– Это все, чем вы зарабатываете себе на жизнь, летая по округе и катая людей на самолетах? – спросила она. И она взглянула мне прямо в глаза, ожидая услышать правду.
– В общем, похоже на то.
– А что вы думаете о городках, которые видите?
– Все они разные. У городов, как и людей, есть свое лицо.
– А у нас какое лицо? – спросила она.
– Вы, пожалуй, осторожны, степенны, уверенны. Довольно настороженны к чужакам.
– Вот и ошиблись. Такой город называется Пейтон Плейс.
Вернулся из полета Стэн, низко прошелся над полосой, а мы все следили за тем, как он проносится мимо, ворча мотором.
Пол запаздывал вот уже на час, а солнце совсем низко висело над горизонтом. Если у него все получилось, то он должен быть где-то на подходе.
– Где ваш друг? – спросила Дьюк.
– Он отправился за одним парнем, очень хорошим сварщиком.
Она уселась на переднем бампере машины, эта тоненькая, не лишенная привлекательности инопланетянка, и принялась глядеть в небо. Я взялся за оставленное было закрашивание старой заплатки на крыле.
– Вот он, – сказал кто-то и показал в небо.
Они ошибались. Самолет, не снижаясь, полетел дальше на восток, по направлению к озеру Мичиган.
Спустя некоторое время появился еще один самолет, и теперь это был Ласкомб. Он скользнул вниз, коснулся колесами травы и резво покатил мимо нас. Пол был один, больше в самолете никого не было. Я отвернулся и посмотрел на сварочный аппарат. Развлекательным полетам конец.
– Что-то у нас сегодня уйма самолетов, – сказала Дьюк.
Следом за Полом села Аэронка Чемпион, а в ее кабине сидел Джонни Колин. Он прилетел в своем самолете. Джонни подрулил поближе к нам и заглушил мотор. Он вышел из самолета, выпрямляясь во весь рост и заметно уменьшая его своими габаритами. На нем был неизменный зеленый берет, и он улыбался.
– Джонни! Чертовски рад тебя видеть.
Он вытащил из своего самолета ящик с инструментами.
– Привет. Пол говорит, что вовсю потрудился над твоим самолетом и порядочно его погнул. – Он разложил инструменты и присмотрелся к дожидающимся сварки стойкам. – Завтра рано утром я должен лететь в Маскетайн, забирать новый самолет. Привет, Стью.
– Привет, Джонни.
– Так что тут стряслось? Вот это колесо? – Он окинул взглядом сломанное крепление шасси и другую дожидающуюся его работу. – Ну, это немного.
Он тут же надел черные очки и запустил сварочный аппарат. Этот хлопок газа прозвучал очень обнадеживающе, и я перевел дух. Весь день, вот до этой самой секунды я был в напряжении и только теперь немного расслабился. Благодарение Богу за то, что на свете есть друзья.
В три минуты Джонни расправился с рычагом тормоза, пройдясь по нему сварочным стержнем и лезвием пламени. Затем он опустился на колени у тяжелого крепления шасси, и спустя пятнадцать минут оно снова было в полном порядке, готовое принять на себя вес самолета. Он поручил Полу отпилить лишние куски заготовок под стойки, в то время как Стью отправился в сумерках за едой.
К тому времени, как Стью вернулся, неся гамбургеры, горячий шоколад и полгаллона молока, с одной стойкой было покончено. Все мы быстро перекусили в неровном свете аварийной лампы.
Затем сварка с шипением ожила снова, черные очки опустились на глаза, и началась работа над второй стойкой.
– Знаешь, что он сказал, когда я появился у него в доме? – тихо спросил Пол. – Он только пришел с работы, у жены ужин стоял на плите. А он сгреб в охапку ящик с инструментами и говорит: «Утром вернусь. Тут один разбитый самолет надо починить». Как тебе это, а?
Раскаленная добела выправленная стойка была отложена в сторонку, в темноту. Осталось еще два дела, самых сложных. Здесь разорванный металл находился всего в паре дюймов от тканевой обшивки самолета, а обшивка, пропитанная краской, могла вспыхнуть, как теплый динамит.
– Возьми-ка ведро воды и ветошь, – сказал Джонни. – Сделай нам экран. А то мы слишком близко подобрались.
Из мокрой ветоши был выстроен экран, и я удерживал его на месте, пока горелка делала свое дело. Прищурив глаза, я наблюдал за тем, как касается металла слепящий жар огня, превращая его в яркую расплавленную лужицу, прокладывая шов вдоль того, что было разломом. Вода на тряпичной дамбе начала испаряться, и я снова был весь внимание.
Спустя порядочный кусок времени одна тяжелая работа была закончена, и осталась последняя, самая сложная. Это был тяжелый сквозной болт, окруженный пропитанной краской тканью и промасленной древесиной. В десяти дюймах над 6 тысячами градусов газовой горелки в старой деревянной раме покоился бак с горючим. В нем был 41 галлон авиационного бензина, – вполне достаточно, чтобы весь самолет взлетел в воздух на тысячу футов.
Джонни выключил горелку и долго изучал обстановку в свете лампы.
– Здесь надо быть поосторожнее, – сказал он. – Нам опять понадобится экран, много воды, и как только увидите огонь, кричите и все заливайте водой.
Мы с Джонни устроились под брюхом самолета, между передними шасси. Вся работа и весь огонь будут прямо над нами, скорчившимися на траве.
– Стью, – сказал я. – Заберись-ка в переднюю кабину и следи, не появится ли огонь где-нибудь под топливным баком. Возьми огнетушитель Стэна. Как только увидишь что-нибудь, ори во всю глотку и поливай из огнетушителя. Если будет похоже, что все вот-вот взорвется, поднимай крик и выматывайся отсюда к чертям. Самолет мы можем потерять, но себя-то надо пожалеть.
Было уже около полуночи, когда Джонни снова включил горелку и поднял ее над головой, рядом с моей мокрой дамбой. Сталь была толстая, и работа шла медленно. Меня тревожило, что жар может пройти сквозь металл и поджечь ткань уже за экраном.
– Пол, ты там посматривай, не появится ли дым или огонь.
Находящаяся совсем рядом горелка издавала мощный рев и изрыгала пламя, словно ракета на старте. Глядя прямо вверх, я видел сквозь узкую щель небольшое пространство под топливным баком. Если туда доберется огонь, тогда дело плохо. А в ярком сиянии и реве горелки трудно было что-либо увидеть.
Пламя то и дело выстреливало, разбрасывая вокруг себя и над нами белые искры. В том месте, где огонь касался самолета, все погружалось в дым. Здесь, под брюхом самолета, была наша маленькая частная преисподняя.
Внезапно над моей головой послышался резкий треск, и я услышал, как Стью что-то невнятно произнес.
– ПОЛ! – заорал я. – ЧТО ГОВОРИТ Стью? ТЫ ПОНЯЛ, ЧТО ОН СКАЗАЛ?
Вверху блеснул огонь. – СТОЙ, ДЖОННИ! ГОРИМ! – Я начал заталкивать мокрую тряпку в эту щель над своей головой. Тряпка зашипела в клубах пара.
– Стью! ЧТОБ ТЕБЯ! ГРОМЧЕ! У ТЕБЯ ТАМ ЧТО, ПОЖАР НАВЕРХУ?
– Уже все в порядке. – послышался слабый голос.
Расстояние, подумал я. Рев горелки. Я его не слышу. Не надо на него орать. Но мне не хватало терпения. Нас всех разорвет на кусочки, если он недостаточно громко прокричит, что начинается пожар.
– ТЫ ПРИСЛУШИВАЙСЯ К НЕМУ, ПОЛ, ЛАДНО? Я НЕ СЛЫШУ НИ СЛОВА ИЗ ТОГО, ЧТО ОН ГОВОРИТ!
Джонни с горелкой вернулся на свое место, и наверху снова начался треск и повалил дым.
– Это просто кипит смазка, – сказал он.
В нашей маленькой преисподней мы пережили еще три пожара и погасили их совсем рядом с топливным баком. Но никто из нас об этом не пожалел, когда в два часа ночи горелка погасла, и приведенное в порядок посадочное устройство тихо светилось в темноте.
– Пожалуй, все, – сказал Джонни. – Может, ты хочешь, чтобы я остался здесь и помог тебе все собрать?
– Нет. Дальше уже нет проблем. Ты спас нас, Джон. Теперь идем спать, ладно? Не хотел бы я пережить такое еще раз, парень.
По Джонни не было видно, что он устал, зато я был как выжатый лимон.
В 5.30 утра мы с Джонни поднялись и подошли к его покрытой росой Аэронке. Он запустил остывший двигатель и уложил инструменты на заднее сиденье.
– Спасибо, Джонни, – сказал я.
– Да. Ничего. Рад был помочь. Ты теперь поосторожнее с этим самолетом, ладно? – Он вытер ладонью росу с лобового стекла и забрался в кабину.
Я не знал, что еще сказать. Без него моя мечта была бы уничтожена уже дважды.
– Надеюсь, мы скоро снова полетаем вместе.
– Когда-нибудь непременно.
Он двинул вперед ручку газа и вырулил в предутренние сумерки. Мгновение спустя он был лишь все уменьшающейся точкой на западном горизонте, наша проблема была улажена, и Великий Американский Воздушный Цирк снова воскрес.

Глава 9

К ПЯТИ ЧАСАМ ВЕЧЕРА, три дня спустя после второй аварии в нынешнем сезоне, биплан снова выглядел как летательный аппарат из альбома старого бродячего летчика: серебристые заплатки на обшивке, следы сварки на стойках, следы ожогов и свежей краски.
Мы прошлись по всем узлам креплений, проверяя, все ли на своем месте, по два раза проверяя каждую гайку, каждый винтик, и вот я снова сижу в знакомой кабине, мотор, прогреваясь, тихо постукивает. Это должен был быть контрольный полет для проверки качества сборки и прочности сварных швов на посадочном устройстве, – если шасси сломаются при взлете или крылья отвалятся в воздухе, тогда мы пропали.
Я дал газ, мы покатили, подпрыгнули в воздух. Шасси было в порядке, сборка в порядке. Он летел как отличный аэроплан.
– ЙO-XOO! – завопил я на высоком ветру, где никто не мог меня слышать. – ЗДОРОВО! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ТЫ, СТАРАЯ СКОТИНА! – И скотина счастливо рявкнула мне в ответ.
Мы забрались на высоту 2000 футов над озером и выполнили несколько фигур высшего пилотажа. Если крылья не отвалятся при перегрузке в несколько «g» и полете вверх брюхом, то они вообще не отвалятся никогда. Первая петля потребовала определенного мужества, и я на всякий случай проверил замки своего парашюта. Ветер, как всегда, пел в расчалках, а мы поднимались все выше, и переворачивались, по первому разу, с максимальной осторожностью, и глядели на землю у нас над головой, и плавно возвращались вниз. Потом петля покруче, в ожидании, что расчалки сорвутся на ветру, либо начнет сползать обшивка. Но это был тот же самый старый надежный аэроплан, каким он был всегда. И, наконец, самая крутая петля, которую я мог себе на нем позволить, и штопорная бочка, а он даже не пискнул.
Мы спикировали к земле и тяжело плюхнулись колесами о траву, проскочив над полосой с повышенной скоростью. Сделать это было нелегко, но я должен был дать шасси большую нагрузку, чем они когда-либо будут испытывать с пассажирами на борту.
Он выдержал все экзамены, и последнее, что мне оставалось сделать, – это убедиться, что заваренное посадочное устройство не внесло изменений в порядок управления самолетом при пробеге. Небольшое смещение колес шасси могло означать, что самолетом станет еще труднее управлять, чем когда-либо.
Мы спланировали на посадку, пронеслись над оградой и глухо ударились о землю. Держа руку на ручке газа, уперев ноги в педали рулевого управления, я ждал. Он чуть вильнул, но тут же отреагировал на газ. Мне показалось, что он стал чуточку своенравнее на земле, чем был прежде. Мы с торжеством подрулили к ангару Стэна, и винт, покрутившись еще немного, замолк.
– Ну, как он? – спросил Пол, как только мотор остановился.
– БЛЕСК! Может, стал капризнее самую малость при посадке, но в остальном – все класс.
Я выпрыгнул из кабины и сказал то, что должен был сказать, потому что есть вещи поважнее самолетов.
– Ты готов слетать на нем еще раз, Пол?
– Ты что, серьезно?
– Если бы несерьезно, я бы этого не говорил. Если он еще раз сломается, мы его починим еще раз. Ну, что, готов лететь?
Он надолго задумался.
– Нет, пожалуй. Мало будет толку от наших развлекательных полетов, если я его еще раз разобью. А мы ведь здесь находимся ради этого, а не для того, чтобы чинить самолеты.
Было еще светло, субботний день клонился к вечеру.
– Помнишь, ты сказал, что если бы нам надлежало быть здесь в воскресенье, ничто не смогло бы нам в этом помешать? – спросил Пол. – Похоже, нам действительно надо было остаться здесь до воскресенья, если только ты не хочешь смыться сегодня вечером.
– Ничуть не бывало, – ответил я. – Воскресенье здесь меня устраивает. Единственным способом удержать меня здесь было то, что произошло. Так что я полагаю, завтра здесь нас ожидает что-то интересное.
В воскресенье в Пальмире начался Ежегодный Воздушный Утренник, и первые самолеты начали прибывать с семи утра. К половине восьмого мы уже катали первых пассажиров, к девяти оба наши самолета постоянно находились в воздухе, а на земле дожидались своей очереди еще человек пятьдесят. На противоположном конце поля катал пассажиров вертолет. Но наша очередь была вдвое длиннее, и мы этим гордились.
В воздухе было полно маленьких самолетов всевозможных современных моделей, слетающихся на гигантский утренник, который был традицией этого аэропорта. Биплан и Ласкомб поочередно взлетали и садились, проносясь друг мимо друга, трудясь в поте лица и огрызаясь на другие самолеты, которые не спешили заходить на посадку.
Мы усвоили, что неразумно заходить на посадку по дальнему маршруту, поскольку тогда мы не могли бы спланировать до полосы в случае отказа двигателя, но в Пальмире мы одни были такими умными. По всему небу выстраивались длинные очереди самолетов, и если бы все двигатели отказали одновременно, самолеты валялись бы повсюду, но только не в аэропорту.
Мы летали беспрерывно, время от времени утоляя жажду пепси-колой, пока Стью пристегивал очередных пассажиров. Мы гребли деньги охапками и зарабатывали их тяжким трудом. По кругу, по кругу, еще раз по кругу. Пальмирцы толпами шли на аэродром; большинство наших пассажиров были женщины, и большинство из них в первый раз поднималось в воздух.
Я наблюдал, как встречный ветер полета забавлялся с этими нежными точеными лицами, обдувая их со всех сторон, и снова подивился, до чего же много привлекательных женщин может быть в одном маленьком городке.
Полеты вошли в прочную схему, и не только в воздухе, но и в наших мыслях.
Пристегни ремни поплотнее, Стью, и не забудь им сказать, чтобы они придерживали свои солнечные очки, когда будут выглядывать через борт. Выруливаем вот сюда, осторожно, кругом самолеты, проверяем еще раз, не заходит ли кто-нибудь на посадку. Выходим на полосу, следим за рулями и смотрим, не получится ли оторваться от земли прямо перед толпой ожидающих, чтобы они увидели, как вращаются белые кресты, нарисованные на колесах. Если сейчас заглохнет мотор, мы еще сможем вернуться на полосу. Готово, теперь стрелой вон к той лужайке.
Теперь над фермой, небольшой разворот, пусть посмотрят на коров и на трактор, если мотор заглохнет сейчас, рядом через дорогу удобное небольшое поле. Выравниваем на высоте 800 футов, уходим в разворот над озером Блу Спринг. Мы точно заработаем сегодня кучу денег. Я уже потерял счет своим пассажирам… Наверняка не меньше двухсот долларов. Но вкалывать приходится как следует. Следи за другими самолетами, все время оглядывайся, если сейчас откажет мотор, есть площадка прямо за озером; хорошая, ровная площадка для посадки.
Разворачиваемся, пусть посмотрят на яхты на ветру, на катера и водных лыжников, оставляющих за собой пенистый след на воде. Удобная площадка слева, теперь еще один круг, задаром, пусть бросят последний долгий взгляд на синеву озера, потом вниз, над зеленым лугом, на посадочный круг и над городом, осторожнее, кругом полно самолетов. Занимаем место следом за этой Цессной… Бедняга даже не знает, что он теряет, не имея самолета с открытой кабиной, вынужденный летать на этом детском стульчике. Он, конечно, может в два раза быстрее долететь куда ему надо, чем мы, и если это именно то, что ему нужно, что ж, пусть так и будет.
Только лучше бы он начинал заходить на посадку поближе к полю. Когда-нибудь на посадочном маршруте у него заглохнет мотор, и он окажется в дурацком положении, не дотянув до полосы. Ага, вот он, разворот, чуть сбросим высоту, смотрим, где у нас ветер, ветер боковой, но это ничего. Целимся на правую сторону полосы и планируем убрать газ ближе к середине полосы, чтобы замедлить пробег как раз рядом с нашей толпой и быть готовым подхватить новых пассажиров Боже ты мой старые бродячие пилоты так зарабатывали себе на жизнь забудь об этом пора садиться а двух одинаковых посадок не бывает будь начеку чтобы не выглядеть балбесом елозя самолетом по земле на глазах у людей даже если самолет останется цел. Шасси стали даже крепче прежнего, старина Джонни все-таки классный сварщик, да и друг, какого днем с огнем не найти.
Теперь помедленнее, над оградой, эти разъезжающие там автомобили, поостереглись бы они самолетов, что ли, вот мы и сели, и впереди у нас самая трудная часть надо удержать его прямо прямо не спеши с газом сначала рулем они рады что уже на земле но полет им тоже понравился. Тормозим, подруливаем к Стью, помоги им выбраться, малыш, и не давай им наступать на обшивку, и еще двое готовы лететь, храбрецы, преодолевшие свои страхи и доверившиеся мне только потому, что они хотят увидеть, как все это выглядит с воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23