Лис же весело заигрывал с ней. Он смеялся, подталкивал ее когтистой
лапой, отпускал шуточки и то и дело оценивающе поглядывал красными глазами
на маленького Джима. "Ну разве не забавно? - казалось, злорадно спрашивали
эти глаза. - Твоя мать и ведать не ведает, что я обычный лис. И, что еще
смешнее, она и не подозревает, что я собираюсь тебя съесть!"
Страх маленького Джима многократно возрос после того, как лис
вкрадчиво-ласковым голосом предложил взять его на прогулку по саду. Страх
перешел в ужас, когда Джим услышал, как мать радостно приняла предложение
своего собеседника, объявив, что она тем временем пройдется по магазинам.
- Мама! - в отчаянии закричал Джим, цепляясь за ее руку. - Мама, это
же лис! Разве ты не видишь?!
- Не будь таким глупышом, Джимми, - ласково сказала мать, подталкивая
сына к лису со всей неумолимостью представителя взрослого мира. - С этим
чудесным дядей вы прекрасно проведете время.
Мать беззаботно отвернулась от них, а лис, цепко ухватив Джима за
локоть, потащил его к холму. Через несколько секунд они оказались в тихом
уголке сада, отделенном от остального мира каменными стенами. Лис тут же
повернулся к Джиму, наклонился и широко разинул клыкастую пасть и Джим
увидел, как в ее глубине забавно подрагивает розовый маленький язычок.
Это и подвело лиса! Один лишь забавный штрих, и все изменилось. Джим
вспомнил, что видел этого лиса в десятках полузабытых мультфильмов. И он
знал, что мультфильмы - это всего лишь картинки на прозрачном пластике.
Лис был нарисован и не мог причинить ему никакого вреда!
Сделав глубокий вдох, он закричал, что было сил:
- Кому ты страшен? Ты всего-навсего картинка из мультфильма!
Звук его голоса словно отбросил лиса на несколько шагов. На морде
зверя появилось комически-ошеломленное выражение, шерсть у него съежилась.
Весело рассмеявшись, Джим развернулся и помчался по каменной дорожке. Но
камни, казавшиеся незыблемыми, вдруг разверзлись под его ногами, обнажив
зловещий черный провал. Джим, еще не осознав происшедшего, сорвался вниз.

Никлин открыл глаза и уставился на днище верхней койки. Первой его
мыслью было: "Что, черт побери, все это значит?" Джим почти не был знаком
с теорией австрийского доктора, но у него возникло неуютное чувство, что
этот странный и жутковатый сон имеет какой-то символический смысл.
Внезапно до Никлина дошло, что сквозь круглое окно пробивается
тусклый свет. Машина стояла, и снаружи доносился какой-то шум. Джим
приподнялся и выглянул в окно. Колонна грузовиков и прицепов остановилась
в месте, которое походило на заброшенную спортивную площадку. Спортивных
сооружений сохранилось немного - лишь несколько футбольных ворот без
сеток, сломанное табло и небольшой павильон. Над довольно хилым забором,
окаймлявшим площадку, виднелись крыши каких-то построек. Вдали, сквозь
утреннюю дымку проступали контуры высоких зданий. На одном из них мерцал
огонек, свидетельствовавший о работе фототелестанции.
Тысячелетний город. Никлин откинулся на подушку, как только понял,
где они находятся. Этот город повсеместно служил мишенью для
многочисленных шуток из-за несоответствия высокопарного названия и
безжизненной пустоты своих улиц и площадей, покрытых красноватой пылью.
Здесь находились лишь открытые разработки бокситов, автоматизированные
обогатительные заводы и железнодорожные ветки. Не стоило подниматься с
постели ради сомнительного удовольствия взглянуть на Тысячелетний город и
его немногочисленных обитателей. Спокойное похрапывание, доносившееся с
соседних коек, говорило о полной солидарности с ним его новых товарищей.
Джим полагал, что их всех скоро поднимут для сооружения шатра, но
сейчас ему нужно было поразмыслить над символами странного и страшного
сна. Почему среди его персонажей оказался лис? И как это связано с
присутствием матери Джима? Никлин уже очень давно не видел ее во сне.
Странен был и тот факт, что подсознание изобразило мать предательницей,
готовой отдать своего сына в руки монстра. Монстра... Монс... Монтейн. А
мать, предавшая своего сына мать, не символизирует ли она Дани Фартинг?
Дани, которую он начал подозревать лишь несколько часов назад...
Внезапно беспорядочный вихрь вопросов и притянутых за уши ассоциаций,
бушующий в голове Никлина, стих, оторванный от своего источника сухой
прозой жизни. Дани избегает его с того самого момента, как он вступил в
общину, - это объективный факт. Вне всякого сомнения, она ведет предельно
откровенные разговоры с этой долговязой обладательницей фонарика - как там
ее? - Кристин. Почему же Джим не разыскал вчера Дани и не заставил ее
прямо ответить на вопросы?! Почему, о, Газообразное Позвоночное, он так
надолго отложил объяснение с Дани?!
Ощущая неприятный озноб и слабость, вызванные необходимостью
проверить самые худшие предположения, Никлин поднялся. Не заходя в
акустическую душевую, он натянул ту же одежду, в которой был вчера, и
вышел под лучи утреннего солнца. Первое, что он увидел, был расстеленный
на траве шатер. Но, похоже, никто не собирался его устанавливать. Вокруг
брезентовых волн несколько человек о чем-то спорили самым оживленным
образом.
Когда Никлин вышел из прицепа, от группы отделились двое мужчин и две
женщины и решительным шагом направились к выходу со спортивной площадки. В
руках они держали чемоданы, какая-то одежда была перекинута у них через
плечи. Во главе четверки шагала пухлая Ди Смерхерст, само олицетворение
поварской профессии. Она не скрывала своего возмущения.
- Вас, мистер, мне искренне жаль, - сказала она Джиму, - против вас я
ничего не имею.
Ее спутники согласно качнули широкополыми шляпами. Они продолжили
свое целеустремленное шествие, прежде чем Никлин успел спросить, что она
имеет в виду. Навстречу им вышел водитель такси, ожидавшего у единственных
ворот. Никлин услышал, как кто-то из четверки упомянул железнодорожную
станцию, подтверждая тем самым, что Джим стал свидетелем дезертирства из
славного войска Кори Монтейна.
Весьма озадаченный, он нахлобучил на голову шляпу и направился к
стоящим у шатра. Теперь он чувствовал себя одновременно и возбужденным, и
спокойным. Он был готов ко всему. Но в этом состоянии Джим пребывал лишь
несколько мгновений, а именно до того момента, как он увидел Дани Фартинг,
и не секундой дольше.
Она снова была в черном, но на сей раз узкие брючки уступили место
широкой юбке. Видео стройной фигуры среди бесцветных некрасивых людей
незамедлительно подействовал на настроение Никлина. Он почти физически
ощутил, как быстро исчезает его решимость.
Направляясь к Дани, Никлин попытался изобразить безразлично-холодную
улыбку, но, почувствовав, что уголки губ предательски ползут вверх,
придавая лицу дурашливо-счастливое выражение, Джим решил быть предельно
серьезным. На какое-то мгновение он малодушно пожелал, чтобы она прошла
мимо, сделав вид, что не замечает его. Но Дани без тени смущения
посмотрела ему прямо в глаза.
- А вот и ты, Джим, - она тепло улыбнулась. - Где же ты скрываешься?
В ответ Джим лишь кивнул. Уже не прежний Джим Никлин, доверчивый и
наивный, задал себе вопрос, не выставляет ли он себя на посмешище
приступом любовной паранойи.
- Мы можем поговорить?
Люди, находившиеся в пределах слышимости, не стали подталкивать друг
друга локтями, но Джим явственно заметил, как по их рядам пробежала дрожь.
Других подтверждений ему уже не требовалось.
- О чем? - чрезвычайно веселым тоном поинтересовалась Дани.
- Не здесь.
- Вообще-то я должна помочь им, но... - Дани пожала плечами и
направилась за Джимом к футбольным воротам в дальнем конце площадки. - Ты
хорошо спал этой ночью? Я слышала, мы зачем-то остановились, но не смогла
заставить себя подняться. А ты?
- Разве Кристин не сообщила, что я там был?
- Что ты... Почему она должна была сообщить мне об этом?
Боковым зрением Никлин видел, как в утреннем небе Орбитсвиля
пульсируют голубые полосы.
- Вы ведь все друг дружке рассказываете, не так ли?
- О чем, черт побери, идет речь?
- Ни о чем, - ответил он совершенно спокойно, - я полагаю, ни о чем.
- Ладно. Я прошу прощения. - Дани провела тыльной стороной ладони по
лбу, слегка сдвинув черный берет. - Я обычно так не выражаюсь. Все дело в
том, что я ужасно измучилась за эти дни. Я чувствую себя очень виноватой
перед тобой. Все, что произошло между нами... все это ошибка.
Никлин почувствовал, как в горле встал болезненный ком. Он не мог
произнести ни слова.
- Я не понимаю, как такое вообще могло произойти, - продолжала тем
временем Дани. - Я не знаю, что ты думаешь обо мне, какое впечатление
сложилось у тебя...
Память Никлина услужливо подсказала ответ. Он вновь обрел дар речи.
- У меня сложилось впечатление, что мы с тобой поселимся в
собственном домике, но Монтейн сказал, что это исключено.
- Ты что, носишь с собой диктофон? Записываешь каждое вскользь
брошенное слово, а потом, по мере надобности, воспроизводишь?
- Что?
- Позволь и мне сказать тебе кое-что, любезный Мата Хари! Я не
выношу, когда за мной шпионят!
Полная абсурдность этого заявления ошеломила Джима.
- Я всегда полагал, что Мата Хари - женщина, - машинально ответил он,
в тот же самый миг осознав, какое оружие вкладывает в руки Дани.
"Неужели она посмеет? Неужели она воспользуется им? Прошу тебя,
Газообразное Позвоночное, не дай ей пасть так низко!" Джим, словно
зачарованный, наблюдал, как на ее лице сменяют друг друга удивление,
удовольствие и торжество. Секунды тянулись бесконечно. Никлин замер в
ожидании удара.
- Так ты полагаешь - это женщина, - медленно сказала Дани, смакуя
каждое слово, - а я и не знала.
"Вот так. А ведь Дани меньше, чем кто бы то ни было, имеет основания
сомневаться в моих мужских достоинствах. Но тем не менее, что-то
подсказало ей, что следует сказать, как ударить побольнее. Что-то во мне
самом подсказывает им всем, что и как надо говорить, когда они хотят
унизить меня или когда наоборот..." Никлин прищурился. Разгадана еще одна
небольшая тайна, тревожившая его подсознание.
В то утро, когда Дани решительно явилась к нему, в то самое утро,
когда он из гадкого утенка превратился в горделивого лебедя, она
непрерывно твердила о его огромном опыте обращения с женщинами. В
сущности, это являлось основной темой ее разговоров. "Скажи мне правду,
Джим, скольких женщин ты приводил в свое любовное гнездышко?" Слова,
произнесенные с грустным восхищением, слова женщины, не способной устоять
перед чарами повесы, слова, которые он, Джим Никлин, жаждал услышать всю
свою взрослую жизнь.
О да, она знала, что надо сказать. Знала, ибо он сам выдавал свои
тайны. В тот вечер, когда они впервые встретились на центральной площади
Оринджфилда, Дани взглянула ему в лицо и хладнокровно прочла все, что
хотела узнать о нем. После этого ей не составило труда обобрать Никлина до
нитки. И не просто обобрать, - она знала, как заставить его наслаждаться
самим процессом ощипывания и подготовки к жарке в печи Кори Монтейна.
Всего несколько часов - и Джим из гадкого утенка превратился в прекрасного
лебедя, а из лебедя - в запеченную индейку. И шел на все это с огромной
готовностью!
- Отлично, Дани, - просто сказал Джим. - Ты все проделала отлично.
На какое-то мгновение ему показалось, что в ее глазах мелькнуло
замешательство. Но Джим решительно отвернулся - если чему-то он и
научился, так это лишь тому, что не следует доверять собственным суждениям
относительно подобных вещей. Возможно, Дани лишь ради него изобразила этот
потерянный взгляд, подобно тому, как мастер наносит последами мазок,
завершая картину. Дани совершенно недвусмысленно дала ему понять, что она
о нем думает. Ее мнение не отличалось от мнения всех прочих женщин,
знакомых с Джимом. Теперь остался лишь один вопрос - что делать дальше?
Никлин никогда не сможет предстать перед добропорядочными обывателями
Оринджфилда, хотя, видит Бог, было бы здорово оказаться рядом с не по
годам умной Зинди. Он не собирается оставаться и здесь, в Тысячелетнем
городе. Лучше всего отправиться в Бичхед, где его никто не знает. Но у
Никлина в кармане не больше десяти орбов, их не хватит даже на билет до
столицы.
Со стороны шатра послышался гул голосов. Никлин почувствовал, как
вспыхнуло его лицо. Дани подошла к своим друзьям и сейчас, наверное,
потчует их новыми подробностями того, как она облапошила простофилю из
Оринджфилда.
Джим должен исчезнуть с места своего унижения, исчезнуть как можно
скорее. Но для этого необходимы деньги. Никлин понимал: единственный
источник - Кори Монтейн. Трудно придумать большее унижение, чем явиться с
протянутой рукой к этому ханже, тебя же и обчистившему. Но если Монтейн
решил разыгрывать из себя Божьего человека, то, может, он согласится
расстаться с сотней-другой. Особенно, если пригрозить ему неприятностями.
Никлин представил, как он врывается к проповеднику, размахивая
железным прутом. От нелепости и абсурдности этой картины ему стало еще
горше. Насилие в любой его форме, как его ни провоцируй, было совершенно
противно природе Никлина. В полицию или газету он также не мог обратиться.
Монтейн постарался на славу - никакой связи между личными проблемами Джима
и переданными им деньгами обнаружить невозможно. Самое большее, чего мог
добиться Джим, - поднять шум и пополнить ряды людей, считающих его полным
ослом.
По дороге к прицепу Монтейна Никлин вдруг осознал, что все это время
он реагировал на происшедшее скорее как автомат, чем как живое существо.
Он был вежлив и пассивен в степени, чрезмерной даже для Джима Никлина. Но
где-то в глубинах его существа накапливалось и нарастало что-то необычное
и странное, какая-то внутренняя ярость, обещавшая скорый взрыв. Но пока
длилось это благословенное оцепенение, самое разумное - попытаться
устроить свою жизнь.
Обнаружив, что средняя дверь прицепа приоткрыта, Джим поднялся по
ступеням и без стука решительно шагнул внутрь. Монтейн сидел на откидном
стуле у стены с чашкой чая в руке и смотрел переносной телевизор, без
лишних церемоний водруженный на металлическую крышку гроба. Хотя до
ближайшей фототелестанции было никак не больше шести километров,
изображение рябило и дергалось. Помехи создавала, скорее всего, висящая в
воздухе утренняя дымка. Однако качество звука было вполне
удовлетворительным. Монтейн напряженно слушал.
Он молча помахал свободной рукой, приветствуя Джима, и указал на стул
рядом с собой. Понимая, что его уже поставили в тактически невыгодное
положение, Никлин неохотно опустился на указанное место. Его колени почти
касались гроба. Глядя на его серебристую поверхность, Джим поймал себя на
том, что думает о содержимом этого ящика. Он тут же решительно отбросил
эти малоаппетитные мысли и постарался сосредоточиться на новостях, которые
полностью поглотили внимание Монтейна.
- ...подчеркнули, что в данный момент они могут ограничиться лишь
предположениями, поскольку радиосвязь еще не восстановлена, - говорил
диктор, - однако, эти таинственные зеленые линии, по всей видимости,
представляют собой глобальное явление. Сообщения о них поступили из
окрестностей более чем двадцати припортальных городов. Эксперты, обобщив и
экстраполировав полученные данные, полагают, что светящиеся линии тянутся
через весь экватор Орбитсвиля, а расстояние между ними составляет около
900 километров. - Диктор сделал паузу. - Вы напуганы? Я - безусловно, но
хороший испуг бывает лишь на пользу, поверьте. Более полную информацию мы
передадим чуть позже, а пока вернемся в студию к обсуждению экономических
последствий того, что некоторые ученые именуют Большим Скачком. Поскольку
припортальные сообщества теперь отрезаны друг от друга, многие
промышленные центры потеряли доступ к своим рынкам. Если подобная ситуация
сохранится, то последует быстрый рост отрасли, специализирующейся на
строительстве межпортальных космических кораблей.
Вместе с нами эту проблему обсуждает Рик Ренард, который в последние
несколько дней постоянно участвует в наших передачах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31