— спросил отец.
— Абсолютно, — заверил его Мэт, нахмурил брови и незаметно кивнул в сторону стражников, застывших около закрытой двери. — Только давайте я сначала провожу вас в ваши комнаты, ладно?
— Комнаты — рядом с детской, лорд Маг, — сообщил один из стражников.
Родители вопросительно смотрели на Мэта. Мэт сказал только:
— Благодарю, сержант.
Детская, как, впрочем, и остальные спальни, располагалась сразу за залом.
Мэт открыл левую дверь.
— Откуда ты знаешь, что нам сюда? — требовательно спросила Химена.
— Потому что дверь спальни Алисанды — справа, — объяснил Мэт.
— Спальня Алисанды? — прищурилась мать. — Вы что, спите врозь?
Мэт лучезарно улыбнулся.
— Чаще вместе, мама, но моя спальня — рядом. Так удобнее переодеваться.
Химена, чуть помедлив, улыбнулась.
Мэт распахнул дверь и с поклоном пригласил родителей войти.
— Добро пожаловать в ваш новый дом.
— Дом?! — входя воскликнула Химена. — О, конечно, мы не можем тут задержаться надолго... О!
Посреди комнаты возвышалась гора коробок.
— Как я посмотрю, наш камердинер, по обыкновению, на высоте, — улыбнулся Мэт.
Вошел Рамон, огляделся по сторонам. Стены комнаты были забраны панелями из золотистого дерева. Широкие окна выходили во внутренний двор замка. По обе стороны окна висели тяжелые шторы. Противоположную стену украшал ковер с изображением девушки и менестреля.
— Но тут слишком роскошно! — запротестовала Химена.
— В таком случае будем считать, что вы наконец обрели то, чего заслуживаете, — возразил Мэт.
— А где мы будем спать?
Мэт указал:
— Дверь в западной стене.
Родители заглянули за дверь и обернулись:
— Кровать с балдахином?!
— И пухлые перины, — добавил Мэт. — Увы, тут нет пружинных матрасов и электричества тоже нет. Что же касается проточной воды, то она будет стекать из кувшина в таз, если опрокинуть кувшин, а что касается туалета, то это здесь стул с отверстием, под которым стоит ночной горшок. Но его кто-то будет ежедневно выносить. Не так замечательно, как там, где я вырос, но что поделать — средние века как-никак.
— Даже по средневековым стандартам — это роскошь, — заверил сына Рамон, после чего повернулся и добавил:
— А теперь садись.
— Вот-вот, садись, — кивнула Химена и подала мужчинам пример, опустившись на один из стульев в форме песочных часов, и притом настолько грациозно, словно всю жизнь только и делала, что сидела на средневековых стульях.
Мэт сел, чувствуя себя провинившимся ребенком. Отец, нахмурившись, уселся рядом с матерью.
— Рассказывай, — потребовал он, — но так, чтобы в твоем рассказе был смысл.
— Это у меня вряд ли получится, — возразил Мэт. — Но тут все самое настоящее, и я объясню это так, как сам понимаю.
— В таком случае начни с того, как мы сюда попали, — распорядился Рамон, откинувшись на спинку стула.
— Все дело в магии, — ответил Мэт и поднял руку, готовясь к возражениям. — Нет, правда! Я не дурачусь! Все дело в магии, только я и сам это далеко не сразу понял когда впервые попал сюда.
И он принялся подробно рассказывать о том, как впервые угодил в Меровенс: как нашел в университетской библиотеке между страницами книги пергамент, как изучал, его до тех пор, пока непонятные слова не начали обретать смысл, как затем оказался на улице Бордестанга.
Он рассказал родителям о своих неудачах вначале, о том как постепенно он понял, что здесь на самом деле действует магия, но совершенно не работают физика и химия. Отец прервал его рассказ.
— Ну что ж... мне, к примеру, квантовая механика всегда казалась чудом из чудес.
Мэт продолжил. Чуть погодя мать Мэта воскликнула:
— Этот нахал отобрал у нее престол?
— И убил ее отца, — добавил Мэт и посмотрел на своего отца, как бы извиняясь перед ним. — Теперь ты понимаешь, почему она так крепко обняла тебя, когда ты назвал ее дочкой.
— Понятно. — Рамон кивнул и добавил: — Пусть обнимает меня, когда захочет.
Химена тоже согласно кивнула, но проворчала:
— Надеюсь, тебя она будет обнимать чаще, Матео.
— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Мэт и вкратце поведал родителям о войне со злобным колдуном Малинго за возвращение Алисанде короны и престола.
Pассказал о действующих лицах тех событий — драконе Стегомане, Черном Рыцаре сэре Ги, гиганте Кольмейне, патере Брюнеле — священнике-оборотне, о бывшей ведьме Саессе. Закончив рассказ, он заметил, что за окном уже смеркалось — ему-то показалось, что он говорил полчаса, не больше.
— Погоди, дай-ка уточню, — сказала Химена. — Ты отвоевал для нее престол?
— Ну, не я один, — возразил Мэт. — Но, похоже, я явился краеугольным камнем успеха.
— Значит, ты ее главный чародей? — спросил Рамон и нахмурился.
— Да. Это и есть та правительственная работа, про которую я вам толковал.
— Лорд Маг! А дворянином ты когда стал?
— Когда так решила Алисанда — кстати, это произошло до того, как мы поженились. Года за три до этого.
Химена удивленно подняла брови;
— Значит, она таки поморочила тебе голову. Ну и умница!
— Знаешь, тогда мне так не казалось, — проворчал Мэт.
Мать усмехнулась:
— Тем лучше для нее. — Неожиданно она вновь стала серьезной. — Просто не знаю, Матео, так трудно в это поверить.
— Ты сейчас говоришь по-испански? — негромко спросил Мэт.
— Нет, я говорю по-английски, но... — Химена вдруг замерла и широко раскрыла глаза:
— Нет, не по-английски.
— Ты сможешь что-нибудь произнести по-испански, если очень постараешься, сказал Мэт. — И по-английски, и по-французски, но это у тебя получится с большим трудом.
— Но на каком же языке мы разговариваем? — спросила Химена.
— На том, на котором написан пергамент, — ответил Мэт. — Это язык Меровенса. Когда вы прочли несколько раз стихотворение, продиктованное мной, слова для вас начали обретать смысл, ваше сознание настроилось на этот мир, и это помогло вам перенестись сюда, но как только вы сюда попали, вы и думать начали на меровенсском языке.
— Помогло? Кому помогло? — Рамон подозрительно Прищурился. — И кто же занялся нашим переносом?
— Я совершенно уверен в том, что это делает святой Монкер, — сказал отцу Мэт. — Вероятно, в свое время он решил, что для того, чтобы Алисанда, законная наследница, вновь обрела престол, ей не хватает меня, а поскольку Меровенс оставался единственной страной в Европе, не попавшей под власть Зла, Святому определенно стоило вмешаться.
— Власть Зла? — Мать смотрела на Мэта во все глаза. Она даже наклонилась вперед.
— Белая магия действует, черпая силу у Бога, — пояснил Мэт. — Черная же магия черпает силу у Сатаны Чудеса и той, и другой магии осуществляются путем чтения стихов, а еще лучше — пения. Возникает модуляция магических сил. Магические элементы укладываются в определенном порядке, и совершаются чудеса.
— Значит, только Добро и Зло? — уточнил отец.
— Понимаю, современному человеку трудно это принять — Савл так до сих пор и не желает с этим соглашаться. Он пытается разработать некие обезличенные законы магии. Этого же добивается король Латрурии — государства, занимающего территорию нашей Италии...
— Значит, Меровенс теперь не единственное государство, отвернувшееся от Зла? — спросила Химена.
— Мы отвоевали Ибирию и Латрурию, — пояснил Мэт. — Латрурия изо всех сил старается сохранять нейтралитет, король Бонкорро изгнал колдуна, который раньше там всем заправлял. Но мы все равно за него волнуемся.
— Да. Согласно средневековому богословию, компромисс между Добром и Злом невозможен, — сказал Рамон-профессор. — «Экивоки» — так это называл Шекспир. Его пьяный привратник ясно сказал, что нельзя одновременно угодить и Богу, и Дьяволу — в конце концов попадешь в лапы к Дьяволу.
— Что и произошло с Макбетом, — кивнул Мэт. — вот Савл никак не смирится с этим. Всякий раз, совершив доброе дело, он совершает технический грех, дабы уравнять силы.
— Технический грех? Как это понимать? — иахмурилась Химена.
— Ну, например, он наедается мяса в пятницу — здесь церковь это так же запрещает. Но все дело в том, что он не отдает этому занятию своего сердца и, как правило, добра творит больше.
Химена улыбнулась:
— Ты нам так много рассказывал о своем друге.
— О таком студенте мечтал бы каждый профессор! — с горячностью воскликнул Рамон. — Итак, он пытается разработать законы магии, подобные физическим законам?
Мэт кивнул:
— И добился значительных успехов. Вот только никак не может найти в литературе произведения, которое носило бы нейтральный характер, — похоже, каждое литературное произведение несет в себе определенный заряд: либо моральный, либо аморальный, даже если это бульварный роман или поздравительная открытка.
— Так вот почему я почувствовал себя так странно, пытаясь процитировать Вийона! — понимающе кивнул Рамон. У Мэта замерло сердце.
— Правда? А попробуй еще разок.
— «Ou sont les neiges d'anta?»* , — прочел Рамон и нахмурился. — Ну точно, у меня такое ощущение, будто вокруг меня возникает какое-то напряжение.
— Словно начинает работать какая-то сила?
Рамон уставился в одну точку.
— Да, пожалуй, можно сказать и так. Похоже на то, как я всегда представлял себе ощущение динамо-машины, вырабатывающей электричество, — если бы, конечно, она могла что-то чувствовать.
Это сравнение много говорило об отце Мэта — не всякий человек попытался бы представить себе чувства электрического генератора.
— А ну-ка дайте-ка я тоже попробую, — вмешалась Химена и тоже уставилась в одну точку.
Глаза Химены блуждали. Сначала ее лицо утратило всякое выражение, но затем зажглось, отражая красоту стихотворения, которое она читала. Читала мать на древне-испанском, и Мэт понимал далеко не все, но два слова уловил: «роза» и «красная». И что-то еще насчет воды.
Над столиком, рядом с которым сидели Мэт и его мать, сгустился и замерцал воздух... и вот там откуда ни возьмись появилась роза, на бархатистых лепестках которой искрились капельки росы.
Рамон и Мэт шумно сглотнули — у обоих от изумления пересохло в горле.
Химена прошептала:
— О Боже! Это что, сделала я?
— Да, это ты сделала, querida, — торжественно проговорил Рамон и обернулся к Мэту:
— Выходит, все, о чем ты нам толковал, правда.
— Неужели ты мне не верил?
— Сердце мое стремилось к тому, чтобы поверить тебе. — Отец, как и сын, был мастер избегать острых вопросов.
Мэт насупился.
— Похоже, ты и не удивлен вовсе, что у мамы такой талант.
— А что мне удивляться? Я знал и чувствовал ее волшебство каждый день нашей совместной жизни — целых тридцать лет. — Рамон повернулся к Химене и нежно сжал ее руку. — С тех пор как я увидел ее, я живу под действием ее чар. Они помогали мне и поддерживали меня все эти годы.
Химена покраснела и опустила глаза. Не выпуская ее руки, отец обернулся к сыну:
— А как ты думаешь, у меня тоже получится?
— Думаю, должно получиться, — медленно проговорил Мэт. — Это вполне резонно: если я обладаю магическим даром, очень может быть, что я его унаследовал от вас обоих. — Он не стал, правда, утверждать, что двойная наследственность должна была сделать его более могущественным магом, чем каждый из родителей по отдельности. — И потом, ты чувствуешь, как концентрируются магические силы, когда читаешь стихи, значит, дар у тебя определенно есть. Прочти какое-нибудь стихотворение, папа, — только не очень длинное, ладно?
Рамон задумался и прочел:
Еда вечерняя, любимый суп морской!
Когда сияешь ты, зеленый и густой,
Кто не вздохнет, кто не поймет тебя тогда,
Еда вечерняя, блаженная еда!
Воздух замерцал, заклубился, и на столике рядом с розой появилась супница.
Из-под ее крышки распространялся ароматный пар.
Все трое, опешив, уставились на супницу.
Первой пришла в себя Химена.
— Она горячая. Надо что-то подложить под нее, а то полировка испортится. Ну-ка, Рамон, подними супницу!
Рамон взял супницу за ручки и приподнял. Мэт, оглядевшись, увидел комод.
Выдвинув ящик, он достал оттуда перчатку и принес матери. Она положила перчатку на стол, и отец опустил на нее супницу.
— Рамон, — подняла брови Химена. — А дома ты сказал, что не хочешь ужинать — нет аппетита.
— Не было, — усмехнулся Рамон. — Но вот здесь, на новом месте, откуда-то появился. — Он приподнял крышку супницы, зачерпнул половником немного супа, старательно принюхался и осторожно попробовал. — Все правильно! Черепаховый суп! Надо же, здешнее волшебство разобралось даже в том, откуда был стишок!
— Наверное, ты не забывал об этом, когда цитировал, — предположил Мэт. — Мама, а ты вроде бы мне говорила, что в нашем доме готовишь по-прежнему ты.
— Ну, понимаешь... в этом году по вторникам и четвергам я занималась допоздна, — вздохнула Химена. — Теперь я, видимо, так и не закончу свою докторскую.
— Тут она тебе не понадобится, — заверил ее Мэт. — Лучше я организую для вас несколько уроков практической магии.
— Вот как? Теперь ты будешь учить своих родителей, да? — с улыбкой спросила Химена, но нотка обиды в ее голосе все же прозвучала.
Мэт покачал головой:
— Я творю чудеса, но не слишком хорошо разбираюсь в том, как и почему. Ну то есть какие-то основные правила я уяснил, но не более того. А все, что более того, я оставляю Савлу и брату Игнатию.
— Кто такой брат Игнатий? — поинтересовался Рамон.
— Маг-ученый, — ответил Мэт. — Савл познакомился с ним, когда разыскивал меня в этом мире. Так уж вышло, что заодно он сверг и злую колдунью, захватившую власть в Аллюстрии. Сам-то наш добрый брат Игнатий не слишком часто творит чудеса. Благодаря ему мы впервые задумались о том, что для произнесения заклинаний требуется талант. Я попрошу, чтобы он провел с вами вводный курс занятий.
Тут за окном послышался грохот — словно из пушки выстрелили, пол комнаты и стены содрогнулись. Мать покачнулась и ухватила супницу за ручки, чтобы та не соскользнула на пол. Правда, зеленоватый суп все же пролился на стол.
— Что это было? — прошептала Химена.
— Полагаю, вводный курс уже начался, — ухмыльнулся Рамон. — Может, объяснишь, сынок?
Глава 9
Они поднимались по винтовой лестнице внутри западной башни. Каменные стены замка сотрясались.
— А это безопасно? — спросил отец Мэта, бросив встревоженный взгляд на шагавшую рядом с ними Химену.
— Безопасно, если только на сей раз враги не явились с чем-нибудь новеньким, — ответил Мэт. — Но если мы не поспешим, Савл прогонит их еще до нашего прихода.
— А что за враги? — поинтересовалась Химена.
— Джинны, — буркнул Мэт.
Мать с отцом переглянулись и прибавили шагу. Мэт чувствовал гордость за родителей: впереди их ждала опасность, а они спешили ей навстречу, боясь, что упустят возможность увидеть ее.
— А откуда ты знаешь, что это джинны? — спросила Химена.
— Я их хорошо помню по сказкам, которые ты мне читала перед сном, — улыбнулся Мэт.
Мать с отцом снова переглянулись, только на этот раз удивление их было совсем другого рода.
Они вышли на крепостную стену, и по их барабанным перепонкам ударил дикий рев. К громоподобному хохоту джиннов примешивались звуки ударов громадных камней, которыми гиганты обстреливали стены замка. Химена и Рамон замерли, глядя на духов, которые, весело хохоча, швыряли огромные камни так, как бейсболисты швыряют мячики.
— Это действительно джинны, — протянула мать Мэта. А отец только таращил глаза. Наконец он глубоко вздохнул и слегка дрожащим голосом произнес:
— Знаешь, Мэтью, я не то чтобы в тебе сомневался, но все же мне очень не верилось во все это — суп там или еще что-то в этом духе.
— Теперь ты мне веришь?
— Да. Теперь, похоже, тебе верит даже мой желудок.
— Госпожа Мэнтрел! — К Химене спешила Алисанда. — Вам не следует здесь находиться — в особенности без доспехов. Вас могут поранить!
Но мать Мэта гораздо больше интересовалась джиннами. Она ткнула пальцем в их сторону и прокричала:
— Они мавританские!
— Да? — Мэт изумленно воззрился на гигантских гуманоидов, гадая, каким образом мать сделала тот же самый вывод, что и он. — Как ты догадалась?
— Посмотри, из какой ткани их тюрбаны и одежда! Ткань мавританская, не арабская!
Что тут скажешь? На взгляд Мэта, особой разницы не было, но ему не хотелось вступать в спор со специалистом.
А Химена подняла руку, словно уличный регулировщик, и принялась решительным голосом произносить иностранные слова.
Алисанда некоторое время не спускала глаз со свекрови, потом схватила Мэта за руку:
— Что она говорит?
— Она говорит по-испански, — ответил жене Мэт, а сам лихорадочно гадал: на самом ли деле это испанский, или все-таки какой-то ибирийский диалект? На языке какого мира говорила сейчас мать? — Вот только я слов не понимаю.
— Это древний язык, — объяснил Рамон. — Старинная песня, очень красивая. Речь идет о том, что принцесса-инфанта призывает своих солдат сразиться за ее честь.
Похоже, песня действительно созывала воинов. Все дозорные на крепостной стене обернулись к Химене, а Мэту ничего не оставалось, как лишний раз убедиться в том, что его мать достойна самых восхищенных взглядов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Абсолютно, — заверил его Мэт, нахмурил брови и незаметно кивнул в сторону стражников, застывших около закрытой двери. — Только давайте я сначала провожу вас в ваши комнаты, ладно?
— Комнаты — рядом с детской, лорд Маг, — сообщил один из стражников.
Родители вопросительно смотрели на Мэта. Мэт сказал только:
— Благодарю, сержант.
Детская, как, впрочем, и остальные спальни, располагалась сразу за залом.
Мэт открыл левую дверь.
— Откуда ты знаешь, что нам сюда? — требовательно спросила Химена.
— Потому что дверь спальни Алисанды — справа, — объяснил Мэт.
— Спальня Алисанды? — прищурилась мать. — Вы что, спите врозь?
Мэт лучезарно улыбнулся.
— Чаще вместе, мама, но моя спальня — рядом. Так удобнее переодеваться.
Химена, чуть помедлив, улыбнулась.
Мэт распахнул дверь и с поклоном пригласил родителей войти.
— Добро пожаловать в ваш новый дом.
— Дом?! — входя воскликнула Химена. — О, конечно, мы не можем тут задержаться надолго... О!
Посреди комнаты возвышалась гора коробок.
— Как я посмотрю, наш камердинер, по обыкновению, на высоте, — улыбнулся Мэт.
Вошел Рамон, огляделся по сторонам. Стены комнаты были забраны панелями из золотистого дерева. Широкие окна выходили во внутренний двор замка. По обе стороны окна висели тяжелые шторы. Противоположную стену украшал ковер с изображением девушки и менестреля.
— Но тут слишком роскошно! — запротестовала Химена.
— В таком случае будем считать, что вы наконец обрели то, чего заслуживаете, — возразил Мэт.
— А где мы будем спать?
Мэт указал:
— Дверь в западной стене.
Родители заглянули за дверь и обернулись:
— Кровать с балдахином?!
— И пухлые перины, — добавил Мэт. — Увы, тут нет пружинных матрасов и электричества тоже нет. Что же касается проточной воды, то она будет стекать из кувшина в таз, если опрокинуть кувшин, а что касается туалета, то это здесь стул с отверстием, под которым стоит ночной горшок. Но его кто-то будет ежедневно выносить. Не так замечательно, как там, где я вырос, но что поделать — средние века как-никак.
— Даже по средневековым стандартам — это роскошь, — заверил сына Рамон, после чего повернулся и добавил:
— А теперь садись.
— Вот-вот, садись, — кивнула Химена и подала мужчинам пример, опустившись на один из стульев в форме песочных часов, и притом настолько грациозно, словно всю жизнь только и делала, что сидела на средневековых стульях.
Мэт сел, чувствуя себя провинившимся ребенком. Отец, нахмурившись, уселся рядом с матерью.
— Рассказывай, — потребовал он, — но так, чтобы в твоем рассказе был смысл.
— Это у меня вряд ли получится, — возразил Мэт. — Но тут все самое настоящее, и я объясню это так, как сам понимаю.
— В таком случае начни с того, как мы сюда попали, — распорядился Рамон, откинувшись на спинку стула.
— Все дело в магии, — ответил Мэт и поднял руку, готовясь к возражениям. — Нет, правда! Я не дурачусь! Все дело в магии, только я и сам это далеко не сразу понял когда впервые попал сюда.
И он принялся подробно рассказывать о том, как впервые угодил в Меровенс: как нашел в университетской библиотеке между страницами книги пергамент, как изучал, его до тех пор, пока непонятные слова не начали обретать смысл, как затем оказался на улице Бордестанга.
Он рассказал родителям о своих неудачах вначале, о том как постепенно он понял, что здесь на самом деле действует магия, но совершенно не работают физика и химия. Отец прервал его рассказ.
— Ну что ж... мне, к примеру, квантовая механика всегда казалась чудом из чудес.
Мэт продолжил. Чуть погодя мать Мэта воскликнула:
— Этот нахал отобрал у нее престол?
— И убил ее отца, — добавил Мэт и посмотрел на своего отца, как бы извиняясь перед ним. — Теперь ты понимаешь, почему она так крепко обняла тебя, когда ты назвал ее дочкой.
— Понятно. — Рамон кивнул и добавил: — Пусть обнимает меня, когда захочет.
Химена тоже согласно кивнула, но проворчала:
— Надеюсь, тебя она будет обнимать чаще, Матео.
— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Мэт и вкратце поведал родителям о войне со злобным колдуном Малинго за возвращение Алисанде короны и престола.
Pассказал о действующих лицах тех событий — драконе Стегомане, Черном Рыцаре сэре Ги, гиганте Кольмейне, патере Брюнеле — священнике-оборотне, о бывшей ведьме Саессе. Закончив рассказ, он заметил, что за окном уже смеркалось — ему-то показалось, что он говорил полчаса, не больше.
— Погоди, дай-ка уточню, — сказала Химена. — Ты отвоевал для нее престол?
— Ну, не я один, — возразил Мэт. — Но, похоже, я явился краеугольным камнем успеха.
— Значит, ты ее главный чародей? — спросил Рамон и нахмурился.
— Да. Это и есть та правительственная работа, про которую я вам толковал.
— Лорд Маг! А дворянином ты когда стал?
— Когда так решила Алисанда — кстати, это произошло до того, как мы поженились. Года за три до этого.
Химена удивленно подняла брови;
— Значит, она таки поморочила тебе голову. Ну и умница!
— Знаешь, тогда мне так не казалось, — проворчал Мэт.
Мать усмехнулась:
— Тем лучше для нее. — Неожиданно она вновь стала серьезной. — Просто не знаю, Матео, так трудно в это поверить.
— Ты сейчас говоришь по-испански? — негромко спросил Мэт.
— Нет, я говорю по-английски, но... — Химена вдруг замерла и широко раскрыла глаза:
— Нет, не по-английски.
— Ты сможешь что-нибудь произнести по-испански, если очень постараешься, сказал Мэт. — И по-английски, и по-французски, но это у тебя получится с большим трудом.
— Но на каком же языке мы разговариваем? — спросила Химена.
— На том, на котором написан пергамент, — ответил Мэт. — Это язык Меровенса. Когда вы прочли несколько раз стихотворение, продиктованное мной, слова для вас начали обретать смысл, ваше сознание настроилось на этот мир, и это помогло вам перенестись сюда, но как только вы сюда попали, вы и думать начали на меровенсском языке.
— Помогло? Кому помогло? — Рамон подозрительно Прищурился. — И кто же занялся нашим переносом?
— Я совершенно уверен в том, что это делает святой Монкер, — сказал отцу Мэт. — Вероятно, в свое время он решил, что для того, чтобы Алисанда, законная наследница, вновь обрела престол, ей не хватает меня, а поскольку Меровенс оставался единственной страной в Европе, не попавшей под власть Зла, Святому определенно стоило вмешаться.
— Власть Зла? — Мать смотрела на Мэта во все глаза. Она даже наклонилась вперед.
— Белая магия действует, черпая силу у Бога, — пояснил Мэт. — Черная же магия черпает силу у Сатаны Чудеса и той, и другой магии осуществляются путем чтения стихов, а еще лучше — пения. Возникает модуляция магических сил. Магические элементы укладываются в определенном порядке, и совершаются чудеса.
— Значит, только Добро и Зло? — уточнил отец.
— Понимаю, современному человеку трудно это принять — Савл так до сих пор и не желает с этим соглашаться. Он пытается разработать некие обезличенные законы магии. Этого же добивается король Латрурии — государства, занимающего территорию нашей Италии...
— Значит, Меровенс теперь не единственное государство, отвернувшееся от Зла? — спросила Химена.
— Мы отвоевали Ибирию и Латрурию, — пояснил Мэт. — Латрурия изо всех сил старается сохранять нейтралитет, король Бонкорро изгнал колдуна, который раньше там всем заправлял. Но мы все равно за него волнуемся.
— Да. Согласно средневековому богословию, компромисс между Добром и Злом невозможен, — сказал Рамон-профессор. — «Экивоки» — так это называл Шекспир. Его пьяный привратник ясно сказал, что нельзя одновременно угодить и Богу, и Дьяволу — в конце концов попадешь в лапы к Дьяволу.
— Что и произошло с Макбетом, — кивнул Мэт. — вот Савл никак не смирится с этим. Всякий раз, совершив доброе дело, он совершает технический грех, дабы уравнять силы.
— Технический грех? Как это понимать? — иахмурилась Химена.
— Ну, например, он наедается мяса в пятницу — здесь церковь это так же запрещает. Но все дело в том, что он не отдает этому занятию своего сердца и, как правило, добра творит больше.
Химена улыбнулась:
— Ты нам так много рассказывал о своем друге.
— О таком студенте мечтал бы каждый профессор! — с горячностью воскликнул Рамон. — Итак, он пытается разработать законы магии, подобные физическим законам?
Мэт кивнул:
— И добился значительных успехов. Вот только никак не может найти в литературе произведения, которое носило бы нейтральный характер, — похоже, каждое литературное произведение несет в себе определенный заряд: либо моральный, либо аморальный, даже если это бульварный роман или поздравительная открытка.
— Так вот почему я почувствовал себя так странно, пытаясь процитировать Вийона! — понимающе кивнул Рамон. У Мэта замерло сердце.
— Правда? А попробуй еще разок.
— «Ou sont les neiges d'anta?»* , — прочел Рамон и нахмурился. — Ну точно, у меня такое ощущение, будто вокруг меня возникает какое-то напряжение.
— Словно начинает работать какая-то сила?
Рамон уставился в одну точку.
— Да, пожалуй, можно сказать и так. Похоже на то, как я всегда представлял себе ощущение динамо-машины, вырабатывающей электричество, — если бы, конечно, она могла что-то чувствовать.
Это сравнение много говорило об отце Мэта — не всякий человек попытался бы представить себе чувства электрического генератора.
— А ну-ка дайте-ка я тоже попробую, — вмешалась Химена и тоже уставилась в одну точку.
Глаза Химены блуждали. Сначала ее лицо утратило всякое выражение, но затем зажглось, отражая красоту стихотворения, которое она читала. Читала мать на древне-испанском, и Мэт понимал далеко не все, но два слова уловил: «роза» и «красная». И что-то еще насчет воды.
Над столиком, рядом с которым сидели Мэт и его мать, сгустился и замерцал воздух... и вот там откуда ни возьмись появилась роза, на бархатистых лепестках которой искрились капельки росы.
Рамон и Мэт шумно сглотнули — у обоих от изумления пересохло в горле.
Химена прошептала:
— О Боже! Это что, сделала я?
— Да, это ты сделала, querida, — торжественно проговорил Рамон и обернулся к Мэту:
— Выходит, все, о чем ты нам толковал, правда.
— Неужели ты мне не верил?
— Сердце мое стремилось к тому, чтобы поверить тебе. — Отец, как и сын, был мастер избегать острых вопросов.
Мэт насупился.
— Похоже, ты и не удивлен вовсе, что у мамы такой талант.
— А что мне удивляться? Я знал и чувствовал ее волшебство каждый день нашей совместной жизни — целых тридцать лет. — Рамон повернулся к Химене и нежно сжал ее руку. — С тех пор как я увидел ее, я живу под действием ее чар. Они помогали мне и поддерживали меня все эти годы.
Химена покраснела и опустила глаза. Не выпуская ее руки, отец обернулся к сыну:
— А как ты думаешь, у меня тоже получится?
— Думаю, должно получиться, — медленно проговорил Мэт. — Это вполне резонно: если я обладаю магическим даром, очень может быть, что я его унаследовал от вас обоих. — Он не стал, правда, утверждать, что двойная наследственность должна была сделать его более могущественным магом, чем каждый из родителей по отдельности. — И потом, ты чувствуешь, как концентрируются магические силы, когда читаешь стихи, значит, дар у тебя определенно есть. Прочти какое-нибудь стихотворение, папа, — только не очень длинное, ладно?
Рамон задумался и прочел:
Еда вечерняя, любимый суп морской!
Когда сияешь ты, зеленый и густой,
Кто не вздохнет, кто не поймет тебя тогда,
Еда вечерняя, блаженная еда!
Воздух замерцал, заклубился, и на столике рядом с розой появилась супница.
Из-под ее крышки распространялся ароматный пар.
Все трое, опешив, уставились на супницу.
Первой пришла в себя Химена.
— Она горячая. Надо что-то подложить под нее, а то полировка испортится. Ну-ка, Рамон, подними супницу!
Рамон взял супницу за ручки и приподнял. Мэт, оглядевшись, увидел комод.
Выдвинув ящик, он достал оттуда перчатку и принес матери. Она положила перчатку на стол, и отец опустил на нее супницу.
— Рамон, — подняла брови Химена. — А дома ты сказал, что не хочешь ужинать — нет аппетита.
— Не было, — усмехнулся Рамон. — Но вот здесь, на новом месте, откуда-то появился. — Он приподнял крышку супницы, зачерпнул половником немного супа, старательно принюхался и осторожно попробовал. — Все правильно! Черепаховый суп! Надо же, здешнее волшебство разобралось даже в том, откуда был стишок!
— Наверное, ты не забывал об этом, когда цитировал, — предположил Мэт. — Мама, а ты вроде бы мне говорила, что в нашем доме готовишь по-прежнему ты.
— Ну, понимаешь... в этом году по вторникам и четвергам я занималась допоздна, — вздохнула Химена. — Теперь я, видимо, так и не закончу свою докторскую.
— Тут она тебе не понадобится, — заверил ее Мэт. — Лучше я организую для вас несколько уроков практической магии.
— Вот как? Теперь ты будешь учить своих родителей, да? — с улыбкой спросила Химена, но нотка обиды в ее голосе все же прозвучала.
Мэт покачал головой:
— Я творю чудеса, но не слишком хорошо разбираюсь в том, как и почему. Ну то есть какие-то основные правила я уяснил, но не более того. А все, что более того, я оставляю Савлу и брату Игнатию.
— Кто такой брат Игнатий? — поинтересовался Рамон.
— Маг-ученый, — ответил Мэт. — Савл познакомился с ним, когда разыскивал меня в этом мире. Так уж вышло, что заодно он сверг и злую колдунью, захватившую власть в Аллюстрии. Сам-то наш добрый брат Игнатий не слишком часто творит чудеса. Благодаря ему мы впервые задумались о том, что для произнесения заклинаний требуется талант. Я попрошу, чтобы он провел с вами вводный курс занятий.
Тут за окном послышался грохот — словно из пушки выстрелили, пол комнаты и стены содрогнулись. Мать покачнулась и ухватила супницу за ручки, чтобы та не соскользнула на пол. Правда, зеленоватый суп все же пролился на стол.
— Что это было? — прошептала Химена.
— Полагаю, вводный курс уже начался, — ухмыльнулся Рамон. — Может, объяснишь, сынок?
Глава 9
Они поднимались по винтовой лестнице внутри западной башни. Каменные стены замка сотрясались.
— А это безопасно? — спросил отец Мэта, бросив встревоженный взгляд на шагавшую рядом с ними Химену.
— Безопасно, если только на сей раз враги не явились с чем-нибудь новеньким, — ответил Мэт. — Но если мы не поспешим, Савл прогонит их еще до нашего прихода.
— А что за враги? — поинтересовалась Химена.
— Джинны, — буркнул Мэт.
Мать с отцом переглянулись и прибавили шагу. Мэт чувствовал гордость за родителей: впереди их ждала опасность, а они спешили ей навстречу, боясь, что упустят возможность увидеть ее.
— А откуда ты знаешь, что это джинны? — спросила Химена.
— Я их хорошо помню по сказкам, которые ты мне читала перед сном, — улыбнулся Мэт.
Мать с отцом снова переглянулись, только на этот раз удивление их было совсем другого рода.
Они вышли на крепостную стену, и по их барабанным перепонкам ударил дикий рев. К громоподобному хохоту джиннов примешивались звуки ударов громадных камней, которыми гиганты обстреливали стены замка. Химена и Рамон замерли, глядя на духов, которые, весело хохоча, швыряли огромные камни так, как бейсболисты швыряют мячики.
— Это действительно джинны, — протянула мать Мэта. А отец только таращил глаза. Наконец он глубоко вздохнул и слегка дрожащим голосом произнес:
— Знаешь, Мэтью, я не то чтобы в тебе сомневался, но все же мне очень не верилось во все это — суп там или еще что-то в этом духе.
— Теперь ты мне веришь?
— Да. Теперь, похоже, тебе верит даже мой желудок.
— Госпожа Мэнтрел! — К Химене спешила Алисанда. — Вам не следует здесь находиться — в особенности без доспехов. Вас могут поранить!
Но мать Мэта гораздо больше интересовалась джиннами. Она ткнула пальцем в их сторону и прокричала:
— Они мавританские!
— Да? — Мэт изумленно воззрился на гигантских гуманоидов, гадая, каким образом мать сделала тот же самый вывод, что и он. — Как ты догадалась?
— Посмотри, из какой ткани их тюрбаны и одежда! Ткань мавританская, не арабская!
Что тут скажешь? На взгляд Мэта, особой разницы не было, но ему не хотелось вступать в спор со специалистом.
А Химена подняла руку, словно уличный регулировщик, и принялась решительным голосом произносить иностранные слова.
Алисанда некоторое время не спускала глаз со свекрови, потом схватила Мэта за руку:
— Что она говорит?
— Она говорит по-испански, — ответил жене Мэт, а сам лихорадочно гадал: на самом ли деле это испанский, или все-таки какой-то ибирийский диалект? На языке какого мира говорила сейчас мать? — Вот только я слов не понимаю.
— Это древний язык, — объяснил Рамон. — Старинная песня, очень красивая. Речь идет о том, что принцесса-инфанта призывает своих солдат сразиться за ее честь.
Похоже, песня действительно созывала воинов. Все дозорные на крепостной стене обернулись к Химене, а Мэту ничего не оставалось, как лишний раз убедиться в том, что его мать достойна самых восхищенных взглядов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42