— Нет! — вдруг завопил боец. Видимо, зрелище ошметков крови, слизи, мяса, снесенной головы, из которой еще лилась кровь, еще бьющегося в судорогах тела настолько потрясло его, что он пришел в себя.
Его усадили на стул и связали, оставив руки свободными.
— Нет! — кричал он. Машину зарядили еще раз.
— Нет, не надо! — умолял боец.
— Нажимай кнопку или ты умрешь! — взревел Ортог.
Дрожащей рукой парень потянулся к кнопке, но Отто опередил его.
Ко всеобщему негодованию он поднялся с места.
— Что ты делаешь? — завизжала Гута.
Отто схватился рукой за трубу, служившую опорой для оружия, и с резким треском оторвал ее от платформы.
— Сядь! Сядь на место! — перепуганно уговаривал его подручный жрицы, тот, который опускал в трубу заряд. Теперь этот заряд находился внутри, подобно неразорвавшейся бомбе.
— Сядь! — кричал вместе с ним другой подручный.
— Вызов принят, и я победил, — провозгласил Отто.
— Нет, — возразил Ортог.
Отто притянул к себе оружие, направив барабан к собственной груди, а дуло — в грудь Ортогу, который мгновенно побледнел. Послышался звон доставаемых из ножен мечей и кинжалов.
— Убейте его, убейте! — призывала Гута.
— Нет! — Ортог оттолкнул кресло и отступил назад.
Отто держал палец на кнопке. Стоило пальцу дрогнуть, и крошечный, но смертоносный заряд пришел бы в действие. Хватило бы простого толчка, встряски, удара плети или ножа, толчка пули или луча, и устройство бы сработало.
— Разве поединок не состоялся? — спросил Отто. — Разве я не победил?
Дуло оружия было по-прежнему направлено в грудь Ортогу. Его оруженосец шагнул к нему.
— Не двигайся! — яростно закричал Отто.
— Отойди, — попросил Ортог.
Оруженосец вернулся на место. На помосте остался один Ортог. Его приближенные отодвинулись подальше, и Геруна оказалась к брату ближе всех.
Даже рабыни у подножия помоста в ужасе отпрянули — настолько, насколько им позволяли цепи. Цепи сдерживало крепкое кольцо. Отто окружили вооруженные воины, но он не обращал на них внимания.
— Ну, так кто выиграл поединок? — повторил Отто.
Ортог выпрямился — все-таки он был королем.
— Вольфанги выкупили свою дань, — сказал писец.
— Мы можем купить их женщин и других, еще лучше, на торгах, — убеждал оруженосец.
— Вольфанги победили, господин, — крикнул Хендрикс.
— Поединок закончен! — подхватил Гундлихт.
— Теперь ортунги — признанное племя, — радостно сказал оруженосец. — Дайте вольфангам в дар свободу!
— Я завоевал их свободу, — возразил Отто. — Я жду вашего ответа, господин.
— Поединок закончен, — тяжело вздохнул Ортог.
Толпа радостно зашумела.
— Нет, нет! — запротестовала Гута.
— Ты победил, — с трудом выговорил Ортог, и в толпе начали убирать оружие в ножны.
— Нет, господин, нет! — настаивала Гута.
— Молчи, женщина, — оборвал ее Юлиан.
— Раб в цепях! — завопила Гута. Она попыталась ударить его, но Юлиан схватил ее за запястье, и после короткой и яростной борьбы жрица была вынуждена опустить руку. Прислужницы и жрицы зашептались.
— Уважай священную персону жрицы! — крикнул Ортог.
— Она всего лишь женщина, — заявил Юлиан. Верховная жрица злобно крикнула, ее спутники запротестовали.
— Отпусти ее, — потребовал Ортог. Юлиан презрительно оттолкнул жрицу. Она пошатнулась.
Откуда-то с востока донеслись мужские крики.
— Что это? — зашумели в толпе.
— Я слышу!
— Нажми кнопку, вольфанг, — устало сказал Ортог.
— Как пожелает господин, — ответил Отто.
— Где кричат! — по-прежнему шумела толпа. Рабыни тревожно подняли головы и огляделись, пытаясь понять, откуда доносится крик.
— Это с востока, — сказал кто-то из воинов. Отто нажал кнопку, из дула вырвалось пламя.
Справа от Ортога, за помостом, загорелась земля. Выстрел прорезал борозду более шести дюймов шириной, невероятно глубокую. Она еще дымилась, трава по краям борозды обуглилась. Ортог стал мертвенно-бледным. Толпа отшатнулась.
— Теперь можешь убить его, господин! — провозгласила Гута.
— Молчи, женщина! — крикнули из толпы.
— Нет, нет! — возразила она.
— Слушайте! — призвал кто-то.
— Я — жрица тимбри!
— Ну и заткнись!
— Да тише, слушайте!
В этот момент почти бесшумно над ширмами из желтого шелка возникла черная, круглая тень планетарного катера. Он завис всего в ярде над ширмами. Над перилами торчали стволы винтовок. Раздался резкий приказ, и винтовки открыли стрельбу. Тем временем появился еще один катер. Люди пытались бежать. В желтых ширмах появлялось все больше дыр с обугленными краями. Снаружи виднелись вооруженные воины. Рабыни визжали. Некоторые упали, запутавшись в цепях. Мужчины хрипло ругались. Они натыкались друг на друга и отталкивали людей с дороги. Многих сбили с ног. Отто схватил Юлиана за плечо и швырнул на землю — заряды пролетали низко над землей, но не касались ее. Над поляной появилось уже несколько небольших круглых катеров. Геруна застыла на помосте, ее одежда развевалась. Вокруг нее летели щепки, один край помоста загорелся. Юлиан высвободился из рук Отто и почти ползком, волоча за собой цепи, пробрался к помосту.
— Не смей касаться меня! — закричала Геруна, когда Юлиан стащил ее за помост и свалил на землю под его прикрытие. Здесь спрятались и три белокурых рабыни, сейчас беспомощно суетившиеся в дыму. Сюда же удалось пробраться и нескольким воинам. Те, кто бежал в сторону запада, вскоре попали под прицельный огонь. Ортог стоял на помосте с револьвером в руке и стрелял по катерам. Никто не отвечал на его выстрелы.
— Вот еще катер! — закричал кто-то испуганно. Стрельба усилилась. Отто пробрался за помост, к Юлиану.
— Все пропало, — сказал он.
Воины стреляли в воздух, а круглых катеров над поляной становилось все больше.
— У кого ключи от твоих цепей? — спросил Отто.
Юлиан огляделся, дергая прочные цепи.
— Где же они… Вот! Вот у этого! — Юлиан указал на труп одного из слуг Ортога. Отто подполз к трупу, подтащил его поближе к помосту и разорвал мешок у пояса. Через минуту Юлиан был освобожден от оков.
— Мы должны бежать, — сказал Отто.
— Я не уйду без нее, — кивнул Юлиан в сторону Геруны.
Она изумленно уставилась на него.
— Я тебе нравлюсь?
— Об этом ты узнаешь, когда получишь хорошую порку, — зло воскликнул Юлиан.
— Пес! — заплакала она в бессильной ярости.
— Бежим! — крикнул Отто, хватая Юлиана за руку.
— Бесполезно, — отозвался кто-то из мужчин. — Мы окружены.
На почерневшем, разбитом помосте стоял один Ортог. Изрыгая проклятия, он стрелял по катерам из револьвера, но на его выстрелы никто не отвечал. Выругавшись, Ортог отшвырнул разряженный револьвер.
На поляне все воины уже побросали оружие и застыли с поднятыми руками.
Многие рабыни стояли на коленях, умоляющим жестом протягивая руки к катерам и опустив головы. Рабыни со связанными за спиной руками тоже стояли на коленях, уткнувшись головами в землю, надеясь на пощаду и выражая покорность еще неизвестному победителю.
— Рабыни, выходите, — позвал один из воинов с поднятыми руками.
Все рабыни, спрятавшиеся за помостом, вышли на середину площадки. Три прикованных блондинки с плачем заняли свое место у помоста. Цепь не позволяла им уйти дальше. Ортог стоял на помосте один.
Отто и Юлиан вышли на площадку и прошли на ее середину. Отто не поднял рук, но он был безоружен и стоял на виду у катеров. Очевидно, он не собирался оказывать сопротивления.
— Не поднимай руки, — сказал он Юлиану. — Мы не такие, как все, и хотим, чтобы это было понятно.
Стрельба утихла. На поляне стояли рабыни, жрицы, прислужницы, воины. Большинство людей, за исключением Ортога, Отто и Юлиана, держало руки поднятыми.
Они были окружены. Через дыры в желтом шелке ширм они видели снаружи множество вооруженных воинов.
Потом над поляной мелькнул и медленно опустился еще один катер. Он приблизился к центру поляны и завис в двадцати футах над землей. На носу катера, положив руки на поручни, стоял крупный мужчина.
— Это Аброгастес, — сказал кто-то, — правитель дризриаков.
Глава 11
Мужчины отступили назад. Их крик трудно описать, но он был из тех, какие не скоро забываются. Он был слишком кратким, чтобы выражать испуг. Услышанный ими звук не был похож на свист лезвия, рассекающего затылок, шею, а затем с еле слышным, хрустким звуком вонзающегося в дерево.
Этот звук был более грубым.
Он скорее походил на звук топора, который взяли двумя руками и с размаху опустили на поваленное бревно. Еще больше он напоминал внезапные удары по двум разным, положенным друг на друга предметам. Это также мог быть звук раздавленной виноградной кисти, хруст разваленной на две половины тыквы или дыни, когда нож входит не в жесткий материал, а в сочную мякоть. Его можно сравнить и со звуком материала между инструментом и основой. При этом появляются осколки, материал образует защиту от разлетающихся щепок дерева, сопровождающих удар. Конечно, основу необходимо обливать водой после каждого удара — так, чтобы мелкие кусочки дерева уносили мощные струи. Мастеровой в огромном кожаном фартуке настороженно стоит перед объектом своей работы. Из раны его жертвы вылетает тугая струя крови, иногда она бьет на расстояние нескольких футов. Нельзя наблюдать за объектом, не будучи забрызганным кровью. Иногда мастеровой на время бывает ослеплен брызгами и вынужден стирать их тыльной стороной ладони. Ориентация на объект зависит от того, как лезвие насажено на рукоятку. Если в руках у мастерового топор, то он должен стоять просто сбоку, причем каждый мастер в этом деле имеет излюбленную сторону — левую или правую. Обычно мастеровые становятся впереди объекта, а не позади его — такое расположение обеспечивает лучшее качество работы. Удар может быть более и менее точным. Звук, следует сказать, тоже зависит от того, насколько лезвие напоминает топор. Но, это уже менее интересно. Вся суть состоит как раз в том, чтобы при подобной работе соблюдалась достаточная грубость. Но никто не упрекает здесь мастеровых в грубости или зверстве, боясь увлечься оценками. Моя цель — не хвалить или ругать, а просто говорить о том, что произошло. Есть предположение, что тесло использовали для таких совершенно, на первый взгляд, не подходящих целей, только потому, что оно не считалось оружием. Действительно, обычно тесло бывало тупее лезвия оружия. Умереть от оружия считалось у воинов почетом. В самом деле, многие из них были убеждены, что кончить жизнь таким образом не только почетно, но и достойно, и что погибшие от оружия — любимцы богов войны, например Крагона, что этих людей ждет дорога в шатры других миров, где они смогут пировать и сражаться, сколько их душе угодно, до конца вечности, пока звезды не остынут, а планеты не опустеют. В смерти от тесла не было ничего достойного. Тесло было не оружием, а инструментом. Его держали в руках не воины, а мастеровые. Как можно было надеяться попасть в дальние миры после такой позорной и недостойной казни? Разве копье Крагона не преградит такому несчастному путь туда? Самое большее, на что может надеяться погибший от тесла — увидеть свет дальних миров издалека, на миг оторвавшись от тяжкой работы во мраке, среди самых презренных из крестьян.
Сидя на троне в том же самом шатре, где вчера сидел Ортог, Аброгастес подал знак.
Женщины зарыдали. Да, умереть такой смертью было ужасно. Через минуту Аброгастес подал другой знак.
Крик ужаса присутствующих было трудно забыть.
— Этих! — приказал Аброгастес. — Приведите их сюда!
Вперед вывели девятерых мужчин — рослых, неуклюжих, белобрысых и голубоглазых, которые приняли вызов на поединок за права воль-фангов.
Аброгастес с любопытством оглядел их.
— Они совсем похожи, — заметил он.
— Это единство, господин! — крикнул а жрица Гута.
— Ты выставил десятерых против одного? — спросил Аброгастес у Ортога, который стоял у помоста со связанными руками, под охраной двух дризриаков.
— По очереди, — уточнил Ортог.
— На машине, где можно было убить любого воина, независимо от его искусства и храбрости?
Ортог молчал. Аброгастесу уже подробно рассказали про поединок.
— И как же это улучшает породу? — спросил Аброгастес, указывая на девятерых близнецов.
Ортог отвернулся.
— Это угодно богам?
Ортог не отвечал.
— Если бы такое совершили ортунги, они были бы опозорены, — заметил Аброгастес.
— Мы и так опозорены, отец, — пробормотал Ортог.
— Это осквернение обычаев, надругательство над законами войны, позор для обряда поединков!
— Так решили боги, — возразил Ортог.
— Не клевещи на богов, — сурово произнес Аброгастес. — Не впутывай их в людские дела. Боги ждут, что станут делать люди. Чтобы заслужить любовь богов, люди должны быть храбрыми и достойными. Дружбы с богами добиться нелегко, она требует много сил.
— Я думаю, что богов нет, — сказал Ортог.
— Это ересь, господин! — крикнула Гута. Она стояла в своем белом платье с окровавленными рукавами. Ее окружали жрицы и прислужницы.
— Это бойцы? — спросил Аброгастес у Гуты.
— Да, — кивнула Гута.
— И все они едины?
— Да!
— Но один из них, кажется, умер на машине? — осведомился Аброгастес.
— Да, господин, — подтвердила Гута.
— И он мертв, верно?
— Да.
— А все они — едины?
— Да, господин.
— Тогда все они мертвы, — заключил Аброгастес.
— Что, господин? — удивилась Гута.
— Убейте этого, — указал Аброгастес на девятерых мужчин, стоящих перед ним.
Каждый из них мог стать сильным крестьянином, терпеливо возделывать свою землю, охотиться, кататься на санях по замерзшим рекам, взбираться на снежные горы, в холодные ночи согреваться миской похлебки, приготовленной любящей женой, а теперь их всех оттащили к плахе, на которой мастеровой одним-двумя ударами громадного тесла быстро выполнил свою работу.
— Твой боец мертв, — сказал Аброгастес Ортогу.
— Да, — крикнула Гута. — Боец ортунгов мертв! Слава дризриакам!
Связанные Хендрикс и Гундлихт обменялись встревоженными взглядами.
— Да здравствует Аброгастес! Слава дризриакам! — надрывалась Гута.
— Почему ты сам не вышел на поединок? — спросил Аброгастес Ортога.
— Вольфанг мог бы убить меня, — ответил Ортог.
— Тогда ты бы выбрал другого.
— Я не знаю, кому удалось бы справиться с ним, — сердито сказал Ортог.
— Значит, поединок был нечестным, — заключил Аброгастес.
Ортог пожал плечами.
— Он мог убить тебя? — спросил Аброгастес, взглянув на Отто.
— Да, — кивнул Ортог.
— Почему?
— Он — отунг, он обучался в школе для гладиаторов, — объяснил Ортог.
— Это правда?
— Я крестьянин, — ответил Отто. Вместе с Юлианом они остались несвязанными. — Из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, на планете Тангара. Правда, мне приходилось участвовать в цирковых боях.
— Много раз? — поинтересовался Аброгастес.
— Да.
— Он — вождь вольфангов! — крикнула Гута.
— Да, — подтвердил Отто.
— Вольфанги платят дань дризриакам, — напомнил Аброгастес.
— Нет.
В толпе воинов-дризриаков пробежал смех.
— Ты выиграл поединок, — заговорил Аброгастес. — Но это неважно. Как племя, ортунги не существуют.
Юлиана, Гуту и сбившихся в кучу жриц. Его глаза блестели.
По земле струилась кровь. Тростник, которым был устлан пол шатра, пропитался насквозь. Мелкие щепки плыли в кровавых ручейках. Там и тут потоки крови, пополняемые новыми жертвами, подбирались под ноги стоящим. Кое-где застыли лужицы. Те, кто стоял ближе к плахе, были забрызганы кровью. Земляной пол в шатре постепенно превращался в вязкую грязь. Кровь заполняла отпечатки ног. Один за другим трупы вытаскивали из шатра. Снаружи слышались хриплые крики птиц. Они прилетели из священной рощи. Отовсюду сбегались чуткие фильхены, похожие на пожухлые коричневые листья, и устремлялись туда, где сваливали трупы.
— Подойди! — приказал Аброгастес, указывая на одного из оставшихся в живых ортунгов.
Остолбеневшего парня вытолкнули вперед.
— Ты будешь служить мне? — спросил Аброгастес.
— Да, да!
— На плаху его, — коротко распорядился Аброгастес.
— Убейте меня оружием! — взмолился парень. — Дайте мне умереть достойно, с честью!
Аброгастес отвернулся.
— Дайте мне попасть в дальние миры богов! — умолял несчастный.
Аброгастес подал знак.
Даже тяжелому теслу понадобилось три удара, чтобы завершить работу.
— С этим пришлось трудно, — глубоко вздохнул мастеровой.
— Да уж, — отозвался другой.
— Но ведь это не оружие, лезвие у него донельзя затупилось.
Лезвие и рукоятка тесла на целый фут были облеплены слизью мяса и костей.
Мастеровой утер свое широкое лицо и сплюнул в сторону. Он устало моргал. Его глаза заливал пот, пот струился по лицу и шее, доходил до груди, рук и ног. Его тело стало липким от пота и крови.
Аброгастес оглянулся. Ортунги задрожали.
— Приведите сюда этих женщин!
— Это мои служанки, — сказала Геруна. — Сжальтесь над ними!
Десятерых женщин вывели вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31