Напротив, это большевики чего-то от нас хотят. Понятно?
— Понятно, господин Жваниа.
— Ну, вот и замечательно. Раз понятно — выполняйте!
Джвебе спал в комнате матери, на ее тахте, и, должно
быть, виделся ему дурной сон,— по лицу спящего пробегали тени, иногда он скрежетал зубами и невнятно бормотал проклятия, отталкивал кого-то рукой и не мог оттолкнуть, хотел проснуться # не мог проснуться.
Тихо скрипнула дверь. В комнату вошел? Беглар. После той недоброй встречи на заречном поле он не видел сына. Когда Мака привела Джвебе, Беглар ушел со двора. Сейчас он тихо, чтобы и Мака не видела, и Джвебе не проснулся, прокрался в комнату. Сердце так велело Беглару. И он ничего не может поделать с сердцем.
Беглар смотрел на сына и не мог сдержать улыбки, теплой отцовской улыбки. Он заметил, что Джвебе видит сон, и, должно быть, дурной сон. Что его беспокоит, Что он видит?
Беглару было неловко, что он смотрит на сына украдкой. Он был рад, что Джвебе наконец дома, но никому не признался бы в этом — ни самому Джвебе, ни Маке, ни маленькому Гванджи, а тем более посторонним людям.
Когда Джвебе приходил домой, Беглар тут же уходил задворками из дома. Он был добр сердцем, но сердце его часто подчинялось рассудку.
— Беглар! — тихо позвали со двора.
Беглар быстро вышел из комнаты и неосторожно слишком громко скрипнул дверью. Джвебе тотчас проснулся и огляделся. Кто-то вышел из комнаты. Но кто? Джвебе знал, что мать у соседки, Гванджи в школе. Так, может, это был отец? Джвебе не успел решить — встать ему и идти за отцом или подождать, пока он сам вернется, как за окном послышались голоса:
— Здравствуй, Беглар!
— Ты как будто с нехорошей вестью, Шамше?
— Беглар, тот, кого вчера схватили гвардейцы, оказывается, не разбойник Чуча Дихаминджиа.
— А кто же он?
— Твой сын.
— Кто-о?!
— Твой сын, Варден.
— Что ты, Шамше? Мой Варден?
— Да, твой Варден.
— Варден вернулся?
— Вернулся, Беглар. И это твоего Вардена арестовали гвардейцы.
— Почему арестовали? Неужели мой сын стал разбойником?
— Что ты?! Как твой Варден мог стать разбойником?!
— Так почему же его арестовали?
— Его, оказывается, Ленин послал сюда. По его заданию, оказывается, приехал твой Варден. Из комитета сообщили.
— Ленин послал с заданием моего сына? Ты шутишь, Шамше?
— Да, Ленин... Секретарь нашего комитета Тариэл Карда послал в Ахал-Сенаки человека, чтобы тот встретил твоего сына, но они разминулись. Потому Варден и не знал, что у нас в деревне стоят гвардейцы.
Джвебе отчетливо слышал слова отца и Шамше. Он не хотел верить, не мог верить. Босой и полуодетый, он выскочил из комнаты и схватил Шамше за плечи:
— Что ты сказал, Шамше? Что ты сказал отцу? — Он тряс
Шамше изо всех сил: — Повтори, что ты сказал, Шамше? Уж не спятил ли ты, Шамше? Как мог Чуча Дихаминджиа превратиться в Вардена?!
Шамше молча вырвался из рук Джвебе.
Джвебе повернулся к Беглару:
— Отец, объясни мне, что говорит Шамше? Может, меня обманывает слух, отец? Я не ловил Вардена, отец! Я гнался за Дихаминджиа, а поймал Вардена, меня обманули, меня обманули! Мне сказали, что мы ловим Чучу Дихаминджиа... и, значит, я своими руками поймал Вардена, отец?! Я убью Сиордиа, задушу этого дьявола! Скажи что-нибудь, отец... или ты, Шамше...— Джвебе посмотрел на Шамше, затем на отца и, поняв, что они ему ничего не смогут объяснить, хлопнул калиткой и выбежал на улицу.
Беглар и Шамше обменялись горестными взглядами. Всего мог ждать Беглар от своей безжалостной судьбы, от своей щедрой на беды судьбы, но такого...
— Беглар, комитет поручил нам во что бы то ни стало освободить Вардена,— сказал Шамше.
Джвебе бежал по улице, и встречные останавливались, удивленные его видом.
— Джвебе, что случилось, Джвебе?
— Джвебе, куда ты бежишь босой, в одной рубашке? — спрашивали люди, а так как Джвебе не отвечал, у них возникла мысль — не случилось ли чего с Макой или Бегларом, и все побежали к дому Букиа.
В гвардейском лагере еще издали увидели бегущего Джвебе. Никто из рядовых гвардейцев не знал, что в конюшне сидит под замком не разбойник Чуча Дихаминджиа, а большевистский комиссар Варден Букиа, родной брат их товарища Джвебе.
— Что случилось, Джвебе? — встревожился Юрий Орлов.
— Что с тобой, Джвебе? — спросил Закро Броладзе.
— На кого ты похож, Джвебе? — удивился Болдуин.
Джвебе было не до ответов. Растолкав товарищей, он
бросился к конюшне, у дверей которой стоял с винтовкой в руках верзила осетин Джамбулат Бестаев. Джвебе разбежался с намерением вышибить дверь плечом.
Часовой заслонил собой дверь.
— Джвебе, дорогой, что с тобой? — испуганно закричал Джамбулат Бестаев.— Нельзя! Здесь большевик, которого
ты вчера поймал... Да, да, это не разбойник, а большевик, которого ты вчера поймал... Большевик, комиссар.
— Это мой брат, Джамбулат! Понимаешь? Я схватил родного брата! Пусти меня, ведь брата я поймал, Джамбулат, брата!
— Брата?! — взволновался Джамбулат.— Ох, горе тебе, Джвебе! Но все равно я не могу тебя пустить, Джвебе, я стою часовым...
— Я тебя умоляю, Джамбулат, пропусти.
— Не могу.
— Тогда пеняй на себя,— крикнул Джвебе и с такой силой толкнул часового плечом, что тот упал.
— Ах, ты драться?! — заревел Джамбулат и хотел было вскочить, чтобы снова заслонить дверь, но в это время, словно из-под земли, возник у двери взводный Татачиа Сиордиа.
— Стой, Букиа! — приказал он и выхватил револьвер.
— Сиордиа... взводный... мой брат там... Варден... Отойди, Сиордиа! Богом прошу, отойди!
— Твой брат большевик, комиссар, вот кто он! И тебя надо арестовать, и твоего отца! Отойди, стрелять буду! Сиорд я, Татач! Отойди, а то башку продырявлю!
— Пусти, Сиордиа, будь человеком, пусти! Брата я поймал, родного брата... Десять лет я не видел его и своими руками погубил. Лучше пусти, Сиордиа! И спрячь револьвер... Как кошку, задушу тебя, сукин сын!
Привлеченный шумом, Варден подошел к двери и сквозь зарешеченное окошко увидел Джвебе.
— Джвебе! — позвал он брата.
— Вардей! — При виде брата Джвебе и вовсе обезумел.— Это я тебя поймал, Варден.
— А зачем ты так кричишь? — сказал Варден.— Пойди-ка лучше оденься и приведи себя в порядок. А обо мне не беспокойся. В моем деле разберутся, и меня отпустят.
— Это я тебя поймал, Варден, я!
Орлов и Броладзе взяли Джвебе под руки, пытаясь оттащить его от двери, но он вырвался. Сиордиа чуть попятился и крикнул:
— Ни шагу, выстрелю! — И все, кроме Джвебе, поняли, что взводный выстрелит. И тогда Юрий Орлов встал между Татачиа и Джвебе.
Раздался выстрел. Юрий Орлов удивленно посмотрел на Сиордиа, покачнулся, схватился руками за грудь, упал на колени и головой уткнулся в землю.
— Вот тебе! Татач я, Сиорд!
И стало тихо у конюшни во дворе общинного правления, так тихо, что, когда Джвебе завопил: «А-а-а...» — гвардейцам показалось, что это само небо с грохотом обрушилось на землю.
Джвебе схватил Сиордиа, приподнял и ударил об стену. «Конец взводному!» — ахнули гвардейцы, но тот быстро поднялся и снова прицелился в Джвебе.
— Сиордиа! Прекратить! — Это капитан Глонти, это его властный командирский голос.
Сиордиа опустил револьвер.
С капитаном были Миха Кириа, учитель Шалва Кордзахиа, фельдшер Калистрат Кварцхава и несколько членов правления местной общины. Выполняя приказ Жваниа, капитан привел этих людей сюда, чтобы в их присутствий освободить из-под ареста большевика Вардена Букиа.
— Что здесь происходит? — спросил Глонти. Он не видел еще Юрия Орлова, он смотрел на Сиордиа и его револьвер. Затем капитан скользнул взглядом по Джвебе Букиа.
— Этот сукин сын Сиордиа нашего Орлова убил,— закричал Джвебе и, схватив Сиордиа, снова так стукнул его о стенку, что тот свалился уже без сознания.— Он меня хотел убить, а убил Орлова.
— Зачем он тебя хотел убить? — спросил Глонти.
— Я хотел брата выпустить, а он Орлова убил... Да я этого гада Сиордиа...— Джвебе снова бросился к Сиордиа, но Болдуин и Броладзе удержали его.
— Открой дверь,— приказал часовому капитан.
Джамбулат торопливо отпер дверь конюшни.
— Выходите,— сказал капитан Вардену.
Босой, без шапки, без пояса, в измятой одежде, стоял Варден у двери. Глонти усмехнулся: ну и вид у комиссара... но тут же смутился и упрекнул самого себя: нашел над кем насмехаться, глупец!
— А второй кто? — спросил Глонти у часового.
— Паромщик. Он переправлял большевика...
— Выходи и ты,— сказал капитан Бахве.
Варден, выйдя, сразу склонился над Орловым. Тот уже не дышал. Варден приподнял скрюченное тело убитого, выпрямил и осторожно опустил на землю. Варден сразу узнал Орлова. Это был тот самый парень, который там, у плетня, опустив карабин, сказал ему без слов: «Спасайся!»
Шалва Кордзахиа снял шапку. Миха Кириа, Калистрат Кварцхава и другие члены общинного правления тоже обнажили головы. Варден закрыл Орлову глаза и затем вплотную подошел к Глонти:
— Почему вы убили своего солдата?
Капитан растерялся и не ответил.
— Почему вы заставили моего брата арестовать меня?
И опять Глонти, растерянно мигая глазами, промолчал.
— Молчите? Так, может-, скажете, почему вы арестовали меня?
— Почему? У меня был приказ из штаба... Правда, ошибочный приказ... И теперь он отменен, и вы свободны.
— Как все это ловко получается у вас, капитан,— по ошибке арестовали, по ошибке заставили брата ловить брата, по ошибке убили человека.
— Вы свободны, Варден Букиа, вот все, что я могу вам сейчас сказать.
— Я-то свободен.., Ну, а вы, капитан... никто вас от ответственности не освободит...
Во дворе общинного правления собрался народ. Прибежали Беглар, Шамше, Иване, Нестор, прибежали Инда, Мака, Цабу, и, как всегда, первыми прибежали дети. Никто еще- не знал, что случилось, кто убил и за что убили этого русского парня, но через минуту-другую все знали всё.
— Горе твоей матери, русский парень! — воскликнула Мака и ударила себя по щекам.
Казалось, Юрий улыбался, и от этого его обескровленное лицо стало каким-то совсем молодым, почти мальчишеским. Он и мертвый был очень красив.
Варден и Беглар, словно по уговору, разом подняли головы и взглянули друг на друга. И словно не было десяти лет разлуки, хотя не было и открытой радости от встречи — ее омрачила смерть Юрия Орлова.
— Отец,—сказал Варден,—этот русский юноша заслонил от пули своего друга... моего брата и твоего сына... и мы должны...— Варден вздохнул.— Мы должны похоронить этого солдата, отец! Мы, семья Букиа, должны это сделать.
— Да, сынок,— сказал Беглар.
По толпе прокатился одобрительный шепот — правильно решили Букиа!
— Я не имею права отдать вам тело солдата для погребения,— сказал Вардену капитан Глонти.
— А у вас никто не спрашивает разрешения, капитан,— сказал Варден.
— Солдат Орлов числился в моем отряде.
— А теперь не числится.
Молчаливый до сих пор Зосиме Коршиа передал Кочойа палку, кинул презрительный взгляд на капитана и, став у тела Юрия Орлова, сказал Беглару:
— Этого юношу похоронит не только твоя семья, сосед, но и вся община. Вся община оплачет его.
— Повторяю, я не позволю...— начал было Глонти, но Варден перебил его.
— Вам уже сказано, капитан, мы не нуждаемся в вашем разрешении,— сказал Варден и стал рядом с Зосиме в ногах Юрия.— Орлова похоронит вся община. А вы что скажете, учитель?
— Этого русского парня похоронит вся община,— сказал Шалва.— Вся община оплачет его,— повторил учитель слова Зосиме и, подойдя к телу Орлова, стал у него в головах. Этого никто не ожидал. Беглар Букиа переглянулся с Шамше Акбардиа. Шамше отделился от толпы и стал рядом с учителем.
Глонти растерянно огляделся.
Учитель склонился над телом убитого, и то же самое сделали Шамше, Зосиме и Варден. Они медленно подняли еще теплого, будто спящего Юрия. Варден и Зосиме стояли впереди, напротив капитана Глонти и пришедших с ним представителей меньшевистской власти.
— С дороги! — велел Варден Букиа, и капитан Глонти отошел в сторону.
Варден, Зосиме, Шалва и Шамше понесли тело Орлова со двора общинного правления, за ними пошел Беглар и пошел Джвебе, а за ними — плачущие женщины, посерьезневшие дети и хмурые крестьяне. Подумав немного, пошли за телом товарища Закро Броладзе, Ричард Болдуин, Джамбулат Бестаев и немой гвардеец. У конюшни общинного правления остались только Вахтанг Глонти, Миха Кириа и Калистрат Кварцхава.
В кабинете Миха Кириа по обе стороны стола сидели друг против друга Евгений Жваниа и Вахтанг Глонти. Сам же председатель правления общины Миха стоял на своем излюбленном месте у окна, курил и пускал вверх маленькие и красивые колечки дыма. Как всегда спокойный и беззаботный, он не вмешивался в разговор члена учредительного собрания и капитана.
Евгений Жваниа нервно вертел в руках очки, ему трудно было на этот раз сдержать волнение, ему хотелось кричать во
весь голос, но разве криком поможешь? На столе в беспорядке валялись газеты с огромными, на всю страницу, заголовками: «Обращение ко всем общинам!», «Провинция в деле самозащиты!», «Мы готовы защищать родину!»
— Все тут, в этой деревне, складывалось против нас,— сказал Евгений Жваниа.— Сначала эта стычка с крестьянами на помещичьей земле, затем осквернение школы, затем арест Вардена Букиа, теперь убийство гвардейца... Плохо, капитан, ужасно плохо!
— Плохо,— согласился Глонти,— но разве только у нас тут плохо?
— Повсюду плохо, но у нас хуже. У нас хуже, чем везде, капитан. Наказать этого Сиордиа. Непременно,— потребовал Жваниа.— Это хоть немного успокоит крестьян.
— Наказать можно... но на каком основании?
— А это уж ваше дело,— холодно отрезал Жваниа.
— Гвардеец Джвебе Букиа напал на часового с намерением освободить арестованных, и взводный Сиордиа выполнил свой долг.
— Знаю, но этот Сиордиа похож на дьявола.
— С большевиками должны бороться дьяволы...
— Поздно,— махнув рукой, сказал Жваниа и тут же пожалел, что с языка его сорвалось такое слово. Жваниа надел очки и через мгновение снял их. Нервничая, он то и дело повторял это странное для посторонних движение.— Вы хорошо сделали, капитан, что не запретили семье Букиа похоронить Орлова.
— Не семье Букиа, а общине.
— Ну, пусть общине. Сейчас мы перед всеми должны курить фимиам. Даже перед самими большевиками.
— Ну, это уж слишком! — У капитана свело челюсть и бровь прыгнула под папаху.
— Когда медведь одолевает тебя, зови его батькой.
— Да, нас уже одолели.
— Не хочется так думать, капитан, ох как не хочется! — Жваниа кивнул на газету.— Вот читайте: «Мы готовы защищать родину!»
— Одна надежда, что наша армия будет бороться с захватчиками до последней капли крови, — сказал капитан, хотя не очень был уверен и в этом.
— Какая армия?! — Жваниа надел очки и уставился на капитана.— Армия — это народ! Раньше народ боролся с врагом, капитан. А разве народ сейчас так думает, разве он думает, что Красная Армия идет как враг? Нет, народ убежден, что красноармейцы идут сюда как братья, как товарищи...
— Эту ошибочную мысль народу внушают большевики,— сказал капитан.
Жваниа хотелось сказать, что мысль эта не так уж ошибочна, что, наоборот... но ничего этого не сказал. Капитану Глонти вовсе не следует знать, о чем думает сейчас член учредительного собрания.
Юрий Орлов лежал посреди комнаты, на покрытой ковром тахте. И лицо у него было удивленное, словно, умирая, он хотел понять, что же это с ним случилось. Вдоль стен сидели женщины в черном, с распущенными волосами, с глазами, вспухшими от слез. Русского парня оплакивали в этом одишском доме, как родного. Неутешно рыдала и горестно причитала Мака. Рука ее лежала на голове Юрия, она гладила его льняные волосы. Пуля, пущенная в Джвебе, оборвала жизнь этого мальчика, он встал между смертью и ее сыном, он спас Джвебе, а сам погиб. С такой болью, с такой скорбью Мака не оплакивала и самого близкого человека.
— Что ты сделал с нами, сынок, что сделал? Что за несчастье свалилось на нашу голову, сынок! Лучше бы меня убила та пуля! Что мы скажем твоим бедным родителям, Юрий! Ой, боже мой, сынок, боже мой!
Плакали Цабу и Инда, плакали все женщины, молодые и старые.
Неподвижно стояли у тела Орлова мужчины, и суровая печаль была на их лицах.
— Что за горе свалилось на наши головы, сынок? Что нам делать, люди? Ой, ой, сынок, ой, ой! — причитала Мака.
И никто не утешал ее, никто не успокаивал. Все жалели Орлова, у всех больно сжимались сердца от горя, и все оплакивали человека, который пожертвовал своей жизнью ради товарища, человека, которого убили на чужбине, которого похоронят в чужой земле, не оплаканного матерью, не оплаканного отцом. Бедные, они и не знают, какая беда стряслась с их сыном.
— Какое горе ждет твою мать, сынок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Понятно, господин Жваниа.
— Ну, вот и замечательно. Раз понятно — выполняйте!
Джвебе спал в комнате матери, на ее тахте, и, должно
быть, виделся ему дурной сон,— по лицу спящего пробегали тени, иногда он скрежетал зубами и невнятно бормотал проклятия, отталкивал кого-то рукой и не мог оттолкнуть, хотел проснуться # не мог проснуться.
Тихо скрипнула дверь. В комнату вошел? Беглар. После той недоброй встречи на заречном поле он не видел сына. Когда Мака привела Джвебе, Беглар ушел со двора. Сейчас он тихо, чтобы и Мака не видела, и Джвебе не проснулся, прокрался в комнату. Сердце так велело Беглару. И он ничего не может поделать с сердцем.
Беглар смотрел на сына и не мог сдержать улыбки, теплой отцовской улыбки. Он заметил, что Джвебе видит сон, и, должно быть, дурной сон. Что его беспокоит, Что он видит?
Беглару было неловко, что он смотрит на сына украдкой. Он был рад, что Джвебе наконец дома, но никому не признался бы в этом — ни самому Джвебе, ни Маке, ни маленькому Гванджи, а тем более посторонним людям.
Когда Джвебе приходил домой, Беглар тут же уходил задворками из дома. Он был добр сердцем, но сердце его часто подчинялось рассудку.
— Беглар! — тихо позвали со двора.
Беглар быстро вышел из комнаты и неосторожно слишком громко скрипнул дверью. Джвебе тотчас проснулся и огляделся. Кто-то вышел из комнаты. Но кто? Джвебе знал, что мать у соседки, Гванджи в школе. Так, может, это был отец? Джвебе не успел решить — встать ему и идти за отцом или подождать, пока он сам вернется, как за окном послышались голоса:
— Здравствуй, Беглар!
— Ты как будто с нехорошей вестью, Шамше?
— Беглар, тот, кого вчера схватили гвардейцы, оказывается, не разбойник Чуча Дихаминджиа.
— А кто же он?
— Твой сын.
— Кто-о?!
— Твой сын, Варден.
— Что ты, Шамше? Мой Варден?
— Да, твой Варден.
— Варден вернулся?
— Вернулся, Беглар. И это твоего Вардена арестовали гвардейцы.
— Почему арестовали? Неужели мой сын стал разбойником?
— Что ты?! Как твой Варден мог стать разбойником?!
— Так почему же его арестовали?
— Его, оказывается, Ленин послал сюда. По его заданию, оказывается, приехал твой Варден. Из комитета сообщили.
— Ленин послал с заданием моего сына? Ты шутишь, Шамше?
— Да, Ленин... Секретарь нашего комитета Тариэл Карда послал в Ахал-Сенаки человека, чтобы тот встретил твоего сына, но они разминулись. Потому Варден и не знал, что у нас в деревне стоят гвардейцы.
Джвебе отчетливо слышал слова отца и Шамше. Он не хотел верить, не мог верить. Босой и полуодетый, он выскочил из комнаты и схватил Шамше за плечи:
— Что ты сказал, Шамше? Что ты сказал отцу? — Он тряс
Шамше изо всех сил: — Повтори, что ты сказал, Шамше? Уж не спятил ли ты, Шамше? Как мог Чуча Дихаминджиа превратиться в Вардена?!
Шамше молча вырвался из рук Джвебе.
Джвебе повернулся к Беглару:
— Отец, объясни мне, что говорит Шамше? Может, меня обманывает слух, отец? Я не ловил Вардена, отец! Я гнался за Дихаминджиа, а поймал Вардена, меня обманули, меня обманули! Мне сказали, что мы ловим Чучу Дихаминджиа... и, значит, я своими руками поймал Вардена, отец?! Я убью Сиордиа, задушу этого дьявола! Скажи что-нибудь, отец... или ты, Шамше...— Джвебе посмотрел на Шамше, затем на отца и, поняв, что они ему ничего не смогут объяснить, хлопнул калиткой и выбежал на улицу.
Беглар и Шамше обменялись горестными взглядами. Всего мог ждать Беглар от своей безжалостной судьбы, от своей щедрой на беды судьбы, но такого...
— Беглар, комитет поручил нам во что бы то ни стало освободить Вардена,— сказал Шамше.
Джвебе бежал по улице, и встречные останавливались, удивленные его видом.
— Джвебе, что случилось, Джвебе?
— Джвебе, куда ты бежишь босой, в одной рубашке? — спрашивали люди, а так как Джвебе не отвечал, у них возникла мысль — не случилось ли чего с Макой или Бегларом, и все побежали к дому Букиа.
В гвардейском лагере еще издали увидели бегущего Джвебе. Никто из рядовых гвардейцев не знал, что в конюшне сидит под замком не разбойник Чуча Дихаминджиа, а большевистский комиссар Варден Букиа, родной брат их товарища Джвебе.
— Что случилось, Джвебе? — встревожился Юрий Орлов.
— Что с тобой, Джвебе? — спросил Закро Броладзе.
— На кого ты похож, Джвебе? — удивился Болдуин.
Джвебе было не до ответов. Растолкав товарищей, он
бросился к конюшне, у дверей которой стоял с винтовкой в руках верзила осетин Джамбулат Бестаев. Джвебе разбежался с намерением вышибить дверь плечом.
Часовой заслонил собой дверь.
— Джвебе, дорогой, что с тобой? — испуганно закричал Джамбулат Бестаев.— Нельзя! Здесь большевик, которого
ты вчера поймал... Да, да, это не разбойник, а большевик, которого ты вчера поймал... Большевик, комиссар.
— Это мой брат, Джамбулат! Понимаешь? Я схватил родного брата! Пусти меня, ведь брата я поймал, Джамбулат, брата!
— Брата?! — взволновался Джамбулат.— Ох, горе тебе, Джвебе! Но все равно я не могу тебя пустить, Джвебе, я стою часовым...
— Я тебя умоляю, Джамбулат, пропусти.
— Не могу.
— Тогда пеняй на себя,— крикнул Джвебе и с такой силой толкнул часового плечом, что тот упал.
— Ах, ты драться?! — заревел Джамбулат и хотел было вскочить, чтобы снова заслонить дверь, но в это время, словно из-под земли, возник у двери взводный Татачиа Сиордиа.
— Стой, Букиа! — приказал он и выхватил револьвер.
— Сиордиа... взводный... мой брат там... Варден... Отойди, Сиордиа! Богом прошу, отойди!
— Твой брат большевик, комиссар, вот кто он! И тебя надо арестовать, и твоего отца! Отойди, стрелять буду! Сиорд я, Татач! Отойди, а то башку продырявлю!
— Пусти, Сиордиа, будь человеком, пусти! Брата я поймал, родного брата... Десять лет я не видел его и своими руками погубил. Лучше пусти, Сиордиа! И спрячь револьвер... Как кошку, задушу тебя, сукин сын!
Привлеченный шумом, Варден подошел к двери и сквозь зарешеченное окошко увидел Джвебе.
— Джвебе! — позвал он брата.
— Вардей! — При виде брата Джвебе и вовсе обезумел.— Это я тебя поймал, Варден.
— А зачем ты так кричишь? — сказал Варден.— Пойди-ка лучше оденься и приведи себя в порядок. А обо мне не беспокойся. В моем деле разберутся, и меня отпустят.
— Это я тебя поймал, Варден, я!
Орлов и Броладзе взяли Джвебе под руки, пытаясь оттащить его от двери, но он вырвался. Сиордиа чуть попятился и крикнул:
— Ни шагу, выстрелю! — И все, кроме Джвебе, поняли, что взводный выстрелит. И тогда Юрий Орлов встал между Татачиа и Джвебе.
Раздался выстрел. Юрий Орлов удивленно посмотрел на Сиордиа, покачнулся, схватился руками за грудь, упал на колени и головой уткнулся в землю.
— Вот тебе! Татач я, Сиорд!
И стало тихо у конюшни во дворе общинного правления, так тихо, что, когда Джвебе завопил: «А-а-а...» — гвардейцам показалось, что это само небо с грохотом обрушилось на землю.
Джвебе схватил Сиордиа, приподнял и ударил об стену. «Конец взводному!» — ахнули гвардейцы, но тот быстро поднялся и снова прицелился в Джвебе.
— Сиордиа! Прекратить! — Это капитан Глонти, это его властный командирский голос.
Сиордиа опустил револьвер.
С капитаном были Миха Кириа, учитель Шалва Кордзахиа, фельдшер Калистрат Кварцхава и несколько членов правления местной общины. Выполняя приказ Жваниа, капитан привел этих людей сюда, чтобы в их присутствий освободить из-под ареста большевика Вардена Букиа.
— Что здесь происходит? — спросил Глонти. Он не видел еще Юрия Орлова, он смотрел на Сиордиа и его револьвер. Затем капитан скользнул взглядом по Джвебе Букиа.
— Этот сукин сын Сиордиа нашего Орлова убил,— закричал Джвебе и, схватив Сиордиа, снова так стукнул его о стенку, что тот свалился уже без сознания.— Он меня хотел убить, а убил Орлова.
— Зачем он тебя хотел убить? — спросил Глонти.
— Я хотел брата выпустить, а он Орлова убил... Да я этого гада Сиордиа...— Джвебе снова бросился к Сиордиа, но Болдуин и Броладзе удержали его.
— Открой дверь,— приказал часовому капитан.
Джамбулат торопливо отпер дверь конюшни.
— Выходите,— сказал капитан Вардену.
Босой, без шапки, без пояса, в измятой одежде, стоял Варден у двери. Глонти усмехнулся: ну и вид у комиссара... но тут же смутился и упрекнул самого себя: нашел над кем насмехаться, глупец!
— А второй кто? — спросил Глонти у часового.
— Паромщик. Он переправлял большевика...
— Выходи и ты,— сказал капитан Бахве.
Варден, выйдя, сразу склонился над Орловым. Тот уже не дышал. Варден приподнял скрюченное тело убитого, выпрямил и осторожно опустил на землю. Варден сразу узнал Орлова. Это был тот самый парень, который там, у плетня, опустив карабин, сказал ему без слов: «Спасайся!»
Шалва Кордзахиа снял шапку. Миха Кириа, Калистрат Кварцхава и другие члены общинного правления тоже обнажили головы. Варден закрыл Орлову глаза и затем вплотную подошел к Глонти:
— Почему вы убили своего солдата?
Капитан растерялся и не ответил.
— Почему вы заставили моего брата арестовать меня?
И опять Глонти, растерянно мигая глазами, промолчал.
— Молчите? Так, может-, скажете, почему вы арестовали меня?
— Почему? У меня был приказ из штаба... Правда, ошибочный приказ... И теперь он отменен, и вы свободны.
— Как все это ловко получается у вас, капитан,— по ошибке арестовали, по ошибке заставили брата ловить брата, по ошибке убили человека.
— Вы свободны, Варден Букиа, вот все, что я могу вам сейчас сказать.
— Я-то свободен.., Ну, а вы, капитан... никто вас от ответственности не освободит...
Во дворе общинного правления собрался народ. Прибежали Беглар, Шамше, Иване, Нестор, прибежали Инда, Мака, Цабу, и, как всегда, первыми прибежали дети. Никто еще- не знал, что случилось, кто убил и за что убили этого русского парня, но через минуту-другую все знали всё.
— Горе твоей матери, русский парень! — воскликнула Мака и ударила себя по щекам.
Казалось, Юрий улыбался, и от этого его обескровленное лицо стало каким-то совсем молодым, почти мальчишеским. Он и мертвый был очень красив.
Варден и Беглар, словно по уговору, разом подняли головы и взглянули друг на друга. И словно не было десяти лет разлуки, хотя не было и открытой радости от встречи — ее омрачила смерть Юрия Орлова.
— Отец,—сказал Варден,—этот русский юноша заслонил от пули своего друга... моего брата и твоего сына... и мы должны...— Варден вздохнул.— Мы должны похоронить этого солдата, отец! Мы, семья Букиа, должны это сделать.
— Да, сынок,— сказал Беглар.
По толпе прокатился одобрительный шепот — правильно решили Букиа!
— Я не имею права отдать вам тело солдата для погребения,— сказал Вардену капитан Глонти.
— А у вас никто не спрашивает разрешения, капитан,— сказал Варден.
— Солдат Орлов числился в моем отряде.
— А теперь не числится.
Молчаливый до сих пор Зосиме Коршиа передал Кочойа палку, кинул презрительный взгляд на капитана и, став у тела Юрия Орлова, сказал Беглару:
— Этого юношу похоронит не только твоя семья, сосед, но и вся община. Вся община оплачет его.
— Повторяю, я не позволю...— начал было Глонти, но Варден перебил его.
— Вам уже сказано, капитан, мы не нуждаемся в вашем разрешении,— сказал Варден и стал рядом с Зосиме в ногах Юрия.— Орлова похоронит вся община. А вы что скажете, учитель?
— Этого русского парня похоронит вся община,— сказал Шалва.— Вся община оплачет его,— повторил учитель слова Зосиме и, подойдя к телу Орлова, стал у него в головах. Этого никто не ожидал. Беглар Букиа переглянулся с Шамше Акбардиа. Шамше отделился от толпы и стал рядом с учителем.
Глонти растерянно огляделся.
Учитель склонился над телом убитого, и то же самое сделали Шамше, Зосиме и Варден. Они медленно подняли еще теплого, будто спящего Юрия. Варден и Зосиме стояли впереди, напротив капитана Глонти и пришедших с ним представителей меньшевистской власти.
— С дороги! — велел Варден Букиа, и капитан Глонти отошел в сторону.
Варден, Зосиме, Шалва и Шамше понесли тело Орлова со двора общинного правления, за ними пошел Беглар и пошел Джвебе, а за ними — плачущие женщины, посерьезневшие дети и хмурые крестьяне. Подумав немного, пошли за телом товарища Закро Броладзе, Ричард Болдуин, Джамбулат Бестаев и немой гвардеец. У конюшни общинного правления остались только Вахтанг Глонти, Миха Кириа и Калистрат Кварцхава.
В кабинете Миха Кириа по обе стороны стола сидели друг против друга Евгений Жваниа и Вахтанг Глонти. Сам же председатель правления общины Миха стоял на своем излюбленном месте у окна, курил и пускал вверх маленькие и красивые колечки дыма. Как всегда спокойный и беззаботный, он не вмешивался в разговор члена учредительного собрания и капитана.
Евгений Жваниа нервно вертел в руках очки, ему трудно было на этот раз сдержать волнение, ему хотелось кричать во
весь голос, но разве криком поможешь? На столе в беспорядке валялись газеты с огромными, на всю страницу, заголовками: «Обращение ко всем общинам!», «Провинция в деле самозащиты!», «Мы готовы защищать родину!»
— Все тут, в этой деревне, складывалось против нас,— сказал Евгений Жваниа.— Сначала эта стычка с крестьянами на помещичьей земле, затем осквернение школы, затем арест Вардена Букиа, теперь убийство гвардейца... Плохо, капитан, ужасно плохо!
— Плохо,— согласился Глонти,— но разве только у нас тут плохо?
— Повсюду плохо, но у нас хуже. У нас хуже, чем везде, капитан. Наказать этого Сиордиа. Непременно,— потребовал Жваниа.— Это хоть немного успокоит крестьян.
— Наказать можно... но на каком основании?
— А это уж ваше дело,— холодно отрезал Жваниа.
— Гвардеец Джвебе Букиа напал на часового с намерением освободить арестованных, и взводный Сиордиа выполнил свой долг.
— Знаю, но этот Сиордиа похож на дьявола.
— С большевиками должны бороться дьяволы...
— Поздно,— махнув рукой, сказал Жваниа и тут же пожалел, что с языка его сорвалось такое слово. Жваниа надел очки и через мгновение снял их. Нервничая, он то и дело повторял это странное для посторонних движение.— Вы хорошо сделали, капитан, что не запретили семье Букиа похоронить Орлова.
— Не семье Букиа, а общине.
— Ну, пусть общине. Сейчас мы перед всеми должны курить фимиам. Даже перед самими большевиками.
— Ну, это уж слишком! — У капитана свело челюсть и бровь прыгнула под папаху.
— Когда медведь одолевает тебя, зови его батькой.
— Да, нас уже одолели.
— Не хочется так думать, капитан, ох как не хочется! — Жваниа кивнул на газету.— Вот читайте: «Мы готовы защищать родину!»
— Одна надежда, что наша армия будет бороться с захватчиками до последней капли крови, — сказал капитан, хотя не очень был уверен и в этом.
— Какая армия?! — Жваниа надел очки и уставился на капитана.— Армия — это народ! Раньше народ боролся с врагом, капитан. А разве народ сейчас так думает, разве он думает, что Красная Армия идет как враг? Нет, народ убежден, что красноармейцы идут сюда как братья, как товарищи...
— Эту ошибочную мысль народу внушают большевики,— сказал капитан.
Жваниа хотелось сказать, что мысль эта не так уж ошибочна, что, наоборот... но ничего этого не сказал. Капитану Глонти вовсе не следует знать, о чем думает сейчас член учредительного собрания.
Юрий Орлов лежал посреди комнаты, на покрытой ковром тахте. И лицо у него было удивленное, словно, умирая, он хотел понять, что же это с ним случилось. Вдоль стен сидели женщины в черном, с распущенными волосами, с глазами, вспухшими от слез. Русского парня оплакивали в этом одишском доме, как родного. Неутешно рыдала и горестно причитала Мака. Рука ее лежала на голове Юрия, она гладила его льняные волосы. Пуля, пущенная в Джвебе, оборвала жизнь этого мальчика, он встал между смертью и ее сыном, он спас Джвебе, а сам погиб. С такой болью, с такой скорбью Мака не оплакивала и самого близкого человека.
— Что ты сделал с нами, сынок, что сделал? Что за несчастье свалилось на нашу голову, сынок! Лучше бы меня убила та пуля! Что мы скажем твоим бедным родителям, Юрий! Ой, боже мой, сынок, боже мой!
Плакали Цабу и Инда, плакали все женщины, молодые и старые.
Неподвижно стояли у тела Орлова мужчины, и суровая печаль была на их лицах.
— Что за горе свалилось на наши головы, сынок? Что нам делать, люди? Ой, ой, сынок, ой, ой! — причитала Мака.
И никто не утешал ее, никто не успокаивал. Все жалели Орлова, у всех больно сжимались сердца от горя, и все оплакивали человека, который пожертвовал своей жизнью ради товарища, человека, которого убили на чужбине, которого похоронят в чужой земле, не оплаканного матерью, не оплаканного отцом. Бедные, они и не знают, какая беда стряслась с их сыном.
— Какое горе ждет твою мать, сынок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18