Мы теперь больше времени проводили вместе, и я почти не общалась с этой глупой Ютой и костлявой, худосочной Ингой. Мы с Ланой были лучше остальных. Мы были самыми лучшими!Тренируясь день за днем, я постепенно начала держаться как настоящая рабыня. Теперь это происходило уже автоматически. Я об этом даже не задумывалась. Я подсознательно выбирала те зачастую неуловимые для глаза движения, которые столь явно отличают сладострастную, обольстительную рабыню от сдержанной и холодной свободной женщины. Я уже нисколько не была похожа на женщину Земли. Я держалась легко и естественно, с не знающей стыда грацией горианской рабыни.Однажды я зачем-то прошла по невольничьей камере, я Инга, проводив меня взглядом, неожиданно сказала:— Ты самая настоящая рабыня, Эли-нор! Я подскочила к ней и ударила ее по лицу. На глаза у нее навернулись слезы.— Рабыня! — закричала она. — Ты — рабыня!Я принялась таскать ее за волосы. Мы сцепились клубком и покатились по полу. Юта тщетно пыталась нас успокоить.— Мы все здесь рабыни. Не ссорьтесь! — примирительным голосом увещевала она.Ее уговоры на нас не действовали.Вдруг чьи-то руки рывком оттащили меня в сторону. Рядом пронзительно вскрикнула Инга. Между нами в клети стоял охранник и крепко держал нас обеих за волосы. Мы с Ингой не могли даже пошевелиться.Я вдруг испугалась, что меня накажут. Меня еще ни разу не били с тех пор, как в первый день моего появления у Тарго Лана избила меня кожаной плетью. Я не испытала на себе силу удара горианского мужчины, и у меня не было никакого желания познакомиться поближе с обычно применяемой для наказания невольниц плетью-семихвосткой. Я была слишком восприимчива к боли. Это других, обычных рабынь пусть избивают плетьми, но я во что бы то ни стало должна избежать этой участи. Мне будет слишком больно. Они даже не знают, как мне будет больно!— Это она первая начала! — закричала я.— Она меня ударила! — воскликнула Инга; она, я видела, тоже очень напугана. Она, хотя в прошлом и принадлежала к касте книжников, не меньше меня боялась наказания плетьми.И все равно по отношению к ней это не будет так жестоко, думала я. Она — обычная германская девчонка, не такая нежная и чувствительная, как я.— Это она! Она начала первой! Она меня ударила! — кричала я, указывая на Ингу.Юта раскрыла рот от моего нахальства. Я не обращала на нее внимания.— Не наказывайте меня! Это она первой меня ударила, — доказывала я охраннику.— Ты лжешь! — воскликнула Инга.— Ты сама лжешь! — не сдавалась я. Юта смотрела на меня с глубоким разочарованием. Лана покатывалась со смеху.— Охранник был рядом, — не скрывая своего веселья, пояснила она. — Он все видел!Я тут же прикусила язык. Меня, рабыню, поймали на лжи! Чем это могло закончиться — страшно было даже себе представить. Все внутри меня оборвалось.Однако охранник не спешил наказывать меня плетью. На лице у него играла кривая усмешка. Его, как и Юту, кажется, совсем не удивило, что я ему солгала. Он, к моему возмущению, словно и не ожидал от меня ничего другого.Только тут я поняла, кем меня считают в загонах для невольниц. Я была крайне раздосадована.Охранник не торопясь связал нам обеим за спиной руки. После этого он подвел меня к боковой стене клети и, перебросив мои волосы через продольную балку, завязал их на металлических прутьях тугим узлом. Подобным же образом он поступил и с Ингой, привязав ее за волосы к противоположной стороне клети, напротив меня. Мы с Ингой не могли не только присесть, но даже отвернуться друг от друга.— Приятных сновидений, — пожелал охранник устраивающимся на соломенной подстилке Юте и Лане.— Спокойной ночи, хозяин, — в один голос ответили они.— Желаю хорошенько отдохнуть, — бросил охранник нам с Ингой.— Спокойной ночи, хозяин, — пробормотали мы. Охранник запер за собой двери и ушел. Несколько часов спустя, перед самым рассветом, Инга бросила на меня полный ненависти взгляд.— Ты лгунья, Эли-нор, — процедила она сквозь зубы.— А ты дура, — не осталась я в долгу.На следующее утро, едва успел охранник отвязать наши волосы от металлических прутьев решетки, как мы с Ингой со стоном опустились на пол. Я так устала, что даже не заметила, как охранник развязал нам руки. Я лежала, прижавшись лицом к полу, ничего не видя вокруг себя и не слыша.Через некоторое время, придя в себя, я подползла к лежащей в другом конце клети Инге.— Прости меня, Инга, — пробормотала я. — Я виновата.Она обожгла меня ледяным взглядом. Простояв всю ночь напролет, она измучилась не меньше меня.— Прости меня, — снова попросила я. Инга отвернулась.— Прости ее, — вступилась Юта. — Она признает свою вину.Я почувствовала благодарность к своей заступнице. Инга не хотела встречаться со мной взглядом.— Эли-нор слабая, — продолжала Юта. — Она испугалась.— Эли-нор лгунья, — твердо стояла на своем Инга. Она обернулась и посмотрела мне в лицо. Глаза ее пылали ненавистью. — Она рабыня! — процедила она сквозь зубы.— Мы все рабыни, — со вздохом заметила Юта.Инга отвернулась и уронила голову на колени. На глаза мне навернулись слезы. Юта поспешила обнять меня за плечи.— Не плачь, Эли-нор, — прошептала она.Меня внезапно охватила ярость. Я отстранилась от Юты, и она отошла на свою половину клети.Инга права. Я рабыня!Я легла на спину и уставилась невидящим взглядом в потолок. Да, я рабыня. Но в отличие от той же Инги я превосходная, великолепная рабыня!В проходе раздались шаги охранника. Я немедленно вскочила на ноги и прижалась лицом к железным прутьям решетки.— Хозяин! — окликнула я его.Он обернулся и, увидев мою протянутую руку, с усмешкой вытащил из кармана леденец, держа его в дюйме от моей ладони. Состроив комичную гримаску, я изо всех сил старалась дотянуться до конфеты, но он каждый раз отводил руку так, что я не могла ее достать. Наконец натешившись, он отдал мне конфету.— Спасибо, хозяин, — с благодарностью произнесла я, зажав конфету в кулаке.Некоторые из охранников всегда носили с собой конфеты. А этого охранника я знала особенно хорошо. Я всегда безошибочно узнавала его шаги.Вот и сейчас я была очень собой довольна. Инге бы ни за что не удалось выпросить у него конфету!Я поудобнее устроилась на соломенной подстилке и попробовала леденец.— Я тебя прощаю, Эли-нор, — вдруг сказала Инга; голос у нее был тихим и слабым.Я не ответила, решив, что это какая-нибудь уловка с ее стороны и она просто хочет, чтобы я поделилась с ней конфетой.— Со мной такие номера не проходят! — усмехнулась я, и тут же ко мне приблизилась Лана.— Давай сюда конфету! — потребовала Лана.— Это моя! — возразила я.— Давай! Я — первая девушка в нашей клетке!Спорить с Ланой было бессмысленно. Она была сильнее меня.Я с сожалением отдала ей конфету, и она тут же засунула ее в рот.Я подползла к Инге.— Ты и вправду меня простила? — спросила я.— Да, — ответила Инга.Я отошла в свой угол и растянулась на соломенной подстилке.Инга была права. Я — рабыня!Я перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок.“Да, Эли-нор, — сказала я себе, — ты — рабыня! Это ясно доказали тебе и женщины-пантеры, и тот низкорослый человек в хижине. Ты рабыня по самой своей природе, и от этого никуда не деться. Однако ты красивая рабыня, — напомнила я себе. — Красивая и умная! А это самое главное”.И все же мне было совершенно не понятно, каким образом я, Элеонора Бринтон, прежде столь богатая, элегантная и высокомерная женщина, могла так быстро превратиться в самую обычную рабыню, лежащую сейчас на соломенной подстилке и внимательно разглядывающую потолок невольничьей камеры.У меня уже не было надежды вернуться на Землю. Люди в серебристом дискообразном корабле, несомненно, прилетали сюда не с моей планеты. Да и здесь я больше не встречала ни подобных летательных аппаратов, ни людей соответствующего этой технике уровня развития. К тому же, насколько я могла предположить, эти астронавты могли оказаться еще более свирепыми и жестокими, чем люди из черного корабля или горианцы. Я не хотела с ними встретиться. Меня бросало в дрожь при одном воспоминании о том огромном золотистом существе, которое они сопровождали. Я была уверена, что у них не возникнет желания вернуть меня на Землю. Я убедилась в их силе, когда увидела, как они уничтожили остатки черного корабля. Это меня напугало. Кроме того, я уже перестала сомневаться в отношении намерений людей из доставившего меня сюда черного дискообразного корабля. Я пришла к заключению, что, если им и удастся снова меня отыскать — что уже само по себе казалось мне довольно маловероятным, — они не согласятся возвратить меня на Землю. Я не сомневалась что мне с ними не сторговаться. Человек в хижине ясно дал мне понять, что я представляю собой для них всего лишь обычную рабыню, годящуюся только на то, чтобы валяться у них в ногах и исполнять их указания.Если же мне и удастся осуществить их еще непонятный мне и план, разве я не окажусь, скорее всего, в руках их противников н не буду убита? Даже в случае удачного завершения запланированной операции отношение ко мне этих людей безусловно не переменится. Я навсегда останусь для них рабыней, которую можно продать, купить или еще как-нибудь распорядиться ею по своему усмотрению. Нет, я была очень рада, что мне удалось убежать. У этих людей слишком мало было теперь надежды отыскать меня вторично. Труднее всего им предположить, что я снова окажусь в руках Тарго. Скорее всего, они решат, что я, совершенно одна в этом диком лесу, ночью, беззащитная, со связанными руками, стала жертвой какого-нибудь хищника — слина или лесной пантеры.Мысли у меня снова вернулись к той ужасной ночи, когда мне удалось выскользнуть из одинокой избушки незамеченной странным косматым чудовищем, занятым кровавым пиршеством и с наслаждением пожирающим останки убитого им, истекающего кровью слина.Меня даже бросило в дрожь при этих воспоминаниях.
***
Я тогда сломя голову бежала по ночному лесу, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь на ноги. Я выбивалась из сил. Громадные тур-деревья на моем пути сменялись густыми зарослями из высокого сросшегося кустарника, переплетенного толстыми лианами.Случайно я выскочила на окруженную тур-деревьями поляну, где совсем недавно кружились в диком танце женщины-пантеры. На прежнем месте возвышался невольничий столб, к которому я была тогда привязана. Сейчас покрытая опавшей листвой поляна была пуста. Я побежала дальше. Временами я останавливалась, прислушиваясь, нет ли за мной погони, но никаких следов преследования я не обнаружила.Низкорослый человек, испугавшийся ярости разбушевавшегося косматого чудовища, тоже убежал. Я его не боялась. Я больше опасалась, что меня станет преследовать само чудовище. Однако, считала я, если это и произойдет, то очень не скоро. Я даже сомневалась, что оно заметило мое бегство из хижины. Я рассчитывала, что оно не оставит свою жертву, пока не наестся до отвала, а потом, скорее всего, уляжется спать. И все же мне хотелось уйти от одинокого лесного дома как можно дальше, поэтому я бежала по ночному лесу насколько хватало сил.Один раз я наткнулась на слина, пожирающего убитого им молодого табука — изящное, тонконогое, похожее на антилопу животное с небольшим рогом на лбу. Заметив мое приближение, слин поднял голову и, оскалив усеянную мелкими острыми зубами пасть, грозно зашипел. Я вскрикнула и поскорее бросилась наутек от опасного места. Проводив меня недовольным рычанием, слин вернулся к прерванной трапезе. Я бежала и все время слышала подозрительные ночные шорохи и звуки, которые меня только подгоняли. Я испугалась даже небольшого стада бегущих молодых табуков.Я старалась держаться одного направления, опасаясь, что, сбившись с пути, начну бродить по кругу. Мне помогало ориентироваться, что в этих местах с преобладающими северными ветрами ветви высоких деревьев гуще растут с южной, подветренной стороны. Замечая это, я двигалась на юг. Я надеялась выйти к реке и по берегу добраться до Лауриса.Я начала успокаиваться и тут на краю небольшой поляны в залитых лунным светом ветвях низкорослого дерева, ярдах в пятидесяти от себя заметила две пары горящих глаз притаившихся в засаде лесных пантер. Я обмерла. В такое время суток, я знала, они и выходят на охоту. Я сделала вид, будто не замечаю их присутствия, и с замирающим сердцем стала обходить поляну стороной. Они видели меня и знали, что я тоже их увидела. Каждый из нас давал понять другому, что знает о его присутствии, но не имеет по отношению к нему враждебных намерений. Я, разумеется, таких намерений точно не имела. Лесная пантера — опасное сильное животное и не любит, когда ему мешают во время охоты. Оставалось надеяться, что не я являюсь выбранной ими жертвой.Я осторожно двигалась вдоль поляны, непрерывно наблюдая за животными. Они несколько секунд выжидали и затем скрылись среди деревьев. Я боялась поверить в такую удачу. Со связанными за спиной руками я чувствовала себя совершенно беспомощной.Луны скрылись за тучами, и вскоре мне на плечи упали первые капли дождя, а через минуту небеса разверзлись, и на землю хлынули потоки холодного северного ливня. Дождь лил как из ведра. Стоя под его ледяными, хлещущими в лицо струями, я запрокинула голову и весело рассмеялась. На душе у меня было легко и радостно. Дождь смоет мои следы. Теперь я могла убежать от косматого чудовища! После такого ливня мой след не возьмет даже слин — самый лучший горианский охотник! Спрятавшись под густыми ветвями, я с радостью наблюдала, как дождь хлещет по жадно впитывающей его струи земле.Часа через два ливень перестал, и я выбралась из-под ветвей и снова двинулась в путь. Теперь я уже не опасалась преследования, но меня заботило, как добраться до Лауриса.Я несколько раз пыталась стащить ремни, связывающие мне руки, или перетереть их о ствол дерева, но мне не удалось от них освободиться. Горианцы умеют связать невольнице руки. После часа, потраченного мной на бесполезные усилия, руки у меня были связаны так же прочно, как прежде.Я решила, что лучше не терять времени и идти дальше.Я чувствовала себя уязвимой и беспомощной. Я была словно безрукое слабое животное, лишенное к тому же обостренного обоняния и тонкого слуха, помогающих ему уловить присутствие хищника. Не было у меня и свойственной каждому лесному существу ловкости и быстроты.Меня мучил голод. Начался рассвет.Незадолго до полудня я вышла к небольшому ручью, который мог оказаться притоком Лаурии.Лежа на берегу, я напилась из ручья и затем вошла в воду, чувствуя, как его холодные струи приятно освежают мое тело и онемевшие, затекшие руки.Ручей оказался неглубоким, по колено, и я пошла по дну вниз по течению. Я старалась окончательно скрыть свои следы, чтобы меня не настигло ни косматое чудовище, ни хищные звери.Так я шла около часа, иногда останавливаясь отдохнуть на пологом берегу. Вскоре ручей влился в небольшую речушку, и я уже не сомневалась, что она несет свои воды в Лаурию.Я пошла по берегу, все время спрашивая себя, следует ли мне возвращаться в Лаурис? Там меня накормят, но там же непременно я снова стану рабыней. Не лучше ли мне попытаться отыскать в лесу жилище какого-нибудь дровосека или охотника? В услужении у него могла бы находиться девушка-рабыня, которая, возможно, не отказалась бы мне помочь. Она бы развязала мне руки и дала поесть. С другой стороны, думала я, эта девушка, возможно, не захотела бы показывать меня своему хозяину, поскольку я, несомненно, была красивее ее. Я опасалась, что в таком случае девчонка может просто убить меня или просто попытаться продать меня другим охотникам или женщинам-пантерам, а те, чего доброго, снова приведут меня к низкорослому человеку с его косматым чудовищем и обменяют на сотню наконечников для стрел.Я не знала, что мне делать. Я была в отчаянии. Меня возмущала сама мысль о том, что лесные разбойницы продали меня за сотню наконечников для стрел. Воспоминание об этом приводило меня в бешенство. С тем, что я буду выставлена на продажу, я уже смирилась. Но стоимость моя будет измеряться несколькими золотыми монетами, а не сотней каких-то дурацких наконечников!Я была так возмущена, что даже не заметила человека, прятавшегося на берегу ручья за высоким густым кустарником. Я лишь внезапно почувствовала у себя на шее затягивающуюся кожаную петлю. Это произошло так неожиданно, что я не успела ничего сообразить. Прятавшийся мужчина рывком подтащил меня к себе. Вконец обессилевшая, задыхающаяся, я не имела никакой возможности вырваться, а связанные за спиной руки лишали меня даже самой крохотной надежды на освобождение. Петля сжимала горло все сильнее, в глазах у меня потемнело, и я без сил опустилась на землю, потеряв сознание.Очнулась я, лежа на груди у мужчины. На мне была надета его туника, слишком широкая для девушки. Мне было тепло. Рукава туники были подвернуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47