– Он покончил с собой, – сказала она. – Оказалось, что он долгие годы ходил к психиатру. Депрессия. Это разорвало мою семью на куски.
Я следил за искрящимися огоньками и молчал.
– Я вспоминала время, когда он казался таким счастливым, таким живым… Но это уже было в нем – этот ментальный рак, чудовище со щупальцами, которое продолжало расти, пока не оторвало его от меня, от нашей семьи, от всего на свете. Это был первый раз, когда я почувствовала себя страшно одинокой. Моя злость обернулась пьянством Я взяла в школе отпуск и целый семестр пила. Больная, низкая пьяница… В школе знали о Дымке, о Лейне. Они думали, что я просто беру передышку, чтобы справиться с горем.
Я положил ей руку на плечо.
– Ты это и делала. Только неправильно.
– Когда я начала работать здесь… не было Дымка, чтобы позвонить мне ночью, не было никого, кто сказал бы, что у меня все будет хорошо. У меня был плохой день с доктором Пелтье, я должна была поехать домой и выпить… Как вдруг наступило утро, я оказалась на диване, а на кухне стояла пустая бутылка. Я боролась с этим до выходных, а потом опять почувствовала одиночество. Потом мне было очень стыдно, что я… – Она опустила голову. – Черт возьми, Карсон, у меня ведь степень доктора медицины, а я не могу хотя бы как-то объяснить себе собственную склонность к алкоголю! Пить для алкоголика – в высшей степени иррациональное действие. И тем не менее, при всей своей научной и логической подготовке, я пила. Полный абсурд.
Мы стояли и смотрели, как бенгальские огни разбрасывают серебряные искры, пока всё не погрузилось в темноту. Мы направились к дому. Сквозь шум моря я услышал музыку: труба Луи Армстронга выводила мелодию «На Алабаму упали звезды». На подъездной дорожке в своем стареньком красном «вольво» сидел Гарри и посасывал из бутылки пиво. Он услышал наши шаги и убавил звук.
– Прости, если помешал, Карс, но я хочу обсудить с тобой пару вопросов.
Пока мы поднимались по ступенькам, я старался вести себя непринужденно.
– Гарри, это Эйва Даванэлле, Эйва, это Гарри Наутилус.
– Мы уже встречались пару раз на вскрытии, – сказал Гарри Эйве.
– Вероятно, я была не самой приятной компанией. Простите.
– Я этого не заметил, доктор. Я стараюсь держаться от бойких девушек подальше.
Мы зашли в дом. Эйва нашла книжку, взятую у анонимных алкоголиков, и сказала, что пойдет читать. Гарри уселся на диван, хлопнув ладонями по коленям.
– Ей лучше, Карс? – спросил он, когда дверь за Эйвой закрылась.
– Она истощена, еще очень слаба, но сегодня вечером хоть немного выговорилась. Что привело тебя на мой берег, дружище?
Гарри хмуро взглянул на чай со льдом, который я поставил перед ним.
– А есть что-нибудь покрепче, Карс?
– В багажнике.
– Я сейчас точно пропустил бы глоток виски.
Я сходил к стоявшей под домом машине и принес «Гленливет». Я держал в руках бутылку и вспоминал, как рылся в машине у Эйвы и нашел водку. Сейчас я стоял внизу, под своей спальней и слышал шаги Эйвы над головой.
Моя хижина на сваях, висящая над островом…
Наступал отлив, волны тихонько шелестели уже в ста метрах отсюда. Я слушал, как Эйва мягко ступает по деревянному полу, и надеялся, что мое маленькое убежище сможет стать местом, где она найдет уют. Что оно сделает для нее то же, что в свое время сделало для меня.
На первом году обучения в колледже, устав от бесконечных вопросов «А имеете ли вы какое-то отношение к…» и необходимости лгать в ответ, я сменил фамилию с Риджеклифф на Райдер. Я взял это имя у Алберта Пинкхэма Райдера, художника девятнадцатого века, на чьих самых известных картинах были изображены люди в маленьких лодках на темных вздымающихся волнах. Смена фамилии была только одним из множества изменений, которые были направлены на то, чтобы как-то разрушить тот неподдающийся разрушению факт, что я являюсь сыном садиста и братом человека, который убил пятерых женщин.
Я бросил колледж, пошел служить во флот, снова вернулся в колледж, менял профиль обучения как перчатки, пока наконец не углубился в изучение психологии. Подружки приходили и уходили, как в калейдоскопе. Я менял прически, автомобили, манеру говорить, журналы, на которые подписывался. Однажды у меня в течение года поменялось пять адресов, не считая машины. Имя-то я поменял.
Но каждое утро я снова просыпался тем же самым, самим собой.
Умерла мама. Я намеревался потратить полученные в наследство деньги на то, чтобы купить одинарный трейлер, а остальное пустить на скромное, но жизнеспособное существование. Когда спишь по двенадцать часов в сутки, обеспечить основные необходимые для жизни вещи не так уж и сложно. Однажды, ловя рыбу в прибойных волнах, я увидел это место. Дом висел в воздухе, но опоры были прочными. Широкие окна. Веранда, выходившая на бескрайний морской простор… На нем висела табличка «ПРОДАЕТСЯ».
Я не мог выбросить это место из головы, оно мне даже снилось: иногда в виде дома, порой в виде тропического шлема с козырьком. Я купил его через две недели, понимая, что для того, чтобы его содержать, должен пойти работать. Вдохновленный замечанием Гарри, что из меня получился бы неплохой коп, я пошел служить в полицию и понял, что это уважаемая и необходимая работа. Это также позволило мне впервые в жизни наконец ясно увидеть то, что было перед моими глазами много лет.
За первые несколько месяцев патрулирования на улицах я понял, что значительная часть нищеты, с которой я сталкивался, происходит из-за неспособности людей отделаться от своего прошлого. Старое пренебрежение перерастает в злобу, злоба – в стрельбу. Наркоманы, шаркающей походкой неумолимо переползающие от последнего ареста до новой дозы. Я видел уличных проституток, которые связываются, рвут и снова связываются с сутенерами, которые в конечном счете убивают их, в прямом или переносном смысле этого слова. Не делайте этого, умолял я, глядя на лица этих людей, запутавшихся в дорогах, по которым они считали необходимым идти. Остановитесь. Подумайте. Это не должно так продолжаться. Прошлое – это всего лишь цепочка воспоминаний, вы ему не принадлежите. Измените все, пока еще не поздно.
Никто меня не слышал.
Одним из аспектов тектонического сдвига в самосознании – во внутреннем откровении, если хотите, – является его невысказанность, его нельзя описать. Поэтому могу сказать только, что однажды тысяча пятьдесят два дня назад я полез в запертый солдатский сундучок, стоявший в самом дальнем углу шкафа, и достал оттуда нож с черной рукояткой, который у меня на глазах втыкался в визжащего несчастного поросенка. Нож, который Джереми спрятал в подвале нашего дома. Я сунул нож под рубашку и сел на паром через самое широкое место бухты Мобил. На середине пути, без всяких церемоний и даже не взглянув на него еще раз, я отправил этот нож к металлолому на дне, оставшемуся там после прошлых войн. Паром доставил меня в мой дом, который теперь здесь (не там!) и сейчас (не тогда!). Мне кажется, что если мы и являемся узниками своего прошлого, то одновременно являемся и тюремщиками.
Я развернулся, чтобы подняться в дом, и услышал скрип половиц под шагами Эйвы. Она остановилась прямо надо мной, и на мгновение мы оказались на одной линии между морским песком и звездами. Внутренне сопротивляясь своему порыву как старомодному и смешному, я все-таки приподнялся и дотянулся рукой до перекрытий над головой. Они были деревянными, грубо обтесанными и пропитанными солью, но моим пальцам показались священной реликвией – обобщенной человеческой слабостью и бесконечной верой… остовом света, может быть.
Я услышал, как наверху открылась дверь и Гарри выкрикнул в ночь мое имя, удивляясь, где меня носит.
Глава 21
Я налил Гарри виски с содовой, и мы уселись в гостиной. Катая стакан между ладонями, Гарри сказал:
– После того как ты уехал сегодня вечером, я еще задержался «У Флэнегана». И знаешь, кто там появился? Pea Плайт.
– Из судейских.
– Ведьма-баба, сексуальная и кого хочешь околдует. Мы с ней разговорились. Речь зашла о компании «Бейсайд», и она сказала, никаких проблем, существует база данных всех фирм штата. Тут Pea достала крошечный компьютер, подключила его, и ее очаровательные пальчики принялись печатать. И вот джекпот! Pea читает мне о компании под названием «Бейсайд Консалтинг». Зарегистрирована пару лет назад. Хозяин один, занимается чем-то, связанным с оценкой медицинского оборудования. Мутное дело.
Я почувствовал словно удар током.
– Один владелец. Обычно это связано с малым бизнесом. Дальше?
Гарри уставился на свои мокасины сорок шестого размера и покачал головой.
– Что? Давай, рассказывай, – сказал я.
– Мне кажется, что здесь ниточки путаются.
– То есть? Что ты хочешь?…
Он поднял на меня глаза и сказал:
– «Бейсайд Консалтинг» принадлежит Клэр Пелтье.
У меня перехватило дыхание. Я закрыл глаза и услышал тихое урчание холодильника, стук капель в душе, дыхание Гарри. Я услышал, как Эйва перевернула страницу книги, которую читала за закрытой дверью в десяти метрах отсюда.
– Этому есть простое объяснение, – сказал я.
– Разве доктор не проводит много времени вне города?
– Она ведь консультант, Гарри. Она консультирует за городом. Это есть в описании сферы деятельности фирмы. Еще она ездит на семинары, симпозиумы.
– Было бы интересно, если бы она была на симпозиуме в то же время, когда Нельсон был в Билокси…
После того как Гарри уехал, я попытался расслабиться на веранде, но ночь была безветренная, а комаров – целая туча. Когда я пошел спать, в голове, помимо воли, прокручивалось неприятное кино: Нельсон, Клэр… полусвет далеких миров, переходящий в одну грязную тень. Я слышал скрип пружин под ворочающейся в постели Эйвой. Медведь говорил, что во время сна ей будет нелегко: алкоголь сдвигает внутренние часы человека и посылает ему тяжелый, наполненный страхами сон. Натянув футболку и шорты, я постучал к ней в комнату и сказал, что тоже не могу заснуть и что, может быть, легче бодрствовать вместе. Она лежала под одеялом и похлопала по кровати рядом с собой. Я лег, и мы ненадолго погрузились в приятную темноту.
Когда беспорядочные сны рассеялись, за занавесками уже загорался рассвет. Мой взгляд остановился на Эйве, лежавшей ко мне лицом: голова уютно устроилась на подушке, изящные руки под подбородком. Я поднялся очень осторожно, чтобы не прерывать ее безмятежный сон.
Полностью проснулся я уже в воде. Волны, прохладные от прибрежного течения, солоноватый привкус во рту, морская вода, пощипывающая глаза… Солнце было в дымке, а летний воздух уже цепенел от приближающейся жары. Я смыл соль под холодным душем и поднялся наверх на запах кофе. Одевшись и зайдя в кухню, я увидел за столом Эйву, которая читала газету. Возле ее локтя стоял стакан с апельсиновым соком и тарелка с крошками от тостов.
– Я смотрела, как ты плаваешь, – сказала она. – Почему так далеко в открытое море? Почему не туда и обратно вдоль берега?
– Я плыву прямо, пока не сбивается дыхание и я уже не могу сделать ни одного взмаха руками, потом поворачиваю обратно.
Она непонимающе подняла брови.
– Я ненавижу зарядку, – пояснил я. – Я или плыву, или тону. Это хороший стимул.
Она кивнула головой.
– Как я это понимаю!
Я внимательно посмотрел на нее.
– Ты выглядишь лучше.
Она ткнула пальцем себе в грудь: розовая полосатая безрукавка, белые джинсы, волосы зачесаны назад и собраны золотистой заколкой.
– Анонимный алкоголик на палубе. Бессистемное одеяние пьяницы на излечении.
– Я имел в виду не одежду, а тебя, – сказал я. – Возвращается цвет лица. Твои…
– …руки уже не так трясутся, – сказала она, вытягивая перед собой руку со стаканом, сок в котором почти не плескался. Потом сделала глоток и поставила стакан на стол. – Я хорошо спала, – продолжала она. – В другие… плохие времена я… нет, черт возьми, во время других запоев я всегда жутко спала, когда бросала пить. А сегодня проснулась, услышала твое дыхание, подумала, что я в безопасности, и снова заснула.
Я обошел ее сзади, взял за плечи и принялся тихонько массировать их пальцами. Она прижалась щекой к моей руке. Солнце поднялось на востоке, над крышей соседского дома, и на кухне стало светлее от лучей, пробивавшихся сквозь занавески. Пылинки вспыхивали в солнечном свете, как крошечные сигнальные огни. Я смотрел на них и чувствовал странное умиротворение.
Эйва сказала:
– Я думала о том, о чем мы с тобой разговаривали в первый вечер. Я помню, хоть и смутно, что мы обсуждали физическое сходство между Дэшампсом и Нельсоном, говорили, что они в основном одинаковы, только у Дэшампса более развитая мускулатура.
Я сел рядом с ней.
– Близнецы или братья, как ты тогда сказала, но один работает больше другого.
– У меня в голове всплыло еще кое-что. – Эйва отхлебнула сок и сосредоточилась. – У нас на следующий день после открытия нового морга была жертва с черепно-мозговой травмой. Девятнадцатилетний мальчишка с вечеринки в северной части округа. Полиция округа привезла тело к нам, и я делала вскрытие.
Я помнил этот случай, но дело было не в нашей юрисдикции, поэтому я не уделил ему особого внимания.
– У него был тот же тип тела, высокий, с длинными конечностями, плюс гладкая и чистая кожа, без заметного волосяного покрова.
– А мускулатура?
– Очень похожа на Нельсона. Возможно, поднятие меньшего веса с большим количеством повторений дает большую рельефность и меньшую объемность, особенно на руках и плечах.
– Причина смерти?
– Его ударили по голове круглым тупым предметом. Судя по ранам, это был камень размером с мячик для софтбола. Или что-то очень на него похожее.
Мой звонок сержанту Клинту Тейту из полиции округа Мобил несколько раз переадресовывался, пока наконец сигнал достиг его патрульной машины в Цитронелле.
– Там была полуподпольная тусовка, толпа молодежи на арбузном поле, – сказал Тейт; голос его сопровождался постоянным потрескиванием, будто кто-то рядом мял пакет с сухариками. – Всегда узнаем об этих сборищах, когда они уже состоялись, а то можно было бы многого избежать. Они заплатили местному фермеру пару сотен баксов за аренду нескольких акров земли. Затянули туда генератор для освещения и музыки – вот вам и вечеринка. Жертва, о которой ты говоришь, парень по имени Джимми Фариер, студент Южно-Алабамского университета. Никаких трений с законом, ничего такого. Приличный молодой мальчик, который услышал где-то об этой вечеринке и решил: «Дай-ка я себя здесь попробую!» Мы еще копаем это дело, но территория большая, а людей не хватает.
– Как это произошло?
– Самое вероятное, он кого-то достал. Травма нанесена тупым предметом в русле пересохшего ручья, в лесу, в сотне метров от места тусовки. Умер он не сразу.
– Кто обнаружил тело?
– Анонимный звонок примерно в два часа ночи. Голос изменен. Голос детский, девичий. Возможно, под кайфом зашла в лес и наткнулась на него.
– На теле было что-нибудь необычное? Может, какие-то следы на шее, царапины, порезы?
– Все, что я помню, это то, что его одежда была… – Послышалось несколько громких щелчков, и голос Тейта зазвучал прерывисто, будто он захлебывался: – …немного… змейка… шеи.
– Я не расслышал, сержант. Повтори, пожалуйста.
– Я говорю, одежда на нем была немного в беспорядке. Змейка на брюках расстегнута. Рубашка задрана до шеи.
– Какие-нибудь зацепки есть? – спросил я, перекрикивая электронные помехи. На мгновение сигнал установился настолько хорошо, что я услышал, как сержант Тейт вздохнул.
– Там было около двух сотен полуголых обкуренных юнцов, танцующих на освещенном пятачке посреди леса. Не вечеринка, а просто мечта убийцы, детектив.
– Когда закончишь, Карсон, просто брось это у меня на столе.
Вера Браден оставила меня наедине с тремя файлами в одной из маленьких комнат для совещаний. Ни Клэр, ни Уилла Линди в это утро на месте не было: что-то, связанное с собранием по бюджетным вопросам. Вера не знала, когда они должны вернуться.
Из фотографий, сделанных, когда Фариера привезли в морг, я выбрал снимок его лица. Квадратное безбородое лицо ребенка с пятнышками прыщей. Оттопыренные уши и прическа с выбритыми с боков волосами. На губах и зубах грязь с поля, где он упал. Я взял фото в полный рост и положил рядом с Фариером аналогичный снимок Джерролда Нельсона.
Передо мной лежали тела братьев-близнецов. Размеры, мышцы, рельеф, тон кожи – все было похоже. Даже пупки и соски можно было перепутать. У Фариера над левым соском была вытатуирована выпрыгивающая из воды меч-рыба. У Нельсона тоже была татуировка: восточный дракон над правой лопаткой.
Я вытащил из третьего файла фото Дэшампса и положил его рядом с другими. Словно третий брат появился в этой комнате – старший, видимо, более сильный, мышцы на руках, плечах и бедрах помассивнее. Я отодвинул снимок Дэшампса в сторону и сконцентрировался на близнецах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35