А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Все это я поняла в объятиях Адриана; то было внезапное озарение. Я поняла, что он не замечает моего целлюлита и того, что у меня вставные зубы; что ему нравятся морщинки в уголках моих глаз и совершенно наплевать на то, что мои руки в предплечьях явно рыхловаты. Я поняла, что безжалостный взгляд, который буквально разделывает тебя на куски, четвертует, делает ничтожеством, – это всего лишь наш внутренний взгляд, порабощающий нас же самих своей безумной требовательностью; и что истинные желания и оценки мужчины подразумевают совсем другие вещи: жаркую плоть и холодную влагу слюны, струящийся пот, таинственный запах плоти, изнеможение покоренного тела.
Побывав в объятиях Адриана, я наконец-то начала оглядываться по сторонам и обнаружила, что на меня засматриваются многие молодые люди. Как известно, я низенького роста, да просто коротышка, хотя не могу пожаловаться на свою фигуру и лицо и считаю, что в целом выгляжу не так уж плохо. Однако я никогда не была, что называется, яркой женщиной и не пользовалась бешеным успехом у мужчин. Теперь же казалось, все они провожают меня взглядами. Юноши в автобусах, паренек в булочной, молодой водитель грузовичка, с улыбкой затормозивший перед «зеброй», чтобы меня пропустить, студенты в кафе на углу. Это открытие стало для меня праздником, неожиданным подарком судьбы; не потому, что отныне я собиралась посвятить себя совращению малолетних, а потому, что невинное кокетство и сознание того, что от твоего присутствия загораются чьи-то глаза, позволяли мне ощущать себя живой, красивой и привлекательной. Как неосмотрительны многие женщины моего возраста, готовые заживо похоронить себя среди горестей и неудач и не замечающие, что на них смотрят, не понимающие, насколько привлекательны они для молодых, не наслаждающиеся своими естественными достоинствами.
Наверное, небеса, если они существуют, – это вечно длящиеся мгновения секса. Я говорю о сексе, освященном любовью, о волнующем слиянии с другим. Если бы секс был сугубо физическим занятием, нам бы никто не был нужен: кто лучше понимает наши потребности, чем собственная рука, кто знает и любит нас больше, чем эти пять прилежных пальчиков? Онанизм не может заменить секса, потому что секс – это другое. Это значит выйти из самого себя. Остановить время. Секс – это сверхчеловеческий акт: единственная ситуация, когда мы побеждаем смерть. Слившись с другим и со Всем, мы в эти мгновенья обретаем вечность и бесконечность, становясь звездной пылью и клешней краба, раскаленной магмой и крупинкой сахара. Небеса, если они существуют, могут быть только такими.
И такие небеса были в Амстердаме в тот дождливый вечер. Гудело пламя в камине, куда менее жаркое, чем объятия Адриана. И снова его запах, его упругое и гибкое тело, гладкий живот, курчавые волосы на лобке, влажноватый пах.
– Помнишь загадку про башню? – спросил он. Я прижалась ухом к его груди, и голос Адриана звучал откуда-то изнутри, словно гулкое эхо в пещере на берегу моря.
– Вроде бы.
– Про человека, который бросается вниз с полуразрушенной башни и, пролетев половину пути, вдруг кричит: «Не-е-ет!»
– Да, помню.
– Я знаю разгадку: это конец света. Мир погиб от ядерной войны или чего-то еще, потому и башня в таком состоянии. А этот человек – последний житель Земли. Поэтому он кончает жизнь самоубийством. Но когда он летит вниз…
– … то слышит телефонный звонок.
– Точно. Значит, не один он уцелел. И не нужно было лишать себя жизни.
– Как знать. А что, если тот, кто звонил, страшный зануда?
– Ну ты и вреднюга!
Когда двое людей, только что ставших любовниками, лежат в постели и один говорит другому «ну ты и вреднюга», обычно слова сопровождаются разнообразными прикосновениями, объятиями, щипками, поглаживаниями тех или иных округлостей; все это возбуждает, и вот уже нет сил противостоять голодной боли желания, с каждым мигом все более острого, пока его не утолишь. В тот вечер в Амстердаме события развивались именно так, пока я размышляла о самоубийце с башни. Бедняга, он был так бесконечно одинок. Хотя я и посмеялась над ним, но понимала его состояние. Прекрасно понимала, потому что сейчас мы с Адрианом тоже были единственными живыми людьми на Земле. Пережившими апокалипсис. И когда наши руки и ноги сплелись и мы сами слились воедино, заложники плоти, дрейфующие в море времени, то вновь на какие-то мгновения нам в тот вечер в Амстердаме было даровано бессмертие.
* * *
Когда, вернувшись в Мадрид, я позвонила загадочному Мануэлю Бланко (на всякий случай – из автомата) и сказала, что действую по поручению Ван Хога, в трубке воцарилась непонятная тишина. Теперь-то, узнав этого типа, я очень хорошо представляю, как он подобострастно вытянулся по швам, услышав шаги старика, но в тот момент мне ничего о нем не было известно, и я даже решила, что он бросил трубку.
– Алло! Вы меня слышите?
– Да-да, слышу, – прохрипел Бланко. – Так вы говорите, что звоните по поручению… гм-м… сеньора Ван Хога?
– Да. У меня есть письмо от него.
– Письмо от Ван Хога? – чуть ли не взвизгнул Бланко. – Мне?
– Ну, не лично вам… Это, можно сказать, рекомендательное письмо…
Сказав это, я почувствовала себя полной идиоткой. Нетрудно было догадаться, что мой собеседник – один из членов мафии или что-то в этом роде, который должен связать нас с преступным миром, и вот я вдруг вылезаю с какими-то рекомендательными письмами, словно хочу получить работу на колбасной фабрике. Смех да и только, а впрочем, кто знает, какие правила приличия приняты среди этого отребья.
– То есть сеньор Ван Хог подтверждает, что мы его… его друзья.
Бланко вздохнул.
– Чем же я могу быть вам полезен?
– Мы хотели бы просто с вами поговорить. Что, если нам выпить кофе в «Параисо»? Сегодня во второй половине дня вас устроит?
Его это устраивало, и ровно в половине пятого мы встретились у массивной стойки кафе. Едва взглянув на него, я поняла, что если Мануэль Бланко и имеет отношение к мафии, то довольно отдаленное. Это был маленький плюгавый человечек, явно моложе тридцати, с напомаженными волосами и физиономией кролика. Солидный, хорошего качества костюм сидел на нем просто ужасно и, казалось, достался ему в наследство от куда более дородного родственника: рукава пиджака доходили до пальцев, а брюки нависали гармошкой над щегольскими мокасинами. Из-за этого он напоминал ряженого или бедняка, взявшего напрокат дорогой костюм, чтобы присутствовать на похоронах богатого дядюшки. Он одарил нас подобием светской улыбки и повел глазами так, словно хотел рассмотреть собственные щеки. По-видимому, он пытался придать себе значительности и смотреть на нас свысока, но, поскольку был коротышкой, ему для этого пришлось вытянуть шею и запрокинуть голову.
Мы уселись на продавленный бархатный диванчик в дальнем углу кафе, где нас не могли подслушать, и ввели Бланко в курс дела. Узнав, чего мы от него хотим, он как-то сразу перестал важничать и почувствовал себя в своей тарелке. Более того, он явно обрадовался, думаю, ему польстило, что к нему обратились за помощью как к эксперту. Или что к нему вообще обратились.
– Хорошо. Очень хорошо, – сказал он в конце, самодовольно потирая руки. – Думаю, что ты… Ты не против, если я буду обращаться к тебе на «ты»?… Ты нашла именно того человека, которые тебе нужен. Н-да… у меня большие связи. И на самом высоком уровне. Это из-за моей работы. Ведь я, знаете ли, киллер. Правда, в последнее время мне пришлось заниматься другими вещами, но настоящая моя профессия – киллер.
– То есть убийца? – недоверчиво уточнила я: да поклянись этот мозгляк собственной матерью, все равно не поверю, что он способен убить хотя бы муху.
– Ну, разумеется, не такой убийца, который орудует ножом или чем-то там еще и проливает чужую кровь. «Киллер» по-английски означает «убийца», но это не одно и то же. Я экономический киллер. Но я вижу, вам незнаком этот термин (самоуверенный смешок, горделиво вскинутый подбородок). В мире больших капиталов и крупных международных сделок, где я… гм-м… вращаюсь, киллер – это специалист по конверсии предприятий. Нужно модернизировать фирму, в кратчайшие сроки сделать ее рентабельной и уволить половину персонала? Тогда нанимают киллера. Взять хотя бы норвежскую транснациональную корпорацию «Нильсен – Ольсен». Помните программу конверсии этой компании, которая закрыла все свои очистные предприятия на территории Испании? Так вот, эту работу выполнил я.
– Разве это не дело рук некоего Сарда? – возразила я, вспомнив ужасный скандал в связи с закрытием этих предприятий и фотографии, на которых демонстранты вздергивали на виселицу куклу с надписью «Сарда» на груди.
– Да, конечно, Сарда… Но я был одним из его помощников. В общем… можно сказать, правой рукой. Работать с Сарда одно удовольствие. Это первокласснейший киллер. Я многому у него научился. Помню первое собрание работников головного предприятия в Кадисе. Оно проходило на корабле, и собралось там не меньше тысячи человек И вот выходит Сарда и начинает втолковывать им, что мир изменился и продолжает меняться с головокружительной быстротой. Что на исходе столетия и даже тысячелетия нечего рассчитывать, будто все останется по-старому. Нет, у этого Сарда язык подвешен будь здоров. Он объяснил им, что с прежними представлениями давно пора расстаться. Что нелепо гордиться возрастом предприятия, а болтать о верности традициям – тоже глупая, изжившая себя идея. Что единственно важное сейчас – коммерческие цели и потребности фирмы, это единственно реальные вещи, поскольку в сегодняшнем мире революционной конкуренции ты или достигаешь своих целей, или перестаешь существовать, это же яснее ясного. Что бы они предпочли: чтобы рентабельная и оздоровленная «Нильсен – Ольсен», способная дать работу тремстам сотрудникам, продолжала существовать или чтобы на ее месте вообще ничего не было? Таким образом, нужно было уволить множество народу. Стариков, не сумевших приспособиться к новым временам. Бездельников, которых везде хватает. А заодно тех, кто все равно оказывается лишним, не будучи ни стариком, ни бездельником. Таков уж наш мир. Он перестал быть ареной борьбы между богатыми и бедными. Вопрос заключался уже не в том, будешь ли ты зарабатывать больше или меньше денег и возрастет или уменьшится прибыль предприятия, а в том, отыщется ли свободное местечко, чтобы можно было выжить. Мир внезапно сделался для нас очень маленьким, и места для всех не хватало. Его не было для рабочих, но точно так же не было и для фирм. Важные решения уже не обсуждались на переговорах между предпринимателями и профсоюзами. Реальные технологии и беспощадный рынок – вот кто устанавливал теперь порядок в ночлежке. Все это выложил в тот день Сарда рабочим «Нильсен – Ольсен». А когда закончил, сказал: «А сейчас позвольте дать вам один совет: улыбнитесь. Улыбаться очень полезно для здоровья, тогда и работа спорится, и человек чувствует себя гораздо лучше. Прошу вас, прислушайтесь к моим словам и улыбнитесь». Я тогда был еще совсем зеленый и, признаться, подумал, что после этого нас просто-напросто разорвут на куски: мы были там всего втроем, а напротив нас – тысячная толпа. Но все обошлось. Они даже не пикнули. Стояли молча и с почтением взирали на нас. Это был кульминационный момент. Теперь, надеюсь, вы поняли, сколько пользы может принести хороший киллер. И какую силу приобретает правда, когда ее четко излагают.
– Какая же это правда? – не выдержала я, возмущенная вздорными выводами этого типчика, и тут же представила себе испуганное молчание рабочих, слушающих бредни Сарда. – Ведь в конце концов «Нильсен – Ольсен» закрыла все свои филиалы в Испании. Какие уж там триста мест на оздоровленном предприятии – они не получили ничего! Сарда просто запугал и обманул их, чтобы они не путались под ногами.
– Ну, в общем-то, киллер должен уметь в нужный момент… гм-м… несколько завуалировать правду. Это вопрос тактики и стратегии. Взять хотя бы работу, которую я выполнял уже после этого. Вот послушай: ты приходишь на дочернее предприятие какой-нибудь крупной фирмы, в данном случае все той же «Нильсен – Ольсен». Например, на фабрику, производящую клапаны для герметичных запоров; эти клапаны – ее единственная продукция, которую целиком закупает «Нильсен – Ольсен». И ты объясняешь им, что пришел по поручению норвежской компании, чтобы провести исследование уровня рентабельности фабрики, причем совершенно бесплатно, это своего рода подарок фирмы ее надежному поставщику. Все в восторге, перед тобой широко распахиваются двери, тебе предоставляют необходимую документацию и отвечают на твои вопросы. Через две-три недели ты уже знаешь эту фабричку как свои пять пальцев и можешь сказать, какие организационные просчеты были допущены, как это повлияло на себестоимость продукции и почему так высоки издержки. И тогда ты идешь к владельцу и говоришь: «Мы платили тебе три тысячи песет за каждый клапан. С сегодняшнего дня будем платить вдвое меньше – по полторы тысячи за штуку». Владелец бледнеет на глазах: «В чем дело? Почемy?» И тут для киллера наступает миг его славы, когда он может продемонстрировать свою силу – силу знания. «Потому что фабрика управляется из рук вон плохо. Вот тебе все бумаги, выкладки, расчеты рентабельности. Уволь половину рабочих и веди дело должным образом – тогда клапаны обойдутся тебе вдвое дешевле». После этих слов ты уходишь. Если владелец фабрики по натуре победитель, он перестраивает производство. Если у него психология неудачника, он ничего не делает или делает кое-как и разделяет незавидную участь некомпетентных предпринимателей. Такова жизнь, крошка.
Сказав это, он приподнял бровь, давая понять, что я имею дело с тертым калачом, и послал мне обольстительный взгляд, такой же испепеляющий, как дыхание москита.
– Как интересно. А теперь скажи: если ты столь блестяще справился с таким важным поручением, как разорение фабрики по производству клапанов, почему же ты сейчас не у дел?
Его кроличья мордочка передернулась.
– Ну… Это временно.
– Но ведь именно ты проделал этот трюк с фабрикой?
– Ну да… То есть почти. Сарда послал туда своего помощника, а я был помощником этого помощника. Можно сказать, его правой рукой.
– А сейчас ты без работы.
– Да нет… Сейчас… сейчас я тоже работаю на крупных банкиров и очень влиятельных людей, голландцев например… Сарда меня рекомендовал одному… И вот я… В общем, когда бывает нужно срочно переправить деньги и не оставить при этом следов, я беру это на себя.
– Мне кажется, наш друг работает курьером. Ну конечно же, он просто перевозчик. Тот, кто перевозит из одного пункта в другой чемоданы с грязными деньгами, – вступил в разговор Феликс.
Мануэль Бланко недовольно поджал губы.
– Ну, в общем, я и этим занимаюсь помимо всего прочего…
– Хотя, сказать по правде, нас это мало волнует, – обрезал его Феликс. – Мы пришли сюда, чтобы разузнать об «Оргульо обреро» и похищении Рамона Ируньи. Ван Хог считал, что ты способен нам помочь. Так ты можешь дать нам какую-нибудь информацию или нет?
Бланко внезапно покраснел до самых корней набриолиненных волос.
– Да. Думаю, что могу, – произнес он с обидой в голосе.
– Замечательно. Мы ждем.
На несколько секунд за столом воцарилось молчание. Мануэль Бланко отхлебнул кофе, поправил узел галстука, откашлялся. А когда заговорил, то вновь предстал перед нами в облике человека светского и умудренного опытом.
– Благодаря работе… гм-м… курьера я связан со всеми, так сказать, неофициальными кругами. Я имею в виду, что курьеру приходится пересекать границы, и все эти границы я знаю наперечет. Речь идет не о горизонтальных границах, которые разделяют государства и связаны со всякими нудными вещами вроде паспортов, печатей и виз, а о границах вертикальных, проходящих внутри страны.
И он провел в воздухе несколько параллельных линий, одну под другой.
– Не знаю, кто такие эти ребята из «Оргульо обреро», но в любом случае они находятся за одной из этих границ. Вопрос в том, чтобы их, так сказать, найти. Так вот, точно так же как внутри горизонтальных границ имеются определенные группировки – скажем, страны Европейского союза или, к примеру, арабские государства, существует свой порядок и внутри границ вертикальных. Главное деление здесь – на «дневные» и «ночные» организации. Хотя они, в свою очередь, подразделяются на более мелкие группы. «Ночные» привлекают к себе больше внимания. Это организации, известные простым людям под именем мафии. В основном они действуют в сфере услуг и развлечений: розничная торговля наркотиками, проституция, игорный бизнес, торговля женщинами, подпольные сети по сбыту порнографии, притоны для педерастов и тому подобное. Имеются постоянные поставщики, специальные подразделения, международные каналы доставки товара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37