А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Затем, собрав, я перенес сюда
больше двухсот моллюсков - запас, достаточный на несколько дней, если даже
не найдется никакой другой пищи. Дабы защитить свой "аквариум" от палящих
лучей солнца, я накрыл яму листьями кокосовых пальм.
Внимание мое привлек не очень высокий холм, возвышавшийся неподалеку
от берега. "А что, если взобраться на его вершину и осмотреть окрестности?
Вдруг сверху удастся обнаружить спасшихся матросов, а возможно, и признаки
человеческого жилья?" При всех обстоятельствах лучше заранее знать, с
какой стороны может угрожать тебе опасность или прийти помощь.
Путь наверх оказался менее тяжелым, чем я предполагал, и после
получаса подъема мне удалось достичь вершины. Сгорая от, нетерпения,
осматривался я по сторонам. Великолепная красочная панорама открывалась
подо мной.
И вдруг - о ужас! - со всех сторон меня окружал океан. Я был на
острове. На западе и севере суша почти сливалась с морем и небом в
мглистой дали, но, несмотря на расстояние в несколько миль, и там ясно
просматривалась темно-голубая гладь воды. Вода окружала меня безжалостно,
как узника тюремная решетка. Итак, я в безвыходном положении. Нет лодки,
нет инструментов для ее постройки, а эти края, насколько мне было
известно, вообще никогда не посещались ни одним европейским кораблем.
Значит, остров - кто знает, не роковой ли для меня, - мог оказаться местом
моего заточения на долгие годы.
Тут впервые после крушения пиратского корабля я вспомнил о Робинзоне
Крузо, и меня поразила схожесть моих злоключений с его судьбой. Я, как и
он, потерпел кораблекрушение и тоже выброшен на необитаемый остров.
"Прожил двадцать восемь лет на необитаемом острове", - вспомнились мне
слова из названия его книги. Неужели и меня ждет такая же судьба?
- Нет! Конечно же, нет! - воскликнул я, воспрянув духом, когда
внимательнее осмотрелся по сторонам.
В прозрачном воздухе море просматривалось далеко вперед. Остров, на
котором я находился, не был одиноким в бескрайнем водном просторе. С
севера на горизонте отчетливо вырисовывались над морем контуры другого
острова, значительно большего, чем мой. С противоположной стороны, на юге,
не далее, вероятно, чем в семи-восьми милях, тоже виднелась обширная и
совершенно плоская земля.
Это мог быть материк или какой-нибудь большой остров. Близость этой
земли придала мне бодрости.
Продолжая внимательно осматриваться, я отметил, что высокоствольный
темно-зеленый лес, там и тут перемежавшийся бесплодно-рыжими пролысинами
степи, рос лишь в центре острова. Остальная его часть была покрыта
кустарниковыми зарослями. Климат на острове был, судя по всему, сухим. Это
подтверждалось и отсутствием рек, и обилием колючего кустарника и разного
рода агав и кактусов. Ручей, найденный мной накануне неподалеку от моего
ночлега, вытекал из леса посреди острова и был единственным источником
пресной воды, какой я сумел заметить с холма. Море у извилистых,
изрезанных берегов местами вклинивалось в глубь острова, образуя лагуны и
бухты, радующие глаз, особенно там, где вверх взметались веера кокосовых
пальм. И если бы не сознание моего печального положения, вполне можно было
бы наслаждаться, обозревая великолепный пейзаж. Как ни напрягал я зрение и
как внимательно ни осматривал все ближайшие уголки острова, следов
присутствия индейцев я не обнаружил. Это меня порадовало.
Холм, на котором я стоял, находился в восточной части острова. С его
вершины на севере отчетливо видны были песчаные дюны, где накануне я
обнаружил остатки спасательной шлюпки.
Окрестностей с противоположной, южной, стороны я еще не обозревал и
обратил теперь туда свой взор в надежде найти там хоть какие-то следы
своих товарищей по несчастью.
Зрение у меня острое, тренированное, но, тщательно осматривая пядь за
пядью пустынную однообразную чащу, я довольно долго не мог обнаружить
ничего примечательного.
Но вдруг что-то привлекло мое внимание. Я до боли в глазах напряг
зрение. Далеко на юге, на прибрежном песке, что-то лежало. Не то ствол
дерева, не то обломок корабля, во всяком случае, предмет странный, явно
инородный, диссонирующий с фоном окружающего пейзажа. "Может быть, это
человек?" Всмотревшись внимательнее, я заметил вокруг странного предмета
какое-то движение: темные прыгающие точки. Минуту спустя у меня не
оставалось сомнений - это черные огромные птицы собирались вокруг падали.
"Грифы", - мелькнула мысль. А если это так, то не подбираются ли они к
умирающему зверю, а то и человеку? Я сорвался с места и помчался вниз с
быстротой оленя. Пробравшись сквозь заросли к морю, я побежал вдоль
берега. И вот уже ясно видно: это действительно грифы, а спустя минуту я
увидел и лежавшего без движения человека, вокруг которого полукругом
расселись хищные птицы. Сердце у меня колотилось словно молот, готовое
выпрыгнуть из груди, но я не замедлял бега: по одежде было видно, что это
матрос с нашего корабля.
Он лежал навзничь и был мертв. Я определил это еще издали. Но, увидев
его лицо, я едва сдержал крик ужаса. Это был наш капитан. Глаза у него
страшно вылезли из орбит, словно не умещались в глазницах. И хотя в них
отражались все муки предсмертной агонии, зрачки еще и теперь, даже
мертвые, впились в меня с леденящей душу мстительностью, почти как в ту
минуту, когда этот злодей собирался меня убить. Я попытался прикрыть ему
веки; они отвердели и не поддались. В левой руке капитан судорожно сжимал
пистолет, но пальцы так одеревенели, что мне пришлось приложить немало
усилий, прежде чем удалось вырвать из них оружие. Радость, охватившая меня
в первое мгновение при виде пистолета, длилась недолго. Ствол был
наполовину забит мокрым песком, а порох подмочен морской водой. Прекрасное
оружие, но совершенно теперь бесполезное, поскольку у меня не было ни
крупинки пригодного пороха.
- Вот, Ян, и сбылась твоя мечта! - пробормотал я с горькой иронией. -
Оружие есть, но без пороха!
Я был настолько раздосадован, что хотел было зашвырнуть пистолет в
кусты, но все-таки сдержался и спрятал его, поскольку привык с уважением
относиться к любому, даже непригодному, оружию. Я внимательно осмотрел
труп. На голове зияла рана, которая, по всей вероятности, и явилась
причиной смерти. Рана образовалась от удара о какой-то твердый предмет -
череп в этом месте треснул.
- Вот тебе и на! - воскликнул я, осматриваясь. - Обо что же он мог
так сильно удариться?
В этом месте берег устилал мягкий песок, поблизости не было ни одной
скалы, и лишь кое-где валялись небольшие камни.
"Неужели он раскроил себе башку об один из этих камней?" - одолевали
меня сомнения. Вокруг трупа я заметил много неясных следов, похожих на
человеческие. Во всяком случае, мне показалось, что это следы людей, хотя
уверенности не было - на песке следы едва угадывались. Возможно, перед
смертью капитан метался, прежде чем упасть бездыханным.
"Странно все это! - подумал я. - Загадочная рана на голове, пистолет,
зажатый в левой руке. Странно!"
Пока я осматривал труп, грифы, отлетевшие при моем приближении на
какой-нибудь десяток метров, терпеливо ждали моего ухода, чтобы приняться
за свою добычу. Я не мог, понятно, питать особой симпатии к капитану, но
мне показалось кощунством позволить омерзительным хищникам кормиться
человечиной. Я оттащил труп к зарослям и руками закопал в песок. В голову
мне пришла мысль снять с трупа одежду, которая наверняка пригодилась бы на
этом безлюдном острове, но я не мог преодолеть отвращения и закопал труп
вместе с одеждой. С пистолетом за поясом направился я к своему дереву,
прихватив по дороге доски от разбитой шлюпки. Снова утолил голод
моллюсками, напился воды из ручья, а когда предзакатное солнце коснулось
своим краем морской глади, влез на дерево. В качестве ложа я использовал
доску, положенную на две горизонтальные ветви.
Едва наступила темнота и на небо выплыла луна, джунгли снова
наполнились тысячами неведомых звуков. Спал я в эту ночь почти спокойно,
то ли оттого, что на доске было удобнее, то ли просто уже стал привыкать к
лишениям. Один только раз меня пробудило кошмарное видение: мертвый
капитан. Я проснулся весь в поту и, только протерев глаза и окончательно
очнувшись, кое-как успокоился.
В эту ночь меня не будило подозрительное рычание под деревом, а когда
утром я осмотрел ствол и близлежащие кусты, то не обнаружил никаких следов
появления хищников.
Завтрак я съел такой же, как накануне, и оказалось, что этим исчерпал
все собранные запасы пищи. Я съел последних живых моллюсков из своего
"аквариума" - остальные подохли и протухли - и расколол два оставшихся на
земле кокосовых ореха.
Высоко на пальмах висело много плодов, но я не представлял себе, как
добраться до них по голым стволам.
Вскоре после рассвета, пользуясь утренней прохладой, я снова
отправился на южную часть острова с целью разведки. Вооруженный ножом и
увесистой дубиной, вырезанной из твердого дерева, я двигался вдоль берега
моря.
С пищей дело обстояло скверно - ни моллюсков, ни каких-либо других
даров моря в песке я не находил. Видимо, все, что шторм выбросил на берег,
исчезло в желудках птиц и лесных зверей. Утрата этого источника питания
привела меня не в слишком веселое расположение духа.
Проходя мимо места, где я захоронил останки капитана, я вспомнил о
странной ране на его голове.
"Черт, какая-то непонятная история!"
Я снова внимательно осмотрел все вокруг.
Слабые следы, замеченные мной накануне, совсем исчезли на сыпучем
песке. Я не отыскал ничего, что могло бы приоткрыть хоть краешек тайны и
пролить свет на загадочную смерть капитана. Махнув на все это рукой, я
направился дальше. Мои надежды отыскать в этих местах какие-нибудь следы
матросов с нашего корабля не оправдались. Все, вероятно, погибли в море, а
своенравные волны сюда их не вынесли. Примерно через час ходьбы далеко
впереди я снова увидел скопища грифов. Описывая в воздухе круги, они то
садились на прибрежный песок, то взмывали вверх. Подойдя ближе, я увидел,
что птиц привлекла огромная мертвая черепаха. Грифы выклевывали из-под ее
панциря куски мяса. При моем появлении они, как и прежде, не выказали
особого страха. Окружив черепаху тесным кольцом, они позволили мне
приблизиться на расстояние в несколько шагов и только тогда стали нехотя
взлетать.
Изо всех сил я швырнул в их гущу свою палку и попал. Оглушенная птица
по смогла подняться вслед за другими. Мгновенно подскочив к ней, я схватил
ее за крыло и скрутил ей голову. Вся стая с шумом улетела.
Убитая птица, величиной с нашего гуся, в пищу оказалась совершенно
непригодной. От нее отвратительно весло запахом падали, и невозможно было
проглотить ни куска ее мяса.
Я осмотрел останки черепахи.
Овальный ее панцирь в длину составлял три фута, а в ширину был чуть
поуже. Грифы, как я знал, никогда не нападают на живых зверей.
Следовательно, сам собой возникал вопрос: отчего черепаха погибла и кто ее
умертвил?
Не требовалось особой проницательности, чтобы установить истину. На
песке, в этом месте плотном и слежавшемся, виднелись округлые вмятины -
следы кошачьеобразных лап громадного хищника. Это он убил черепаху и,
вероятнее всего, наносил удары сбоку, между верхней и нижней пластинами
панциря, потом когтями вырывал куски мяса, а недоеденное оставил грифам.
Чья же это работа? Пума или грозный ягуар? Уж не тот ли хищник, что в
первую ночь тревожил мой сон на дереве?
Следы не казались свежими. Скорее всего вчерашние. Взирая с горечью
на жалкое свое оружие - нож и деревянную палку, я тешил себя надеждой, что
хищник находится сейчас за много-много миль от меня, быть может, даже
где-нибудь на противоположном конце острова. Неподалеку от места, где
лежали останки черепахи, росло с десяток кокосовых пальм. Я нашел под ними
три ореха. Поскольку поблизости не оказалось подходящих камней, которыми
можно было бы расколоть скорлупу, я связал плоды между собой оплетавшими
их волокнами и, перекинув добычу через плечо, отправился в обратный путь.
На этот раз я шел по зарослям вдоль побережья. Рокот океана доносился
до меня лишь легким шумом. Всюду здесь густо росли кактусы. Местами с
трудом удавалось пробраться сквозь колючий кустарник, переплетенный
лианами. Поражали богатство и разнообразие пернатого мира. Кроме попугаев,
в зарослях порхало множество других птиц, и часто настолько необычных,
что, впервые их видя, я не мог надивиться. Одни, например, крупнее нашего
голубя, обладали громадными клювами длиной в три четверти их собственного
тела'. Когда они перелетали с места на место, могло показаться, что летают
одни клювы. Вид этих диковинных существ, неведомых в наших родных краях,
лишний раз доказывал, насколько чужд мне был здешний мир.
[' Речь идет, вероятно, о туканах - типичных обитателях Южной и
Центральной Америки (здесь и далее прим. пер.).]
И при всем этом я ни на минуту не отрывался от реальности.
"Да, - думалось мне, - сколько пищи летает здесь по воздуху! Будь у
меня хоть плохонькое ружье, недурное блюдо можно бы заполучить..."
В одном месте я вспугнул в зарослях крупную черную птицу из семейства
куриных, которая, не поднимаясь в воздух, резво убегала от меня по земле.
Я метнул вслед ей палку, но промахнулся. Да, без ружья я был здесь
бессилен, как младенец, несмотря на все богатство природы.
Пробираясь дальше сквозь чащу, я добрался до подножия холма, с
вершины которого накануне осматривал остров, и вышел на небольшую песчаную
поляну, лишь кое-где поросшую редкими пучками травы. Выбираясь из
последних кустов, я заметил на поляне какое-то движение и панику: ящерицы,
и притом очень крупные! Они, видимо, грелись на солнце, а теперь,
напуганные моим появлением, бросились врассыпную. Одна из них, довольно
большая, длиной, пожалуй, с мою руку, приостановилась шагах в двадцати от
меня и, застыв, крохотными глазами следила за неведомым ей врагом. Я
осторожно поднял свою палку и метнул ее в пресмыкающееся. Палка стрелой
просвистела в воздухе, но ящерица оказалась еще быстрей. Прежде чем
тяжелый снаряд достиг цели, она скрылась, юркнув в нору.
Здесь, на поляне, обитала целая колония этих рептилий! Тут и там в
земле темнели входы в их норы, очень похожие на кроличьи, разве чуть
поменьше. Мне сразу же вспомнилось, что у индейцев Северной Америки
ящерицы считались изысканным деликатесом. Не отведать ли и мне по их
примеру мяса ящерицы? Стоя на поляне, я ломал голову, как добыть
соблазнительную дичь. Попробовать выкопать? Но чем? Не исключено, что норы
очень глубокие. И тогда я перенесся памятью в далекие годы своего детства,
когда вместе со сверстниками охотился в нашей вирджинской долине на разную
мелкую дичь. Из бечевки мы вязали тогда хитроумные силки и укладывали их
на звериные тропы или у входов в норы.
- О давние милые времена! - воскликнул я, исполненный горести, когда
перед мысленным взором моим промелькнули картины далекого прошлого.
Эти воспоминания заставили меня еще острее ощутить всю бедственность
нынешнего моего положения и одиночества. Я срезал несколько длинных тонких
лиан, гибких, как шпагат, смастерил из них, как в детстве, силки и
разложил у нор. Во время этих приготовлений прошел проливной дождь, хотя
через минуту снова засияло солнце. Расположившись неподалеку, я
прокараулил целый час; к сожалению, ни одна ящерица так и не высунула
носа. Солнце клонилось к западу, и, потеряв на сегодня всякую надежду
что-либо раздобыть, я решил вернуться сюда завтра.
Еле волоча ноги, побрел я к своему дереву. Самочувствие мое заметно
ухудшилось. Порой кружилась голова, докучала нарастающая боль в висках,
появился озноб. С ужасающей быстротой, буквально с каждой минутой, я терял
силы. Ко всем испытаниям последних дней добавилась какая-то болезнь.
Я едва смог вскарабкаться на дерево и привязаться лианами. К
принесенным орехам я так и не притронулся. К горлу подступала тошнота.

ЗАКОН ЖИЗНИ
Это была ужасная ночь. Я почти не спал. Меня мучили страшные кошмары
и видения. Мне казалось, будто я лечу в пропасть, и я наверняка свалился
бы с дерева, не привяжись я лианами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72