- Да я и не буду. - Он все еще продолжал держать в руке чашку, и Саша
после короткой паузы взял ее и вскоре вернулся с наполненной почти
наполовину. Петр уселся поудобней и выпил, прислушиваясь к потрескиванию
углей и к звукам доносившимся из-за стола, где старый Ууламетс не то
что-то напевал, не то просто бормотал себе под нос, смешивая очередное
зелье в своих горшках.
Саша некоторое время наблюдал за стариком, стоя неподвижно и сложив
руки на груди, а Петр, глядя на него, мрачно подумал, что если Саша хотя
бы до некоторой степени был сведущ в колдовстве, то наверняка он улавливал
какой-то особый смысл в занятиях старика. Разумеется, что при этом на его
лице не было ни самодовольства, ни самоуверенности.
Петр подобрал под себя одеяло, пододвинул поближе меч, исчерпав таким
образом весь запас удобств, которые можно было получить в теперешней
ситуации, и закрыл глаза. Он пытался хоть немного отдохнуть без
воспоминаний о белом облаке...
Он смог увидеть ее лицо, стоило ему только закрыть глаза. Это было
лицо молодой девушки, очень бледное и безнадежно несчастное. У нее были
красивые длинные волосы, маленький подбородок и огромные глаза, которые
смотрели на него и с тоской, и с гневом...
Он подумал, что во всем происходящем с его стороны не было никакой
ошибки, и ему было трудно даже вообразить, чем он мог так провиниться,
хотя и признался, продолжая рассуждать сам с собой, что, разумеется, грехи
у него были. Это заговорила его внутренняя совесть, которая слегка
освежила его память против всякого на то желания. Он вспомнил не об одной
дюжине шальных проделок, в которых принимал участие в Воджводе. Но его
подсознание мгновенно поправило его, заставляя вспомнить о сущности ее
натуры, и его тут же охватило чувство протеста: он не причинил ей никакого
вреда, а она упорно продолжала преследовать его.
Она едва ли была старше Саши. А ведь он вряд ли согласился бы
представить Сашу той компании, где обычно сам проводил время, или
посвятить Сашу во многие вещи, которые представляли для него личный
интерес. Он не мог отчетливо выразить причины такого отношения, за
исключением, может быть, того, что это привело бы в смущение их обоих. Она
была так молода и так похожа на Сашу, что он воспринимал ее облик не
иначе, как выражение оскорбленной невинности, а поэтому преследование с ее
стороны казалось ему гораздо менее опасным, нежели мстительное недоверие
подлеца или негодяя.
Но он по-прежнему считал, что у нее не было причин преследовать его.
Ведь он не совершил никакого греха, повторяя ошибки собственного отца: тот
не оставил ему иного, положительного примера.
Она парила в воздухе совсем близко от него, словно была влюблена, как
ему порой казалось, что было слишком для молодой девушки, с которой он не
собирался разделять постель.
Он делал отчаянные попытки вырваться из этого ужасного сна, который в
этом смысле становился просто невыносимым для него...
Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение к своей руке и тут же
пришел в себя. Он увидел, что лежит прямо против тлеющего очага, все еще
излучавшего тепло, но несмотря на это принялся яростно вытирать свое лицо
и шею.
Но там он не обнаружил никакой воды. Тогда он сел посреди одеял, в
полутемной комнате, освещаемой мерцающим заревом тлеющих углей, и понял,
что за руку его держал всего-навсего Саша, а холодная вода, стекающая по
его шее, была реальностью лишь в его ощущениях.
- С тобой все хорошо? - прошептал Саша.
Петр перевел дыханье, откинулся на теплые камни и бросил взгляд в
сторону кровати старика. Ему все еще казалось, его окружает ледяная вода.
- Черт бы побрал такую удачу, - прошептал он, глядя на Сашу и пожимая
плечами. Поеживаясь, он обернул старое, но сухое одеяло вокруг своей шеи.
- Мне довелось ухаживать за многими женщинами, но самой преданной из них
оказалась мертвая девица.
Сашины пальцы вновь осторожно сжали его руку.
- Может быть, ты хочешь, чтобы я разбудил старика?
- Нет, нет. Ведь это же был всего лишь сон, и он уже прошел вместе с
этой дрожью.
Саша продолжал сидеть неподвижно. Петр поглубже завернулся в одеяла и
обхватил себя для верности руками. Только через какое-то время он осознал,
что Саша давно уже сидел рядом с ним.
Он был очень рад этому. Уж если ему суждено поверить в русалку,
подумал он, то морально он имел право поверить Саше Мисарову, именно Саше,
подумал он, а не Ууламетсу.
Он подумал и о том, что вряд ли ему сможет помочь его меч, но, тем не
менее, придвинул его поближе к себе, на случай тех немногих ситуаций,
которые он действительно понимал.

11
Саша проснулся с тревожным чувством и услышал как потрескивают
деревянные части дома, услышал слабые звуки, издаваемые спящим Петром,
которого он разглядел в слабых отблесках тлеющих углей, и который явно
испытывал страдания.
Он хотел понять, что именно разбудило его, как неожиданно его сердце
замерло, когда он увидел, как что-то черное скользнуло под стол через всю
комнату. Это могла быть обманом тусклого освещения: именно это и удержало
его, чтобы немедленно разбудить Петра. В следующий момент под этим столом
оказалась пара маленьких поблескивающих глаз, глаз, которые неподвижно
остановились на нем, удерживая на месте, так что он боялся даже вздохнуть.
Саша отметил про себя, что Петр пошевелился, но просыпаться не стал.
Что-то с дребезгом ударило в ставень, наверное ветер.
Но вот черная тень вновь метнулась по полу и укрылась в темноте, так
что Саша остался в недоумении, видел ли он вообще что-нибудь. Он все еще
боялся пошевельнуться.
Затем он услышал треск у второго ставня, который был расположен в
конце дома.
Петр глубоко вздохнул, а Саша положил ладонь ему на плечо и слегка
встряхнул его, но Петр так и не проснулся. Саша же, с одной стороны, был
бы рад разбудить его, а с другой - нет, из-за боязни, что Петр может
выкинуть какую-нибудь глупость, а шум, обязательно возникающий в таких
случаях, может плохо подействовать на то, что находилось под столом, или
на то, что находилось за окном, хотя и не знал доподлинно, каковы были
истинные законы неестественного, окружавшего его. Поэтому он не мог ни на
что решиться, даже тогда, когда услышал, как заскрипели доски на крыльце.
Так он и сидел, как дурак. С одной стороны от него был Петр, по другую в
своей кровати - Ууламетс, и оба беспокойно ворочались во сне.
Неожиданно Ууламетс проснулся и сел в кровати, что немного обрадовало
Сашу, но с другой стороны заставило его сердце перевернуться от страха,
потому что все происходившее было самой настоящей реальностью. Как только
Ууламетс спустил ноги, сашино горло сжалось от попытки предупредить его,
однако то, что находилось под кроватью не причинило ему вреда: вместо
этого оно выбралось оттуда и с помощью лап, похожих на человеческие руки,
забралось на кровать. Ууламетс же встал, сделал несколько шагов босыми
ногами по полу, а затем остановился, оглядываясь и прислушиваясь к полной
тишине в доме.
- Там что-то есть, - прошептал Саша, и Ууламетс резко взглянул в его
сторону. - На крыльце.
Ууламетс подошел к столу и, казалось, еще некоторое время
прислушивался.
- Это плохо, - сказал он наконец. - Это совсем плохо. - Старик взял
мешок и начал наполнять его чем-то сухим и коричневатым на вид. Саша
подумал, что это наверняка был мох. - Дважды за одну ночь. Она становится
слишком настойчивой. Или здесь дело в чем-то еще.
Неожиданно вдоль пола скользнуло существо, оккупировавшее до этого
кровать.
- Что... - начал было Саша и затаил дыхание в тот самый момент, когда
"оно" коснулось ног Ууламетса и начало карабкаться вверх по ножке стола.
В конце концов существо забралось на стол и уселось там, маленькие
черные глазки поблескивали всякий раз когда оно поглядывало на тлеющие
угли. У этого странного существа была гладкая мордочка, черный, похожий на
кошачий, нос, а рот и челюсти имели явно человеческие формы, и все оно
напоминало большой сбитый из пыли черный шар, усеянный в беспорядке
торчащей шерстью, как раз такой, какой может выгрести метла из-под
домашней мебели.
Ууламетс же едва взглянул на него. Сейчас он был занят тем, что
складывал в мешок многочисленные горшочки и старался получше переложить их
мхом. В этот момент ставни вновь затрещали, и существо, сидевшее на столе,
повернулось на едва видимых ногах и зашипело.
Ууламетс тоже взглянул в сторону окна. Отблески тлеющих углей
высвечивали гримасу боли, отражавшуюся на его лице, а, возможно, и страха.
Саша был не вполне уверен в этом. Он поднялся на ноги, тогда как Петр спал
словно мертвый.
А Ууламетс продолжал возиться с мешком.
- Что мы собираемся делать? - спросил Саша.
- Мы, - сказал Ууламетс, - отправляемся искать ее.
- Искать... ее?... Но ведь она вот здесь, снаружи.
Ууламетс лишь бросил на него хмурый взгляд.
- Она не показывается мне, я не могу ее видеть.
Тогда у Саши возникло очень неприятное чувство, которое посещало его
уже не раз, что, несомненно, были еще большие секреты и тайны, чем те,
которые Ууламетс записывал в свою книгу, и все, случившееся в этом месте,
было гораздо серьезнее, чем простой случай с утопленницей. Ууламетс
использует их, как нередко говорил Петр, в качестве наживки для призрака,
и Саша подозревал, что здесь было не только отчаяние убитого горем отца.
Возможно, это мнение было слишком пристрастным, ведь на самом деле, он
просто не знал, до какой степени отчаяния может быть доведен человек, но
по своим собственным представлениям он полагал, что если человек может
самым бессердечным образом третировать своих гостей, получая от них нужную
ему выгоду... такой человек был очень похож на дядю Федора.
- Разбуди его, - сказал старик, обращаясь к Саше.
- Чтобы идти в эту ночную темень? - попытался возразить мальчик.
- Я уже объяснял тебе: независимого от того, день за окном или ночь,
опасность для нас остается все та же.
- Тогда, может быть, нам следует подождать до наступления дня, - не
сдавался Саша, - ведь сейчас, кроме всего, мы можем свалиться в реку.
- Но опасность будет еще больше, если нам придется встретиться с ней
у себя дома, - хрипло проговорил Ууламетс. - Никогда не впускай. Никогда
не впускай ее в этот дом. Делай только то, что я говорю. Разбуди его и
запомни, что у нас нет выбора. Или ты глух и нем к опасности, в которой мы
оказались? Или ты просто дурак?
- А что вы скажете об опасности, подстерегающей Петра?
Старик взял в руки железную сковороду и стукнул ею об стол. Черный
шар немедленно зашипел и подскочил к потолку и там, перепрыгивая с одной
балки на другую, скрылся в темноте. В этот момент на своем месте начал
ворочаться Петр, который так и спал, свалившись у теплых камней и не
выпуская из рук меча.
- Прошу прощенья, - сказал Ууламетс. - Но пришло время вставать, Петр
Ильич. Мы уже готовы.
- Готовы для чего? - спросил Петр, старясь втиснуть слова в паузы
между вдохом и выдохом.
- Она здесь, - сказал Ууламетс, а Саша тут же подумал, что должен
сделать что-то, или хотя бы сказать... Но он все еще не мог понять,
находится ли он сам под действием колдовства, или это щемящее чувство,
которое убеждало его в правоте слов Ууламетса, исходило из его собственных
ощущений. - Мы очень быстро должны идти, - сказал старик, начиная
одеваться. Когда он пересек комнату, отыскивая на кровати свою одежду, на
потолочных балках послышалась какая-то возня, сверху свалилась покрытая
плесенью корзина и, подпрыгивая, покатилась по полу.
Петр взглянул вверх, перекладывая из руки в руку меч, теперь уже
освобожденный от ножен. Саше показалось, что Петр был слегка испуган, хотя
об истинной причине его испуга догадаться было трудно: то ли Петр
находился под действием таких же, как и Саша, ощущений, то ли эта возня
под потолком вывела его из себя.
Ууламетс подтянул штаны под своей широкой рубахой и надел сапоги.
Саша молча стоял, одетый во все, кроме кафтана, а Петр все еще поправлял
волосы, которые лезли ему на глаза.
- Подъем, - свирепо проговорил Ууламетс. - Поднимайся.
- И куда идти? - спросил Петр. Меч с легким щелчком вернулся на свое
место, в ножны. Он поднялся на ноги. Волосы же его продолжали торчать во
все стороны. Он взглянул на Сашу, и в этот момент отблески углей и
падающие тени придали его лицу выражение безнадежности и отчаяния. Он
начал задавать ему вопросы, на которые у того не было ответов.
- Он говорит, - сказал Саша, - что она не должна переступать этот
порог, а мы должны отправиться туда, где по его представлениям она
находится постоянно. В противном случае нас ждет непоправимая беда, и
самое худшее будет, если она войдет в этот дом.
Петр уже второй раз провел рукой по волосам. Но и эта попытка не
принесла лучшего результата. Он выглядел опустошенным и недоумевающим, как
человек, которого только что разбудили, нарушив крепкий сон, или оторвали
от скверных сновидений.
- Это означает, что мы должны отыскать ее дерево, - пробормотал он
себе под нос, покачивая головой. - Батюшки мои, конечно. Это чудесный
план: прямо в полночь мы отправимся на поиски призрака и его дерева.
Неожиданно он посмотрел в сторону двери. Взгляд его был все таким же
опустошенным, но рука еще крепче вцепилась в меч.
- Петр? - негромко окликнул его встревоженный Саша, подошел и встал
рядом с ним.
- Она здесь, совсем рядом. Может быть, даже за этой дверью... Она
говорит... - Петр неожиданно затряс головой и взглянул на Ууламетса.
- B что же она говорит? - спросил тот.
- Не доверять тебе, - резко отрезал Петр, и Саша весь напрягся,
ожидая, что старик разразится гневом. Но Ууламетс лишь коротко заметил:
- А вместо меня поверить только ей? Я бы на твоем месте отказался. -
Старик снял с колышка свой кафтан и накинул его на плечи. - Это может быть
весьма пагубным для тебя, а в конечном счете, и для всех нас. - Он начал
просовывать веревку от щеколды в отверстие на двери, с тихим бормотаньем,
напоминающим пение, как он обычно делал, а затем сказал, обращаясь к Саше:
- Принеси мой мешок, малый. И постарайся быть с ним поосторожней.
У Саши мелькнула было мысль отказаться от этого поручения и занять во
всем происходящем сторону Петра, но либо смелость, либо глупость удержали
его от этого - он так и не понял, что именно было здесь главным. Он
подхватил мешок, который старик весь вечер чем-то набивал, а тот взял в
руки свой посох и поднял щеколду.
На дворе было безветренно. И вокруг дома не было ничего угрожающего.
- Пошли, - сказал Ууламетс, и они, подхватив с колышков свои кафтаны,
последовали за ним.
Не было и в помине ни призрака, ни ветра, ни дыхания опасности,
словом ничего, до тех пор, пока дворовик не прошмыгнул между ногами у
Петра, которому пришлось буквально задушить внутри себя громкий крик,
готовый вырваться в ночную тишину.
- Что это? - воскликнул он, переводя дыханье и сжимая рукой рукоятку
меча, когда вырвавшееся на свободу существо исчезло где-то за изгородью.
- Ничего, - сказал Ууламетс, показывая жестом, чтобы Петр закрывал
дверь, а сам уже начал спускаться вниз по настилу. Когда он спустился к
самому его основанию, то спросил: - Ты видишь что-нибудь? Или, может быть,
ты что-нибудь чувствуешь?
Петр завязал поверх кафтана пояс с прикрепленным к нему мечом и
показал рукой на стоящий прямо перед ними лес.
- Думаю, что нам в эту сторону, - сказал он. И, хотя его зубы
постукивали, он уверенно двинулся через двор впереди всех, толкнул рукой
ворота, не переставая бормотать себе под нос: видимо выражая недовольство
холодом, темнотой и окружающими его дураками. Он повел их прямо в сторону
реки.
Саша осторожно поворачивал голову в разные стороны, чтобы
воспользоваться боковым зрением и оглядеть окружавший их лес, но нигде не
увидел никаких призраков. Он догнал Петра почти у самого причала, едва ли
не бегом спустившись по склону к реке, и, ухватив того за руку, зашептал:
- Она, на самом деле, сказала это? Насчет старика? А, Петр? Ты сейчас
видишь ее?
- Старик захотел прогуляться, - сказал вполголоса Петр, - вот все,
что мы имеем. Он старался быть как можно спокойней, чтобы не дрожать, хотя
эта ночь из всех, проведенных ими в лесу, была самой теплой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56