Похоже, им не хватало фигуры bourevestnika Алексея Пешкова-Горького, вот когда сказался выбор второго июля четвертого года. А Чехов… ну какой же из Чехова bourevestnik? Вот чрезвычайно важное и парадоксальное наблюдение детского писателя Корнея Чуковского:
«Снился мне до полной осязательности Чехов. Он живет в гостинице, страшно худой, с ним какая-то пошлая женщина, знающая, что он через две-три недели умрет. Он показал мне черновик рассказа: „Вот видите, я пишу сначала без „атмосферы“, но в нижней части листка выписываю все детали, которые нужно сказать мимоходом в придаточных предложениях, чтобы создалась атмосфера“. А та пошлячка, которая состоит при нем, говорит: „Ты бы, Антоша, купил „кадиляк“. И я думаю во сне: какая стерва! Ведь знает, что он умрет и машина останется ей. Проснулся с ощущением, что мне приснилось что-то важное, но не мог вспомнить. В следующую ночь мне опять приснился этот же сон. Вот что я понял: Пешков-Горький был слабохарактерен, легко поддавался чужим влияниям, плакал на каждом пиджаке. У Чехова был железный характер, несокрушимая воля. Не потому ли Горький воспевал сильных, волевых, могучих людей, а Чехов – слабовольных, беспомощных?“
Тут опять возникает, казалось бы, праздный вопрос: «Что было бы, если бы?» Как развивались бы события в России, если бы Чехов умер в критический день второго июля четвертого года? Без него у большевиков были бы развязаны руки? Был ли он для них сдерживающим моментом? Было ли им НЕУДОБНО ПРИ НЕМ творить свои злодеяния? Но куда уж дальше звереть? Властям он не то чтобы не помогал, он им мешал. Почему он их не боялся, что говорил ему негр в тельняшке с летучим бульдогом на плече? Не был ли этот негр ангелом-хранителем Чехова? В 30-х годах за чтение и распространение новых произведений Чехова людей ссылали, сажали, расстреливали. Мы уже упоминали об Илье Эренбурге, которому повезло: он был застрелен в парижском кафе сотрудниками НКВД, и шуму было на весь мир. Но другие (Клюев, Бабель, Пильняк, Леонов, Катаев, Фадеев, Шолохов – всех не счесть) исчезали в полной безвестности в сибирских лагерях.
Что было бы, если бы? Что было бы, если бы старший брат Ульянов не был повешен, а младший – жестокость вызывает в ответ только жестокость – не ожесточился бы и не подался бы в Ленины? Из него получился бы отличный министр юстиции, генеральный прокурор или даже премьер-министр вместо Керенского. Что было бы, если бы второго июля четвертого года умер Чехов, а Пешков остался жить? Праздные ли это вопросы? Для атеистического человека ход истории предопределен законами, для человека религиозного – история в руках Божьих. И тот, и тот согласны, что влияние человека на историю возможно: верующий – по воле Божьей, атеист – в некоторых конкретных пределах; вот вопрос и тому и тому: может ли человек влиять на Бога? Может ли человек изменять законы природы? Что было бы, если бы человек сделал то, а не это, если бы случилось то, а не это? Русская присказка «Если бы да кабы…» сама по себе хороша, но любомудрием не отличается.
Большевики ненавидели Чехова, но ничего не могли с ним поделать. Он был очень богатым человеком, самым высокооплачиваемым писателем в мире – его книги пользовались громадным успехом у западной интеллигенции, его почитали как святого, ему платили огромные гонорары. «Фонд Чехова» составлял полмиллиарда долларов. Он давал большевикам деньги па индустриализацию, электрификацию, здравоохранение, а завещание было составлено так, что в случае смерти Чехова большевики не могли претендовать на эти деньги, теряли все. «Во второй раз Маркс меня не проведет». Теперь под ногами у Чехова вертелся маленький улыбчивый Киров. После Троцкого он не спеша прибрал власть к рукам и сделался диктатором покруче Ульянова. Известно юмористическое наблюдение Антона Павловича о пришедших к власти маленьких людях: «Среди большевиков почти нет людей высокого роста – наверно, они эволюционировали так потому, что в целях конспирации им приходилось прятаться в чемоданах с двойным дном. И это после двухметровых Романовых! Петр, Николай I и все Александры были великанами – вот только Николай Последний подвел».
За подобные разговоры (да что там разговоры – мысли! – однажды в «Правде» появилась статья, призывавшая людей «соблюдать умеренность в мыслях»!) – за подобные разговоры людей расстреливали, а Чехова не могли даже посадить на пароход и выслать за границу, как это сделали с самим Троцким. (Конечно, случались недоразумения – какой-то гэпэушный ялтинский дурак однажды утром арестовал Лику Мизинову за политические разговоры в хлебной очереди, но к вечеру, не дожидаясь звонка Кирова из Москвы, приказал ее отпустить, а сам застрелился.) В чем тут дело? Боялись международного скандала? Большевики никогда ничего не боялись, тем более они могли убрать Чехова без всяких скандалов, например, медленно и успешно залечить самыми обычными лекарствами – впрочем, Чехов уже не давался врачам. В чем же дело? Прямого ответа нет. Останавливало ли их то, что Чехов до революции «давал деньги на партию», а после Гражданской войны чеховский фонд субсидировал их сумасбродные программы? Вряд ли, тех же Шаляпина и Савву Морозова большевики преспокойно ограбили {насчет Саввы Морозова Моэм ошибается, он покончил с собой задолго до октябрьского переворота}, а без субсидий фонда большевики могли бы и обойтись, ограбив взамен несколько дополнительных миллионов тех же колхозниц, студентов и сталеваров. Может быть, просто: Бог хранил?… Может быть Тот, Кто Выбрал Чехова второго июля четвертого года, теперь чувствовал свою ответственность за пего?… Чехова пытались ублажить, предлагали руководящие посты. Представляю: Чехов – первый секретарь Союза писателей СССР! Помимо пионеров с барабанами, делегаций рабочих и колхозниц, они подсылали в Ялту Ролана, Уэллса, Фейхтвангера, Барбюса, других западных визитеров. «Дурачки», – коротко сказал о них Чехов. Признаю, что западные писатели, к которым я {Моэм} имею честь принадлежать (в Россию я уже не рвался, большевики могли меня арестовать как английского шпиона, с них станет), хотя и не были в прямом клиническом смысле дураками, но в своих играх с большевиками вполне заслужили эту нелестную оценку. Мы не понимали, что происходит, нас легко было обмануть. Значит, и правда – дурачки. {В русском языке слово «дурачок» звучит не прямо-оскорбительно, а с ласково-сочувствующим оттенком. }
Ялтинская киностудия была построена специально для обмана Чехова, как потемкинская деревня для Екатерины Великой. «Чтобы снимать тут дам с собачками», – прокомментировал он. {Непереводимый каламбур, слово «снимать» в русском языке многозначно – «снимать (создавать) кинофильм» и «снимать (подцепить) женщину».} О художнике Налбандяне, о делегациях пионеров, сталеваров и западных писателей мы уже говорили. Ялту вздумали переименовать в Чеховск. Антон Павлович не согласился, потребовал назвать город Антоново-Чеховском, наподобие Иваново-Франковска. Большевики почесали в затылках и дали согласие. Но Чехов опять передумал и потребовал назвать Ялту Красночеховском. Большевики заподозрили, что писатель над ними издевается, но согласились и на Красночеховск. Тогда Чехов пригрозил им грандиозным скандалом, и от переименования города отказались. {Телеграммы с этими переговорами хранятся в чеховском фонде.}
Чехов не оставил воспоминаний и мемуаров («Остров Сахалин», как и «Остров Капри», – это скорее наблюдения врача-санэпидемиолога над завшивленными каторжанами и зачумленными иммигрантами-революционерами), не написал ни одной литературной статьи или философского эссе, хотя вопросы искусства и литературы, писательского мастерства его глубоко волновали. Свое отношение к этим вопросам он выразил в частных письмах, они сохранились в большом количестве. Моэм приводит большую цитату из письма Чехова, в котором он посмеивается над «маргинальной» философской теорией, распространившейся в то время на Западе:
«Странные бывают мнения, – писал он Бунину. – Умные люди иногда могут сказануть что-нибудь этакое, что находится за пределами умного, – и значит, заумно, а значит, глупо. Какой-то математик, прослушав музыкальную симфонию, спросил: „Ну, и что она доказывает?“ Умный Ленин глуповато говорил, что-то вроде того, что коммунистом может стать только тот, кто обогатил себя всеми культурными знаниями, накопленными человечеством (или наоборот: культурным человеком может стать коммунист, обогативший себя всеми знаниями человечества?), по ведь и антипод Ленина, мудрый отец Флоренский рассуждал в ленинском же духе: „культурным может считаться только человек, знающий своих предков в пятом колене“, – странно, что о. Флоренский позабыл о миллионах сирот и беспризорных, не знающих даже своих родителей, и заранее отказал этим людям в культурности. А В. Распутин сказал как-то, что ему не нравятся читающие люди в метро или в трамвае – читать, мол, надо вдумчиво, дома на диване. Да где и когда им еще читать-то, простым нашим людям, как не в трамвае?!»
«Сейчас на Западе, – пишет Чехов, – в моде „маргинальная“ теория, в которой людей делят не но классово-сословному (буржуа – пролетарий, барин – холоп), не по религиозному (иудей – христианин), не по национальному (русский – француз) признакам, а делят на культурных и некультурных, а еще точнее – на приезжих и оседлых. Не на инородцев и коренных, а именно на приезжих и оседлых – пусть даже людей одной национальности. Маргинал – это человек промежуточной культуры, промежуточный человек, – так говорят современные философы. Деревенская девушка в городе – маргинал. Городской парень в деревне – маргинал. Состояние культуры в промежуточной стадии – от этих отбился, к тем не прибился. Все дело в некультурности? То есть, деление людей на культурных и межкультурных. Маргинал, по этой теории, но всей видимости, некая промежуточная, несформировавшаяся, неустоявшаяся личность, толком не знающая местных обычаев, языка, законов, гео(топо)графии и т. д. Прихильники {украинизм: последователи} этой теории почему-то не замечают, что деление на маргиналов и не-маргиналов невозможно – не-маргиналов попросту не существует; каждый человек в любой ситуации и в любой конкретный отрезок времени – является маргиналом, значит ВСЕ МЫ ВСЕГДА МАРГИНАЛЫ. Немецкая принцесса па русском троне – маргинал. Продавец пирожков, он же впоследствии первый градоначальник Санкт-Петербурга, – маргинал. Первый поэт России, потомок арапа, лучше говорящий по-французски, чем по-русски, – маргинал. Ленин в Шушенском – маргинал. Но что мы все о первых?… Купцы, казаки, солдаты, землепроходцы, строители железных дорог, моряки, рыбаки, нефтяники – все маргиналы. Послевоенное население Крыма – поголовно маргиналы. Население Москвы и Питера – поголовно маргиналы. Человек па войне – маргинал. Человек после войны – маргинал. Человек в пустом советском магазине (он пожимает плечами, оп возмущается, он не понимает, почему магазин пустой?!) – маргинал. Человек в современном универсаме с долларовыми ценами (он таращит глаза) – маргинал. Человек в тюрьме – маргинал, человек в больнице – маргинал; любой человек, заболевший гриппом, – маргинал, он не в своей тарелке, пусть даже в своей постели. Человек в незнакомой компании – маргинал. Человек с похмелья… еще какой маргинал! Человек на Северном полюсе – маргинал, по и человек в такси тоже маргинал. Зять, живущий в доме тещи, – маргинал; невестка в доме свекрови – маргинал. Появился на свет – маргинал, все дети маргиналы. Отдаешь Богу душу – маргинал; ты уже не здесь, но и не там, а в промежутке. Все промежуточные, промежные жизненные стадии маргинальны, по и все постоянное – тоже маргинально».
«Что все это значит? – спрашивает Чехов. – Кто он, этот таинственный не-маргинал, обогативший себя всеми знаниями, культурой и т. д.? Представим не-маргинала, уверенного в себе не-промежуточиого человека. Коммунисты?… „Коммунистом может быть только тот, кто обогатил себя…“ – по Ленину, – кстати, типичному маргиналу и по происхождению, и по образу жизни. Те коммунисты, которые обогатили себя но Ленину, превратились в маргиналов в „мерседесах“ (какому культурному человеку придет в голову надеть малиновый пиджак?); а необогатившиеся так и остались маргиналами при сохе, при станке, при компьютере. Может быть, творческие личности, культурнейшие люди, создающие „Войну и мир“, водородную бомбу и компьютерную программу. „Лексикон“ – они-то уже точно не-маргиналы? Маргиналы, маргиналы – еще какие маргиналы; потому-то они и творческие личности, что находятся „между“, в промежности, не уверены в себе, рефлексируют, ищут: как быть? что делать? Маргинала Пушкина на дуэлях могли убить разные маргиналы: лицейский друг Кюхельбекер, полковник Старов, граф Сологуб, другие, убил же маргинал д'Антес. Маргинала Лермонтова убил маргинал Мартынов. Кто не маргинал? Диссиденты? Сионисты? Антисемиты? Космополиты? Все маргиналы. Все кремлевские властители – от Калиты до Ельцина – "полукультуриые маргиналы, включая будущих Зюганова или Лебедя. Жириновский? Не говорите мне о нем… Или варяги, пришедшие править на Русь? Что они знали о Руси, эти маргиналы? Княгиня Ольга, ренегатка, предавшая культуру язычества? Русичи, призвавшие варягов „володеть нами“ – вот уж маргинальная депутация, додуматься надо: звать чужеземцев на власть!
Может быть, профессиональные навыки определяют устоявшийся культурный не-маргинальный тип? Может быть заводской и фабричный пролетариат? Знаем, бывали на заводах Саввы Морозова. Шахтеры? Человек под землей, человек-крот, что может быть неестественней для человека этой среды обитания? Разве что космическое пространство – значит, и все космонавты маргиналы. Спортсмены? Надо ли объяснять? Интеллигенты, которые хранят культуру, знают, с какого конца ложки щи хлебать? Сплошные маргиналы, вроде европейца Герцена или славянофила Аксакова; Герцен в Европе был маргиналом, а от Аксакова, гулявшего с бородой по Москве в средневековой русской одежде (в ермолке и кафтане), москвичи шарахались и принимали за турка. Везде мы не свои. Кто еще? Журналисты? Юмористы? Генералы? Крестьяне, что ли, – не колхозные, а те самые, трудолюбивые дремучие мужички с сохой века, которых мы потеряли? По такой статистике получается, что маргиналов раза в два больше, чем населения в стране.
Кто же он, этот неуловимый не-маргипал? Надо представить себе некоего НЕИЗМЕНЯЮЩЕГОСЯ индивида в некоем НЕИЗМЕНЯЮЩЕМСЯ обществе таких же НЕИЗМЕНЯЮЩИХСЯ индивидов. Тогда, пожалуй, на звание не-маргинала будет претендовать один лишь представитель рода человеческого, – но всего лишь претендовать, потому что и он не соответствует условию «неизменения», – этот индивид все же очень медленно изменялся в очень медленно изменявшемся обществе. Этим «очень медленно» можно и пренебречь, как географы и землемеры пренебрегают эйнштейновыми поправками. Таким образом, мы наконец на 99,99999…% определили человека-не-маргинала, обогатившего себя всеми знаниями, культурой, опытом прошлого и современного ему общества и после этого сгинувшего навсегда – это именуемый в палеонтологии «хомо сапиепс неандерталис», а попросту дебильный неандерталец, который так и не смог сделаться маргиналом на этой Земле, потому что был уничтожен маргиналом-кроманьонцем.
Кто– то сказал, что «все, что нe природа, то культура». Отлично. Природа не бывает маргинальной, временной, промежуточной; культура -тоже. Термин «маргинал» имеет менее смысла, чем какой-нибудь «ваш-ш-ско-родь», и обозначает только смятение в умах некоторых иммигрантских интеллектуалов».
К концу жизни Чехов все больше стал напоминать своего знаменитого персонажа Ионыча. Характер здорово испортился – еще бы. Если что-то не нравилось, мог сорваться па крик, сердито стучал тростью. Когда Ольга напомнила ему о рассказе «Ионыч», Чехов заинтересовался, нашел в собрании сочинений и перечитал его. Он забыл об этом рассказе. Персонаж был очень похож на него. «Неплохо написано», – сказал Чехов. Усмехнулся. Опять его поняли буквально. То есть, совсем не поняли. Сходство с Ионычем было, но не более того. На Ионыча скорее походил биолог Иван Павлов, второй русский нобелевский лауреат. Чехову и Павлову большевики позволяли многое – впрочем, они их и не спрашивали, а ругали в хвост и в гриву.
В последнем, предвоенном, году отмечалось 80-летие Чехова. Он уже был глубоким стариком, прикованным к креслу. Его старушки жили при нем, не ссорились и уже не выясняли, кто из них «сделал Чехова». Приплыло, приехало, прилетело много гостей, среди них был уже взрослый Сашко Гайдамака, которого Чехов когда-то спас в Севастополе. Сашко представился и поцеловал руку Чехова, по тот не узнал, не вспомнил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
«Снился мне до полной осязательности Чехов. Он живет в гостинице, страшно худой, с ним какая-то пошлая женщина, знающая, что он через две-три недели умрет. Он показал мне черновик рассказа: „Вот видите, я пишу сначала без „атмосферы“, но в нижней части листка выписываю все детали, которые нужно сказать мимоходом в придаточных предложениях, чтобы создалась атмосфера“. А та пошлячка, которая состоит при нем, говорит: „Ты бы, Антоша, купил „кадиляк“. И я думаю во сне: какая стерва! Ведь знает, что он умрет и машина останется ей. Проснулся с ощущением, что мне приснилось что-то важное, но не мог вспомнить. В следующую ночь мне опять приснился этот же сон. Вот что я понял: Пешков-Горький был слабохарактерен, легко поддавался чужим влияниям, плакал на каждом пиджаке. У Чехова был железный характер, несокрушимая воля. Не потому ли Горький воспевал сильных, волевых, могучих людей, а Чехов – слабовольных, беспомощных?“
Тут опять возникает, казалось бы, праздный вопрос: «Что было бы, если бы?» Как развивались бы события в России, если бы Чехов умер в критический день второго июля четвертого года? Без него у большевиков были бы развязаны руки? Был ли он для них сдерживающим моментом? Было ли им НЕУДОБНО ПРИ НЕМ творить свои злодеяния? Но куда уж дальше звереть? Властям он не то чтобы не помогал, он им мешал. Почему он их не боялся, что говорил ему негр в тельняшке с летучим бульдогом на плече? Не был ли этот негр ангелом-хранителем Чехова? В 30-х годах за чтение и распространение новых произведений Чехова людей ссылали, сажали, расстреливали. Мы уже упоминали об Илье Эренбурге, которому повезло: он был застрелен в парижском кафе сотрудниками НКВД, и шуму было на весь мир. Но другие (Клюев, Бабель, Пильняк, Леонов, Катаев, Фадеев, Шолохов – всех не счесть) исчезали в полной безвестности в сибирских лагерях.
Что было бы, если бы? Что было бы, если бы старший брат Ульянов не был повешен, а младший – жестокость вызывает в ответ только жестокость – не ожесточился бы и не подался бы в Ленины? Из него получился бы отличный министр юстиции, генеральный прокурор или даже премьер-министр вместо Керенского. Что было бы, если бы второго июля четвертого года умер Чехов, а Пешков остался жить? Праздные ли это вопросы? Для атеистического человека ход истории предопределен законами, для человека религиозного – история в руках Божьих. И тот, и тот согласны, что влияние человека на историю возможно: верующий – по воле Божьей, атеист – в некоторых конкретных пределах; вот вопрос и тому и тому: может ли человек влиять на Бога? Может ли человек изменять законы природы? Что было бы, если бы человек сделал то, а не это, если бы случилось то, а не это? Русская присказка «Если бы да кабы…» сама по себе хороша, но любомудрием не отличается.
Большевики ненавидели Чехова, но ничего не могли с ним поделать. Он был очень богатым человеком, самым высокооплачиваемым писателем в мире – его книги пользовались громадным успехом у западной интеллигенции, его почитали как святого, ему платили огромные гонорары. «Фонд Чехова» составлял полмиллиарда долларов. Он давал большевикам деньги па индустриализацию, электрификацию, здравоохранение, а завещание было составлено так, что в случае смерти Чехова большевики не могли претендовать на эти деньги, теряли все. «Во второй раз Маркс меня не проведет». Теперь под ногами у Чехова вертелся маленький улыбчивый Киров. После Троцкого он не спеша прибрал власть к рукам и сделался диктатором покруче Ульянова. Известно юмористическое наблюдение Антона Павловича о пришедших к власти маленьких людях: «Среди большевиков почти нет людей высокого роста – наверно, они эволюционировали так потому, что в целях конспирации им приходилось прятаться в чемоданах с двойным дном. И это после двухметровых Романовых! Петр, Николай I и все Александры были великанами – вот только Николай Последний подвел».
За подобные разговоры (да что там разговоры – мысли! – однажды в «Правде» появилась статья, призывавшая людей «соблюдать умеренность в мыслях»!) – за подобные разговоры людей расстреливали, а Чехова не могли даже посадить на пароход и выслать за границу, как это сделали с самим Троцким. (Конечно, случались недоразумения – какой-то гэпэушный ялтинский дурак однажды утром арестовал Лику Мизинову за политические разговоры в хлебной очереди, но к вечеру, не дожидаясь звонка Кирова из Москвы, приказал ее отпустить, а сам застрелился.) В чем тут дело? Боялись международного скандала? Большевики никогда ничего не боялись, тем более они могли убрать Чехова без всяких скандалов, например, медленно и успешно залечить самыми обычными лекарствами – впрочем, Чехов уже не давался врачам. В чем же дело? Прямого ответа нет. Останавливало ли их то, что Чехов до революции «давал деньги на партию», а после Гражданской войны чеховский фонд субсидировал их сумасбродные программы? Вряд ли, тех же Шаляпина и Савву Морозова большевики преспокойно ограбили {насчет Саввы Морозова Моэм ошибается, он покончил с собой задолго до октябрьского переворота}, а без субсидий фонда большевики могли бы и обойтись, ограбив взамен несколько дополнительных миллионов тех же колхозниц, студентов и сталеваров. Может быть, просто: Бог хранил?… Может быть Тот, Кто Выбрал Чехова второго июля четвертого года, теперь чувствовал свою ответственность за пего?… Чехова пытались ублажить, предлагали руководящие посты. Представляю: Чехов – первый секретарь Союза писателей СССР! Помимо пионеров с барабанами, делегаций рабочих и колхозниц, они подсылали в Ялту Ролана, Уэллса, Фейхтвангера, Барбюса, других западных визитеров. «Дурачки», – коротко сказал о них Чехов. Признаю, что западные писатели, к которым я {Моэм} имею честь принадлежать (в Россию я уже не рвался, большевики могли меня арестовать как английского шпиона, с них станет), хотя и не были в прямом клиническом смысле дураками, но в своих играх с большевиками вполне заслужили эту нелестную оценку. Мы не понимали, что происходит, нас легко было обмануть. Значит, и правда – дурачки. {В русском языке слово «дурачок» звучит не прямо-оскорбительно, а с ласково-сочувствующим оттенком. }
Ялтинская киностудия была построена специально для обмана Чехова, как потемкинская деревня для Екатерины Великой. «Чтобы снимать тут дам с собачками», – прокомментировал он. {Непереводимый каламбур, слово «снимать» в русском языке многозначно – «снимать (создавать) кинофильм» и «снимать (подцепить) женщину».} О художнике Налбандяне, о делегациях пионеров, сталеваров и западных писателей мы уже говорили. Ялту вздумали переименовать в Чеховск. Антон Павлович не согласился, потребовал назвать город Антоново-Чеховском, наподобие Иваново-Франковска. Большевики почесали в затылках и дали согласие. Но Чехов опять передумал и потребовал назвать Ялту Красночеховском. Большевики заподозрили, что писатель над ними издевается, но согласились и на Красночеховск. Тогда Чехов пригрозил им грандиозным скандалом, и от переименования города отказались. {Телеграммы с этими переговорами хранятся в чеховском фонде.}
Чехов не оставил воспоминаний и мемуаров («Остров Сахалин», как и «Остров Капри», – это скорее наблюдения врача-санэпидемиолога над завшивленными каторжанами и зачумленными иммигрантами-революционерами), не написал ни одной литературной статьи или философского эссе, хотя вопросы искусства и литературы, писательского мастерства его глубоко волновали. Свое отношение к этим вопросам он выразил в частных письмах, они сохранились в большом количестве. Моэм приводит большую цитату из письма Чехова, в котором он посмеивается над «маргинальной» философской теорией, распространившейся в то время на Западе:
«Странные бывают мнения, – писал он Бунину. – Умные люди иногда могут сказануть что-нибудь этакое, что находится за пределами умного, – и значит, заумно, а значит, глупо. Какой-то математик, прослушав музыкальную симфонию, спросил: „Ну, и что она доказывает?“ Умный Ленин глуповато говорил, что-то вроде того, что коммунистом может стать только тот, кто обогатил себя всеми культурными знаниями, накопленными человечеством (или наоборот: культурным человеком может стать коммунист, обогативший себя всеми знаниями человечества?), по ведь и антипод Ленина, мудрый отец Флоренский рассуждал в ленинском же духе: „культурным может считаться только человек, знающий своих предков в пятом колене“, – странно, что о. Флоренский позабыл о миллионах сирот и беспризорных, не знающих даже своих родителей, и заранее отказал этим людям в культурности. А В. Распутин сказал как-то, что ему не нравятся читающие люди в метро или в трамвае – читать, мол, надо вдумчиво, дома на диване. Да где и когда им еще читать-то, простым нашим людям, как не в трамвае?!»
«Сейчас на Западе, – пишет Чехов, – в моде „маргинальная“ теория, в которой людей делят не но классово-сословному (буржуа – пролетарий, барин – холоп), не по религиозному (иудей – христианин), не по национальному (русский – француз) признакам, а делят на культурных и некультурных, а еще точнее – на приезжих и оседлых. Не на инородцев и коренных, а именно на приезжих и оседлых – пусть даже людей одной национальности. Маргинал – это человек промежуточной культуры, промежуточный человек, – так говорят современные философы. Деревенская девушка в городе – маргинал. Городской парень в деревне – маргинал. Состояние культуры в промежуточной стадии – от этих отбился, к тем не прибился. Все дело в некультурности? То есть, деление людей на культурных и межкультурных. Маргинал, по этой теории, но всей видимости, некая промежуточная, несформировавшаяся, неустоявшаяся личность, толком не знающая местных обычаев, языка, законов, гео(топо)графии и т. д. Прихильники {украинизм: последователи} этой теории почему-то не замечают, что деление на маргиналов и не-маргиналов невозможно – не-маргиналов попросту не существует; каждый человек в любой ситуации и в любой конкретный отрезок времени – является маргиналом, значит ВСЕ МЫ ВСЕГДА МАРГИНАЛЫ. Немецкая принцесса па русском троне – маргинал. Продавец пирожков, он же впоследствии первый градоначальник Санкт-Петербурга, – маргинал. Первый поэт России, потомок арапа, лучше говорящий по-французски, чем по-русски, – маргинал. Ленин в Шушенском – маргинал. Но что мы все о первых?… Купцы, казаки, солдаты, землепроходцы, строители железных дорог, моряки, рыбаки, нефтяники – все маргиналы. Послевоенное население Крыма – поголовно маргиналы. Население Москвы и Питера – поголовно маргиналы. Человек па войне – маргинал. Человек после войны – маргинал. Человек в пустом советском магазине (он пожимает плечами, оп возмущается, он не понимает, почему магазин пустой?!) – маргинал. Человек в современном универсаме с долларовыми ценами (он таращит глаза) – маргинал. Человек в тюрьме – маргинал, человек в больнице – маргинал; любой человек, заболевший гриппом, – маргинал, он не в своей тарелке, пусть даже в своей постели. Человек в незнакомой компании – маргинал. Человек с похмелья… еще какой маргинал! Человек на Северном полюсе – маргинал, по и человек в такси тоже маргинал. Зять, живущий в доме тещи, – маргинал; невестка в доме свекрови – маргинал. Появился на свет – маргинал, все дети маргиналы. Отдаешь Богу душу – маргинал; ты уже не здесь, но и не там, а в промежутке. Все промежуточные, промежные жизненные стадии маргинальны, по и все постоянное – тоже маргинально».
«Что все это значит? – спрашивает Чехов. – Кто он, этот таинственный не-маргинал, обогативший себя всеми знаниями, культурой и т. д.? Представим не-маргинала, уверенного в себе не-промежуточиого человека. Коммунисты?… „Коммунистом может быть только тот, кто обогатил себя…“ – по Ленину, – кстати, типичному маргиналу и по происхождению, и по образу жизни. Те коммунисты, которые обогатили себя но Ленину, превратились в маргиналов в „мерседесах“ (какому культурному человеку придет в голову надеть малиновый пиджак?); а необогатившиеся так и остались маргиналами при сохе, при станке, при компьютере. Может быть, творческие личности, культурнейшие люди, создающие „Войну и мир“, водородную бомбу и компьютерную программу. „Лексикон“ – они-то уже точно не-маргиналы? Маргиналы, маргиналы – еще какие маргиналы; потому-то они и творческие личности, что находятся „между“, в промежности, не уверены в себе, рефлексируют, ищут: как быть? что делать? Маргинала Пушкина на дуэлях могли убить разные маргиналы: лицейский друг Кюхельбекер, полковник Старов, граф Сологуб, другие, убил же маргинал д'Антес. Маргинала Лермонтова убил маргинал Мартынов. Кто не маргинал? Диссиденты? Сионисты? Антисемиты? Космополиты? Все маргиналы. Все кремлевские властители – от Калиты до Ельцина – "полукультуриые маргиналы, включая будущих Зюганова или Лебедя. Жириновский? Не говорите мне о нем… Или варяги, пришедшие править на Русь? Что они знали о Руси, эти маргиналы? Княгиня Ольга, ренегатка, предавшая культуру язычества? Русичи, призвавшие варягов „володеть нами“ – вот уж маргинальная депутация, додуматься надо: звать чужеземцев на власть!
Может быть, профессиональные навыки определяют устоявшийся культурный не-маргинальный тип? Может быть заводской и фабричный пролетариат? Знаем, бывали на заводах Саввы Морозова. Шахтеры? Человек под землей, человек-крот, что может быть неестественней для человека этой среды обитания? Разве что космическое пространство – значит, и все космонавты маргиналы. Спортсмены? Надо ли объяснять? Интеллигенты, которые хранят культуру, знают, с какого конца ложки щи хлебать? Сплошные маргиналы, вроде европейца Герцена или славянофила Аксакова; Герцен в Европе был маргиналом, а от Аксакова, гулявшего с бородой по Москве в средневековой русской одежде (в ермолке и кафтане), москвичи шарахались и принимали за турка. Везде мы не свои. Кто еще? Журналисты? Юмористы? Генералы? Крестьяне, что ли, – не колхозные, а те самые, трудолюбивые дремучие мужички с сохой века, которых мы потеряли? По такой статистике получается, что маргиналов раза в два больше, чем населения в стране.
Кто же он, этот неуловимый не-маргипал? Надо представить себе некоего НЕИЗМЕНЯЮЩЕГОСЯ индивида в некоем НЕИЗМЕНЯЮЩЕМСЯ обществе таких же НЕИЗМЕНЯЮЩИХСЯ индивидов. Тогда, пожалуй, на звание не-маргинала будет претендовать один лишь представитель рода человеческого, – но всего лишь претендовать, потому что и он не соответствует условию «неизменения», – этот индивид все же очень медленно изменялся в очень медленно изменявшемся обществе. Этим «очень медленно» можно и пренебречь, как географы и землемеры пренебрегают эйнштейновыми поправками. Таким образом, мы наконец на 99,99999…% определили человека-не-маргинала, обогатившего себя всеми знаниями, культурой, опытом прошлого и современного ему общества и после этого сгинувшего навсегда – это именуемый в палеонтологии «хомо сапиепс неандерталис», а попросту дебильный неандерталец, который так и не смог сделаться маргиналом на этой Земле, потому что был уничтожен маргиналом-кроманьонцем.
Кто– то сказал, что «все, что нe природа, то культура». Отлично. Природа не бывает маргинальной, временной, промежуточной; культура -тоже. Термин «маргинал» имеет менее смысла, чем какой-нибудь «ваш-ш-ско-родь», и обозначает только смятение в умах некоторых иммигрантских интеллектуалов».
К концу жизни Чехов все больше стал напоминать своего знаменитого персонажа Ионыча. Характер здорово испортился – еще бы. Если что-то не нравилось, мог сорваться па крик, сердито стучал тростью. Когда Ольга напомнила ему о рассказе «Ионыч», Чехов заинтересовался, нашел в собрании сочинений и перечитал его. Он забыл об этом рассказе. Персонаж был очень похож на него. «Неплохо написано», – сказал Чехов. Усмехнулся. Опять его поняли буквально. То есть, совсем не поняли. Сходство с Ионычем было, но не более того. На Ионыча скорее походил биолог Иван Павлов, второй русский нобелевский лауреат. Чехову и Павлову большевики позволяли многое – впрочем, они их и не спрашивали, а ругали в хвост и в гриву.
В последнем, предвоенном, году отмечалось 80-летие Чехова. Он уже был глубоким стариком, прикованным к креслу. Его старушки жили при нем, не ссорились и уже не выясняли, кто из них «сделал Чехова». Приплыло, приехало, прилетело много гостей, среди них был уже взрослый Сашко Гайдамака, которого Чехов когда-то спас в Севастополе. Сашко представился и поцеловал руку Чехова, по тот не узнал, не вспомнил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36