Они случайно приблизятся к истине, поэтому не смогут в полной мере познать ее. И, следовательно, не будут обладать ею. Только тот, кто обрел это понимание в жестокой борьбе, может стать его настоящим владельцем.Разве мы не учимся жить, совершая поступки, как учимся говорить — разговаривая, рисовать — рисуя, строить — строя?Те, кто знают, как следует жить, в наименьшей степени способны объяснить это другим — так мне кажется. И не то чтобы они этому не учились — просто, пытаясь овладеть столь нужным искусством, они обнаруживают, что не могут рассказать о своих открытиях: ведь произносить можно лишь слова, они же научились жить, а не говорить об этом! Мы можем сказать: «Это здание прекрасно». Но ведь не благодаря словам мы по знаем красоту; само здание учит нас прекрасному, верно? Мы же не станем считать, что причиной красоты является определенное количество колонн или наклоненная под особым углом крыша, ну и всякие другие штуки в таком же роде. Впрочем, слова можно произнести, но чувства, которые наполняют твою душу, когда ты смотришь на великолепное сооружение, невозможно выразить никакими словами. Потому что слова пусты. А прекрасное говорит само за себя.Земная мораль, с точки зрения жителей Гора, больше подходит рабам. Зависть и презрение тех, кто занимает высшее положение, ко всем остальным. Неравенство и унижения. Мораль, заставляющая людей стараться быть как можно более незаметными, не высовываться, льстить и заискивать, избегать столкновений и проблем.Рабы были бы просто счастливы, если бы получили возможность почувствовать себя такими же, как и все остальные люди. Об этом мечтают все невольники; а еще о том, чтобы так же считали и окружающие. С другой стороны, горианская мораль основана на еще большем неравенстве, на постулате, гласящем, что все индивидуумы отличаются друг от друга, причем этих различий невероятно много. Если слегка упростить теорию, можно сказать, что это мораль господ. Здесь не знают чувства вины, хотя жителям Гора прекрасно известно, что такое стыд и ярость. Земные законы предполагают покорность, смирение и приспособленчество; горианские — поощряют активность, умение бросить вызов обстоятельствам и покорить неприятеля. На Земле ценятся доброта, сострадание, мягкость и скромность, а на Горе — честь, храбрость, сила и твердость. Многие жители Земли могли бы спросить: «Почему вы такие жестокие?» А моралисты Гора спросили бы в свою очередь: «А почему вы такие слюнтяи?»Иногда мне кажется, что горианцам не помешало бы поучиться у землян доброте, а тем у них твердости. Но ведь я не знаю, как нужно жить. Я искал ответы на свои вопросы и не нашел. Мораль рабов утверждает: «Ты мне равен, мы оба одинаковы»; мораль господ — «Ты мне не равен, мы не одинаковы». Рабы считают, что причина всех бед — зависимость одних людей от воли других. А хозяева предлагают всем, кто сможет, сражаться за вершины свободы. Мне не доводилось встречать более гордого, самонадеянного и цельного существа, чем свободный горианец, будь то женщина или мужчина. Они часто вспыльчивы и легко обижаются по совершенно непонятным поводам, но никогда не бывают мелочными. Более того, им несвойственно бояться своего тела или инстинктов, поэтому, когда они ограничивают себя в чем-то, это дается путем титанических усилий. Но случается и так, что они не сдерживаются, не считают, что инстинкты и кровь являются врагами, шпионами и саботажниками, засланными внутрь великолепного строения, которое зовется их телом. Они воспринимают эти проявления как часть своего существа и с радостью приветствуют их. Немного опасаются, конечно, стремления к жестокости и мести, способности очертя голову броситься на защиту собственных интересов и безудержной похоти. Но относятся ко всему этому как к естественному проявлению своей сути — ведь дан же им слух или способность мыслить! Многие земные законы морали делают людей маленькими; цель горианской морали, если на время забыть обо всех ее недостатках, заключается в том, чтобы вырастить людей великими и свободными. Любому ясно, что эти цели не имеют ничего общего.Я сидел в темноте и думал обо всех этих вещах. Для меня не существовало никаких навигационных карт.Я, Тэрл Кэбот, или Боск из Порт-Кара, разрывался между двумя мирами.Потому что не знал, как нужно жить.Мое сердце переполняла горечь.Однако у горианцев есть поговорка, о которой я вспомнил, сидя в окутанном мраком огромном зале: «Не спрашивай у камня или у деревьев, как нужно жить, — они не смогут ответить на твой вопрос, потому что не умеют говорить; не спрашивай мудреца, как нужно жить, потому что, если ему это известно, он знает, что не имеет права тебе сказать; если ты сам узнаешь, как нужно жить, не задавай больше этот вопрос; ответ на него не в вопросе, а в самом ответе, и вовсе не в словах; не спрашивай, как нужно жить, — просто продолжай жить».Я не до конца понимаю смысл этого мудрого высказывания. Как, например, можно продолжать делать то, что не умеешь делать правильно? Подозреваю, загвоздка в том, что горианцы считают, будто человек на самом деле знает, как жить, хотя может и не подозревать об этом. Просто предполагается, что это знание упрятано в самые сокровенные глубины души, является инстинктом, неотъемлемой частью человеческого существа. Не знаю. Эту поговорку, вероятно, следует рассматривать в качестве побуждения к действию, к совершению значительных поступков, и тогда в процессе деятельности к тебе придет знание. Мы верим, что ребенок, достигнув определенного возраста, стремится встать на ноги и пойти, так же как он ползал некоторое время назад. Но ведь по-настоящему он учится ползать, ходить, а потом и бегать, только занимаясь этими упражнениями.Меня преследовала одна и та же мысль: «Не спрашивай, как нужно жить, — просто продолжай жить».Но как я мог это делать, я — калека, укутанный одеялами, сидящий в капитанском кресле в огромном тем ном зале?Я был богат, но страстно завидовал самому жалкому пастуху верров, нищему крестьянину, разбрасывающему навоз по своему полю, потому что и пастух, и крестьянин могли двигаться.Я попытался сжать левую руку в кулак. Но пальцы не послушались меня.Как жить?В кодексе воинов говорится: «Будь сильным и поступай так, как сочтешь правильным. Мечи других укажут тебе границу твоих возможностей».Я был одним из самых искусных воинов Гора, владеющих мечом. А теперь не могу пошевелить левой частью своего тела.Впрочем, я по-прежнему могу приказывать стали, той, что в руках моих людей, которые по совершенно необъяснимой причине, будучи горианцами, остались мне верны, невзирая на то что я стал инвалидом, прикованным к креслу, стоящему в темном зале.Я испытываю к ним благодарность, но никогда не открою свои чувства, потому что я — капитан.И еще потому, что не имею права их унижать.«В очерченном мечом круге, — говорится в воинском кодексе, — каждый мужчина — убар».«Сталь — вот монета воина. Он покупает на нее все, что пожелает».Вернувшись из северных лесов, я дал себе слово, что не стану смотреть на Талену, бывшую когда-то дочерью Марленуса из Ара, и которую Самос купил у работорговцев.Но однажды мое кресло принесли в его дом.— Хочешь я покажу ее тебе обнаженной и в кандалах? — спросил Самос.— Нет, — ответил я, — вели одеть ее в самые роскошные шелка, как подобает высокорожденной женщине Ара.— Но ведь она рабыня, — возразил он. — На бедре она носит знак Трева. И мой ошейник.— Как подобает высокорожденной женщине прекрасного Ара, — повторил я.Так вот и получилось, что Талена, бывшая когда-то дочерью Марленуса из Ара и моей свободной спутницей, снова предстала передо мной.— Рабыня, — произнес Самос.— Не опускайся на колени, — сказал я ей.— Открой лицо, рабыня, — приказал Самос.Грациозная девушка, ставшая собственностью Самоса, когда-то владевшая бесчисленным множеством рабов в Аре, сняла вуаль, отстегнула ее и опустила на плечи.Мы снова посмотрели друг на друга.Я заглянул в ее потрясающие зеленые глаза, увидел обольстительные губы, восхитительного вкуса которых еще не забыл, чудесное, смуглое и такое прекрасное лицо. Она вытащила из волос шпильку и чуть повела головой — ослепительный золотистый плащ окутал плечи. Мы не сводили друг с друга глаз.— Господин доволен? — спросила она.— Прошло так много времени, Талена, — ответил я ей.— Да, — сказала она. — Прошло много времени.— Он свободный человек, — вмешался Самос.— Прошло много времени, господин, — проговорила Талена.— Очень много лет, — повторил я. — Очень. — Я улыбнулся своей бывшей спутнице. — В последний раз я видел тебя, когда мы провели вместе ночь.— Я проснулась, но тебя не было, — сказала она. — Ты меня бросил.— Не по собственной воле я тебя оставил, — попытался оправдаться я. — Не по собственной воле.По глазам Самоса я понял, что не должен ничего говорить о Царствующих Жрецах. Именно они вернули меня тогда на Землю.— Я тебе не верю, — проговорила Талена.— Последи за своим язычком, красотка, — оборвал ее Самос.— Если ты приказываешь мне поверить, я так и сделаю, ведь я же рабыня.— Нет, — сказал я и улыбнулся. — Не приказываю.— Мне оказывали почести в Ко-Ро-Ба, — заговорила Талена, — я жила свободной и пользовалась уважением, потому что являлась твоей спутницей. Даже через год после того, как ты исчез и не вернулся.По горианским законам, в такой ситуации союз расторгается — если он не подтвержден к полуночи годовщины того дня, когда был заключен.— Царствующие Жрецы при помощи огненных знаков дали понять, что Ко-Ро-Ба должен быть уничтожен, и я покинула город.Царствующие Жрецы сровняли город с землей, а население разбежалось в разные стороны.— И ты стала рабыней, — сказал я.— Через пять дней, когда попыталась вернуться в Ар. Меня поймал бродячий мастер кожевенных дел и, конечно же, не поверил, что я дочь Марленуса из Ара. В первый вечер он вел себя хорошо и ничем меня не оскорбил. Был добр и благороден. Я же испытывала к нему благодарность. А утром проснулась от его громогласного хохота, в ошейнике. — Талена сердито на меня посмотрела. — Уж можешь не сомневаться, он мной попользовался как следует. Ты понимаешь, что я имею в виду? Он заставил меня подчиняться. Меня, дочь Марленуса из Ара. Какой-то бродячий мастеровой! Потом он меня высек. О, этот простолюдин научил меня знать свое место. Ночью сажал на цепь, а в конце концов продал торговцу солью. — Талена не сводила с меня глаз. — У меня было много хозяев.— И среди них, — заметил я, — Раск из Трева.— Я хорошо ему служила, — сказала Талена, которая вдруг страшно напряглась. — У меня не было выбора. Это он поставил клеймо. — Она гордо вскинула голову. — До тех пор мои хозяева считали, что я слишком красива, чтобы портить такое тело.— Настоящие дураки, — заявил Самос. — Клеймо учит раба знать свое место.Талена еще выше подняла голову. И я вдруг понял, что передо мной стоит самая красивая женщина Гора.— Насколько я понимаю, — сказала она, — это благодаря тебе мне позволили одеться сегодня. Кроме того, я должна поблагодарить тебя за то, что мне разрешили смыть грязь, в которой живу.Я молчал.— Клетки просто отвратительны, — продолжала Талена. — В моей всего четыре шага. А живет там двадцать девушек. Еду нам сбрасывают сверху. Пьем мы из какой-то канавы.— Приказать, чтобы ее высекли? — поинтересовался Самос.Талена побледнела.— Нет, — ответил я.— Раск из Трева отдал меня одной женщине-пантере, ее звали Вьерна. Так я попала в северные леса. Мой нынешний хозяин, благородный Самос из Порт-Кара, купил меня на берегу Тассы и доставил в Порт-Кар на цепи, прикрепленной к кольцу, вделанному в борт его корабля. А здесь, несмотря на высокое рождение, меня поместил вместе с простолюдинками.— Ты всего лишь рабыня, — сказал Самос.— Я дочь Марленуса из Ара, — гордо возразила Талена.— Насколько мне известно, попав в лес, ты попросила своего отца выкупить тебя, — медленно проговорил я.— Да, — подтвердила Талена. — Я это сделала.— А тебе известно, что Марленус поклялся на своем мече и щите с гербом Ара, что отказывается от тебя, что ты больше ему не дочь? — спросил я.— Я не верю, — сказала Талена.— Ты ему не дочь, — повторил я. — Ты теперь не принадлежишь ни к какой касте, у тебя нет Домашнего Камня, нет семьи.— Ты лжешь!— Опустись на колени перед кнутом! — приказал Самос. Талена сразу стала какой-то жалкой и медленно встала на колени. Скрещенные запястья протянуты вперед, как будто связаны, голова опущена к самому полу, спина открыта кнуту.Она задрожала, и я понял, чего смертельно боится и с чем прекрасно знакома эта рабыня — Талена познала поцелуи горианского бича, которым пороли непокорных рабов.Словно по мановению волшебной палочки, в руке Самоса появился меч и мгновенно проник за ворот ее одеяния, еще мгновение — и Талена останется обнаженной.— Не наказывай ее, — попросил я Самоса. Самос сердито посмотрел на меня. Эта рабыня вела себя слишком нахально.— К его сандалиям, рабыня, — приказал Самос. Я почувствовал, как губы Талены прижались к моей сандалии.— Простите меня, господин, — прошептала она.— Встань, — сказал я.Она поднялась на ноги и отступила на шаг. Я видел, что Талена боится Самоса.— Ты лишилась всего, — продолжал я. — Хочешь ты того или нет, но твой статус ниже, чем у последней крестьянской шлюхи, у которой есть Домашний Камень.— Я тебе не верю, — заявила она.— Ты не забыла меня, Талена? — спросил я.Она опустила ворот своего одеяния и обнажила шею.— Я ношу ошейник, — только и ответила она, и я увидел простой, гладкий, серый ошейник дома Самоса.— Сколько она стоит? — обратился я к Самосу.— Я заплатил за нее десять золотых монет, — равно душно отозвался он.Казалось, Талена была поражена, что ее продали за такую смехотворную сумму. Однако для девушки в ее совсем уже не юном возрасте на побережье Тассы это была прекрасная цена. Несомненно, она стоила так много только из-за того, что была ослепительно красива. Впрочем, если бы ее как следует одеть и выставить на продажу на рынке в Тьюрии или Аре, Ко-Ро-Ба или Тарне, можно было бы выручить куда больше.— Я дам тебе пятнадцать, — предложил я.— Очень хорошо, — сразу согласился Самос.Правой рукой я достал кожаный мешочек с золотом, висевший у меня на поясе, отсчитал монеты и протянул их Самосу.— Освободи ее, — сказал я.Самос, общим ключом, которым он множество раз замыкал и отмыкал рабские ошейники, открыл замок и снял тонкую металлическую полосу с прелестной шеи Талены.— Теперь я и в самом деле свободна? — осведомилась Талена.— Да, — сказал я.— Я должна была бы принести своему хозяину тысячу золотых, — заявила она. — Как дочь Марленуса из Ара, цена за право быть моим свободным спутником составляет тысячу тарнов и пять тысяч тарларионов!— Ты более не дочь Марленуса из Ара, — повторил я.— А ты лжец. — Она с презрением посмотрела на меня.— С твоего разрешения, я удаляюсь, — вмешался Самос.— Останься, Самос, — попросил я.— Ладно, — ответил он.— Очень давно, Талена, мы были спутниками и заботились друг о друге.— Я была глупой девчонкой тогда, — бросила Талена, — а теперь я взрослая женщина.— И я стал тебе безразличен?Она пристально посмотрела на меня.— Я свободна, — заявила она. — И могу говорить все, что пожелаю. Посмотри на себя! Ты даже ходить не можешь. Не в силах пошевелить левой рукой! Ты калека, калека! И ты мне отвратителен! Неужели в твоей голове могла возникнуть мысль, что такая женщина, как я, дочь Марленуса из Ара, станет думать о подобной развалине? Взгляни на меня. Я красива. А теперь посмотри на свое отражение. Ты калека. Заботиться о тебе? Да ты глупец, глупец!— Да, — с горечью ответил я, — глупец.Она отвернулась, и ее дорогое одеяние зашуршало в воздухе. А потом Талена взглянула мне прямо в глаза.— Жалкий раб! — прошипела моя бывшая спутница.— Я не понимаю, — пробормотал я.— Я позволил себе, — вновь вмешался Самос, — хотя в то время не знал о твоих ранах и параличе, рассказать ей о том, что произошло в дельте Воска.Моя правая рука сжалась в кулак. Я был в ярости.— Сожалею, — добавил Самос.— Тут нет секрета, — сказал я, — многие об этом знают.— Удивительно, что твои люди не бросили тебя! — вскричала Талена. — Ты предал свой кодекс! Ты трус! Ты недостоин меня! И, спрашивая меня о том, как я к тебе отношусь, ты наносишь оскорбление свободной женщине! Ты предпочел рабство смерти!— Почему ты рассказал ей о событиях в дельте Воска? — спросил я у Самоса.— Чтобы убить любовь, если она еще оставалась между вами.— Ты жесток, — заметил я.— Истина жестока, — пожал плечами Самос. — Рано или поздно, она бы все равно узнала.— Но почему ты рассказал ей?— Чтобы она стала к тебе равнодушна и хорошо служила тем, чьи имена мы не будем сейчас упоминать.— Я никогда не стала бы заботиться о калеке, — заявила Талена.— У меня остается надежда, — продолжал Самос, — вновь призвать тебя на высокую службу огромной важности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37