Высокие французские окна были закрыты тяжелыми парчовыми занавесями. Отворив окно, можно было попасть во внутренний двор, освещенный фонарями, горящими среди рододендронов. Но до сих пор у молодежи не возникало желания выйти на воздух – стоял октябрь, и было довольно прохладно. Подростки развалились на огромных кожаных диванах, поставленных прямоугольником в центре зала. Карим наблюдала за Скоттом. Он с хозяйским видом предлагал своей гостье на выбор редкое в их краях баварское пиво или «домашнее» вино, «Шато Марго».
– Господи, прямо остановиться не могу, до чего вкусные чипсы, – засунула в рот очередной треугольничек Алессандра. – Из чего они?
– Голубая кукуруза и тонны соли. – Истинная дочь своей матери, Карим знала гастрономические секреты Саттон Плейс как свои пять пальцев.
– Ты соус попробовала? Вкуснющий! Из чего, знаешь?
– Анчоусы, даже отсюда чувствую.
Алессандра судорожно прикрыла рот рукой.
– У меня с собой зубная паста, – сказала Лиза.
– Нет, я все-таки схожу. – Алессандра заспешила в туалет.
– Просто настоящая свинья. И как ей удается? – прокомментировала Лиза, посмотрев на Троя. – Он уже что-нибудь предпринял?
Карим покачала головой.
– Не волнуйся, еще предпримет. Недостаточно выпил. Дадим ему еще часик и пару банок пива.
Карим кивнула.
– Ты готова?
Карим снова кивнула и похлопала по боку сумочки, висевшей у нее на шее на тоненьком шнурке.
– Где ты их взяла?
– «Планирование семьи» на Шестнадцатой улице.
– Кто-нибудь видел, как ты входила?
– Нет.
– Что тебе нужно было сделать?
– Ничего. Только времени ушло много. Я хотела всего две штуки, а они собирались дать мне целую упаковку.
– А мне мать дала. Хочет, чтобы я была готова. На всякий случай.
– А почему ты мне не сказала?
– Не хочу, чтобы она думала, будто я их использовала. Я их храню на туалетном столике, все пять штук, рядом со своей детской фотографией.
Алессандра вернулась с начищенными зубами.
– Что нового?
– Ничего. Мужики напиваются, а мы ждем.
Алессандра кивнула, задержалась взглядом на соусе и отпила глоток пива.
Дэниел остановился у двери в спальню, откуда, как ему показалось, доносилось весьма уместное в данный момент мерное посапывание жены. Он улыбнулся, медленно отворил дверь и в темноте на ощупь двинулся в ванную. Щелкнул выключатель лампы над кроватью, и взгляду Дэниела предстала раскинувшаяся на постели Джасмин – в малиновом кимоно на голое тело, приоткрывавшем глубокую ложбинку грудей. Волосы были зачесаны наверх и уложены вокруг головы виноградной гроздью.
– Привет, – произнесла она томным басом. Дэниел застыл на полдороге.
– Я думала, ты уже никогда не придешь, – она похлопала по матрасу.
Дэниел взглядом оценил расстояние до ванной. Маршрут проходил в опасной близости от постели.
– Не представляешь себе, как я устал, – воздев руки к небу, сказал он.
– Тяжелый день?
– Убийственный. – Он потер затылок, будто мир всей своей тяжестью навалился ему на шею.
– Как насчет спинку почесать?
Джасмин протянула руку и схватила его за пояс.
Руки Дэниела тут же опустились, инстинктивно защищая пах. Джасмин уловила намек и расстегнула молнию на его брюках.
– Ox, – произнес он.
– М-м-м-м, – дотянулась Джасмин.
– Ох-ох-ох.
– М-м-м, м-м-м, м-м-м.
Все получилось быстро. Потом Джасмин легла на спину – была ее очередь. Склонясь над ней, Дэниел привалился к ее нетерпеливо ждущей груди. Он вдохнул знакомый запах и улыбнулся. Джасмин ждала, обхватив его руками. Он наваливался все сильнее и сильнее. Она все ждала и ждала. Вскоре его рот приоткрылся, дыхание выровнялось, и тело несколько раз судорожно дернулось. Джасмин вздохнула. Придавленная телом Дэниела, она дотянулась до ящика тумбочки и вытащила из него пачку «Кэмел Лайтс» и зажигалку. Прикурила, затянулась во всю глубину легких и, одурманенная и успокоенная никотином, уронила голову на подушку. Дэниел во сне наморщил нос.
Глава 6
Проснувшись утром, Карим сунула голову под подушку, прикидывая, сколько понадобится времени, чтобы задохнуться, но передумала. Перевернувшись в постели, она увидела свой белый наряд, который в ярости сорвала с себя поздно ночью. Теперь он валялся на полу в пыли рухнувших надежд. Она застонала от унижения. Никому не нужна ее девственность. Ее губы. Ее тело. Три часа подряд она скорбной голубкой сидела на краешке дивана, дожидаясь, пока Трой начнет действовать. Держала в руках бутылку пива и выпила все до последнего глоточка – теплого, со слюнями, такого гадкого, что ее чуть не вывернуло. Стояла рядом с этими ядовитыми голубыми чипсами и вонючим соусом. И только когда часы пробили двенадцать и Трой, пошатываясь, направился с дружками к выходу, даже не удостоив ее взглядом, она признала поражение.
Может, у нее пахнет изо рта? Она сложила ладони, выдохнула в них и понюхала. Нет. Может, этот чертов целлюлит на бедрах, от которого она никак не может избавиться? Но он его не видел. Платье было достаточно длинным, она специально такое надела. Но он, наверно, все-таки догадался, потому что весь вечер проторчал с приятелями за бильярдом, накачиваясь пивом, рыгая и чванливо прохаживаясь вдоль стола, а в ее сторону даже ни разу не посмотрел. Она слышала, что обычно с девушками так ведут себя после, а не до.
Слезы заволокли глаза Карим. Ей и в голову не приходило, что ее могут отвергнуть. Она думала, что весь мир хочет с ней спать. А теперь уверенность пропала. Ее не хочет именно тот парень, которого хочет она. Карим всхлипнула, сползая с постели. Она знает парня, который ее любит. Она сейчас к нему пойдет, и он ее утешит. Надо всего лишь спуститься на кухню – он наверняка сидит там и ест свою овсянку.
Джасмин сидела на кухне в одиночестве, погрузившись в чтение раздела «Стиль». Она уже в десятый раз читала первый абзац ведущей статьи и не могла понять ни слова. Сидела так уже полчаса. Пытаясь вникнуть, отхлебывала глоток кофе и вновь принималась за чтение. Когда вошла дочка – тощая и явно не в настроении, – Джасмин подтолкнула к ней вазу с фруктами. Карим заглянула в вазу и выбрала грушу. В ней меньше калорий, чем в банане. Нарезая грушу тонкими ломтиками, она грызла их, как кролик, одновременно разглядывая мать.
– Что у тебя с волосами? Почему фиолетовые?
Джасмин оторвалась от статьи и острым, как осколок стекла, взглядом уставилась на дочь. Карим вытаращила глаза, но не выдержала и отвела взгляд. Джасмин придвинула к себе вазочку с помадно-пралиновым мороженым и вновь взялась за газету. Она прекрасно знала, какой у нее был вид: на лице остатки несмытого макияжа, на кимоно пятно от кофе, на голове вообще черт знает что – волосы засалились от всех этих вчерашних гелей и прилипли к макушке. Всю ночь она пролежала рядом с Дэниелом, уставившись в потолок и считая пятна плесени. Ее напомаженное, умащенное, облитое благовониями тело потихоньку замерзало, пока не превратилось к утру в студенистый мешок отбросов.
Методично загружая в рот мороженое, она посматривала на дочь. Вот она, кожа гладкая, кости сильные, грудь вздымается ровным дыханием. Сидит и грызет свою грушу острыми зубками, и кровь пульсирует тонкой жилкой на виске. Это животное, ее собственное порождение, высосало из нее жизнь.
– Чего? – спросила Карим.
Джасмин покачала головой и отвела взгляд.
– Во всяком случае, я не жирная, как бочка, – фыркнула Карим.
Джасмин со звоном уронила ложку.
– Хочу тебе напомнить, что твое появление на свет стоило мне много крови. И кровь, которая пульсирует на твоих впалых висках, – моя. И это холодное сердечко – плоть от моей плоти. Эти длинные конечности вытянули весь кальций из моих костей. И глаза эти, и волосы сформировались вот здесь, в этом самом животе. Очень плохо, что тебе не нравится, как я выгляжу. Потому что ты – это я.
– Никогда!
Джасмин понимающе ей улыбнулась. Карим ответила свирепым взглядом.
– Где мой отец?
Джасмин вернулась к газете.
– Умер. Я на него села.
Карим выскочила из кухни, и Джасмин, откинувшись на стуле, оглядела свои владения. Этот дом в Джорджтауне они с Дэниелом купили десять лет назад. В Западном Джорджтауне, как презрительно фыркнул на общественном собрании один из джорджтаунцев, давая понять, что даже в таком небольшом районе были и более привилегированные кварталы. И это была чистая правда. Маленькие деревянные домики на их улице выглядели каморками прислуги по сравнению с величественными каменными особняками через пару кварталов. Но, несмотря на это, стоили они целое состояние, и Джасмин с Дэниелом смогли позволить себе купить этот дом только потому, что в нем произошло убийство. Джасмин до сих пор мерещились пятна крови на деревянных плинтусах в спальне. О том убийстве почти не писали. Одинокого старика, который жил в этом доме, убил с одного выстрела забравшийся к нему вор. Не самая пикантная история для шестичасового выпуска новостей. Сын убитого примчался из Северной Каролины и немедленно выставил дом на продажу. Сделка состоялась через два дня. Джасмин стояла на ступенях, держа в руках контракт, и со страхом смотрела на желтую ленту поперек двери с надписью: «Вход воспрещен».
Первым делом она везде поставила задвижки. Потом срезала под корень живую изгородь у дома – полицейские утверждали, что именно оттуда вор выследил свою жертву. Жилище было размером с кукольный домик. Темный крошечный подвал, гостиная размером с пирожок, кухня на один укус и кладовка на первом этаже. На втором этаже две спальни и маленькая ванная комната. Между первым и вторым этажами – узенькая лестница.
Работая практически в одиночку, она снесла заднюю стену гостиной и соорудила маленькую оранжерею. Побелила подвал и поставила в нем второй, совершенно необходимый, холодильник. Потом дошла очередь и до комнаты ее мечты.
Взамен крошечной кухоньки и темной заплесневелой кладовки появилось нечто волшебное – металлическая кухня с подсветкой и множеством бытовых приборов. На месте старой грязной плиты поселился большей мраморный стол – обеденный, он же рабочий. Там, где раньше стояли текущие масляные барабаны, она поставила ярко-бирюзовый кухонный шкаф, а в углу, где после переезда они обнаружили высохший трупик длинноногого кота, – высокий книжный шкаф, набитый поваренными книгами.
Дизайном кухни она занималась сама. Это было рабочее место профессионального повара. Все четыре горелки плиты были расположены в один ряд вдоль задней стороны стола из кленовой древесины. Если Джасмин готовила несколько блюд одновременно, не нужно было тянуться к горелке, чтобы включить огонь, и, кроме того, экономилось место. Все свои приправы и пряности она расставила на огромной полке, которую смастерил Дэниел. Сумела она разместить и все необходимое дополнительное оборудование: кирпичную печку для пиццы, встроенную пароварку и стойку с шампурами для жаркого точно по размеру плиты. Но самым впечатляющим изобретением был откидывающийся резальный блок – огромная доска из плотной кленовой древесины разворачивалась на петлях, открывая взору коллекцию разнообразных ножей.
Каждый день она сидела в этой комнате и придумывала рецепты. По нескольку раз опробовала получившееся в поисках самых удачных, самых простых и вкусных сочетаний. Потом собирала рецепты и развешивала их, как связки лука, по кухне.
Джасмин ставила себя в один ряд с великими французскими гастрономами: Франсуа Пьером де Ла Вареном, Огюстом Эскофье, Мари-Антоненом Каремом. Она придерживалась классического французского направления и почитала учения его представителей как религию. Джасмин была полностью согласна с замечанием Брийа-Саварена о том, что изобретение нового блюда осчастливит человечество больше, чем открытие новой звезды. Она глубоко уважала Ла Варена, этого гения, который придумал обжаривать муку в масле, тушить рыбу в белом вине и изобрел соус из тушеных шампиньонов и лука, который и назвал в честь своего господина. Да-а, в те дни мужчины любили поесть и гордились этим. Тогда еда ценилась, от нее не шарахались, как от чумы. Джасмин была до глубины души уверена, что ей следовало родиться в другую эпоху. И когда все шло наперекосяк, она закрывала глаза и думала о Людовике XIV, которому на обед подавали три супа, пять закусок, три блюда из дичи, два из рыбы, гору овощей, жаркое и десерт. Заедал он все это тремя крутыми яйцами. Вот это человек! А как приятно было для него готовить. Конечно, поварское дело всегда было нелегким. В 1671 году повар принцессы де Конде заколол себя шпагой, когда не сумел вовремя подать рыбное блюдо. Но такая тогда была жизнь. И профессия повара была в те времена опасной.
Она хранила все свои записи, перепробовала каждый рецепт по меньшей мере пять раз и отвечала на письма всех до единого поклонников своего кулинарного таланта. Одинокие волки, из дебрей взывающие к дружескому общению, – вот как она их называла. Родственные души, мужчины и женщины, которые не побоятся есть требуху и не содрогнутся при мысли о том, что в блюдо для достижения лучшего вкуса следует добавить крови. Настоящие ценители еды, не связанные постоянным чувством вины, которое в нынешнее время преследует едоков, как чума. Большинство ее поклонников были людьми пожилыми, некоторые из них жили с помешанными на вегетарианском питании детьми. Как-то она получила письмо от подростка, уставшего от однообразной пищи, которую его мать-хиппи покупала в магазине здорового питания, и мечтавшего о запретном, вредоносном настоящем шоколаде. Иногда почитатели просто спрашивали разрешения обжарить лук в масле: их уже мутило от маргарина с пониженным содержанием жиров.
Джасмин обхватила себя за плечи и оглядела кухню. Это была ее комната, ее владение, ее дворец, ее убежище. И когда окружающий мир начинал на нее слишком давить и становился беспокойным, грубым или безучастным, она тянулась сюда, в свою кухню, садилась на высокий стул со спинкой и погружалась в неслышную беседу со сковородками. Они были ее армией, она – их генералом, и вместе они могли выиграть любое сражение. Жизнь, думала Джасмин, перестала быть легкой с тех пор, как она начала готовить.
Тина сидела дома и мучилась тревогой. Ока не знала, что делать дальше. В последнее время она читала специальные книги и слушала перед сном магнитофонные записи. В них утверждалось, будто можно добиться желаемого, если в течение месяца по десять раз на дню повторять особые заклинания. А если видимых результатов за это время не появится, обещали вернуть деньги. Она села и стала рассеянно чертить ручкой по бумаге. На самом деле понять, кем хочется стать, совсем не просто. Для начала нужно понять, кем быть не хочешь. Стать прима-балериной или президентом Соединенных Штатов не получится. Просто времени не хватит. И потом, кто такие эти избиратели, которые будут пропихивать тебя в Белый дом? Добрые феи, что ли? Ой, ради бога! Женой и матерью в ближайшее время стать не светит, так же как и новой Матой Хари. Если честно, надо выбирать между женой и любовницей, но это уже другой разговор. Не получится стать поэтом-лауреатом или кинозвездой. Во второй раз продаться по номинальной стоимости – не выйдет. Так что сначала надо сделать выбор. Трудный и необратимый. Тина села за кофейный столик и погрузилась в раздумья. Потом приступила к делу. Сначала свела свои заклинания к четырем, как предписывала книга. Получилось следующее:
Я – великая актриса;
Я – богатая женщина;
Я – жена богатого человека;
Я регулярно выступаю в телепередаче «С добрым утром, Америка».
На последнюю строчку она смотрела дольше всего. Это желание было самым заветным. С добрым утром, Америка. Конечная цель. Упражнялась она часто. Ночами, почти уже засыпая, она давала воображаемые интервью Джоан Ланден, снисходительно улыбаясь, когда та разглагольствовала о ее последней роли или заставляла ее рассказывать о последнем романе (что плохо сочеталось с третьей строчкой списка, хотя Тина и была уверена, что уж она-то выйдет замуж за человека, с которым у нее будет полное взаимопонимание. Ему не нужно будет сидеть на работе днями и ночами, и пока она будет на выездных съемках, он сможет приглядывать за детьми). Да, вот так. А как на выездных съемках будут развиваться отношения с режиссером? С ее стороны поведение будет почти императивным, содействующим, так сказать, выделению творческих соков. Ну и конечно, очень благоразумным. Она представляла себе наряды от дизайнера, гримершу, порхающую вокруг нее между дублями, дымящийся капуччино и корзину с фруктами, ожидающую ее в заваленной цветами комнате. Она станет не только гениальной актрисой, но и самой желанной женщиной в мире.
Тина поднялась со стула, уставилась на себя в зеркало и, торжественно повторив заклинания десять раз, начала выискивать в отражении признаки мгновенных изменений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Господи, прямо остановиться не могу, до чего вкусные чипсы, – засунула в рот очередной треугольничек Алессандра. – Из чего они?
– Голубая кукуруза и тонны соли. – Истинная дочь своей матери, Карим знала гастрономические секреты Саттон Плейс как свои пять пальцев.
– Ты соус попробовала? Вкуснющий! Из чего, знаешь?
– Анчоусы, даже отсюда чувствую.
Алессандра судорожно прикрыла рот рукой.
– У меня с собой зубная паста, – сказала Лиза.
– Нет, я все-таки схожу. – Алессандра заспешила в туалет.
– Просто настоящая свинья. И как ей удается? – прокомментировала Лиза, посмотрев на Троя. – Он уже что-нибудь предпринял?
Карим покачала головой.
– Не волнуйся, еще предпримет. Недостаточно выпил. Дадим ему еще часик и пару банок пива.
Карим кивнула.
– Ты готова?
Карим снова кивнула и похлопала по боку сумочки, висевшей у нее на шее на тоненьком шнурке.
– Где ты их взяла?
– «Планирование семьи» на Шестнадцатой улице.
– Кто-нибудь видел, как ты входила?
– Нет.
– Что тебе нужно было сделать?
– Ничего. Только времени ушло много. Я хотела всего две штуки, а они собирались дать мне целую упаковку.
– А мне мать дала. Хочет, чтобы я была готова. На всякий случай.
– А почему ты мне не сказала?
– Не хочу, чтобы она думала, будто я их использовала. Я их храню на туалетном столике, все пять штук, рядом со своей детской фотографией.
Алессандра вернулась с начищенными зубами.
– Что нового?
– Ничего. Мужики напиваются, а мы ждем.
Алессандра кивнула, задержалась взглядом на соусе и отпила глоток пива.
Дэниел остановился у двери в спальню, откуда, как ему показалось, доносилось весьма уместное в данный момент мерное посапывание жены. Он улыбнулся, медленно отворил дверь и в темноте на ощупь двинулся в ванную. Щелкнул выключатель лампы над кроватью, и взгляду Дэниела предстала раскинувшаяся на постели Джасмин – в малиновом кимоно на голое тело, приоткрывавшем глубокую ложбинку грудей. Волосы были зачесаны наверх и уложены вокруг головы виноградной гроздью.
– Привет, – произнесла она томным басом. Дэниел застыл на полдороге.
– Я думала, ты уже никогда не придешь, – она похлопала по матрасу.
Дэниел взглядом оценил расстояние до ванной. Маршрут проходил в опасной близости от постели.
– Не представляешь себе, как я устал, – воздев руки к небу, сказал он.
– Тяжелый день?
– Убийственный. – Он потер затылок, будто мир всей своей тяжестью навалился ему на шею.
– Как насчет спинку почесать?
Джасмин протянула руку и схватила его за пояс.
Руки Дэниела тут же опустились, инстинктивно защищая пах. Джасмин уловила намек и расстегнула молнию на его брюках.
– Ox, – произнес он.
– М-м-м-м, – дотянулась Джасмин.
– Ох-ох-ох.
– М-м-м, м-м-м, м-м-м.
Все получилось быстро. Потом Джасмин легла на спину – была ее очередь. Склонясь над ней, Дэниел привалился к ее нетерпеливо ждущей груди. Он вдохнул знакомый запах и улыбнулся. Джасмин ждала, обхватив его руками. Он наваливался все сильнее и сильнее. Она все ждала и ждала. Вскоре его рот приоткрылся, дыхание выровнялось, и тело несколько раз судорожно дернулось. Джасмин вздохнула. Придавленная телом Дэниела, она дотянулась до ящика тумбочки и вытащила из него пачку «Кэмел Лайтс» и зажигалку. Прикурила, затянулась во всю глубину легких и, одурманенная и успокоенная никотином, уронила голову на подушку. Дэниел во сне наморщил нос.
Глава 6
Проснувшись утром, Карим сунула голову под подушку, прикидывая, сколько понадобится времени, чтобы задохнуться, но передумала. Перевернувшись в постели, она увидела свой белый наряд, который в ярости сорвала с себя поздно ночью. Теперь он валялся на полу в пыли рухнувших надежд. Она застонала от унижения. Никому не нужна ее девственность. Ее губы. Ее тело. Три часа подряд она скорбной голубкой сидела на краешке дивана, дожидаясь, пока Трой начнет действовать. Держала в руках бутылку пива и выпила все до последнего глоточка – теплого, со слюнями, такого гадкого, что ее чуть не вывернуло. Стояла рядом с этими ядовитыми голубыми чипсами и вонючим соусом. И только когда часы пробили двенадцать и Трой, пошатываясь, направился с дружками к выходу, даже не удостоив ее взглядом, она признала поражение.
Может, у нее пахнет изо рта? Она сложила ладони, выдохнула в них и понюхала. Нет. Может, этот чертов целлюлит на бедрах, от которого она никак не может избавиться? Но он его не видел. Платье было достаточно длинным, она специально такое надела. Но он, наверно, все-таки догадался, потому что весь вечер проторчал с приятелями за бильярдом, накачиваясь пивом, рыгая и чванливо прохаживаясь вдоль стола, а в ее сторону даже ни разу не посмотрел. Она слышала, что обычно с девушками так ведут себя после, а не до.
Слезы заволокли глаза Карим. Ей и в голову не приходило, что ее могут отвергнуть. Она думала, что весь мир хочет с ней спать. А теперь уверенность пропала. Ее не хочет именно тот парень, которого хочет она. Карим всхлипнула, сползая с постели. Она знает парня, который ее любит. Она сейчас к нему пойдет, и он ее утешит. Надо всего лишь спуститься на кухню – он наверняка сидит там и ест свою овсянку.
Джасмин сидела на кухне в одиночестве, погрузившись в чтение раздела «Стиль». Она уже в десятый раз читала первый абзац ведущей статьи и не могла понять ни слова. Сидела так уже полчаса. Пытаясь вникнуть, отхлебывала глоток кофе и вновь принималась за чтение. Когда вошла дочка – тощая и явно не в настроении, – Джасмин подтолкнула к ней вазу с фруктами. Карим заглянула в вазу и выбрала грушу. В ней меньше калорий, чем в банане. Нарезая грушу тонкими ломтиками, она грызла их, как кролик, одновременно разглядывая мать.
– Что у тебя с волосами? Почему фиолетовые?
Джасмин оторвалась от статьи и острым, как осколок стекла, взглядом уставилась на дочь. Карим вытаращила глаза, но не выдержала и отвела взгляд. Джасмин придвинула к себе вазочку с помадно-пралиновым мороженым и вновь взялась за газету. Она прекрасно знала, какой у нее был вид: на лице остатки несмытого макияжа, на кимоно пятно от кофе, на голове вообще черт знает что – волосы засалились от всех этих вчерашних гелей и прилипли к макушке. Всю ночь она пролежала рядом с Дэниелом, уставившись в потолок и считая пятна плесени. Ее напомаженное, умащенное, облитое благовониями тело потихоньку замерзало, пока не превратилось к утру в студенистый мешок отбросов.
Методично загружая в рот мороженое, она посматривала на дочь. Вот она, кожа гладкая, кости сильные, грудь вздымается ровным дыханием. Сидит и грызет свою грушу острыми зубками, и кровь пульсирует тонкой жилкой на виске. Это животное, ее собственное порождение, высосало из нее жизнь.
– Чего? – спросила Карим.
Джасмин покачала головой и отвела взгляд.
– Во всяком случае, я не жирная, как бочка, – фыркнула Карим.
Джасмин со звоном уронила ложку.
– Хочу тебе напомнить, что твое появление на свет стоило мне много крови. И кровь, которая пульсирует на твоих впалых висках, – моя. И это холодное сердечко – плоть от моей плоти. Эти длинные конечности вытянули весь кальций из моих костей. И глаза эти, и волосы сформировались вот здесь, в этом самом животе. Очень плохо, что тебе не нравится, как я выгляжу. Потому что ты – это я.
– Никогда!
Джасмин понимающе ей улыбнулась. Карим ответила свирепым взглядом.
– Где мой отец?
Джасмин вернулась к газете.
– Умер. Я на него села.
Карим выскочила из кухни, и Джасмин, откинувшись на стуле, оглядела свои владения. Этот дом в Джорджтауне они с Дэниелом купили десять лет назад. В Западном Джорджтауне, как презрительно фыркнул на общественном собрании один из джорджтаунцев, давая понять, что даже в таком небольшом районе были и более привилегированные кварталы. И это была чистая правда. Маленькие деревянные домики на их улице выглядели каморками прислуги по сравнению с величественными каменными особняками через пару кварталов. Но, несмотря на это, стоили они целое состояние, и Джасмин с Дэниелом смогли позволить себе купить этот дом только потому, что в нем произошло убийство. Джасмин до сих пор мерещились пятна крови на деревянных плинтусах в спальне. О том убийстве почти не писали. Одинокого старика, который жил в этом доме, убил с одного выстрела забравшийся к нему вор. Не самая пикантная история для шестичасового выпуска новостей. Сын убитого примчался из Северной Каролины и немедленно выставил дом на продажу. Сделка состоялась через два дня. Джасмин стояла на ступенях, держа в руках контракт, и со страхом смотрела на желтую ленту поперек двери с надписью: «Вход воспрещен».
Первым делом она везде поставила задвижки. Потом срезала под корень живую изгородь у дома – полицейские утверждали, что именно оттуда вор выследил свою жертву. Жилище было размером с кукольный домик. Темный крошечный подвал, гостиная размером с пирожок, кухня на один укус и кладовка на первом этаже. На втором этаже две спальни и маленькая ванная комната. Между первым и вторым этажами – узенькая лестница.
Работая практически в одиночку, она снесла заднюю стену гостиной и соорудила маленькую оранжерею. Побелила подвал и поставила в нем второй, совершенно необходимый, холодильник. Потом дошла очередь и до комнаты ее мечты.
Взамен крошечной кухоньки и темной заплесневелой кладовки появилось нечто волшебное – металлическая кухня с подсветкой и множеством бытовых приборов. На месте старой грязной плиты поселился большей мраморный стол – обеденный, он же рабочий. Там, где раньше стояли текущие масляные барабаны, она поставила ярко-бирюзовый кухонный шкаф, а в углу, где после переезда они обнаружили высохший трупик длинноногого кота, – высокий книжный шкаф, набитый поваренными книгами.
Дизайном кухни она занималась сама. Это было рабочее место профессионального повара. Все четыре горелки плиты были расположены в один ряд вдоль задней стороны стола из кленовой древесины. Если Джасмин готовила несколько блюд одновременно, не нужно было тянуться к горелке, чтобы включить огонь, и, кроме того, экономилось место. Все свои приправы и пряности она расставила на огромной полке, которую смастерил Дэниел. Сумела она разместить и все необходимое дополнительное оборудование: кирпичную печку для пиццы, встроенную пароварку и стойку с шампурами для жаркого точно по размеру плиты. Но самым впечатляющим изобретением был откидывающийся резальный блок – огромная доска из плотной кленовой древесины разворачивалась на петлях, открывая взору коллекцию разнообразных ножей.
Каждый день она сидела в этой комнате и придумывала рецепты. По нескольку раз опробовала получившееся в поисках самых удачных, самых простых и вкусных сочетаний. Потом собирала рецепты и развешивала их, как связки лука, по кухне.
Джасмин ставила себя в один ряд с великими французскими гастрономами: Франсуа Пьером де Ла Вареном, Огюстом Эскофье, Мари-Антоненом Каремом. Она придерживалась классического французского направления и почитала учения его представителей как религию. Джасмин была полностью согласна с замечанием Брийа-Саварена о том, что изобретение нового блюда осчастливит человечество больше, чем открытие новой звезды. Она глубоко уважала Ла Варена, этого гения, который придумал обжаривать муку в масле, тушить рыбу в белом вине и изобрел соус из тушеных шампиньонов и лука, который и назвал в честь своего господина. Да-а, в те дни мужчины любили поесть и гордились этим. Тогда еда ценилась, от нее не шарахались, как от чумы. Джасмин была до глубины души уверена, что ей следовало родиться в другую эпоху. И когда все шло наперекосяк, она закрывала глаза и думала о Людовике XIV, которому на обед подавали три супа, пять закусок, три блюда из дичи, два из рыбы, гору овощей, жаркое и десерт. Заедал он все это тремя крутыми яйцами. Вот это человек! А как приятно было для него готовить. Конечно, поварское дело всегда было нелегким. В 1671 году повар принцессы де Конде заколол себя шпагой, когда не сумел вовремя подать рыбное блюдо. Но такая тогда была жизнь. И профессия повара была в те времена опасной.
Она хранила все свои записи, перепробовала каждый рецепт по меньшей мере пять раз и отвечала на письма всех до единого поклонников своего кулинарного таланта. Одинокие волки, из дебрей взывающие к дружескому общению, – вот как она их называла. Родственные души, мужчины и женщины, которые не побоятся есть требуху и не содрогнутся при мысли о том, что в блюдо для достижения лучшего вкуса следует добавить крови. Настоящие ценители еды, не связанные постоянным чувством вины, которое в нынешнее время преследует едоков, как чума. Большинство ее поклонников были людьми пожилыми, некоторые из них жили с помешанными на вегетарианском питании детьми. Как-то она получила письмо от подростка, уставшего от однообразной пищи, которую его мать-хиппи покупала в магазине здорового питания, и мечтавшего о запретном, вредоносном настоящем шоколаде. Иногда почитатели просто спрашивали разрешения обжарить лук в масле: их уже мутило от маргарина с пониженным содержанием жиров.
Джасмин обхватила себя за плечи и оглядела кухню. Это была ее комната, ее владение, ее дворец, ее убежище. И когда окружающий мир начинал на нее слишком давить и становился беспокойным, грубым или безучастным, она тянулась сюда, в свою кухню, садилась на высокий стул со спинкой и погружалась в неслышную беседу со сковородками. Они были ее армией, она – их генералом, и вместе они могли выиграть любое сражение. Жизнь, думала Джасмин, перестала быть легкой с тех пор, как она начала готовить.
Тина сидела дома и мучилась тревогой. Ока не знала, что делать дальше. В последнее время она читала специальные книги и слушала перед сном магнитофонные записи. В них утверждалось, будто можно добиться желаемого, если в течение месяца по десять раз на дню повторять особые заклинания. А если видимых результатов за это время не появится, обещали вернуть деньги. Она села и стала рассеянно чертить ручкой по бумаге. На самом деле понять, кем хочется стать, совсем не просто. Для начала нужно понять, кем быть не хочешь. Стать прима-балериной или президентом Соединенных Штатов не получится. Просто времени не хватит. И потом, кто такие эти избиратели, которые будут пропихивать тебя в Белый дом? Добрые феи, что ли? Ой, ради бога! Женой и матерью в ближайшее время стать не светит, так же как и новой Матой Хари. Если честно, надо выбирать между женой и любовницей, но это уже другой разговор. Не получится стать поэтом-лауреатом или кинозвездой. Во второй раз продаться по номинальной стоимости – не выйдет. Так что сначала надо сделать выбор. Трудный и необратимый. Тина села за кофейный столик и погрузилась в раздумья. Потом приступила к делу. Сначала свела свои заклинания к четырем, как предписывала книга. Получилось следующее:
Я – великая актриса;
Я – богатая женщина;
Я – жена богатого человека;
Я регулярно выступаю в телепередаче «С добрым утром, Америка».
На последнюю строчку она смотрела дольше всего. Это желание было самым заветным. С добрым утром, Америка. Конечная цель. Упражнялась она часто. Ночами, почти уже засыпая, она давала воображаемые интервью Джоан Ланден, снисходительно улыбаясь, когда та разглагольствовала о ее последней роли или заставляла ее рассказывать о последнем романе (что плохо сочеталось с третьей строчкой списка, хотя Тина и была уверена, что уж она-то выйдет замуж за человека, с которым у нее будет полное взаимопонимание. Ему не нужно будет сидеть на работе днями и ночами, и пока она будет на выездных съемках, он сможет приглядывать за детьми). Да, вот так. А как на выездных съемках будут развиваться отношения с режиссером? С ее стороны поведение будет почти императивным, содействующим, так сказать, выделению творческих соков. Ну и конечно, очень благоразумным. Она представляла себе наряды от дизайнера, гримершу, порхающую вокруг нее между дублями, дымящийся капуччино и корзину с фруктами, ожидающую ее в заваленной цветами комнате. Она станет не только гениальной актрисой, но и самой желанной женщиной в мире.
Тина поднялась со стула, уставилась на себя в зеркало и, торжественно повторив заклинания десять раз, начала выискивать в отражении признаки мгновенных изменений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25