Делала зарядку, танцевала, ухаживала за кожей. Через полгода к ней вернулась ее былая красота, почти утраченная и забытая за постоянными домашними хлопотами.
Прошло четыре года, и однажды, в сентябре, Карел пришел домой раньше, чем обычно. Смиренный, кроткий, пьяный, положил голову Ирене на колени.
— Не бросай меня! — рыдал он.— Пожалуйста, помоги мне!
Он сошелся с сестрой из отделения реанимации, по-матерински заботливой (на отделении ее называли Наседкой), и теперь ждал от нее ребенка. «Разбить ему подсвечником голову,— спрашивала себя Ирена,— или погладить? Зачем он мне это говорит? Какое мне до этого дело?»
Она потянула его за волосы. Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Ты на ней женишься,— сказала она невозмутимо,— такая женщина тебе и нужна, а не какая-то... манекенщица.
— Я тебя обожаю,— всхлипывал он.
— Что же, положимся на время.
Она начала обходить агентства, с которыми когда-то сотрудничала. Всюду были ей рады, уверяли, что она ничего не утратила из своих былых достоинств, что она ни на один день не выглядит старше по сравнению с тем, как выглядела, когда уволилась, но с работой, по правде говоря, сейчас гораздо хуже. Тридцать лет есть тридцать лет, что ни говори! А не подумывали ли вы о том, чтобы поискать себе в каком-нибудь отделе работу в качестве референта?
— Бухгалтеры, нам нужны бухгалтеры,— всюду отвечали ей охрипшие голоса.— Возьмитесь за это, а со временем наверняка подыщется и другая работа, вроде прежней. Понадобится какой-нибудь плакат, афиша...
— Делопроизводство и бухгалтерия — не хотите ли попробовать? Это страсть как увлекательно — в конце каждого месяца сводить концы с концами!
—- Ничего-то я не умею,— сокрушалась Ирена после долгих хождений.— Почему я была так глупа? Когда-то я немного говорила по-английски и по-французски. По-русски. А что теперь? Ведь я десять лет рта не раскрывала. С грехом пополам умею готовить, да и то по поваренной книге.
— Так выходи замуж,— советовали ей старые друзья. Она заскочила в бистро неподалеку от Вацлавской
площади. Приятной наружности молодой человек в красной куртке ловко вытер часть стойки, к которой она подсела, сверкнул зубами — и:
— Что будет мадам угодно?
— Пресо.
— Одно пресо, а что к нему? Стопочку? Пирожное?
— Ничего.
— Мадам в плохом настроении, а этого «размилей-ший Петя» не потерпит. Чем могу быть полезен?
Удивительное дело: то, чем мы не поделились бы даже с ближайшим другом или даже с хорошо знакомым человеком, мы с легкостью поверяем посторонним людям, проявившим к нам участие! Молодой человек за стойкой бара покачивал ГОЛОВОЙ. Молодой Дед Всевед1 знал выход из любого положения.
— Вы говорите, что ничего не умеете? Бросьте! Каждый что-нибудь да умеет, но мы узнаем об этом, лишь когда нас прижмет. Вы сказали, что умеете водить машину и вечерами всегда одна. А что, если это сплюсовать? Вы нуждаетесь в людях, люди нуждаются в вас — на этом стоит свет. Один из моих уважаемых клиентов — директор таксопарка. Большая шишка! Настоящий босс! Хотите, я с ним переговорю? Как раз недавно повысили налоги, и
Персонаж чешских народных сказок.
многие уходят. И, как водится, это самый подходящий момент. Только об одном хочу вас предупредить. Он еще тот бугай, я бы сказал. Он наверняка к вам подкатит. Так что приготовьтесь к обороне.
— Этого я не боюсь,— смеялась Ирена.— Я замужем.
— Это вас нисколько не уродует,— заверил ее молодой бармен.— И это нисколько не помешает нам пропустить по стопочке, что вы на это скажете? Я вас угощаю. Это мой маленький рекламный трюк. Прежде чем пустить человека по миру, я стараюсь сделать так, чтоб он чувствовал себя здесь хорошо.
— Идет,— сказала Ирена.
— И вообще, вы самая-самая из всех красоток, кого я имел удовольствие лицезреть на этой неделе.
Прошел еще год, прежде чем образ Ирены был окончательно вытеснен в душе Карела Сладкого образом самоотверженной Наседки. У Наседки родилась здоровенькая девочка, и теперь мужчина метался в нерешительности меж двух домов. Ирене, которая хорошо зарекомендовала себя во время испытательного срока, транспортное предприятие предложило постоянную работу, а начальник эксплуатационного отдела, как бы считавший своим долгом опекать прекрасных дам, предоставил ей новую и абсолютно надежную машину, белую «Волгу», с которой у Ирены не было ни малейших хлопот. Жизнь снова казалась прекрасной, и вскоре Ирена стала известным в своем кругу человеком.. После долгого молчания, когда в течение нескольких лет ей не с кем было практически перемолвиться словом, она весело щебетала, смеялась любой шутке, а когда обзавелась новым кассетным магнитофоном, порой даже распевала в машине.
В один прекрасный день она почувствовала себя более не связанной обещанием, данным старой пани Сладкой, преспокойно собрала чемоданы и погрузила их в машину. Она поехала в пансионат, в свое новое жилище. (Место в пансионате ей нашел услужливый бармен Петр, который, похоже, был знаком со всеми и умел устроить все на свете.) Так Ирена впервые переступила порог триста семнадцатой комнаты, где застала блондинку, сокрушавшуюся о превратностях мира сего.
— Привет, я — Ирена! — сказала наша героиня. Блондинка стерла бумажным платочком размазанную
вокруг глаз тушь и улыбнулась:
— Я — Львица. Привет! Мы все здесь друг с другом на «ты»!
Остальное решилось в районном суде. Ирену, которая,
впрочем, ни на что и не претендовала, лишили права на драгоценности старой пани Сладкой, и теперь их, стало быть, носит Наседка. Правда, если в настоящее время по дому не расхаживает очередная супружница; об этом нам уже ничего не известно, поскольку дипломированный врач Сладкий именно в этот момент покидает наше повествование.
Глава VIII
СЛАВНОМУ ГОСПОДИНУ СЛУЧАЮ —
ура! Да погромче! Да здравствует этот всемогущий божок, нерадивый и безалаберный, но зато благожелательный настолько, что рано или поздно облагодетельствует всех! Непринужденной походкой возвращается Львица с работы, беззаботно помахивая сумочкой на ремешке. Колечко, соединяющее ремешок с сумочкой, размыкается, и сумочка падает на брусчатый тротуар. Замочек открывается, и содержимое вываливается наружу. Прямо зло берет, хоть плачь. Два-три прохожих подскакивают, чтобы помочь ей собрать. Расческа и зеркальце, румяна и платочки,. заколки для волос и маленькая игольница, кошелек и квитанция из химчистки, ключи. Львица выходит из себя. Она расправится с этой зловредной сумочкой, как только приедет домой, она сразу же выбросит ее в мусорный ящик, пусть там сгниет, я ей покажу!
Улыбчивый замурзанный блондин ростом в шесть стоп (это чтобы вам было интереснее читать) старается больше всех.
— Еще трамвайный билет! — весело восклицает он и подает ей уже использованный.
— Нет, спасибо, это не мой.
— Смею заметить, сумочка опять может того... Разрешите,— говорит он и протягивает руку к коварной предательнице из серой кожи. Подносит разомкнувшееся колечко ко рту и сдавливает его зубами.
— Б-р-р-р,— передергивает Львицу,— как вы так можете? Так вы скоро останетесь без зубов!
— Сомневаюсь! А если что — сооружу себе новые. Как-никак я зубной врач.
— Зубной врач? — изумляется Львица, и тотчас ей приходит в голову мысль, что ловом в этих водах она еще не занималась.
Всякий раз в приемной у дантиста она крепко зажмуривает глаза, ничего не видит и не слышит, воспринимает лишь зажженный рефлектор над головой и смутно помнит потом кресло, которое поднимается и опускается,— станешь там, как же, присматриваться к мужчинам!
— Ой, держите меня! — восклицает Львица, и молодой человек услужливо подставляет руку. Приноравливается к ее шагу.
— Лучше я вас провожу, чтобы на всякий случай быть под рукой,— объявляет он,— с такой сумочкой вы ни от чего не застрахованы. Моя сестричка однажды несла мне срочную работу — протез. Его ждал артист, у которого вечером было выступление. И представьте, с ней случилось то же, что и с вами. Только еще хуже, потому что когда люди увидели рассыпавшиеся зубы, они принялись звонить в отделение милиции. «Помогите, убийство!»,— и тэ дэ. Знаете, как оно бывает. Собственно, упоминание об убийстве не совсем кстати. Всего несколько дней тому назад откуролесил этот пражский вурдалак. Вы тоже боялись? У меня в приемной было битком. Каждая назначенная пациентка брала с собой мужа, брата, сыновей, чтоб они в случае чего ее защищали. И всякий раз: «Пан доктор, а не посмотрите ли вы еще и моего мужа, раз уж он отпросился с работы...» Надеюсь, его посадят на электрический стул за то, что я из-за него ишачил! А вы боялись?
— Жутко,— говорит Львица.— К счастью, у меня есть приятельница, которая каждый день отвозила меня на работу и обратно. Она таксистка.
— А-а. Вам хорошо. Да, чтобы не забыть. Моя фамилия— Маркес.
— Постойте, знакомое имя! — восклицает Львица.
— Вы оказываете мне честь,— спокойно отзывается молодой дантист.— Но тот, кого вы имеете в виду, живет в Южной Америке. Он пишет книги.
— А-а.
— Я тоже мог бы уже писать о том, что видел у людей во рту,— говорит блондин.— Какие формы, какие конфигурации! Вы торопитесь?
— Нет, не очень. Я... не замужем,— роняет Львица, краснея.
— Что у мужиков в этом сумасшедшем городе паршивые зубы — это мне известно, но чтобы они страдали глазами? — удивляется зубной врач.— Тяжелые же удары наносит нам цивилизация, а?
Они заходят выпить бокал вина, за которым последовали другие. Зубному врачу тридцать три. Он тоже до сих пор холост.
— А знаете почему? Не знаете. Я об этом много думал.
Зубные врачи относятся к разряду отверженных, так же как живодеры и палачи. "Вы себе не представляете, сколько холостяков среди моих однокурсников. А ребятам с урологии и того хуже, да и кожно-венерическими тоже не больно-то интересуются. Знаете, Милена...
— Называйте меня лучше Львица,— сказала Львица.— Так мне привычнее. Меня все так зовут.
— Львица так Львица. Ладно, Львица, я уже начал подумывать, не податься ли мне в какой-нибудь маленький городок. Там люди относятся друг к другу гораздо лучше.
— Еще бы, там все друг друга знают,— подхватывает Львица.— Я тоже не пражанка. Я из Семил.
— Да ну? А я там служил в армии.
— Мир тесен.
— Семь лет назад. Потом меня заманили сюда. У меня двухкомнатная и совершенно пустая квартира. Тоска зеленая— жить одному, готовить только для себя мне не хочется, стирка — сплошное занудство, а без конца глазеть на телек... Погулять надо, это нормально, но после этак двадцати пяти следовало бы и немного остепениться.
Они нашли общий язык, и ничто не препятствовало тому, чтобы вскоре они нашли себя в объятиях друг у друга. Маркесу не было надобности карабкаться по пожарной лестнице, у него действительно была собственная квартира. Так что к мыслям о встречах у него не примешивались воспоминания о сложных гимнастических ухищрениях. О необходимости красться по коридору, что потом даже самых отважных мужчин заставляет содрогаться во сне. О любви с поглядыванием на часы (Ирена вернется в полночь!). Вскоре они пришли к тому, что удобнее, если Львица принесет к Маркесу что-нибудь из своей одежды и собственные полотенца, домашнюю обувь, зубную щетку. Халат и ночную сорочку. Не помешают. Она зашла так далеко, что даже призналась Маркесу, что ей тридцать пять. Дантист в ответ только хохотал:
— Отлично, кто-то из нас должен же быть благоразумнее.
Все решилось ночью, полной драматических событий. У Маркеса разболелся зуб. Он глотал порошки и охлаждал нёбо ледяной водой. «Дикая боль!» — кричал он, и Львица его утешала, покачивая голову у себя на груди и уговаривая пойти в пункт неотложной зубоврачебной помощи.
— Тебе хорошо говорить — пустяки,— стонал несчастный дантист,— но ведь ты знаешь, как там обращаются! Там церемониться не станут!
— Скажешь им, что ты их коллега.
— Они меня высмеют. Понимаешь, я ничего так не боюсь, как зубных врачей. Я ведь знаю, как они могут все разворотить. Я это предчувствую, я и сам однажды, делая женщине укол, попал в сосуд, и ее так разнесло — у-у-у!— что хомяка. А в другой раз начал сверлить вместо больного здоровый зуб, потому что люди сами толком не знают, какой, собственно, болит. Ой-ой-ой!
Львица решительно поднялась, принесла ему брюки и рубашку, одела дрожащего врача, потом оделась сама, отвела в пункт неотложной помощи и натянула на его туфли полиэтиленовые чехлы.
— Никак пан боится? — засмеялась медсестра в окошечке.
— Проклятие! — простонал зубной врач.— А вы на моем месте не боялись бы? Мало вы здесь портачили!
Он отнял носовой платок, которым прикрывал щеку, и сестра заулыбалась.
— Пан доктор! — воскликнула она радостно.— Я скажу пани докторше, чтобы она взяла вас без очереди!
— Вот видишь, лучше уйти,— обратился несчастный к Львице, но та лишь сильнее сжала его руку.
На пороге появилась дежурный врач.
— Проходите, пан коллега! Я у вас тоже однажды была, помните меня? Мы приготовили для вас самую нежную бормашину из всех, какие тут есть!
Маркес вышел через пятнадцать минут с улыбкой на лице.
— Было совсем не больно,— радостно сообщил он. Врач появилась снова и с серьезным видом вложила
ему в руку картинку, какими в зубных поликлиниках награждают маленьких детей за то, что во время приема они не плакали.
— Заварите ему ромашки, пусть полощет,— сказала она Львице, которая ревностно закивала головой.
Дантист снова улегся, чтобы заснуть, прежде чем начнется боль, которая, согласно его профессиональным прогнозам, должна возобновиться примерно в половине четвертого. Львицу он умолил остаться с ним до утра. Львица приготовила впрок ромашковый отвар и выставила кастрюльку за окно, чтобы остыло. Она улеглась рядом с Маркесом, нежно гладя его по больной щеке, прижалась к нему с отчаянием человека, потерпевшего кораблекрушение и увидевшего спасительный плот. Что оставалось проснувшемуся зубному врачу, как не подчиниться урагану, который уже подхватил и его? Что подобное насилие
ему не претило, мы заключаем из того, что он тут же, «на месте преступления», попросил ее выйти за него замуж. Попросил тотчас переехать к нему со всеми манатками, какие только имеются в ее распоряжении. И в радостном шепоте, конец которому положил восход солнца, они и думать забыли о зубе.
— Я ПРИШЛА С ТОБОЙ ПОПРОЩАТЬСЯ,—
объявила Львица Ирене, едва переступив порог.— Сейчас соберу чемоданы и вызову такси. Все уже на мази, раз — и готово! Распишемся как можно скорее. Ну а не выйдет сразу — тоже несмертельно. Короче, дальше шагаем по жизни вдвоем, и я пришла за твоим благословением.
— А не сорвется? — скептически спросила Ирена, поскольку, как нам известно, это была не первая вспышка чувств ее соседки.— Может, это опять всего лишь голубая мечта?
— Ах, если б ты знала! — весело воскликнула Львица.— У меня есть тайное оружие, о котором никому и не снилось! И как это я раньше не догадалась? Вернее, надо сказать, хорошо, что я раньше не догадалась. Иначе с Маркесом, маркизиком, Мартинеком, с этим дурачком стоматологом, я и не встретилась бы. Все не так, как мы думаем! Жаль, что я не могу тебе рассказать, а если расскажу — будет уже не то. Вскорости приглашу тебя к себе! К нам домой. Вот адрес!
— Слушай, Львица, если тебе это все равно, мне бы нужно было, чтоб ты еще несколько дней не выписывалась отсюда!
— Как хочешь, боишься, что неизвестно кого подселят, да? Скажи старику Саройяну, пусть подкинет какую-нибудь вроде меня. Какую-нибудь с солнечным характером!
— Мне безразлично, КОГО подселят, но ко мне приез* жает мать, понимаешь? Хочет поглядеть на Спартакиаду Я ее поселю здесь хотя бы на неделю.
Львица обняла ее и поцеловала.
— Ирен, дорогуша, если б ты знала!
— Ты о чем?
— Да так. Я ужасно счастливая. Ну просто жуть! Я буду тебе звонить каждый день, вот увидишь! А сейчас мне необходимо организовать транспортное средство, хочу до прихода Мартинека приготовить ужин.
— Так я тебя отвезу!
— Ах да, ты же можешь меня отвезти! Ирен, лапушка, я от всего этого совсем потеряла голову!
— Бывает,— сказала Ирена невозмутимо (но не без затаенной зависти — зачем нам лукавить, ведь мы же с вами друзья!).— Я возьму серый чемодан.
Я СИДЕЛ В СВОЕЙ ВАХТЕРКЕ
и разгадывал кроссворд. Ремень с пистолетом, как вы, очевидно, догадываетесь, уже давно не отягощал меня, и я, попросту говоря, бил баклуши. Тишину нарушала лишь золотисто-сизая мясная муха, с жужжанием бьющаяся в дверное стекло. Распахнулся лифт, и оттуда с уймой чемоданов вышли мои возлюбленные дамы. Они поставили их перед моей загородкой, и Львица подошла ко мне.
— Господин адмирал, дядюшка Саройян,— начала она торжественно,— вы присутствуете при историческом моменте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Прошло четыре года, и однажды, в сентябре, Карел пришел домой раньше, чем обычно. Смиренный, кроткий, пьяный, положил голову Ирене на колени.
— Не бросай меня! — рыдал он.— Пожалуйста, помоги мне!
Он сошелся с сестрой из отделения реанимации, по-матерински заботливой (на отделении ее называли Наседкой), и теперь ждал от нее ребенка. «Разбить ему подсвечником голову,— спрашивала себя Ирена,— или погладить? Зачем он мне это говорит? Какое мне до этого дело?»
Она потянула его за волосы. Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Ты на ней женишься,— сказала она невозмутимо,— такая женщина тебе и нужна, а не какая-то... манекенщица.
— Я тебя обожаю,— всхлипывал он.
— Что же, положимся на время.
Она начала обходить агентства, с которыми когда-то сотрудничала. Всюду были ей рады, уверяли, что она ничего не утратила из своих былых достоинств, что она ни на один день не выглядит старше по сравнению с тем, как выглядела, когда уволилась, но с работой, по правде говоря, сейчас гораздо хуже. Тридцать лет есть тридцать лет, что ни говори! А не подумывали ли вы о том, чтобы поискать себе в каком-нибудь отделе работу в качестве референта?
— Бухгалтеры, нам нужны бухгалтеры,— всюду отвечали ей охрипшие голоса.— Возьмитесь за это, а со временем наверняка подыщется и другая работа, вроде прежней. Понадобится какой-нибудь плакат, афиша...
— Делопроизводство и бухгалтерия — не хотите ли попробовать? Это страсть как увлекательно — в конце каждого месяца сводить концы с концами!
—- Ничего-то я не умею,— сокрушалась Ирена после долгих хождений.— Почему я была так глупа? Когда-то я немного говорила по-английски и по-французски. По-русски. А что теперь? Ведь я десять лет рта не раскрывала. С грехом пополам умею готовить, да и то по поваренной книге.
— Так выходи замуж,— советовали ей старые друзья. Она заскочила в бистро неподалеку от Вацлавской
площади. Приятной наружности молодой человек в красной куртке ловко вытер часть стойки, к которой она подсела, сверкнул зубами — и:
— Что будет мадам угодно?
— Пресо.
— Одно пресо, а что к нему? Стопочку? Пирожное?
— Ничего.
— Мадам в плохом настроении, а этого «размилей-ший Петя» не потерпит. Чем могу быть полезен?
Удивительное дело: то, чем мы не поделились бы даже с ближайшим другом или даже с хорошо знакомым человеком, мы с легкостью поверяем посторонним людям, проявившим к нам участие! Молодой человек за стойкой бара покачивал ГОЛОВОЙ. Молодой Дед Всевед1 знал выход из любого положения.
— Вы говорите, что ничего не умеете? Бросьте! Каждый что-нибудь да умеет, но мы узнаем об этом, лишь когда нас прижмет. Вы сказали, что умеете водить машину и вечерами всегда одна. А что, если это сплюсовать? Вы нуждаетесь в людях, люди нуждаются в вас — на этом стоит свет. Один из моих уважаемых клиентов — директор таксопарка. Большая шишка! Настоящий босс! Хотите, я с ним переговорю? Как раз недавно повысили налоги, и
Персонаж чешских народных сказок.
многие уходят. И, как водится, это самый подходящий момент. Только об одном хочу вас предупредить. Он еще тот бугай, я бы сказал. Он наверняка к вам подкатит. Так что приготовьтесь к обороне.
— Этого я не боюсь,— смеялась Ирена.— Я замужем.
— Это вас нисколько не уродует,— заверил ее молодой бармен.— И это нисколько не помешает нам пропустить по стопочке, что вы на это скажете? Я вас угощаю. Это мой маленький рекламный трюк. Прежде чем пустить человека по миру, я стараюсь сделать так, чтоб он чувствовал себя здесь хорошо.
— Идет,— сказала Ирена.
— И вообще, вы самая-самая из всех красоток, кого я имел удовольствие лицезреть на этой неделе.
Прошел еще год, прежде чем образ Ирены был окончательно вытеснен в душе Карела Сладкого образом самоотверженной Наседки. У Наседки родилась здоровенькая девочка, и теперь мужчина метался в нерешительности меж двух домов. Ирене, которая хорошо зарекомендовала себя во время испытательного срока, транспортное предприятие предложило постоянную работу, а начальник эксплуатационного отдела, как бы считавший своим долгом опекать прекрасных дам, предоставил ей новую и абсолютно надежную машину, белую «Волгу», с которой у Ирены не было ни малейших хлопот. Жизнь снова казалась прекрасной, и вскоре Ирена стала известным в своем кругу человеком.. После долгого молчания, когда в течение нескольких лет ей не с кем было практически перемолвиться словом, она весело щебетала, смеялась любой шутке, а когда обзавелась новым кассетным магнитофоном, порой даже распевала в машине.
В один прекрасный день она почувствовала себя более не связанной обещанием, данным старой пани Сладкой, преспокойно собрала чемоданы и погрузила их в машину. Она поехала в пансионат, в свое новое жилище. (Место в пансионате ей нашел услужливый бармен Петр, который, похоже, был знаком со всеми и умел устроить все на свете.) Так Ирена впервые переступила порог триста семнадцатой комнаты, где застала блондинку, сокрушавшуюся о превратностях мира сего.
— Привет, я — Ирена! — сказала наша героиня. Блондинка стерла бумажным платочком размазанную
вокруг глаз тушь и улыбнулась:
— Я — Львица. Привет! Мы все здесь друг с другом на «ты»!
Остальное решилось в районном суде. Ирену, которая,
впрочем, ни на что и не претендовала, лишили права на драгоценности старой пани Сладкой, и теперь их, стало быть, носит Наседка. Правда, если в настоящее время по дому не расхаживает очередная супружница; об этом нам уже ничего не известно, поскольку дипломированный врач Сладкий именно в этот момент покидает наше повествование.
Глава VIII
СЛАВНОМУ ГОСПОДИНУ СЛУЧАЮ —
ура! Да погромче! Да здравствует этот всемогущий божок, нерадивый и безалаберный, но зато благожелательный настолько, что рано или поздно облагодетельствует всех! Непринужденной походкой возвращается Львица с работы, беззаботно помахивая сумочкой на ремешке. Колечко, соединяющее ремешок с сумочкой, размыкается, и сумочка падает на брусчатый тротуар. Замочек открывается, и содержимое вываливается наружу. Прямо зло берет, хоть плачь. Два-три прохожих подскакивают, чтобы помочь ей собрать. Расческа и зеркальце, румяна и платочки,. заколки для волос и маленькая игольница, кошелек и квитанция из химчистки, ключи. Львица выходит из себя. Она расправится с этой зловредной сумочкой, как только приедет домой, она сразу же выбросит ее в мусорный ящик, пусть там сгниет, я ей покажу!
Улыбчивый замурзанный блондин ростом в шесть стоп (это чтобы вам было интереснее читать) старается больше всех.
— Еще трамвайный билет! — весело восклицает он и подает ей уже использованный.
— Нет, спасибо, это не мой.
— Смею заметить, сумочка опять может того... Разрешите,— говорит он и протягивает руку к коварной предательнице из серой кожи. Подносит разомкнувшееся колечко ко рту и сдавливает его зубами.
— Б-р-р-р,— передергивает Львицу,— как вы так можете? Так вы скоро останетесь без зубов!
— Сомневаюсь! А если что — сооружу себе новые. Как-никак я зубной врач.
— Зубной врач? — изумляется Львица, и тотчас ей приходит в голову мысль, что ловом в этих водах она еще не занималась.
Всякий раз в приемной у дантиста она крепко зажмуривает глаза, ничего не видит и не слышит, воспринимает лишь зажженный рефлектор над головой и смутно помнит потом кресло, которое поднимается и опускается,— станешь там, как же, присматриваться к мужчинам!
— Ой, держите меня! — восклицает Львица, и молодой человек услужливо подставляет руку. Приноравливается к ее шагу.
— Лучше я вас провожу, чтобы на всякий случай быть под рукой,— объявляет он,— с такой сумочкой вы ни от чего не застрахованы. Моя сестричка однажды несла мне срочную работу — протез. Его ждал артист, у которого вечером было выступление. И представьте, с ней случилось то же, что и с вами. Только еще хуже, потому что когда люди увидели рассыпавшиеся зубы, они принялись звонить в отделение милиции. «Помогите, убийство!»,— и тэ дэ. Знаете, как оно бывает. Собственно, упоминание об убийстве не совсем кстати. Всего несколько дней тому назад откуролесил этот пражский вурдалак. Вы тоже боялись? У меня в приемной было битком. Каждая назначенная пациентка брала с собой мужа, брата, сыновей, чтоб они в случае чего ее защищали. И всякий раз: «Пан доктор, а не посмотрите ли вы еще и моего мужа, раз уж он отпросился с работы...» Надеюсь, его посадят на электрический стул за то, что я из-за него ишачил! А вы боялись?
— Жутко,— говорит Львица.— К счастью, у меня есть приятельница, которая каждый день отвозила меня на работу и обратно. Она таксистка.
— А-а. Вам хорошо. Да, чтобы не забыть. Моя фамилия— Маркес.
— Постойте, знакомое имя! — восклицает Львица.
— Вы оказываете мне честь,— спокойно отзывается молодой дантист.— Но тот, кого вы имеете в виду, живет в Южной Америке. Он пишет книги.
— А-а.
— Я тоже мог бы уже писать о том, что видел у людей во рту,— говорит блондин.— Какие формы, какие конфигурации! Вы торопитесь?
— Нет, не очень. Я... не замужем,— роняет Львица, краснея.
— Что у мужиков в этом сумасшедшем городе паршивые зубы — это мне известно, но чтобы они страдали глазами? — удивляется зубной врач.— Тяжелые же удары наносит нам цивилизация, а?
Они заходят выпить бокал вина, за которым последовали другие. Зубному врачу тридцать три. Он тоже до сих пор холост.
— А знаете почему? Не знаете. Я об этом много думал.
Зубные врачи относятся к разряду отверженных, так же как живодеры и палачи. "Вы себе не представляете, сколько холостяков среди моих однокурсников. А ребятам с урологии и того хуже, да и кожно-венерическими тоже не больно-то интересуются. Знаете, Милена...
— Называйте меня лучше Львица,— сказала Львица.— Так мне привычнее. Меня все так зовут.
— Львица так Львица. Ладно, Львица, я уже начал подумывать, не податься ли мне в какой-нибудь маленький городок. Там люди относятся друг к другу гораздо лучше.
— Еще бы, там все друг друга знают,— подхватывает Львица.— Я тоже не пражанка. Я из Семил.
— Да ну? А я там служил в армии.
— Мир тесен.
— Семь лет назад. Потом меня заманили сюда. У меня двухкомнатная и совершенно пустая квартира. Тоска зеленая— жить одному, готовить только для себя мне не хочется, стирка — сплошное занудство, а без конца глазеть на телек... Погулять надо, это нормально, но после этак двадцати пяти следовало бы и немного остепениться.
Они нашли общий язык, и ничто не препятствовало тому, чтобы вскоре они нашли себя в объятиях друг у друга. Маркесу не было надобности карабкаться по пожарной лестнице, у него действительно была собственная квартира. Так что к мыслям о встречах у него не примешивались воспоминания о сложных гимнастических ухищрениях. О необходимости красться по коридору, что потом даже самых отважных мужчин заставляет содрогаться во сне. О любви с поглядыванием на часы (Ирена вернется в полночь!). Вскоре они пришли к тому, что удобнее, если Львица принесет к Маркесу что-нибудь из своей одежды и собственные полотенца, домашнюю обувь, зубную щетку. Халат и ночную сорочку. Не помешают. Она зашла так далеко, что даже призналась Маркесу, что ей тридцать пять. Дантист в ответ только хохотал:
— Отлично, кто-то из нас должен же быть благоразумнее.
Все решилось ночью, полной драматических событий. У Маркеса разболелся зуб. Он глотал порошки и охлаждал нёбо ледяной водой. «Дикая боль!» — кричал он, и Львица его утешала, покачивая голову у себя на груди и уговаривая пойти в пункт неотложной зубоврачебной помощи.
— Тебе хорошо говорить — пустяки,— стонал несчастный дантист,— но ведь ты знаешь, как там обращаются! Там церемониться не станут!
— Скажешь им, что ты их коллега.
— Они меня высмеют. Понимаешь, я ничего так не боюсь, как зубных врачей. Я ведь знаю, как они могут все разворотить. Я это предчувствую, я и сам однажды, делая женщине укол, попал в сосуд, и ее так разнесло — у-у-у!— что хомяка. А в другой раз начал сверлить вместо больного здоровый зуб, потому что люди сами толком не знают, какой, собственно, болит. Ой-ой-ой!
Львица решительно поднялась, принесла ему брюки и рубашку, одела дрожащего врача, потом оделась сама, отвела в пункт неотложной помощи и натянула на его туфли полиэтиленовые чехлы.
— Никак пан боится? — засмеялась медсестра в окошечке.
— Проклятие! — простонал зубной врач.— А вы на моем месте не боялись бы? Мало вы здесь портачили!
Он отнял носовой платок, которым прикрывал щеку, и сестра заулыбалась.
— Пан доктор! — воскликнула она радостно.— Я скажу пани докторше, чтобы она взяла вас без очереди!
— Вот видишь, лучше уйти,— обратился несчастный к Львице, но та лишь сильнее сжала его руку.
На пороге появилась дежурный врач.
— Проходите, пан коллега! Я у вас тоже однажды была, помните меня? Мы приготовили для вас самую нежную бормашину из всех, какие тут есть!
Маркес вышел через пятнадцать минут с улыбкой на лице.
— Было совсем не больно,— радостно сообщил он. Врач появилась снова и с серьезным видом вложила
ему в руку картинку, какими в зубных поликлиниках награждают маленьких детей за то, что во время приема они не плакали.
— Заварите ему ромашки, пусть полощет,— сказала она Львице, которая ревностно закивала головой.
Дантист снова улегся, чтобы заснуть, прежде чем начнется боль, которая, согласно его профессиональным прогнозам, должна возобновиться примерно в половине четвертого. Львицу он умолил остаться с ним до утра. Львица приготовила впрок ромашковый отвар и выставила кастрюльку за окно, чтобы остыло. Она улеглась рядом с Маркесом, нежно гладя его по больной щеке, прижалась к нему с отчаянием человека, потерпевшего кораблекрушение и увидевшего спасительный плот. Что оставалось проснувшемуся зубному врачу, как не подчиниться урагану, который уже подхватил и его? Что подобное насилие
ему не претило, мы заключаем из того, что он тут же, «на месте преступления», попросил ее выйти за него замуж. Попросил тотчас переехать к нему со всеми манатками, какие только имеются в ее распоряжении. И в радостном шепоте, конец которому положил восход солнца, они и думать забыли о зубе.
— Я ПРИШЛА С ТОБОЙ ПОПРОЩАТЬСЯ,—
объявила Львица Ирене, едва переступив порог.— Сейчас соберу чемоданы и вызову такси. Все уже на мази, раз — и готово! Распишемся как можно скорее. Ну а не выйдет сразу — тоже несмертельно. Короче, дальше шагаем по жизни вдвоем, и я пришла за твоим благословением.
— А не сорвется? — скептически спросила Ирена, поскольку, как нам известно, это была не первая вспышка чувств ее соседки.— Может, это опять всего лишь голубая мечта?
— Ах, если б ты знала! — весело воскликнула Львица.— У меня есть тайное оружие, о котором никому и не снилось! И как это я раньше не догадалась? Вернее, надо сказать, хорошо, что я раньше не догадалась. Иначе с Маркесом, маркизиком, Мартинеком, с этим дурачком стоматологом, я и не встретилась бы. Все не так, как мы думаем! Жаль, что я не могу тебе рассказать, а если расскажу — будет уже не то. Вскорости приглашу тебя к себе! К нам домой. Вот адрес!
— Слушай, Львица, если тебе это все равно, мне бы нужно было, чтоб ты еще несколько дней не выписывалась отсюда!
— Как хочешь, боишься, что неизвестно кого подселят, да? Скажи старику Саройяну, пусть подкинет какую-нибудь вроде меня. Какую-нибудь с солнечным характером!
— Мне безразлично, КОГО подселят, но ко мне приез* жает мать, понимаешь? Хочет поглядеть на Спартакиаду Я ее поселю здесь хотя бы на неделю.
Львица обняла ее и поцеловала.
— Ирен, дорогуша, если б ты знала!
— Ты о чем?
— Да так. Я ужасно счастливая. Ну просто жуть! Я буду тебе звонить каждый день, вот увидишь! А сейчас мне необходимо организовать транспортное средство, хочу до прихода Мартинека приготовить ужин.
— Так я тебя отвезу!
— Ах да, ты же можешь меня отвезти! Ирен, лапушка, я от всего этого совсем потеряла голову!
— Бывает,— сказала Ирена невозмутимо (но не без затаенной зависти — зачем нам лукавить, ведь мы же с вами друзья!).— Я возьму серый чемодан.
Я СИДЕЛ В СВОЕЙ ВАХТЕРКЕ
и разгадывал кроссворд. Ремень с пистолетом, как вы, очевидно, догадываетесь, уже давно не отягощал меня, и я, попросту говоря, бил баклуши. Тишину нарушала лишь золотисто-сизая мясная муха, с жужжанием бьющаяся в дверное стекло. Распахнулся лифт, и оттуда с уймой чемоданов вышли мои возлюбленные дамы. Они поставили их перед моей загородкой, и Львица подошла ко мне.
— Господин адмирал, дядюшка Саройян,— начала она торжественно,— вы присутствуете при историческом моменте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31