Олтман», не будь у меня братьев, благодаря которым я поняла, что значит соперничество. Я бы, наверное, даже не попыталась устроиться на работу, если бы папа не одобрил моего желания самой о себе заботиться. Он тогда сказал мне, что я приняла отличное решение и теперь он спокоен, потому что мне никогда не придется нуждаться, и еще, что он рад, потому что я занимаюсь любимым делом.Я помогаю маме раскладывать поленту Каша из ячменя или кукурузной муки, каштанов.
и жаркое из корнуоллских цыплят. Делмарр с удовольствием беседует с моими братьями об их работе в «Гросерии». Он подробно расспрашивает их о том, как была создана лавка. Джон шутливо интересуется, как можно уволить члена собственной семьи, если он откажется выполнять свою часть обязанностей. За ужином Джон рассказывает забавные истории о людях, которых ему пришлось повстречать во время бесчисленных разъездов. Делмарр в восторге. Пока мы убираем посуду, папа заводит разговор о делах.– Итак, Джон, чем вы занимаетесь? – наливая себе бокал вина, спрашивает папа.– Я деловой человек и меня интересует развитие предпринимательства. Сам я занимаюсь импортом. До недавнего времени поставлял ткани из Испании для салонов на Пятой авеню. Это было одним из моих дел.Папа удивляется:– А есть и другие?– Да, сэр. Мне нравится приносить пользу людям. У меня есть связи, и я получаю удовольствие, используя их во благо. Например, епископ Уолтер Салливан просил меня поставить несколько автобусов для дома престарелых, расположенного в северной части города…– Вы знакомы с епископом? – ошеломленно спрашивает мама.– Уже много лет. Так или иначе, ему необходима была помощь с перевозкой, и я взялся за это дело.– Уверена, он благодарен вам, – улыбается мама и кивает на папу.– Так вы католик? – с надеждой спрашивает мама.– Да.Джон Тальбот еще не знает, что только что покорил сердце мамы.– Антонио, – говорит мама. – Чайник.– Я пойду принесу кунжутное печенье, которое испекла Розмари, – предлагаю я.– Я настряпала целый фунт. Это все, на что я теперь способна, – извиняющимся тоном говорит Розмари. – Надеюсь, вам понравится.Роберто возвращается к разговору о «Гросерии» и о своем желании расширить дело. Папа, как человек мудрый, позволяет Роберто высказаться о привлечении новых покупателей, об открытии второй лавки в центре города, о создании в будущем целой сети «Гросерий». Розмари уже, наверное, в сотый раз слышит все эти планы, поэтому она откусывает печенье и в ее глазах отражается усталость. Маме нравится слушать размышления Роберто; она гордится, что у всех нас есть какие-то устремления. Джон внимательно слушает, как мой брат развивает свою мысль.– Если ваше предприятие успешно, то вам следует подумать о расширении, – говорит ему Джон. – Но вы никогда не сможете этого сделать, если не умеете чувствовать успех.– Объясните это папе. Он хочет, чтобы все оставалось по-старому, – ворчит Роберто.– Я не против перемен, – вежливо кивает папа. – Мне просто непонятно, как можно держать две лавки и сохранять тот высокий уровень качества, который я сам определил для себя. Я всего лишь человек, и не в состоянии контролировать такой большой объем работ. Если мне доставят фрукты, а я просто вывалю их кучей и прикреплю к ней цену, даже не перебрав, тогда чем моя лавка будет отличаться от всех остальных в городе? Мои покупатели уверены в качестве моих товаров, потому что я отбираю их специально для них. Моя рыба еще вчера плескалась в заливе Лонг-Айленда, мое мясо доставляют с ферм Пенсильвании, и со всего света мне везут фрукты, начиная с предместий Нью-Йорка и заканчивая садами Италии. Я покупаю красные апельсины у семьи итальянских фермеров, с которыми много лет назад повстречался на открытом рынке в Тревисо. Этот фермер заворачивает в бумагу каждый плод, словно сокровище, складывает в ящики и отправляет ко мне.Я сжимаю папину руку.– Я всегда с нетерпением жду эти апельсины из Италии, и когда они прибывают, их аромат распространяется на целый квартал. Я не требую, чтобы каждый так же беспокоился за свое дело, но мои покупатели доверяют мне, поэтому у меня есть перед ними определенные обязательства, и к ним я отношусь со всей серьезностью.– Сэр, вы меня восхищаете, – поднимает Делмарр свой бокал с портвейном. – Как и вы, я верю в качество. Но давайте посмотрим правде в глаза: мир меняется. С войны главный вопрос для меня: сколько мы можем сделать и в какой срок. А когда-то в магазине нам говорили, что мы должны отказать клиенту, если понимаем, что не в силах сшить для него качественную одежду. Теперь мы принимаем все заказы. В угоду прибыли страдает качество. Руководство хотело бы, чтобы мы работали семь дней в неделю и удвоили производительность. Не знаю, к чему все это приведет, но в этом определенно нет ничего хорошего.– С момента возвращения мальчиков с войны число наших покупателей увеличилось, – замечает мама. – Раньше нашу лавку знали только жители нашего района, но теперь к нам приезжают и из центра.– Этому есть две причины, – объясняет Роберто. – Уйма парней была размещена в Италии, и именно там они пристрастились к базилику, пармезану, свежему оливковому маслу…– А где им найти все это в центре? Местные жители не знают ничего о настоящей Италии. Поэтому они и стали приходить к нам, – добавляет Эксодус.– Сначала наши продажи были небольшими, – говорит папа. – Когда я приехал в эту страну, здесь было мало итальянцев. Но после того как мы проводили наших ребят воевать против Гитлера, все изменилось. Мы доказали доблесть наших людей, поэтому граждане этой страны изменили свое отношение к нам.– Все Сартори воевали? – спрашивает Джон.– Я единственный, кто не был за границей, потому что поступил на службу за год до конца войны и не добрался даже до Форт-Брэгга Военная база, расположенная в штате Северная Каролина. Форт основан в 1918 г. и назван в честь генерала Б. Брэгга.
, – говорит Эксодус.– Но ты все же защищал свою страну, – обнимает его мама.– А вы служили? – спрашивает папа Джона.– Да, сэр. Во Франции.Я улыбаюсь, зная, что для папы это имеет большое значение.К девяти часам разговор постепенно сходит на нет, потому что все мы утомились за рабочую неделю. Только Джон выглядит бодрым. Он все более оживляется и становится все более привлекательным, пока на город опускается ночь. Джон – ночная пташка, думаю я про себя, полная мне противоположность. Мне нравится ложиться спать рано и вставать до рассвета, потому что очень выгодно, когда у тебя длинное утро. Я воображаю себе Джона, ночь напролет кутящего в ресторане. Возможно, ему приходится так проводить ночи, чтобы развлекать своих партнеров и заводить новые знакомства. Тут есть над чем поразмыслить, несмотря на то, что это совсем небольшая отрицательная черта в море положительных качеств, которые я открыла в Джоне. Я не умею проявлять свои чувства (наверное, это тоже результат жизни среди братьев), но глубоко в душе знаю, что мое чувство к мистеру Тальботу сильно до безумия. Я смотрю на него через стол и задаю себе вопрос: «Как бы я себя чувствовала, если бы он был моим?»– Ты утомлена, – говорит мне Джон.– Длинная была неделя. Такое чувство, что для клиентов срочное выполнение заказа – вопрос жизни или смерти. Мы с Рут едва справляемся.– В точку, – поддерживает Делмарр.– Вели этим модницам подождать, – наставляет меня мама. – Это неразумно, так надрываться из-за вечерних платьев.– Да, мама.– Да, мадам, – вставая, заверяет ее Делмарр. Джон тоже собирается. Делмарр пожимает папе руку и прощается со всеми нами.Джон Тальбот обращается к маме:– Благодарю вас за прекрасный ужин.– Мы будем рады вам в любое время, – сердечно говорит мама.– В самое ближайшее время.Я провожаю Джона и Делмарра в прихожую. Пока Джон надевает пальто, я беру с полки его шляпу и перчатки и подаю их ему.– Борсалино в моде.– Да, эта шляпа очень практичная. Она меня самого еще переживет.Повертев в руках свою шляпу Делмарр наконец надевает ее:– Надеюсь, что моя окажется столь же долговечной.– Вы как всегда безупречны, мсье Делмарр.– О, благодарю. Лючия, я заеду за тобой около двух в воскресенье. Мне не терпится увидеть Рут в ее платье а ля Элизабет Тейлор. Она мне так и не показала его, хотя эскиз – мой. Очевидно, показывать свадебное платье мужчинам – плохая примета. Пожалуйста, поблагодари свою маму за ужин еще раз.Делмарр открывает дверь и выходит на улицу, мы с Джоном некоторое время стоим вдвоем и молчим. Я начинаю:– Спокойной ночи, Джон.– Лючия, ты занята завтра?У меня только обычные дела по хозяйству. Я представляю, как, поджав ноги, буду читать на диване книгу.– Не очень, – наконец говорю я.– Прокатишься со мной?– Было бы мило.– Я заеду за тобой в час.Закрыв за собой дверь, я подхожу к окну и сквозь розовый тюль смотрю, как они с Делмарром идут к автомобилю. Потом отхожу от окна.– Он красивый! – говорит Розмари.– Ты доверяешь красивым мужчинам? – спрашиваю я.– Нет.– Я тоже.– Но он очень милый. К тому же ему понравилось мое кунжутное печенье, а значит, он смыслит в жизни.Розмари протягивает мне почтовую карточку. Она заранее написала для меня рецепт. КУНЖУТНОЕ ПЕЧЕНЬЕ РОЗМАРИ САРТОРИ Выход: около 40 штук 3 стакана муки (просеять) щепотка соли 1 столовая ложка соды 1 пачка сливочного масла (размягчить) 3/4 стакана сахара 3 крупных яичных желтка 1 пакетик ванилина большая горсть семян кунжута 1 столовая ложка жирных сливок
Муку, соль и соду просеять вместе в миску средних размеров. В большой миске растереть масло с сахаром, добавить желтки, потом ванилин. Всыпать муку в масло. Хорошенько вымесить и скатать в шар. Накрыть пленкой и поставить на несколько часов в холодильник. После достать тесто с холода, посыпать разделочную доску мукой. Раскатать тесто пластом и нарезать полосками, а полоски поделить на квадратики. Замочить кунжут в сливках. Каждый квадратик одной стороной обмакнуть в кунжут. Положить печенье на смазанный маслом противень. Выпекать 9 минут при 200 о .
Все утро я гладила рубашки братьев в прачечной на цокольном этаже. Я никогда не отказывалась от работы. Мне нравится свежий запах хлопка. Какое-то умиротворяющее это для меня занятие – отпаривать белье. Я получаю удовольствие, когда смотрю на стопку только что выглаженных рубашек, которые я разложила по старшинству: от рубашки самого старшего брата до рубашки самого младшего. Жаль, что я согласилось на это свидание с Джоном Тальботом. Не в моем характере принимать приглашения, сделанные на ходу, но есть в нем нечто такое, что заставляет меня нарушать свои собственные правила.Когда ровно в час он подходит к двери, мама уже ждет с двумя сандвичами с индейкой и пакетиком кунжутного печенья Розмари, чтобы мы взяли их с собой на прогулку.– Ты когда-нибудь была в Хантингтоне? – открывая мне дверцу и помогая сесть в машину, спрашивает Джон.Я замечаю, что под бампером намерзло много серых комьев снега – свидетельство того, что машина не была в гараже с самого начала зимы. – Нет, – говорю я ему. Он обходит машину и садится за руль.– Лонг-Айленд. Это место только начинает застраиваться. Знаешь, оттуда такой прекрасный вид на океан. Вот где большие деньги.Он смотрит на меня и улыбается. Поворачивает ключ зажигания. Мотор «паккарда» издает спокойный мерный звук, похожий на церковный орган.– У меня есть виды на эту недвижимость. Знаешь, вся экономика Америки построена на недвижимости. Я планирую приобрести дом, потом получить в банке заем под его залог на строительство еще одного дома, и так далее, пока район не будет назван моим именем. Что ты об этом думаешь?– Я думаю… звучит здорово.Я понятия не имею, что еще сказать на это. Я никогда не уделяла подобным вопросам особого внимания.Так как мы едем в сторону Ист-Сайда, то проезжаем по Манхэттенскому мосту в Бруклин, где всегда очень плотное движение, поэтому Джон Тальбот рассказывает мне о своих планах использовать сделанные на недвижимости деньги для открытия современного, оснащенного разными техническими новинками отеля в Манхэттене. Он говорит о ночных барах, ресторанах, открытых обзорных площадках на крыше и о том, как все это будет создаваться. Его восторг передается и мне. Я представляю себе женщин в их меховых пальто и жемчугах, их элегантно одетых спутников, преуспевающих нью-йоркских магнатов, а среди них вижу и Джона Тальбота, как всегда очаровательного, и он ведет с ними остроумные беседы.У Хантингтонского залива на Лонг-Айленд на деревьях и на газонах все еще лежит снег. Здесь только новые дома, но каждый из них построен по-своему: из кирпича в колониальном стиле, словно фермы Коннектикута, и в моем любимом – в стиле эпохи Тюдоров. Есть нечто в кирпичах, карнизах на окнах и массивных дверях, что дает мне ощущение покоя.– Тебе нравится стиль Тюдоров, да? – Джон указывает на один из домов.– Итальянцам нравится все английское. У мамы есть родственники в Форест-Хилз, так они без ума от такого.Джон останавливает машину у незастроенного участка земли.– Пойдем, – выпрыгивая из машины, говорит он, обходит автомобиль, открывает мою дверь и подает мне руку. – Я хочу кое-что тебе показать.Джон ведет меня вверх по склону холма. Он обледенел, я поскальзываюсь, и мы смеемся. Он становится позади меня и поддерживает, пока мы карабкаемся вверх и добираемся до вершины. Сквозь деревья передо мной видно бескрайнее море, а над ним такое же бескрайнее небо с белыми как снег облаками.– Это залив, – говорит Джон.Чувства переполняют меня, такого я еще никогда не испытывала. Внезапно я ощущаю какую-то особую глубокую связь с этим местом, как будто когда-то уже бывала здесь. Как это – жить рядом с водой? Каждый день гулять по берегу океана и слушать шепот волн, вдыхать аромат соленого моря? Я всегда мечтала, что буду жить в роскошной восточной части Манхэттена, одеваться в черный бархат, но теперь мне хочется видеть из своего окна море. Весна приближается, все вокруг постепенно начинает расцветать, и простирающиеся передо мной пляжи переливаются на солнце от темно-серого до яично-белого цвета. Папа рассказывал мне о своем путешествии в Римини – город рядом с Венецией на Адриатическом побережье. На местных пляжах песок был идеально белым, а солнце, отражаясь от чистейшей голубой воды, слепило глаза.– Поживи как-нибудь у воды, – говорит Джон так, словно знает нечто о моем будущем.Мои ноги застревают в сухих ветках ежевики. Джон становится на колени и помогает мне выбраться из этой западни. Я смотрю на него сверху вниз и воображаю, что он опустился на колени, чтобы просить моей руки. Он глядит на меня, и могу поклясться, думает о том же. Я высвобождаю ноги и протягиваю ему руку, чтобы помочь встать. Не говоря друг другу ни слова, мы возвращаемся к машине.Когда мы выезжаем на шоссе, мне грустно, что приходится расстаться с океаном. Я гляжу в окно, потому что мне совсем не хочется об этом говорить. Прежде чем я смогу выразить свои чувства, мне нужно все хорошенько обдумать и обсудить с Рут. Она хорошо разбирается в жизни.– Не хочешь познакомиться с моей матушкой? – спрашивает Джон.– Хм… конечно, – удивляюсь я. Странно, что Джон хочет познакомить меня со своей семьей. В конце концов, это ведь всего первое свидание.– Я тебя не заставляю. Можно и в другой раз, – почувствовав мое смущение, говорит он.Я меняю свое решение. Чем больше я узнаю о Джоне, тем лучше.– Нет-нет. С удовольствием. Далеко она живет? Вместе с твоим отцом?– Нет, отец умер, когда мне было семь лет. Мама вышла замуж во второй раз, когда мне было двенадцать. Мой отчим был прекрасным человеком, его звали Эдуард О'Киф.– У тебя есть братья или сестры? – спрашиваю я.– Нет.– Значит, ты один заботишься о своей маме.Джон Тальбот молчит, и каким бы ни было тому объяснение, я не хочу принуждать его. Его поведение становится все более понятным для меня. Он никогда ничего не скажет прямо. Просто замолкает, если чувствует себя неловко или просто не хочет говорить. И это молчание выдает его. Но ведь все интересные мужчины уклончивы? И у него есть своя тайна. Поэтому я не слишком удивляюсь, когда он въезжает в ворота с надписью «Кридмор».Если вы не знаете, что такое «Кридмор», и внезапно услышите это название, то, возможно, подумаете, что это название какого-нибудь имения, к которому ведет широкая дорога с вековыми дубами, увитыми плющом, вдоль нее. Но это совсем не имение. Это дом престарелых – людей, которые уже не могут сами о себе позаботиться, и которым необходим отдых от нашего шумного мира. По крайней мере, так объясняли мне, когда я была маленькой.– Твоя мама здесь работает? – спрашиваю я Джона, пока мы идем к крыльцу.– Нет, она живет здесь вот уже три года.Джон открывает передо мной дверь. В конце небольшого коридора располагается просторная комната для посещений. Вдоль ее стен в инвалидных колясках сидят старики, некоторые в одиночестве, некоторые в окружении родственников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
и жаркое из корнуоллских цыплят. Делмарр с удовольствием беседует с моими братьями об их работе в «Гросерии». Он подробно расспрашивает их о том, как была создана лавка. Джон шутливо интересуется, как можно уволить члена собственной семьи, если он откажется выполнять свою часть обязанностей. За ужином Джон рассказывает забавные истории о людях, которых ему пришлось повстречать во время бесчисленных разъездов. Делмарр в восторге. Пока мы убираем посуду, папа заводит разговор о делах.– Итак, Джон, чем вы занимаетесь? – наливая себе бокал вина, спрашивает папа.– Я деловой человек и меня интересует развитие предпринимательства. Сам я занимаюсь импортом. До недавнего времени поставлял ткани из Испании для салонов на Пятой авеню. Это было одним из моих дел.Папа удивляется:– А есть и другие?– Да, сэр. Мне нравится приносить пользу людям. У меня есть связи, и я получаю удовольствие, используя их во благо. Например, епископ Уолтер Салливан просил меня поставить несколько автобусов для дома престарелых, расположенного в северной части города…– Вы знакомы с епископом? – ошеломленно спрашивает мама.– Уже много лет. Так или иначе, ему необходима была помощь с перевозкой, и я взялся за это дело.– Уверена, он благодарен вам, – улыбается мама и кивает на папу.– Так вы католик? – с надеждой спрашивает мама.– Да.Джон Тальбот еще не знает, что только что покорил сердце мамы.– Антонио, – говорит мама. – Чайник.– Я пойду принесу кунжутное печенье, которое испекла Розмари, – предлагаю я.– Я настряпала целый фунт. Это все, на что я теперь способна, – извиняющимся тоном говорит Розмари. – Надеюсь, вам понравится.Роберто возвращается к разговору о «Гросерии» и о своем желании расширить дело. Папа, как человек мудрый, позволяет Роберто высказаться о привлечении новых покупателей, об открытии второй лавки в центре города, о создании в будущем целой сети «Гросерий». Розмари уже, наверное, в сотый раз слышит все эти планы, поэтому она откусывает печенье и в ее глазах отражается усталость. Маме нравится слушать размышления Роберто; она гордится, что у всех нас есть какие-то устремления. Джон внимательно слушает, как мой брат развивает свою мысль.– Если ваше предприятие успешно, то вам следует подумать о расширении, – говорит ему Джон. – Но вы никогда не сможете этого сделать, если не умеете чувствовать успех.– Объясните это папе. Он хочет, чтобы все оставалось по-старому, – ворчит Роберто.– Я не против перемен, – вежливо кивает папа. – Мне просто непонятно, как можно держать две лавки и сохранять тот высокий уровень качества, который я сам определил для себя. Я всего лишь человек, и не в состоянии контролировать такой большой объем работ. Если мне доставят фрукты, а я просто вывалю их кучей и прикреплю к ней цену, даже не перебрав, тогда чем моя лавка будет отличаться от всех остальных в городе? Мои покупатели уверены в качестве моих товаров, потому что я отбираю их специально для них. Моя рыба еще вчера плескалась в заливе Лонг-Айленда, мое мясо доставляют с ферм Пенсильвании, и со всего света мне везут фрукты, начиная с предместий Нью-Йорка и заканчивая садами Италии. Я покупаю красные апельсины у семьи итальянских фермеров, с которыми много лет назад повстречался на открытом рынке в Тревисо. Этот фермер заворачивает в бумагу каждый плод, словно сокровище, складывает в ящики и отправляет ко мне.Я сжимаю папину руку.– Я всегда с нетерпением жду эти апельсины из Италии, и когда они прибывают, их аромат распространяется на целый квартал. Я не требую, чтобы каждый так же беспокоился за свое дело, но мои покупатели доверяют мне, поэтому у меня есть перед ними определенные обязательства, и к ним я отношусь со всей серьезностью.– Сэр, вы меня восхищаете, – поднимает Делмарр свой бокал с портвейном. – Как и вы, я верю в качество. Но давайте посмотрим правде в глаза: мир меняется. С войны главный вопрос для меня: сколько мы можем сделать и в какой срок. А когда-то в магазине нам говорили, что мы должны отказать клиенту, если понимаем, что не в силах сшить для него качественную одежду. Теперь мы принимаем все заказы. В угоду прибыли страдает качество. Руководство хотело бы, чтобы мы работали семь дней в неделю и удвоили производительность. Не знаю, к чему все это приведет, но в этом определенно нет ничего хорошего.– С момента возвращения мальчиков с войны число наших покупателей увеличилось, – замечает мама. – Раньше нашу лавку знали только жители нашего района, но теперь к нам приезжают и из центра.– Этому есть две причины, – объясняет Роберто. – Уйма парней была размещена в Италии, и именно там они пристрастились к базилику, пармезану, свежему оливковому маслу…– А где им найти все это в центре? Местные жители не знают ничего о настоящей Италии. Поэтому они и стали приходить к нам, – добавляет Эксодус.– Сначала наши продажи были небольшими, – говорит папа. – Когда я приехал в эту страну, здесь было мало итальянцев. Но после того как мы проводили наших ребят воевать против Гитлера, все изменилось. Мы доказали доблесть наших людей, поэтому граждане этой страны изменили свое отношение к нам.– Все Сартори воевали? – спрашивает Джон.– Я единственный, кто не был за границей, потому что поступил на службу за год до конца войны и не добрался даже до Форт-Брэгга Военная база, расположенная в штате Северная Каролина. Форт основан в 1918 г. и назван в честь генерала Б. Брэгга.
, – говорит Эксодус.– Но ты все же защищал свою страну, – обнимает его мама.– А вы служили? – спрашивает папа Джона.– Да, сэр. Во Франции.Я улыбаюсь, зная, что для папы это имеет большое значение.К девяти часам разговор постепенно сходит на нет, потому что все мы утомились за рабочую неделю. Только Джон выглядит бодрым. Он все более оживляется и становится все более привлекательным, пока на город опускается ночь. Джон – ночная пташка, думаю я про себя, полная мне противоположность. Мне нравится ложиться спать рано и вставать до рассвета, потому что очень выгодно, когда у тебя длинное утро. Я воображаю себе Джона, ночь напролет кутящего в ресторане. Возможно, ему приходится так проводить ночи, чтобы развлекать своих партнеров и заводить новые знакомства. Тут есть над чем поразмыслить, несмотря на то, что это совсем небольшая отрицательная черта в море положительных качеств, которые я открыла в Джоне. Я не умею проявлять свои чувства (наверное, это тоже результат жизни среди братьев), но глубоко в душе знаю, что мое чувство к мистеру Тальботу сильно до безумия. Я смотрю на него через стол и задаю себе вопрос: «Как бы я себя чувствовала, если бы он был моим?»– Ты утомлена, – говорит мне Джон.– Длинная была неделя. Такое чувство, что для клиентов срочное выполнение заказа – вопрос жизни или смерти. Мы с Рут едва справляемся.– В точку, – поддерживает Делмарр.– Вели этим модницам подождать, – наставляет меня мама. – Это неразумно, так надрываться из-за вечерних платьев.– Да, мама.– Да, мадам, – вставая, заверяет ее Делмарр. Джон тоже собирается. Делмарр пожимает папе руку и прощается со всеми нами.Джон Тальбот обращается к маме:– Благодарю вас за прекрасный ужин.– Мы будем рады вам в любое время, – сердечно говорит мама.– В самое ближайшее время.Я провожаю Джона и Делмарра в прихожую. Пока Джон надевает пальто, я беру с полки его шляпу и перчатки и подаю их ему.– Борсалино в моде.– Да, эта шляпа очень практичная. Она меня самого еще переживет.Повертев в руках свою шляпу Делмарр наконец надевает ее:– Надеюсь, что моя окажется столь же долговечной.– Вы как всегда безупречны, мсье Делмарр.– О, благодарю. Лючия, я заеду за тобой около двух в воскресенье. Мне не терпится увидеть Рут в ее платье а ля Элизабет Тейлор. Она мне так и не показала его, хотя эскиз – мой. Очевидно, показывать свадебное платье мужчинам – плохая примета. Пожалуйста, поблагодари свою маму за ужин еще раз.Делмарр открывает дверь и выходит на улицу, мы с Джоном некоторое время стоим вдвоем и молчим. Я начинаю:– Спокойной ночи, Джон.– Лючия, ты занята завтра?У меня только обычные дела по хозяйству. Я представляю, как, поджав ноги, буду читать на диване книгу.– Не очень, – наконец говорю я.– Прокатишься со мной?– Было бы мило.– Я заеду за тобой в час.Закрыв за собой дверь, я подхожу к окну и сквозь розовый тюль смотрю, как они с Делмарром идут к автомобилю. Потом отхожу от окна.– Он красивый! – говорит Розмари.– Ты доверяешь красивым мужчинам? – спрашиваю я.– Нет.– Я тоже.– Но он очень милый. К тому же ему понравилось мое кунжутное печенье, а значит, он смыслит в жизни.Розмари протягивает мне почтовую карточку. Она заранее написала для меня рецепт. КУНЖУТНОЕ ПЕЧЕНЬЕ РОЗМАРИ САРТОРИ Выход: около 40 штук 3 стакана муки (просеять) щепотка соли 1 столовая ложка соды 1 пачка сливочного масла (размягчить) 3/4 стакана сахара 3 крупных яичных желтка 1 пакетик ванилина большая горсть семян кунжута 1 столовая ложка жирных сливок
Муку, соль и соду просеять вместе в миску средних размеров. В большой миске растереть масло с сахаром, добавить желтки, потом ванилин. Всыпать муку в масло. Хорошенько вымесить и скатать в шар. Накрыть пленкой и поставить на несколько часов в холодильник. После достать тесто с холода, посыпать разделочную доску мукой. Раскатать тесто пластом и нарезать полосками, а полоски поделить на квадратики. Замочить кунжут в сливках. Каждый квадратик одной стороной обмакнуть в кунжут. Положить печенье на смазанный маслом противень. Выпекать 9 минут при 200 о .
Все утро я гладила рубашки братьев в прачечной на цокольном этаже. Я никогда не отказывалась от работы. Мне нравится свежий запах хлопка. Какое-то умиротворяющее это для меня занятие – отпаривать белье. Я получаю удовольствие, когда смотрю на стопку только что выглаженных рубашек, которые я разложила по старшинству: от рубашки самого старшего брата до рубашки самого младшего. Жаль, что я согласилось на это свидание с Джоном Тальботом. Не в моем характере принимать приглашения, сделанные на ходу, но есть в нем нечто такое, что заставляет меня нарушать свои собственные правила.Когда ровно в час он подходит к двери, мама уже ждет с двумя сандвичами с индейкой и пакетиком кунжутного печенья Розмари, чтобы мы взяли их с собой на прогулку.– Ты когда-нибудь была в Хантингтоне? – открывая мне дверцу и помогая сесть в машину, спрашивает Джон.Я замечаю, что под бампером намерзло много серых комьев снега – свидетельство того, что машина не была в гараже с самого начала зимы. – Нет, – говорю я ему. Он обходит машину и садится за руль.– Лонг-Айленд. Это место только начинает застраиваться. Знаешь, оттуда такой прекрасный вид на океан. Вот где большие деньги.Он смотрит на меня и улыбается. Поворачивает ключ зажигания. Мотор «паккарда» издает спокойный мерный звук, похожий на церковный орган.– У меня есть виды на эту недвижимость. Знаешь, вся экономика Америки построена на недвижимости. Я планирую приобрести дом, потом получить в банке заем под его залог на строительство еще одного дома, и так далее, пока район не будет назван моим именем. Что ты об этом думаешь?– Я думаю… звучит здорово.Я понятия не имею, что еще сказать на это. Я никогда не уделяла подобным вопросам особого внимания.Так как мы едем в сторону Ист-Сайда, то проезжаем по Манхэттенскому мосту в Бруклин, где всегда очень плотное движение, поэтому Джон Тальбот рассказывает мне о своих планах использовать сделанные на недвижимости деньги для открытия современного, оснащенного разными техническими новинками отеля в Манхэттене. Он говорит о ночных барах, ресторанах, открытых обзорных площадках на крыше и о том, как все это будет создаваться. Его восторг передается и мне. Я представляю себе женщин в их меховых пальто и жемчугах, их элегантно одетых спутников, преуспевающих нью-йоркских магнатов, а среди них вижу и Джона Тальбота, как всегда очаровательного, и он ведет с ними остроумные беседы.У Хантингтонского залива на Лонг-Айленд на деревьях и на газонах все еще лежит снег. Здесь только новые дома, но каждый из них построен по-своему: из кирпича в колониальном стиле, словно фермы Коннектикута, и в моем любимом – в стиле эпохи Тюдоров. Есть нечто в кирпичах, карнизах на окнах и массивных дверях, что дает мне ощущение покоя.– Тебе нравится стиль Тюдоров, да? – Джон указывает на один из домов.– Итальянцам нравится все английское. У мамы есть родственники в Форест-Хилз, так они без ума от такого.Джон останавливает машину у незастроенного участка земли.– Пойдем, – выпрыгивая из машины, говорит он, обходит автомобиль, открывает мою дверь и подает мне руку. – Я хочу кое-что тебе показать.Джон ведет меня вверх по склону холма. Он обледенел, я поскальзываюсь, и мы смеемся. Он становится позади меня и поддерживает, пока мы карабкаемся вверх и добираемся до вершины. Сквозь деревья передо мной видно бескрайнее море, а над ним такое же бескрайнее небо с белыми как снег облаками.– Это залив, – говорит Джон.Чувства переполняют меня, такого я еще никогда не испытывала. Внезапно я ощущаю какую-то особую глубокую связь с этим местом, как будто когда-то уже бывала здесь. Как это – жить рядом с водой? Каждый день гулять по берегу океана и слушать шепот волн, вдыхать аромат соленого моря? Я всегда мечтала, что буду жить в роскошной восточной части Манхэттена, одеваться в черный бархат, но теперь мне хочется видеть из своего окна море. Весна приближается, все вокруг постепенно начинает расцветать, и простирающиеся передо мной пляжи переливаются на солнце от темно-серого до яично-белого цвета. Папа рассказывал мне о своем путешествии в Римини – город рядом с Венецией на Адриатическом побережье. На местных пляжах песок был идеально белым, а солнце, отражаясь от чистейшей голубой воды, слепило глаза.– Поживи как-нибудь у воды, – говорит Джон так, словно знает нечто о моем будущем.Мои ноги застревают в сухих ветках ежевики. Джон становится на колени и помогает мне выбраться из этой западни. Я смотрю на него сверху вниз и воображаю, что он опустился на колени, чтобы просить моей руки. Он глядит на меня, и могу поклясться, думает о том же. Я высвобождаю ноги и протягиваю ему руку, чтобы помочь встать. Не говоря друг другу ни слова, мы возвращаемся к машине.Когда мы выезжаем на шоссе, мне грустно, что приходится расстаться с океаном. Я гляжу в окно, потому что мне совсем не хочется об этом говорить. Прежде чем я смогу выразить свои чувства, мне нужно все хорошенько обдумать и обсудить с Рут. Она хорошо разбирается в жизни.– Не хочешь познакомиться с моей матушкой? – спрашивает Джон.– Хм… конечно, – удивляюсь я. Странно, что Джон хочет познакомить меня со своей семьей. В конце концов, это ведь всего первое свидание.– Я тебя не заставляю. Можно и в другой раз, – почувствовав мое смущение, говорит он.Я меняю свое решение. Чем больше я узнаю о Джоне, тем лучше.– Нет-нет. С удовольствием. Далеко она живет? Вместе с твоим отцом?– Нет, отец умер, когда мне было семь лет. Мама вышла замуж во второй раз, когда мне было двенадцать. Мой отчим был прекрасным человеком, его звали Эдуард О'Киф.– У тебя есть братья или сестры? – спрашиваю я.– Нет.– Значит, ты один заботишься о своей маме.Джон Тальбот молчит, и каким бы ни было тому объяснение, я не хочу принуждать его. Его поведение становится все более понятным для меня. Он никогда ничего не скажет прямо. Просто замолкает, если чувствует себя неловко или просто не хочет говорить. И это молчание выдает его. Но ведь все интересные мужчины уклончивы? И у него есть своя тайна. Поэтому я не слишком удивляюсь, когда он въезжает в ворота с надписью «Кридмор».Если вы не знаете, что такое «Кридмор», и внезапно услышите это название, то, возможно, подумаете, что это название какого-нибудь имения, к которому ведет широкая дорога с вековыми дубами, увитыми плющом, вдоль нее. Но это совсем не имение. Это дом престарелых – людей, которые уже не могут сами о себе позаботиться, и которым необходим отдых от нашего шумного мира. По крайней мере, так объясняли мне, когда я была маленькой.– Твоя мама здесь работает? – спрашиваю я Джона, пока мы идем к крыльцу.– Нет, она живет здесь вот уже три года.Джон открывает передо мной дверь. В конце небольшого коридора располагается просторная комната для посещений. Вдоль ее стен в инвалидных колясках сидят старики, некоторые в одиночестве, некоторые в окружении родственников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32