёл какую-то маленькую выемку в воздухе.
– Что это? Это оно? – спросил он хрипловатым голосом.
– Да. Не режь её. Возвращайся обратно, вернись в себя.
Лайра вообразила, что она видит, как душа Уилла скользит вдоль лезвия обратно в ладонь, а оттуда по руке к нему в сердце. Он сделал шаг назад, опустил руку и моргнул.
– Я что-то там почувствовал, – сказал он Жакомо Парадизи. – Нож сначала просто проскальзывал через воздух, а затем я почувствовал это...
– Хорошо. Теперь проделай это снова. В этот раз, когда почувствуешь брешь, просунь в неё нож и разрежь. Сделай надрез. Не раздумывай. Не удивляйся. Не урони нож.
Уиллу пришлось согнуться и сделать два или три глубоких вдоха, прижав к себе левую руку, прежде, чем он смог продолжить. Но он был упорен, и через несколько секунд он снова выпрямился, уже вытянув нож вперёд.
В этот раз было проще. Однажды ощутив это, он знал, что искать, и нащупал маленькую брешь меньше, чем за минуту. Это было похоже на поиски промежутка между двумя стежками с помощью скальпеля. Он прикоснулся, отступил, снова прикоснулся, чтобы удостовериться, а затем сделал так, как сказал ему старик, и сделал горизонтальный разрез серебристым лезвием.
Жакомо Парадизи не зря предупреждал его, чтобы он не удивлялся. Он аккуратно удержал нож и положил его на стол, прежде, чем позволить себе удивиться. Лайра уже была на ногах, не в силах вымолвить ни слова, потому что там, посреди маленькой пыльной комнаты в воздухе висело окно, в точности такое же, как и то, под грабовыми деревьями: проход в воздухе, через который был виден другой мир.
И, так как они были на верху башни, они были высоко над Оксфордом. Фактически, над кладбищем, глядя в сторону города. Немного впереди были те самые грабы, там же были дома, и дороги, а на расстоянии виднелись городские башни и шпили.
Если бы они не видели уже первое окно, они бы подумали, что это какой-то оптический обман. Вот только он не был оптическим: через окно проходил воздух, и они чувствовали запах автомобильных выхлопов, который не существовал в мире Цитагейзы. Пантелеймон превратился в ласточку и пролетел через окно, наслаждаясь открытым пространством, а затем схватил какое-то насекомое и молнией вернулся обратно на плечо к Лайре.
Жакомо Парадизи наблюдал за ними с любопытной, грустной улыбкой. Затем он сказал, – С открытием мы закончили. Теперь ты должен научиться закрывать.
Лайра отошла назад, чтобы освободить Уиллу пространство, и старик подошёл и стал сзади от него.
– Для этого тебе понадобятся твои пальцы, – сказал он. – Одной руки достаточно. Для начала, нащупай грань, как ты это делал с ножом. Ты не найдёшь грани, пока твой разум не окажется в кончиках пальцев. Прикасайся очень осторожно, ищи снова и снова, пока ты не найдёшь грани. Затем сожми её. Это всё. Попробуй.
Но Уилл дрожал. Он никак не мог вернуть свой разум с тому состоянию неустойчивого равновесия, которое, он знал, было ему необходимо, и он всё больше и больше отчаивался. Лайра поняла, что происходит.
Она шагнула вперёд, взяла его за правую руку и сказала, – Послушай, Уилл, сядь. Я объясню тебе, что делать. Просто сядь на минутку, потому что твоя рука болит и отвлекает тебя. Наверняка отвлекает. Это скоро пройдёт.
Старик поднял обе ладони, но затем передумал, пожал плечами, и сел обратно.
Уилл присел в посмотрел на Лайру. – Что я делаю не так? – спросил он.
Он был окровавленный, дрожащий, с широко раскрытыми глазами. Он был на грани нервного срыва: сжимая челюсти, притопывая ногой, тяжело дыша.
– Это всё твоя рана, – сказала она. – Ты нигде не ошибаешься. Ты всё делаешь правильно, но твоя рука не даёт тебе сконцентрироваться. Я не знаю простого способа это обойти, но, может быть, тебе не стоит пытаться игнорировать боль.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты пытаешься делать две вещи одновременно. Ты пытаешься игнорировать боль и закрыть это окно. Я помню, однажды я читала алетиометр, когда мне было страшно, и, может быть, я к этому уже тогда просто привыкла, я не знаю, но мне всё время было страшно, даже когда я читала его. Просто попытайся расслабить свой разум и скажи себе: да, она болит, я знаю. Не пытайся блокировать её.
Его глаза на мгновение закрылись, и дыхание немного замедлилось.
– Хорошо, – сказал он, – Я попробую.
В этот раз всё было гораздо проще. Он нащупал край меньше, чем за минуту, а затем сделал то, что сказал ему Жакомо Парадизи: сжал края вместе, и в тот же момент окно исчезло. Другой мир был отрезан.
Старик вручил Уиллу кожаные ножны, с подкладкой из крепкой кости, с застёжками, чтобы удерживать нож на месте, потому что иначе малейшее движение ножа прорезало бы насквозь даже самую толстую кожу. Уилл засунул нож в ножны и застегнул их так крепко, как только смог.
– Это должна была быть торжественная церемония, – сказал Жакомо Парадизи. – Если бы у нас были дни и недели, я бы рассказал тебе историю скрытного ножа, Гильдии Торре дегли Ангели, да и всю грустную историю этого испорченного и беззаботного мира. Появление Призраков – наша вина, и только наша. Они появились, потому что мои предки, алхимики, философы, учёные люди, исследовали глубочайшие законы природы. И они заинтересовались связями, что удерживали вместе мельчайшие частицы материи. Ты знаешь, что я имею в виду под связями? То, что связывает.
– Что же, это был торговый город. Город торговцев и банкиров. Мы думали, мы знаем про связи всё. Мы думали, что связь – это что-то договорное, что они могут быть куплены, проданы, обменены… Но с этими связями мы просчитались. Мы разорвали их, и впустили Призраков.
Уилл спросил, – Откуда появились Призраки? Почему под теми деревьями было открытое окно, то, через которое мы прошли? Есть ли другие окна в этом мире?
– Откуда явились Призраки, для нас тайна – из другого мира, из тьмы космоса… кто знает? Что важно, так это то, что они здесь, и что они уничтожили нас. Есть ли другие окна в другие миры? Да, есть, потому что иногда хранитель ножа не успевает или забывает закрыть за собой проход так, как должно. Что же до окна, через которое вы прошли, то самое, под грабовыми деревьями… я сам оставил его открытым, по своей собственной глупости. В том мире есть человек, которого я боюсь, и я надеялся заманить его через это окно сюда, в город, где он бы быстро стал ещё одной жертвой Призраков. Но, я думаю, он слишком умён, чтобы купиться на такое. Он хочет заполучить нож. Пожалуйста, не дайте ему получить его.
Уилл и Лайра обменялись взглядами.
– Что ж, – закончил старик, разведя руками, – всё, что я могу сделать, это вручить тебе нож и показать, как им пользоваться, что я и сделал, и рассказать тебе, каковы были правила Гильдии, когда та ещё существовала. Во-первых, когда открываешь, всегда закрывай. Во-вторых, не давай никому иному использовать нож. Он только для тебя. В-третьих, никогда не используй его в недостойных целях. В-чётвёртых, храни его в тайне. Если и были ещё правила, то я их забыл, а если я их и забыл, так это потому, что они не важны. У тебя нож. Ты хранитель. Ты не должен был быть ребёнком. Но наш мир рушится, а знак хранителя несомненен. Я даже не знаю твоего имени. Теперь иди. Я скоро умру, потому что я знаю, где лежат ядовитые таблетки, и я не собираюсь ждать Призраков, которые явятся, как только нож покинет это место. Идите.
– Но мистер Парадизи… – начала Лайра.
Но он потряс головой и продолжил, – Нет времени. Вы пришли сюда с какой-то целью, и даже, если вы не знаете, что это за цель, ангелы, что привели вас сюда, знают. Идите. Ты храбрая, и у твоего друга есть мозги. И у вас есть нож. Идите.
– Вы же не собираетесь и вправду отравить себя? – спросила Лайра в шоке.
– Пошли, – сказал Уилл.
– И что вы имели в виду про ангелов? – продолжила она.
Уилл потянул её за руку.
– Пошли, – сказал он. – Нам пора идти. Спасибо вам, мистер Парадизи.
Он протянул свою окровавленную, грязную правую руку, и старик аккуратно пожал её. Он пожал также руку Лайры, и кивнул Пантелеймону, который наклонил в ответ свою голову.
Сжимая нож в его ножнах, Уилл спустился по широкой тёмной лестнице и вышел из башни. На площади было светло и жарко, а тишина была абсолютной. Лайра осмотрелась с величайшей осторожностью, но улицы были пусты. И лучше было не беспокоить Уилла тем, что она видела – у них и так достаточно было причин для беспокойства. Она повела его прочь от той улицы, где она увидела детей, и где до сих пор стоял неподвижный Туллио.
– Хотела бы я… – сказала Лайра, когда они почти вышли с площади, остановившись и обернувшись посмотреть назад. – Это ужасно, думать про… и все его бедные зубы были выбиты, и он едва видел своим глазом… Он просто собирается проглотить яд и умереть, а я хочу…
Она была на грани слёз.
– Чшш, – сказал Уилл. – Ему не будет больно. Он просто уснёт. Он ведь сказал, это лучше, чем Призраки.
– О, но что мы будет делать, Уилл? – спросила она. – Что мы будет делать? Ты так страшно ранен, и этот бедный старик… Я ненавижу это место, честно, я бы сожгла его, сравняла с землёй. Куда нам теперь идти?
– Ну, – ответил он, – это просто. Нам надо вернуть алетиометр, так что нам придётся украсть его. Этим мы и займёмся.
ДЕВЯТЬ. Воровство
Для начала они отправились назад в кафе, чтобы подкрепиться, отдохнуть и переодеться. Само собой, Уил не мог пойти куда-либо в окровавленной одежде и о том, что нельзя брать вещи в магазине, не заплатив, пришлось забыть. Он подобрал себе новую одежду и ботинки, а Лайра, взявшаяся помогать, провела их обратно в кафе, постоянно осматриваясь, не видно ли других детей.
Лайра вскипятила воды, и Уил взял ее в ванную, где, содрав с себя одежду, принялся мыться с ног до головы. Боль была тупой и не проходила, но, по крайней мере, разрезы были ровными, и после того, как он видел, что может этот нож, он понимал, что более ровных разрезов быть не может. Однако из обрубков пальцев вновь потекла кровь. От их вида ему стало плохо, его сердце забилось чаще и, похоже, из-за этого кровь потекла еще сильнее. Уил присел на край ванны, закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.
Теперь он чувствовал себя лучше и заставил себя мыться. Он сделал, что мог, стараясь вытереться полотенцами, которые все больше пропитывались кровью, а затем надел новую одежду, стараясь не запачкать ее кровью.
– Придется тебе снова затянуть повязку, – обратился он к Лайре. Мне все равно, как туго ты ее затянешь, лишь бы кровь остановилась.
Лайра оторвала кусок простыни и стала заматывать им раны, стараясь закрепить его как можно туже. Уил сжал зубы, но сдержать слез не смог. Он молча смахнул их. Лайра не произнесла ни слова.
Когда она закончила, он сказал «Спасибо». Затем добавил, -слушай, я хочу, чтобы ты положила кое-что, что принадлежит мне в свой рюкзак, на случай, если мы не вернемся сюда. Это всего лишь письма. Можешь прочесть их, если хочешь.
Он сходил в спальню, принес оттуда зеленую папку и протянул ей письма.
– Я бы не стала читать, если бы не…
– Я не возражаю. Иначе бы я этого не сказал.
Лайра сложила письма, а Уил лег на кровать, спихнул оттуда кошку и крепко заснул
Той же ночью, но много позже Уил и Лайра крались по тропинке, примыкавшей к обсаженной кустарником аллее в саду сэра Чарльза, затененной деревьями, то и дело пригибаясь к земле. Со стороны Циттагейзы на этом месте был парк, окружавший виллу в стиле классицизма, которая ярко белела в лунном свете. У них ушло много времени, чтобы добраться до дома сэра Чарльза. Они двигались в основном по Циттагейзе с частыми остановками, чтобы открыть окно, определить, где они находяться в мире Уила и, определив, тут же закрыть его.
Невдалеке, но не совсем рядом, за ними следовала полосатая кошка. Она проспала с тех пор, как они спасли ее от детей, бросавших в нее камни, а, проснувшись, упорно не желала уходить от них, видимо полагая, что с ними она везде в безопасности. Уил в этом был далеко не уверен, но у него и без кошки в голове было достаточно мыслей, поэтому он просто не обращал на нее внимания. Он все уверенней обращался с ножом, все более четко управлял им. Но рана болела хуже, чем прежде, постоянно пульсируя глухой болью и повязка, которую Лайра наложила, когда он проснулся, уже пропиталась кровью.
Он прорезал окно в воздухе недалеко от белой виллы и они вышли на тихий переулок в Хедингтоне, чтобы точно выяснить, как пробраться в кабинет, где сэр Чарльз спрятал алетиометр. Сад освещался двумя фонарями и окна на фасаде также были освещены, однако со стороны кабинета только лунный свет освещал темные окна.
Переулок, что проходил вдоль деревьев и дальним концом упирался в дорогу, также не был освещен. Даже самый заурядный взломщик легко мог проникнуть незамеченным через аллею в сад, если бы не массивная железная ограда в два раза выше Уила, с пиками наверху, которая опоясывала владения сэра Чарльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32