Как идут дела?
Рядом с ним в машине сидел мальчик лет двенадцати или что-то около того.
– Не очень хорошо. Желающих полетать как-то маловато. Я полагаю, дело в месте.
– Я не знаю. Думаю, к вечеру пару человек могли бы появиться.
– Чересчур далеко от города, – сказал я. – Нужно быть поближе к городу, иначе никто не обратит на тебя внимание.
– Может быть, на моем поле тебе больше повезет, – предложил он. – Оно не так далеко от города.
– С воздуха я его не заметил. Где оно?
Мужчина открыл дверь машины, достал с заднего сиденья дощечку и принялся рисовать на ней карту.
– Ты знаешь, где находится сырная фабрика?
– Нет.
– Которая принадлежит Лу-Хуану?
– Нет. Я знаю где школа, где спортивная дорожка.
– Хорошо, озеро ты знаешь. Большое озеро к югу от города?
– Ага. Его знаю.
– Мы как раз через дорогу к югу от этого озера. Земля твердая. Сейчас там пасутся несколько коров, но мы все равно будем их оттуда выгонять, так что ты сможешь там сесть. Я на самом деле подумываю о том, чтобы сделать из него аэропорт. Милану нужен свой аэропорт.
– Пожалуй, я смогу его найти. Через дорогу от озера.
Я был уверен, что с пастбищем ничего не получится, но мне все равно нужно было улетать, так что можно будет по пути на него взглянуть.
– Договорились. Я поведу пикап, а у Калли здесь за углом стоит джип. Мы там встретим тебя.
– О'кей, я в любом случае на него погляжу, – сказал я, – но если оно мне не подойдет, полечу своей дорогой.
– Идет. Калли, поехали.
Мальчик стоял возле кабины, рассматривая приборы.
Через пять минут мы кружили над полоской твердой земли, которая была пастбищем. По центру столпилось стадо коров, по-видимому, жующих траву. Мы низко прошлись над землей. Поверхность выглядела ровной. Пастбище располагалось на склоне холма и тянулось до самой его вершины, как пологая санная горка. Сразу за вершиной был полосатый забор и телефонные столбы с проводами. Если мы выкатимся с твердой земляной полоски – нам несдобровать, но это будет наша собственная ошибка. Если все делать аккуратно, то это неплохая полоса для работы. Взлетать можно вниз по склону, садиться – вверх.
Но что важнее всего, в сотне ярдов от поля при дороге стояла забегаловка, где продавались гамбургеры. Если я покатаю хоть одного пассажира, я смогу поесть!
Коровы галопом помчались прочь, как только я прошелся над полем, едва не цепляя их рога. На всей дорожке валялась всего лишь одна бумажка – обрывок газеты, как раз рядом с тем местом, где полоса уходила чуть вправо. Как только я увижу, что бумажка осталась позади, я нажму на правую педаль, самую малость.
Садиться оказалось труднее, чем я представлял, и первая посадка получилась не такой гладкой, как мне бы того хотелось. Но у ограды уже останавливались автомашины, и тут как тут появились пассажиры.
– Сколько ты просишь за полет?
– Три доллара. Там вверху к тому же свежо и прохладно. Пассажиры еще раньше, чем я повесил табличку, – подумал я. – Хороший знак.
– O'кей, я полечу с тобой.
Ха-ха, – радостно подумал я, – обед. Я в очередной раз опустошил переднюю кабину с чувством, что я целый день только то и делаю, что загружаю и выгружаю свои вещи, усадил пассажира и пристегнул его ремнями. С вершины холма открывался неплохой вид – до самого горизонта, словно морские волны, тянулись холмы, впереди на склонах раскинулись деревья и дома города, который здесь называли «Майл'н». Биплан ринулся вниз по склону и через считанные секунды был уже в воздухе, быстро поднимаясь над полями.
Мы кружили над городом, пассажир смотрел вниз, на центральную площадь и многочисленные учреждения, которые там столпились; пилот думал, что он, по-видимому, только что нашел неплохое место. Поворот влево, поворот вправо, разворот над чьим-то озером и корабельной пристанью, спуск по спирали к пастбищу, где уже собрались, поджидая нас, автомобили, и короткая секундная посадка на вершине холма. Все прошло гладко. Площадка оказалась удачной. Найти ее было все равно, что разыскать алмаз в потайной зеленой шкатулке.
Здесь был совершенно другой город. Тут было гораздо больше тех, кого заинтересовал самолет и кто не прочь полетать.
– Можешь полетать восточнее, над площадкой для гольфа, – посоветовал Билл Каугилл, когда приехал на своем пикапе. – Может быть, еще оттуда народ придет.
Он был больше всех своих заинтересован в том, чтобы полеты имели успех. Видать потому, что хотел убедиться, что участок можно превратить в аэропорт.
– Как здесь насчет бензина, Билл? – спросил я. – Есть где-нибудь заправочная станция? Можно ли где-то взять пятигалонную канистру бензина, обычного автомобильного бензина?
– Если нужно, у меня в доме кое-что есть. Там много.
– Хорошо, возможно, я возьму у тебя галлонов десять.
Еще двое вышли из автомобилей.
– Прокатиться можно? – спросили они.
– Естественно.
– Тогда поехали.
И мы поехали.
Кружа над местом посадки, я обратил внимание, что автомобили выстроились у конца полосы, перегородив ее. Если мы будем долго катиться после посадки, никуда с полосы не сворачивая, то въедем прямо в самую их гущу. Я убрал газ и решил, что если наземная скорость окажется слишком большой, я поверну несколько влево и ближе к вершине сделаю резкий поворот вправо. Если все получится хорошо, удастся даже не повредить самолет. И все же, длинного приземления мне не хотелось.
Благодаря этим раздумьям посадка у нас вышла жесткой, мы подскочили, отразившись от земли, в воздух и, подпрыгивая, остановились. Это было напоминание, что слишком коротко приземляться тоже не стоит.
После этих первых пассажиров у меня в кармане осталось $9. Я оставил на некоторое время самолет желающим на него поглазеть и направился на противоположную сторону улицы к забегаловке с гамбургерами, которая принадлежала Лу-Хуану. Еда! Так же, как бензин был на вес золота для самолета, эти две горячие сосиски и два стакана молочного коктейля были на вес золота для его пилота. Я был рад просто посидеть, жуя что-то более существенное, чем сено.
Вокруг самолета собралась немалая толпа любопытных, и я стал беспокоиться за его обшивку. Я взял с собой стакан апельсинового напитка и вернулся к самолету. Там меня уже ждали новые пассажиры.
Время от времени в паузах Билл снова заговаривал со мной об этом поле.
– Если бы ты собирался устроить здесь аэропорт, что бы ты сделал в первую очередь? Так, чтобы уложиться, скажем, в пятьсот долларов?
– Да тут ничего особенного и не нужно делать. Может быть, засыпал бы землей вот это место ближе к концу полосы, хотя многовато пришлось бы засыпать. Нет, не стал бы этого делать. Все, что здесь нужно сделать – это обозначить наиболее ровный участок земли. Это самое сложное – выбрать то место, куда самолет будет садиться и куда он будет катиться.
– И ты считаешь, что здесь ничего не нужно ровнять?
– Думаю, нет. Нет ничего лучше взлета под гору и посадки вверх по склону. Просто пометь известью или чем-то в этом роде место, предназначенное для посадки. Позже можешь поставить здесь бензоколонку, если захочешь. Учитывая, что рядом озеро и забегаловка, где можно перекусить, получится замечательный маленький аэродром.
– А какой ширины, по-твоему, должна быть полоса?
– Ну, я думаю где-то примерно отсюда… и вот где-то… досюда, будет как раз достаточно по ширине. Даже более чем достаточно.
Он взял из кузова пикапа двусторонний топор и сделал в земле пометки с каждого края посадочной полосы.
– Я сейчас это просто отмечу и, может быть, когда-нибудь у нас что-то из этого выйдет.
Так же, как это происходило с первыми бродячими пилотами, так это случилось и со мной. Топор оставлял отметки там, где приземлился первый самолет, и потом в этом месте начинали садиться многие самолеты.
Уже позже я подумал, что если это поле превратится в аэропорт, то в мире станет меньше одним пастбищем, с которого могут летать странствующие пилоты.
– Я полечу с тобой, если ты пообещаешь, что мы будем лететь спокойно…
Это был мой водитель красного «форда», сам назвавшийся трусом, – Рэй.
– Ты хочешь, невзирая на все опасности подняться в воздух? – спросил я. – В этом древнем самолете?
– Только если ты пообещаешь не переворачивать его вверх ногами.
Мне пришлось улыбнуться, поскольку несмотря на свои слова про страх, парень совсем не боялся. Он летел в самолете, словно ветеран, мы сделали круг над площадкой для гольфа, два круга над городом, крутую спираль над посадочной полосой, и все это время он без всякого страха выглядывал вниз, словно полет ему снился.
– Это было и вправду замечательно, – сказал он и, довольный, обернулся к своей машине.
– Бесплатный полет для хозяина, Билл, – позвал я Каугилла-старшего. – Поехали.
– Я думаю, что Калли больше, чем я, хочет покататься.
Так оно и было, Калли бежал к самолету, на ходу натягивая свой собственный кожаный летный шлем, который он вытащил из джипа.
– Отец купил мне его в магазине, где продают оборудование, – пояснил он, самостоятельно забравшись на переднее сиденье. Ему уже нравилось летать, хоть мы еще даже не оторвались от земли.
Когда все со мной расплатились и я закончил последний полет, я залил в бак две пятигаллонные канистры обыкновенного автомобильного бензина. Достаточно, чтобы взлететь одному и проверить, как будет работать двигатель на таком топливе. Он работал ровно, как и на авиагорючем, если даже еще не ровнее.
Итак, до заката я прокатил двадцать пассажиров и после расчета за еду и топливо у меня осталось $49. Приятное ощущение по сравнению с полуднем на сенокосе, когда у меня в кармане звенела лишь монетка в десять центов.
Теперь я убедился, вне всякого сомнения, что существуют земли, где жив вчерашний день, что есть места, куда можно улизнуть, что человек в одиночку со своим самолетом вполне может прожить, если только он этого хочет. Милан оказался для меня хорошим местом, и я был счастлив. Но завтра придет время двигаться дальше.
Глава 19
ДНИ ПРОХОДИЛИ ЗА ДНЯМИ, события августа сменились происшествиями сентября. Многочисленные ярмарки, где были особо вычищенные коровы и причесанные овцы, которые в ожидании того, кто их оценит, жевали чистейшую отполированную до блеска солому.
Монетки, дождем орошающие стеклянную посуду, издавая при этом напоминающий колокольчики звон, и песня продавцов: «Брось монетку в хрустальный бокал и забирай его, он твой. Брось монетку, получишь бокал, заберешь его домой…»
Тихие улочки, старые городишки, где театр превратился в автомагазин, а затем и вовсе закрылся.
Люди, которые еще помнят старые самолеты, помнят засухи и наводнения, урожайные и неурожайные годы.
Тарелки с овсяным печеньем у миссис Флик, выложенным горками высотой в фут, три штуки за пять центов.
Женщины в костюмах американских первооткрывательниц на торжествах в маленьких городках, танцы на площадях и улицах.
Музыка, звучащая из динамиков, эхом отзывающаяся при свете звезд в крыльях биплана и гамаке бродячего пилота, который, вслушиваясь, наблюдает, как движутся галактики.
Огромный, словно гора, крепкий седой мужчина. Клод Шеферд, работающий на громадном Паровом Тракторе Кейза выпуска 1909 года. Двадцать тонн металла, несколько бочек воды, целые бункеры угля, огромные, просто невероятных размеров ведущие колеса – семь футов высотой. Я полюбил паровые двигатели еще с тех пор, когда был ребенком и сидел у дедушки на коленях. Самые мягкие двигатели в мире, паровые. Уже в пять лет я мог установить клапан… никогда этого не забуду, никогда не смогу разлюбить пар.
Пассажиры, пассажиры, мужчины, женщины и дети, поднимающиеся в воздух, чтобы потрогать небо, поглядеть сверху вниз на водонапорные башни небольших городков Среднего Запада. Каждый взлет не похож на другой, каждая посадка отличается от прочих. Каждый человек в кабине отличается от остальных, он отправляется в свое собственное маленькое путешествие. Ничего не происходит по воле случая, ничего нельзя объяснить просто удачей.
За рассветом закат, за которым снова рассвет. Море чистого воздуха, дождь, ветер, гроза, туман, молнии и снова море прозрачного чистого воздуха.
Солнце желтое, свежее и совсем не палящее, какого я никогда доселе не видел. Трава такая зеленая, что искрится под колесами. Голубое чистое небо, какими и бывают обычно небеса, облака – белее, чем снег на Рождество.
И самое главное – свобода.
Глава 20
ЗАТЕМ НАСТАЛ ДЕНЬ, когда мы взлетели, мой биплан и я, и направились в Айову.
Жужжа в сторону севера, поглядывая вниз. В одном городке подвернулся неплохой скошенный луг, и мы, покружив над ним, приземлились. Но там не было гладкого, плоского участка. Стоит двигателю выйти из строя на взлете, и впереди ждет лишь грубая, неровная поверхность земли. Находятся люди, утверждающие, что вероятность поломки двигателя при взлете столь незначительна, что не стоит по этому поводу сушить голову, но эти люди, похоже, не летают на старых самолетах.
Мы опять взлетели и устремились дальше на север, в холодный воздух осени. Города здесь выглядели островами деревьев, разделенных морями кукурузных полей, с готовностью ожидающих страды. Кукуруза вплотную примыкала к городу справа, а там больше не предвиделось подходящих мест, чтобы заняться делом. Но я не суетился. Вопрос о выживании уже давно был решен. Некоторые удачные места всегда прорисовываются с приходом заката.
Как только я отказался еще от одного городишки, двигатель кашлянул один раз, и клуб белого дыма, уносимый потоком ветра, остался позади. Я выпрямился в кресле, напрягся, как струна.
Дым – это не к добру. «Райт» никогда не вел себя подобным странным образом, пока не пытался сообщить: что-то не так. Что он хотел сказать? «Дым… дым», – размышлял я. Откуда бы взяться облаку белого дыма? Двигатель опять заработал ровно. Или нет? Очень внимательно прислушиваясь, я решил, что он все же работал самую малость неровно. И я чувствовал, что запах выхлопа интенсивнее, чем обычно.
Но все приборы регистрировали свои обычные данные: давление масла, температура масла, тахометр… в точности как надо.
Я нажал на газ, и мы стали набирать высоту. Мне хотелось лететь повыше, чтобы в случае чего, спланировать и приземлиться посреди мягких холмов, расстилавшихся внизу.
Мы выровнялись на высоте 2500 футов, в ледяном воздушном пространстве. Лето закончилось.
Был ли под кожухом огонь? Я высунулся из кабины, окунувшись в ветер, но впереди не было никаких признаков огня.
Что-то неладное стряслось с двигателем. Да! Теперь он работал неровно. Если бы двигатель попросту заглох – это одно дело, и ясно, как поступать в таких случаях. Но эта неровность, и запах выхлопного газа, и это облако дыма. Все это что-то да значило, но что именно – сложно было сказать.
В то же мгновение огромный клуб белого дыма, возникнув в районе двигателя, ринулся на нас, и сзади плотным шлейфом потянулась сплошная река. Я выглянул из кабины справа и не увидел ничего, кроме дыма, как будто бы нас сбили в настоящем сражении.
Масло брызнуло на лобовое стекло и очки. Мы в беде, самолет.
Я опять подумал, что мы горим, а это совершенно некстати, когда самолет, собранный из дерева и ткани, находится на высоте в полмили. Я заглушил двигатель и перекрыл топливо, но дым все еще валил наружу, длинная полоса рассекала небо, и с ней ничего нельзя было поделать. О Боже. Мы горим.
Накренив биплан, я до упора нажал на педаль, и мы, завалившись на одно крыло, круто заскользили к земле.
Внизу было открытое поле, и если бы мы исполнили все как следует…
Дым стал выглядывать тонкой струйкой, и наконец совсем исчез; слышались только приглушенный свист ветра, пронизывающего расчалки самолета, и робкое трепетание пропеллера, который походил на вентилятор, обдувавший окрестности.
На другой стороне наклонного поля виднелся трактор, косивший сено. Я не мог бы утверждать, заметил он нас или нет; в тот момент мне было вовсе не до того.
Выровняться; пересечь забор; скользнуть на небольшой скорости; поднимаясь вверх, сесть на холм…
Самолет коснулся земли, и я что было сил потянул на себя ручку управления, опуская заднее колесо глубоко в землю. С треском и грохотом мы прокатились через вершину холма, замедлились и остановились.
Еще мгновение я оставался в кабине, исполненный благодарности за то, что самолет ни на секунду не вышел из-под контроля. Возможно, случилась какая-то незначительная неполадка. Может быть, через клапан или через дырку, возникшую в поршне, масло попало в цилиндр.
Я вышел из кабины и направился к двигателю. Из каждого выхлопного отверстия вытекало масло, и, когда я крутанул винт, масло забулькало внутри цилиндра. Ничего утешительного в этом не было.
Я разобрал карбюратор и припомнил, как Пол Рэйд рассказывал об одном из своих приключений. «Перекрытие масляного насоса, – констатировал он несколько лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Рядом с ним в машине сидел мальчик лет двенадцати или что-то около того.
– Не очень хорошо. Желающих полетать как-то маловато. Я полагаю, дело в месте.
– Я не знаю. Думаю, к вечеру пару человек могли бы появиться.
– Чересчур далеко от города, – сказал я. – Нужно быть поближе к городу, иначе никто не обратит на тебя внимание.
– Может быть, на моем поле тебе больше повезет, – предложил он. – Оно не так далеко от города.
– С воздуха я его не заметил. Где оно?
Мужчина открыл дверь машины, достал с заднего сиденья дощечку и принялся рисовать на ней карту.
– Ты знаешь, где находится сырная фабрика?
– Нет.
– Которая принадлежит Лу-Хуану?
– Нет. Я знаю где школа, где спортивная дорожка.
– Хорошо, озеро ты знаешь. Большое озеро к югу от города?
– Ага. Его знаю.
– Мы как раз через дорогу к югу от этого озера. Земля твердая. Сейчас там пасутся несколько коров, но мы все равно будем их оттуда выгонять, так что ты сможешь там сесть. Я на самом деле подумываю о том, чтобы сделать из него аэропорт. Милану нужен свой аэропорт.
– Пожалуй, я смогу его найти. Через дорогу от озера.
Я был уверен, что с пастбищем ничего не получится, но мне все равно нужно было улетать, так что можно будет по пути на него взглянуть.
– Договорились. Я поведу пикап, а у Калли здесь за углом стоит джип. Мы там встретим тебя.
– О'кей, я в любом случае на него погляжу, – сказал я, – но если оно мне не подойдет, полечу своей дорогой.
– Идет. Калли, поехали.
Мальчик стоял возле кабины, рассматривая приборы.
Через пять минут мы кружили над полоской твердой земли, которая была пастбищем. По центру столпилось стадо коров, по-видимому, жующих траву. Мы низко прошлись над землей. Поверхность выглядела ровной. Пастбище располагалось на склоне холма и тянулось до самой его вершины, как пологая санная горка. Сразу за вершиной был полосатый забор и телефонные столбы с проводами. Если мы выкатимся с твердой земляной полоски – нам несдобровать, но это будет наша собственная ошибка. Если все делать аккуратно, то это неплохая полоса для работы. Взлетать можно вниз по склону, садиться – вверх.
Но что важнее всего, в сотне ярдов от поля при дороге стояла забегаловка, где продавались гамбургеры. Если я покатаю хоть одного пассажира, я смогу поесть!
Коровы галопом помчались прочь, как только я прошелся над полем, едва не цепляя их рога. На всей дорожке валялась всего лишь одна бумажка – обрывок газеты, как раз рядом с тем местом, где полоса уходила чуть вправо. Как только я увижу, что бумажка осталась позади, я нажму на правую педаль, самую малость.
Садиться оказалось труднее, чем я представлял, и первая посадка получилась не такой гладкой, как мне бы того хотелось. Но у ограды уже останавливались автомашины, и тут как тут появились пассажиры.
– Сколько ты просишь за полет?
– Три доллара. Там вверху к тому же свежо и прохладно. Пассажиры еще раньше, чем я повесил табличку, – подумал я. – Хороший знак.
– O'кей, я полечу с тобой.
Ха-ха, – радостно подумал я, – обед. Я в очередной раз опустошил переднюю кабину с чувством, что я целый день только то и делаю, что загружаю и выгружаю свои вещи, усадил пассажира и пристегнул его ремнями. С вершины холма открывался неплохой вид – до самого горизонта, словно морские волны, тянулись холмы, впереди на склонах раскинулись деревья и дома города, который здесь называли «Майл'н». Биплан ринулся вниз по склону и через считанные секунды был уже в воздухе, быстро поднимаясь над полями.
Мы кружили над городом, пассажир смотрел вниз, на центральную площадь и многочисленные учреждения, которые там столпились; пилот думал, что он, по-видимому, только что нашел неплохое место. Поворот влево, поворот вправо, разворот над чьим-то озером и корабельной пристанью, спуск по спирали к пастбищу, где уже собрались, поджидая нас, автомобили, и короткая секундная посадка на вершине холма. Все прошло гладко. Площадка оказалась удачной. Найти ее было все равно, что разыскать алмаз в потайной зеленой шкатулке.
Здесь был совершенно другой город. Тут было гораздо больше тех, кого заинтересовал самолет и кто не прочь полетать.
– Можешь полетать восточнее, над площадкой для гольфа, – посоветовал Билл Каугилл, когда приехал на своем пикапе. – Может быть, еще оттуда народ придет.
Он был больше всех своих заинтересован в том, чтобы полеты имели успех. Видать потому, что хотел убедиться, что участок можно превратить в аэропорт.
– Как здесь насчет бензина, Билл? – спросил я. – Есть где-нибудь заправочная станция? Можно ли где-то взять пятигалонную канистру бензина, обычного автомобильного бензина?
– Если нужно, у меня в доме кое-что есть. Там много.
– Хорошо, возможно, я возьму у тебя галлонов десять.
Еще двое вышли из автомобилей.
– Прокатиться можно? – спросили они.
– Естественно.
– Тогда поехали.
И мы поехали.
Кружа над местом посадки, я обратил внимание, что автомобили выстроились у конца полосы, перегородив ее. Если мы будем долго катиться после посадки, никуда с полосы не сворачивая, то въедем прямо в самую их гущу. Я убрал газ и решил, что если наземная скорость окажется слишком большой, я поверну несколько влево и ближе к вершине сделаю резкий поворот вправо. Если все получится хорошо, удастся даже не повредить самолет. И все же, длинного приземления мне не хотелось.
Благодаря этим раздумьям посадка у нас вышла жесткой, мы подскочили, отразившись от земли, в воздух и, подпрыгивая, остановились. Это было напоминание, что слишком коротко приземляться тоже не стоит.
После этих первых пассажиров у меня в кармане осталось $9. Я оставил на некоторое время самолет желающим на него поглазеть и направился на противоположную сторону улицы к забегаловке с гамбургерами, которая принадлежала Лу-Хуану. Еда! Так же, как бензин был на вес золота для самолета, эти две горячие сосиски и два стакана молочного коктейля были на вес золота для его пилота. Я был рад просто посидеть, жуя что-то более существенное, чем сено.
Вокруг самолета собралась немалая толпа любопытных, и я стал беспокоиться за его обшивку. Я взял с собой стакан апельсинового напитка и вернулся к самолету. Там меня уже ждали новые пассажиры.
Время от времени в паузах Билл снова заговаривал со мной об этом поле.
– Если бы ты собирался устроить здесь аэропорт, что бы ты сделал в первую очередь? Так, чтобы уложиться, скажем, в пятьсот долларов?
– Да тут ничего особенного и не нужно делать. Может быть, засыпал бы землей вот это место ближе к концу полосы, хотя многовато пришлось бы засыпать. Нет, не стал бы этого делать. Все, что здесь нужно сделать – это обозначить наиболее ровный участок земли. Это самое сложное – выбрать то место, куда самолет будет садиться и куда он будет катиться.
– И ты считаешь, что здесь ничего не нужно ровнять?
– Думаю, нет. Нет ничего лучше взлета под гору и посадки вверх по склону. Просто пометь известью или чем-то в этом роде место, предназначенное для посадки. Позже можешь поставить здесь бензоколонку, если захочешь. Учитывая, что рядом озеро и забегаловка, где можно перекусить, получится замечательный маленький аэродром.
– А какой ширины, по-твоему, должна быть полоса?
– Ну, я думаю где-то примерно отсюда… и вот где-то… досюда, будет как раз достаточно по ширине. Даже более чем достаточно.
Он взял из кузова пикапа двусторонний топор и сделал в земле пометки с каждого края посадочной полосы.
– Я сейчас это просто отмечу и, может быть, когда-нибудь у нас что-то из этого выйдет.
Так же, как это происходило с первыми бродячими пилотами, так это случилось и со мной. Топор оставлял отметки там, где приземлился первый самолет, и потом в этом месте начинали садиться многие самолеты.
Уже позже я подумал, что если это поле превратится в аэропорт, то в мире станет меньше одним пастбищем, с которого могут летать странствующие пилоты.
– Я полечу с тобой, если ты пообещаешь, что мы будем лететь спокойно…
Это был мой водитель красного «форда», сам назвавшийся трусом, – Рэй.
– Ты хочешь, невзирая на все опасности подняться в воздух? – спросил я. – В этом древнем самолете?
– Только если ты пообещаешь не переворачивать его вверх ногами.
Мне пришлось улыбнуться, поскольку несмотря на свои слова про страх, парень совсем не боялся. Он летел в самолете, словно ветеран, мы сделали круг над площадкой для гольфа, два круга над городом, крутую спираль над посадочной полосой, и все это время он без всякого страха выглядывал вниз, словно полет ему снился.
– Это было и вправду замечательно, – сказал он и, довольный, обернулся к своей машине.
– Бесплатный полет для хозяина, Билл, – позвал я Каугилла-старшего. – Поехали.
– Я думаю, что Калли больше, чем я, хочет покататься.
Так оно и было, Калли бежал к самолету, на ходу натягивая свой собственный кожаный летный шлем, который он вытащил из джипа.
– Отец купил мне его в магазине, где продают оборудование, – пояснил он, самостоятельно забравшись на переднее сиденье. Ему уже нравилось летать, хоть мы еще даже не оторвались от земли.
Когда все со мной расплатились и я закончил последний полет, я залил в бак две пятигаллонные канистры обыкновенного автомобильного бензина. Достаточно, чтобы взлететь одному и проверить, как будет работать двигатель на таком топливе. Он работал ровно, как и на авиагорючем, если даже еще не ровнее.
Итак, до заката я прокатил двадцать пассажиров и после расчета за еду и топливо у меня осталось $49. Приятное ощущение по сравнению с полуднем на сенокосе, когда у меня в кармане звенела лишь монетка в десять центов.
Теперь я убедился, вне всякого сомнения, что существуют земли, где жив вчерашний день, что есть места, куда можно улизнуть, что человек в одиночку со своим самолетом вполне может прожить, если только он этого хочет. Милан оказался для меня хорошим местом, и я был счастлив. Но завтра придет время двигаться дальше.
Глава 19
ДНИ ПРОХОДИЛИ ЗА ДНЯМИ, события августа сменились происшествиями сентября. Многочисленные ярмарки, где были особо вычищенные коровы и причесанные овцы, которые в ожидании того, кто их оценит, жевали чистейшую отполированную до блеска солому.
Монетки, дождем орошающие стеклянную посуду, издавая при этом напоминающий колокольчики звон, и песня продавцов: «Брось монетку в хрустальный бокал и забирай его, он твой. Брось монетку, получишь бокал, заберешь его домой…»
Тихие улочки, старые городишки, где театр превратился в автомагазин, а затем и вовсе закрылся.
Люди, которые еще помнят старые самолеты, помнят засухи и наводнения, урожайные и неурожайные годы.
Тарелки с овсяным печеньем у миссис Флик, выложенным горками высотой в фут, три штуки за пять центов.
Женщины в костюмах американских первооткрывательниц на торжествах в маленьких городках, танцы на площадях и улицах.
Музыка, звучащая из динамиков, эхом отзывающаяся при свете звезд в крыльях биплана и гамаке бродячего пилота, который, вслушиваясь, наблюдает, как движутся галактики.
Огромный, словно гора, крепкий седой мужчина. Клод Шеферд, работающий на громадном Паровом Тракторе Кейза выпуска 1909 года. Двадцать тонн металла, несколько бочек воды, целые бункеры угля, огромные, просто невероятных размеров ведущие колеса – семь футов высотой. Я полюбил паровые двигатели еще с тех пор, когда был ребенком и сидел у дедушки на коленях. Самые мягкие двигатели в мире, паровые. Уже в пять лет я мог установить клапан… никогда этого не забуду, никогда не смогу разлюбить пар.
Пассажиры, пассажиры, мужчины, женщины и дети, поднимающиеся в воздух, чтобы потрогать небо, поглядеть сверху вниз на водонапорные башни небольших городков Среднего Запада. Каждый взлет не похож на другой, каждая посадка отличается от прочих. Каждый человек в кабине отличается от остальных, он отправляется в свое собственное маленькое путешествие. Ничего не происходит по воле случая, ничего нельзя объяснить просто удачей.
За рассветом закат, за которым снова рассвет. Море чистого воздуха, дождь, ветер, гроза, туман, молнии и снова море прозрачного чистого воздуха.
Солнце желтое, свежее и совсем не палящее, какого я никогда доселе не видел. Трава такая зеленая, что искрится под колесами. Голубое чистое небо, какими и бывают обычно небеса, облака – белее, чем снег на Рождество.
И самое главное – свобода.
Глава 20
ЗАТЕМ НАСТАЛ ДЕНЬ, когда мы взлетели, мой биплан и я, и направились в Айову.
Жужжа в сторону севера, поглядывая вниз. В одном городке подвернулся неплохой скошенный луг, и мы, покружив над ним, приземлились. Но там не было гладкого, плоского участка. Стоит двигателю выйти из строя на взлете, и впереди ждет лишь грубая, неровная поверхность земли. Находятся люди, утверждающие, что вероятность поломки двигателя при взлете столь незначительна, что не стоит по этому поводу сушить голову, но эти люди, похоже, не летают на старых самолетах.
Мы опять взлетели и устремились дальше на север, в холодный воздух осени. Города здесь выглядели островами деревьев, разделенных морями кукурузных полей, с готовностью ожидающих страды. Кукуруза вплотную примыкала к городу справа, а там больше не предвиделось подходящих мест, чтобы заняться делом. Но я не суетился. Вопрос о выживании уже давно был решен. Некоторые удачные места всегда прорисовываются с приходом заката.
Как только я отказался еще от одного городишки, двигатель кашлянул один раз, и клуб белого дыма, уносимый потоком ветра, остался позади. Я выпрямился в кресле, напрягся, как струна.
Дым – это не к добру. «Райт» никогда не вел себя подобным странным образом, пока не пытался сообщить: что-то не так. Что он хотел сказать? «Дым… дым», – размышлял я. Откуда бы взяться облаку белого дыма? Двигатель опять заработал ровно. Или нет? Очень внимательно прислушиваясь, я решил, что он все же работал самую малость неровно. И я чувствовал, что запах выхлопа интенсивнее, чем обычно.
Но все приборы регистрировали свои обычные данные: давление масла, температура масла, тахометр… в точности как надо.
Я нажал на газ, и мы стали набирать высоту. Мне хотелось лететь повыше, чтобы в случае чего, спланировать и приземлиться посреди мягких холмов, расстилавшихся внизу.
Мы выровнялись на высоте 2500 футов, в ледяном воздушном пространстве. Лето закончилось.
Был ли под кожухом огонь? Я высунулся из кабины, окунувшись в ветер, но впереди не было никаких признаков огня.
Что-то неладное стряслось с двигателем. Да! Теперь он работал неровно. Если бы двигатель попросту заглох – это одно дело, и ясно, как поступать в таких случаях. Но эта неровность, и запах выхлопного газа, и это облако дыма. Все это что-то да значило, но что именно – сложно было сказать.
В то же мгновение огромный клуб белого дыма, возникнув в районе двигателя, ринулся на нас, и сзади плотным шлейфом потянулась сплошная река. Я выглянул из кабины справа и не увидел ничего, кроме дыма, как будто бы нас сбили в настоящем сражении.
Масло брызнуло на лобовое стекло и очки. Мы в беде, самолет.
Я опять подумал, что мы горим, а это совершенно некстати, когда самолет, собранный из дерева и ткани, находится на высоте в полмили. Я заглушил двигатель и перекрыл топливо, но дым все еще валил наружу, длинная полоса рассекала небо, и с ней ничего нельзя было поделать. О Боже. Мы горим.
Накренив биплан, я до упора нажал на педаль, и мы, завалившись на одно крыло, круто заскользили к земле.
Внизу было открытое поле, и если бы мы исполнили все как следует…
Дым стал выглядывать тонкой струйкой, и наконец совсем исчез; слышались только приглушенный свист ветра, пронизывающего расчалки самолета, и робкое трепетание пропеллера, который походил на вентилятор, обдувавший окрестности.
На другой стороне наклонного поля виднелся трактор, косивший сено. Я не мог бы утверждать, заметил он нас или нет; в тот момент мне было вовсе не до того.
Выровняться; пересечь забор; скользнуть на небольшой скорости; поднимаясь вверх, сесть на холм…
Самолет коснулся земли, и я что было сил потянул на себя ручку управления, опуская заднее колесо глубоко в землю. С треском и грохотом мы прокатились через вершину холма, замедлились и остановились.
Еще мгновение я оставался в кабине, исполненный благодарности за то, что самолет ни на секунду не вышел из-под контроля. Возможно, случилась какая-то незначительная неполадка. Может быть, через клапан или через дырку, возникшую в поршне, масло попало в цилиндр.
Я вышел из кабины и направился к двигателю. Из каждого выхлопного отверстия вытекало масло, и, когда я крутанул винт, масло забулькало внутри цилиндра. Ничего утешительного в этом не было.
Я разобрал карбюратор и припомнил, как Пол Рэйд рассказывал об одном из своих приключений. «Перекрытие масляного насоса, – констатировал он несколько лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23