Я хотела видеть ее глазами, замечать то, что замечала она. Ее жизнелюбие и пылкость покорили меня. Ее образы были яркими и насыщенными. В обществе подобной женщины о депрессии не могло быть и речи. Ох, именно такой я хотела стать, именно это жаждала открыть в себе.
Ну да, я хотела разделить обновленную себя с мужчиной, но меня не покидала неуверенность оттого, что я не смогу быть готова к новым взаимоотношениям до тех пор, пока не научусь сама вручную настраивать свою жизнь. Вечером, приехав домой, я обнаружила еще одно послание от Приоритета диафрагмы. На мое предложение связаться как-нибудь потом, в дождливый свободный денек, он ответил мне стихотворением Дэвида Миллера «Тихие пути воды», а также черно-белым фотоснимком оконного стекла с каплями дождя.
Нет, Стефани. И думать не смей! Я преодолела большое искушение: а вдруг он настолько же страстный, как моя преподавательница фотографии? Поблагодарив его за предложение о встрече, я решила выждать, сосредоточиться и заняться делом с фотокамерой в руках, наслаждаясь возможностью останавливать мгновения. Мы не прекратили ежедневной дружеской переписки, но это не мешало мне заглядывать за углы, блуждая по городу, который я рассматривала сквозь объектив фотоаппарата, подобно ребенку, который заглядывает в поисках нового под большой камень.
На протяжении двух с небольшим месяцев, которые минули с тех пор, как мы расстались с Оливером, наступило пугающее одиночество. Я с удовольствием исследовала город, наслаждаясь возможностью ни перед кем ни отчитываться за ранние уходы или поздние возвращения. С энтузиазмом выпускника колледжа, ищущего работу, я выискивала в журналах информацию, просто чтобы занять себя. Я обнаружила ресторан с безупречной карой вин. Посещала дневные спектакли. Даже уроки кулинарии!
Раньше, когда у меня с кем-нибудь был роман, я не сознавала, что поиски новых впечатлений вовсе не требуют присутствия мужчины. Мне нравилось наблюдать за людьми, следить за их жестами, вслушиваться в их слова, но едва возле меня появлялся мужчина, этот увлекательный процесс затормаживался. Все новое ассоциировалось у меня с флиртом и любовными проказами, и я не понимала, что новое может существовать и за рамками романа. Теперь я узнала, что новизну привносит и дружба. Волонтерство. Чтение и учеба на курсах. Новое можно узнать в баре: разглядывая, слушая, подсматривая за чужими судьбами. Новизну – вы только подумайте! – несут и встречи с другими женщинами, если отправиться в бар в одиночестве и выслушать их истории, узнать, что они испытали. Новизна не воплощена только в облике классного мужчины. Новизна – это разнообразие моей жизни, занятия, которые мне интересны.
Блуждание по городу с фотоаппаратом на шее стало началом длительного путешествия к неизведанной судьбе, – ну, если не считать таким путешествием саму жизнь.
Фотографирование мне нравилось. Оно воплощало в себе рассказ какой-то новой истории, позволяло вырваться из мира тяжелых мыслей и научиться радоваться мгновению. Отныне я могла выражать себя не только посредством отбора информации и рекламного веб-дизайна. За меня говорили фотоснимки, запечатленный свет. Спокойными оранжевыми вечерами я наблюдала и изучала тонкости человеческого поведения, то, как мы флиртуем при помощи салфеток и глаз. И символику питья через соломинку. Щелчок затвора – и мгновение поймано! Запечатлев его, я могу без единого слова рассказать о том, что я увидела и почувствовала.
Глава 15
РЫЖАЯ
– Да, – наконец ответила я в середине марта на очередное послание Приоритета Диафрагмы:
«Знаете, мисс Кляйн, я не хочу больше думать о вас только как о друге по переписке. Давайте встретимся после ваших занятий, чтобы вы могли мне стать по крайней мере обыкновенным другом.
Стивен».
А, к черту. Он прав. Мы столько переписывались и перезванивались, что я привыкла называть Стивена другом, а не бойфрендом. Почему бы и не встретиться?
– Ну что же, если это не свидание, тогда ладно.
– Называйте, как хотите. Мне просто хочется увидеть ту неуравновешенную рыжую девушку, которую я, кажется, неплохо узнал за эти...
– Да.
Так все и случилось.
После занятий я встретилась со Стивеном в «Ческа» в Верхнем Уэст-Сайде. Он оказался несколько массивнее, чем на фотографии. А его глаза – более голубыми. Он улыбался по-мальчишески дружелюбно. В волосах было многовато седины. Он пах свежевыстиранным бельем. Мы сразу заговорили легко и свободно, уминая порцию поленты с грибами и по очереди вытирая миску хрустящими горбушками. Я не наелась.
– Ты ведь все еще голодна, правда? – Именно тогда, в тот самый момент я поняла, что он мне очень нравится. – Слушай, а я тоже. – Он прикоснулся к моей ноге. – Может, закажем паэлью?
Именно в тот момент я его полюбила. Я коснулась его руки. У него была мягкая кожа; мне вдруг хотелось вздремнуть с ним рядом.
Между нами воздвиглась голова омара; россыпь желтого риса липла к ракушкам мидий. Еще вина. Он проводил меня до дома. Когда я поднялась к себе, а Стивен уехал домой на такси, я послала ему сообщение: «Жду не дождусь следующей встречи».
Плохо дело. Я еще не созрела для свиданий! Что, всего нескольких занятий, а я уже превратилась в зрелую женщину, исполненную самоуважения? Нет! Я не была готова к свиданиям, ибо до сих пор слишком в них нуждалась. Слишком. Поэтому в следующие недели, когда Стивен делал шаг ко мне, я пятилась назад. Мы продолжали встречаться, чтобы закусить, выпить или изредка посмотреть в воскресенье кино. Но после этого я всегда исчезала, находя множество отговорок. «Завтра мне рано вставать». «Линус меня заждался». «У меня дома ужасный беспорядок». У нас были «не-свидания», и Стивен это знал.
Когда Вермишелли пригласила меня на вечеринку по случаю окончания ярмарки искусств «Скоуп», где начинающие художники, искусствоведы и агенты по продажам будут отмечать закрытие выставки, я не нашла причин для отказа.
– Приходи, – попросила она, – и захвати с собой фотоаппарат. Там соберется целый букет странных типов.
Меня не пришлось долго упрашивать. Для проведения вечеринки выбрали крышу еще не открытого для клиентов отеля «Гансвоорт». Комнаты отеля превратили в залы, где были выставлены произведения искусства из галерей «Скоуп». Я поинтересовалась: как дизайнер по интерьеру будет определять, какие произведения искусства вешать в номера, когда ярмарка закончится? Поинтересовалась я вслух, в разговоре с одним из владельцев отеля, приятелем Вермишелли.
– Ну, наш дизайнер по интерьеру – жена архитектора, и насколько я знаю, она сама решает, какие произведения искусства нужны в номерах, – ответил он, предварительно попозировав с деловым партнером. Я уже приучила себя никогда не расставаться с фотоаппаратом, опасаясь, что мне вдруг непременно понадобится что-то снять, а камеры под рукой не окажется, и потом я буду себя за это ругать. – Пришлите свое портфолио, и она наверняка с вами свяжется. – Я поблагодарила его и спустя два дня так и сделала.
Зависит ли наш успех от знаний, круга знакомств или удачно выбранного момента? Занялась бы жена архитектора дизайном интерьеров отеля, не будь она его женой? Или он просто предоставил ей такую возможность, а остальное зависело только от нее? Как выяснилось, своеобычное следование пристрастиям открыло мне новые возможности. Дело было не просто в удачном моменте и знакомствах. Свою роль сыграло все, а мое дело было рискнуть, собрать портфолио и отправить его в надежде на отзыв. Все выходные я сидела в фотолаборатории, с головой погрузившись в проявку снимков. Всю неделю я до утра возилась с фильтрами «Фотошопа», выбирая оттенки. Все это не казалось мне работой. И поэтому, собираясь на вечеринку «Скоуп», меньше всего я задумывалась о завязывании новых контактов.
Новые возможности открылись передо мной, словно удачный расклад карт.
Во время вечеринки ко мне подошел Патрик Мак-Маллен. Я ничего о нем не знала, кроме того, что ему понравились мои рыжие волосы и он хотел пригласить меня на свою вечеринку в честь Дня святого Патрика. Он протянул мне свою визитку и сказал:
– Вы такая рыжая, – произнес он, изучая мой локон, – что просто обязаны прийти.
Когда я показала его визитную карточку Вермишелли, та захлебнулась от восторга.
– Стеф, да он же знаменитый модный фотограф! Он снимает все выставки в Брайант-Парке, «Недели моды», и все такое. Ты пойдешь?
Конечно, пойду. Ведь меня пригласил сам Патрик Мак-Маллен лично. И он занимался именно тем, чем рассчитывала заняться когда-нибудь и я: зарабатывал себе на жизнь, благодаря своему увлечению.
На вечеринку Патрика я пошла с Геем Максом. Я надеялась, что мне удастся снова поговорить с Патриком: вдруг у него есть вакансия фотографа? Спросить никогда не мешает. Впрочем, оказавшись на вечеринке, я поняла: чтобы кого-то о чем-то здесь спрашивать, придется орать во все горло. Это вам не джаз при свечах. Зеленое пиво, бумажные трилистники, грандж-рокеры и толпы фотографов, таскавших за собой камеры, хоть здесь вроде и было запрещено фотографировать.
– И как тебя угораздило попасть сюда? – осведомился Гей Макс, удивленно глядя на меня.
– Ха. Я знала, что тебе тут понравится, даже несмотря на пижонство, – насмешливо сказала я. – Хозяин пригласил меня из-за рыжих волос. – Я встряхнула этими самыми волосами. – Не спрашивай о подробностях. Я с ним практически не знакома.
– Он что, решил, что ты ирландка или вроде того?
Я закатила глаза и подняла бокал с яблочным мартини.
– Выпьем за зеленый алкоголь и за еврейку с примесью латиноамериканской крови, которая выглядит как ирландка!
– И за моделей! – прибавил Макс, заглядываясь на знойную брюнетку неподалеку.
Мы чокнулись и выпили, наблюдая красивых людей, которые не были заняты едой.
– Я сейчас вернусь, – проговорил Макс, поигрывая своим стаканом. – Мне кое-куда нужно.
В его отсутствие я принялась обозревать окружающих через объектив. Мужчины с ершистыми прическами в стильных футболках и холщовых туфлях не обращали внимания ни на кого, мимо кого проходили. Хрупкие девушки с накрашенными яркой, как у официанток, помадой губами, выпячивали их, боясь, что если улыбнутся, испачкают помадой не только губы. «Сладенькие» мальчики, явно не достигшие двадцати одного года, видимо, проникли сюда при содействии швейцара. Они старались казаться взрослее с помощью жвачки: усердное жевание скрадывало их слабоватые подбородки. Еще здесь были немолодые джентльмены, которые имели шансы лишь у городских львиц лет сорока пяти с лицами, настолько стянутыми ботоксом, что презрительную гримасу уже не скорчишь. Впрочем, один из этих старомодных джентльменов без всяких колебаний подошел и ко мне.
– Как дела? – неразборчиво спросил седой мужчина с кожей как шкурка мандарина, слизывая с верхней губы пышную пивную пену.
– Хорошо, а у вас?
– Прекрасно. Прекрасно. – Из-за шума оркестра он заговорил громче. – Я как раз думал о том, есть ли у вас красный ковер, – пробормотал этот умник.
– Что? – Наверное, я все-таки ослышалась. – Фотографирую ли я красную ковровую дорожку?
– Нет, нет, дражайшая. – Взмахнув рукой, он придвинулся ближе и пояснил, обдавая меня алкогольным выхлопом. – Я только хотел узнать, сочетаются ли по цвету ваши занавески и ковер. – Я перестала улыбаться, но он, не обращая внимания на мою реакцию, уткнулся в мои волосы и громко вдохнул.
Это было не просто противно, это еще и пугало.
Именно что пугало, точнее и не скажешь. Иногда быть рыжей сложно, в основном среди людей. Этот стареющий ловелас отнюдь не первый обнюхивал мои волосы, воображая почему-то, что женщина с золотисто-рыжими волосами должна благоухать, как земляничная поляна. Обычно, сделав комплимент моим кудрям, мужчина подцеплял один локон и брал его в руку, поднося к носу. Глубоко вдыхая, он вопросительно на меня смотрел. Потом он закрывал глаза, словно пытаясь в уме отделить ноты персика от груши. Потом снова открывал глаза, так и не решив, что же обонял, только зная, что это что-то иностранное и редкое. Пугающее зрелище, доложу я вам. У этой страсти к неизведанному и редкостному нет логического объяснения. Не меньшее изумление вызывает у людей, когда я говорю, что унаследовала рыжие волосы от обоих родителей. Почему-то никто не верит, что мой отец может быть рыжим. Мы редко обращаем внимание на цвет волос мужчины. Перечисляя знаменитых рыжеволосых, вы не вспомните о Вуди Аллене или Винсенте Ван Toрe. Скорее, вы вспомните актрис вроде Джулианны Мур и Николь Кидман.
На карикатурах рыжеволосых изображают либо задирами, либо хитрецами и умниками. Мифология \связывает нас с ядом, с подземельями, с Аидом.
А здесь, на земле, нас сравнивают с лисицами. Когда я только родилась, меня прозвали не «сушим ангелом», а «настоящим дьяволенком». От меня ждали проказ и неповиновения. Ну и пожалуйста. Давайте. Загоняйте меня в любые рамки. Я запросто могу воплотить стереотип, да еще и ирландский темперамент добавлю для полноты картины.
Этот старикашка заинтересовался цветом волос у меня не на голове, таким образом переведя ситуацию из тревожной в оскорбительную. Я ощутила, как во мне просыпается боевой дух. Но высказать все, что хотела, не успела: нас перебили. Юный промоутер с ангельским личиком тронул меня за руку.
– Простите, что перебиваю, но я правильно расслышал? Вы фотографируете «красные дорожки»?
Я невольно уставилась на его щеки, гадая, пользуется ли он румянами?
– Ну, я...
– Так на кого вы работаете? – спросил он, глядя на мой фотоаппарат. Я все еще не могла отвести от него глаз, и ему пришлось повторить: – Эй, так на кого вы работаете? – произнес он погромче.
Я тряхнула головой, отгоняя настойчивое желание ущипнуть его за щеку.
– Ну, знаете, я в основном фрилансер.
– Класс. А кто вас пригласил сегодня?
– Патрик, – ответила я.
Можно подумать, Патрик смог бы вспомнить хотя бы мое имя.
– Послушайте! – Он подхватил меня под руку и увлек от старого идиота. – У меня тут скоро важное мероприятие – не хотите ли прийти его поснимать. – Так, дайте подумать.
Пойти поразвлечься, выпить и поснимать развлекающихся людей? Вы что, шутите?
– Конечно. – Я так и сделала.
Мы с моим «красным ковром» отсняли первую в моей жизни «красную дорожку». За ней последовали другие. На рыжую падчерицу судьбы посыпались шансы и возможности, включая звонок от дизайнера интерьеров «Гансвоорта».
– Просмотрев ваш портфолио, мы пришли к выводу, что ваш стиль вполне соответствует нашему району. Мы бы хотели нанять вас снимать окружающие отель места, но мы очень ограничены во времени. Когда вы можете приступить к работе?
Я приступила к работе в тот же день и стала отвечать за фотосъемки, а также за выбор произведений искусства в номерах и коридорах, за их комбинирование, за отображение моды, ночной жизни, ресторанов, граффити и архитектурных элементов. За портреты трансвеститов в их естественной среде. Мне платили деньги за то, чтобы я рассказывала истории, объясняла то, что вижу, через объектив, выдержку и свет. Люди хотели видеть мои работы. Я была просто на седьмом небе от счастья. И занята по горло!
В апреле, к моменту открытия отеля, я наносила завершающие штрихи на сделанный мною сайт отеля, просматривала последние отпечатки снимков (без контроля качества никуда!) и без особого успеха пыталась раздобыть для себя гостевой пропуск в бассейн, расположенный на крыше. Днем я продолжала с полной нагрузкой трудиться в рекламном агентстве, а по вечерам фотографировала мероприятия на «красной дорожке». Пора было расслабиться. Алкоголь и вечеринка на крыше как раз для этого подойдут.
Мой друг Мэтт, нечто вроде личного помощника начальства в пиар-фирме, пригласил меня на вечеринку «Аберкромби энд Фитч», где кажется, рыжеволосые по популярности превзошли блондинок. Вообще-то только у трех процентов населения земного шара от природы рыжие волосы, но на крыше «Гансвоорта» рыжие были повсюду. Смотрелось это до ужаса странно и даже неуместно. Если бы у рыжих была своя песня, ее написала бы группа «AC/DC», и наверняка присовокупились бы еще танцы у шеста. Разумеется, все были красивы той красотой, которую хочется потрогать и втянуть при этом живот. Я разговаривала со всеми подряд, и, как ни удивительно, улыбки на всех великолепных лицах, были искренние. Наверняка они убили времени не меньше, чем требуется для приготовления десятикилограммовой индейки, чтобы придать себе искусно небрежный вид, но тщеславия заметно не было. Кажется, все тут были самими собой.
После полуночи я почувствовала, что сильно устала, и решила, что постель мне нужнее выпивки. Сдерживая зевки, я распрощалась с Мэттом и вышла на улицу, чтобы поймать такси. Ко мне приблизилась компания мужчин-моделей. Ну да, никем иным, кроме моделей, они и быть не могли, и я не знаю, подходящее ли тут слово «приблизились».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Ну да, я хотела разделить обновленную себя с мужчиной, но меня не покидала неуверенность оттого, что я не смогу быть готова к новым взаимоотношениям до тех пор, пока не научусь сама вручную настраивать свою жизнь. Вечером, приехав домой, я обнаружила еще одно послание от Приоритета диафрагмы. На мое предложение связаться как-нибудь потом, в дождливый свободный денек, он ответил мне стихотворением Дэвида Миллера «Тихие пути воды», а также черно-белым фотоснимком оконного стекла с каплями дождя.
Нет, Стефани. И думать не смей! Я преодолела большое искушение: а вдруг он настолько же страстный, как моя преподавательница фотографии? Поблагодарив его за предложение о встрече, я решила выждать, сосредоточиться и заняться делом с фотокамерой в руках, наслаждаясь возможностью останавливать мгновения. Мы не прекратили ежедневной дружеской переписки, но это не мешало мне заглядывать за углы, блуждая по городу, который я рассматривала сквозь объектив фотоаппарата, подобно ребенку, который заглядывает в поисках нового под большой камень.
На протяжении двух с небольшим месяцев, которые минули с тех пор, как мы расстались с Оливером, наступило пугающее одиночество. Я с удовольствием исследовала город, наслаждаясь возможностью ни перед кем ни отчитываться за ранние уходы или поздние возвращения. С энтузиазмом выпускника колледжа, ищущего работу, я выискивала в журналах информацию, просто чтобы занять себя. Я обнаружила ресторан с безупречной карой вин. Посещала дневные спектакли. Даже уроки кулинарии!
Раньше, когда у меня с кем-нибудь был роман, я не сознавала, что поиски новых впечатлений вовсе не требуют присутствия мужчины. Мне нравилось наблюдать за людьми, следить за их жестами, вслушиваться в их слова, но едва возле меня появлялся мужчина, этот увлекательный процесс затормаживался. Все новое ассоциировалось у меня с флиртом и любовными проказами, и я не понимала, что новое может существовать и за рамками романа. Теперь я узнала, что новизну привносит и дружба. Волонтерство. Чтение и учеба на курсах. Новое можно узнать в баре: разглядывая, слушая, подсматривая за чужими судьбами. Новизну – вы только подумайте! – несут и встречи с другими женщинами, если отправиться в бар в одиночестве и выслушать их истории, узнать, что они испытали. Новизна не воплощена только в облике классного мужчины. Новизна – это разнообразие моей жизни, занятия, которые мне интересны.
Блуждание по городу с фотоаппаратом на шее стало началом длительного путешествия к неизведанной судьбе, – ну, если не считать таким путешествием саму жизнь.
Фотографирование мне нравилось. Оно воплощало в себе рассказ какой-то новой истории, позволяло вырваться из мира тяжелых мыслей и научиться радоваться мгновению. Отныне я могла выражать себя не только посредством отбора информации и рекламного веб-дизайна. За меня говорили фотоснимки, запечатленный свет. Спокойными оранжевыми вечерами я наблюдала и изучала тонкости человеческого поведения, то, как мы флиртуем при помощи салфеток и глаз. И символику питья через соломинку. Щелчок затвора – и мгновение поймано! Запечатлев его, я могу без единого слова рассказать о том, что я увидела и почувствовала.
Глава 15
РЫЖАЯ
– Да, – наконец ответила я в середине марта на очередное послание Приоритета Диафрагмы:
«Знаете, мисс Кляйн, я не хочу больше думать о вас только как о друге по переписке. Давайте встретимся после ваших занятий, чтобы вы могли мне стать по крайней мере обыкновенным другом.
Стивен».
А, к черту. Он прав. Мы столько переписывались и перезванивались, что я привыкла называть Стивена другом, а не бойфрендом. Почему бы и не встретиться?
– Ну что же, если это не свидание, тогда ладно.
– Называйте, как хотите. Мне просто хочется увидеть ту неуравновешенную рыжую девушку, которую я, кажется, неплохо узнал за эти...
– Да.
Так все и случилось.
После занятий я встретилась со Стивеном в «Ческа» в Верхнем Уэст-Сайде. Он оказался несколько массивнее, чем на фотографии. А его глаза – более голубыми. Он улыбался по-мальчишески дружелюбно. В волосах было многовато седины. Он пах свежевыстиранным бельем. Мы сразу заговорили легко и свободно, уминая порцию поленты с грибами и по очереди вытирая миску хрустящими горбушками. Я не наелась.
– Ты ведь все еще голодна, правда? – Именно тогда, в тот самый момент я поняла, что он мне очень нравится. – Слушай, а я тоже. – Он прикоснулся к моей ноге. – Может, закажем паэлью?
Именно в тот момент я его полюбила. Я коснулась его руки. У него была мягкая кожа; мне вдруг хотелось вздремнуть с ним рядом.
Между нами воздвиглась голова омара; россыпь желтого риса липла к ракушкам мидий. Еще вина. Он проводил меня до дома. Когда я поднялась к себе, а Стивен уехал домой на такси, я послала ему сообщение: «Жду не дождусь следующей встречи».
Плохо дело. Я еще не созрела для свиданий! Что, всего нескольких занятий, а я уже превратилась в зрелую женщину, исполненную самоуважения? Нет! Я не была готова к свиданиям, ибо до сих пор слишком в них нуждалась. Слишком. Поэтому в следующие недели, когда Стивен делал шаг ко мне, я пятилась назад. Мы продолжали встречаться, чтобы закусить, выпить или изредка посмотреть в воскресенье кино. Но после этого я всегда исчезала, находя множество отговорок. «Завтра мне рано вставать». «Линус меня заждался». «У меня дома ужасный беспорядок». У нас были «не-свидания», и Стивен это знал.
Когда Вермишелли пригласила меня на вечеринку по случаю окончания ярмарки искусств «Скоуп», где начинающие художники, искусствоведы и агенты по продажам будут отмечать закрытие выставки, я не нашла причин для отказа.
– Приходи, – попросила она, – и захвати с собой фотоаппарат. Там соберется целый букет странных типов.
Меня не пришлось долго упрашивать. Для проведения вечеринки выбрали крышу еще не открытого для клиентов отеля «Гансвоорт». Комнаты отеля превратили в залы, где были выставлены произведения искусства из галерей «Скоуп». Я поинтересовалась: как дизайнер по интерьеру будет определять, какие произведения искусства вешать в номера, когда ярмарка закончится? Поинтересовалась я вслух, в разговоре с одним из владельцев отеля, приятелем Вермишелли.
– Ну, наш дизайнер по интерьеру – жена архитектора, и насколько я знаю, она сама решает, какие произведения искусства нужны в номерах, – ответил он, предварительно попозировав с деловым партнером. Я уже приучила себя никогда не расставаться с фотоаппаратом, опасаясь, что мне вдруг непременно понадобится что-то снять, а камеры под рукой не окажется, и потом я буду себя за это ругать. – Пришлите свое портфолио, и она наверняка с вами свяжется. – Я поблагодарила его и спустя два дня так и сделала.
Зависит ли наш успех от знаний, круга знакомств или удачно выбранного момента? Занялась бы жена архитектора дизайном интерьеров отеля, не будь она его женой? Или он просто предоставил ей такую возможность, а остальное зависело только от нее? Как выяснилось, своеобычное следование пристрастиям открыло мне новые возможности. Дело было не просто в удачном моменте и знакомствах. Свою роль сыграло все, а мое дело было рискнуть, собрать портфолио и отправить его в надежде на отзыв. Все выходные я сидела в фотолаборатории, с головой погрузившись в проявку снимков. Всю неделю я до утра возилась с фильтрами «Фотошопа», выбирая оттенки. Все это не казалось мне работой. И поэтому, собираясь на вечеринку «Скоуп», меньше всего я задумывалась о завязывании новых контактов.
Новые возможности открылись передо мной, словно удачный расклад карт.
Во время вечеринки ко мне подошел Патрик Мак-Маллен. Я ничего о нем не знала, кроме того, что ему понравились мои рыжие волосы и он хотел пригласить меня на свою вечеринку в честь Дня святого Патрика. Он протянул мне свою визитку и сказал:
– Вы такая рыжая, – произнес он, изучая мой локон, – что просто обязаны прийти.
Когда я показала его визитную карточку Вермишелли, та захлебнулась от восторга.
– Стеф, да он же знаменитый модный фотограф! Он снимает все выставки в Брайант-Парке, «Недели моды», и все такое. Ты пойдешь?
Конечно, пойду. Ведь меня пригласил сам Патрик Мак-Маллен лично. И он занимался именно тем, чем рассчитывала заняться когда-нибудь и я: зарабатывал себе на жизнь, благодаря своему увлечению.
На вечеринку Патрика я пошла с Геем Максом. Я надеялась, что мне удастся снова поговорить с Патриком: вдруг у него есть вакансия фотографа? Спросить никогда не мешает. Впрочем, оказавшись на вечеринке, я поняла: чтобы кого-то о чем-то здесь спрашивать, придется орать во все горло. Это вам не джаз при свечах. Зеленое пиво, бумажные трилистники, грандж-рокеры и толпы фотографов, таскавших за собой камеры, хоть здесь вроде и было запрещено фотографировать.
– И как тебя угораздило попасть сюда? – осведомился Гей Макс, удивленно глядя на меня.
– Ха. Я знала, что тебе тут понравится, даже несмотря на пижонство, – насмешливо сказала я. – Хозяин пригласил меня из-за рыжих волос. – Я встряхнула этими самыми волосами. – Не спрашивай о подробностях. Я с ним практически не знакома.
– Он что, решил, что ты ирландка или вроде того?
Я закатила глаза и подняла бокал с яблочным мартини.
– Выпьем за зеленый алкоголь и за еврейку с примесью латиноамериканской крови, которая выглядит как ирландка!
– И за моделей! – прибавил Макс, заглядываясь на знойную брюнетку неподалеку.
Мы чокнулись и выпили, наблюдая красивых людей, которые не были заняты едой.
– Я сейчас вернусь, – проговорил Макс, поигрывая своим стаканом. – Мне кое-куда нужно.
В его отсутствие я принялась обозревать окружающих через объектив. Мужчины с ершистыми прическами в стильных футболках и холщовых туфлях не обращали внимания ни на кого, мимо кого проходили. Хрупкие девушки с накрашенными яркой, как у официанток, помадой губами, выпячивали их, боясь, что если улыбнутся, испачкают помадой не только губы. «Сладенькие» мальчики, явно не достигшие двадцати одного года, видимо, проникли сюда при содействии швейцара. Они старались казаться взрослее с помощью жвачки: усердное жевание скрадывало их слабоватые подбородки. Еще здесь были немолодые джентльмены, которые имели шансы лишь у городских львиц лет сорока пяти с лицами, настолько стянутыми ботоксом, что презрительную гримасу уже не скорчишь. Впрочем, один из этих старомодных джентльменов без всяких колебаний подошел и ко мне.
– Как дела? – неразборчиво спросил седой мужчина с кожей как шкурка мандарина, слизывая с верхней губы пышную пивную пену.
– Хорошо, а у вас?
– Прекрасно. Прекрасно. – Из-за шума оркестра он заговорил громче. – Я как раз думал о том, есть ли у вас красный ковер, – пробормотал этот умник.
– Что? – Наверное, я все-таки ослышалась. – Фотографирую ли я красную ковровую дорожку?
– Нет, нет, дражайшая. – Взмахнув рукой, он придвинулся ближе и пояснил, обдавая меня алкогольным выхлопом. – Я только хотел узнать, сочетаются ли по цвету ваши занавески и ковер. – Я перестала улыбаться, но он, не обращая внимания на мою реакцию, уткнулся в мои волосы и громко вдохнул.
Это было не просто противно, это еще и пугало.
Именно что пугало, точнее и не скажешь. Иногда быть рыжей сложно, в основном среди людей. Этот стареющий ловелас отнюдь не первый обнюхивал мои волосы, воображая почему-то, что женщина с золотисто-рыжими волосами должна благоухать, как земляничная поляна. Обычно, сделав комплимент моим кудрям, мужчина подцеплял один локон и брал его в руку, поднося к носу. Глубоко вдыхая, он вопросительно на меня смотрел. Потом он закрывал глаза, словно пытаясь в уме отделить ноты персика от груши. Потом снова открывал глаза, так и не решив, что же обонял, только зная, что это что-то иностранное и редкое. Пугающее зрелище, доложу я вам. У этой страсти к неизведанному и редкостному нет логического объяснения. Не меньшее изумление вызывает у людей, когда я говорю, что унаследовала рыжие волосы от обоих родителей. Почему-то никто не верит, что мой отец может быть рыжим. Мы редко обращаем внимание на цвет волос мужчины. Перечисляя знаменитых рыжеволосых, вы не вспомните о Вуди Аллене или Винсенте Ван Toрe. Скорее, вы вспомните актрис вроде Джулианны Мур и Николь Кидман.
На карикатурах рыжеволосых изображают либо задирами, либо хитрецами и умниками. Мифология \связывает нас с ядом, с подземельями, с Аидом.
А здесь, на земле, нас сравнивают с лисицами. Когда я только родилась, меня прозвали не «сушим ангелом», а «настоящим дьяволенком». От меня ждали проказ и неповиновения. Ну и пожалуйста. Давайте. Загоняйте меня в любые рамки. Я запросто могу воплотить стереотип, да еще и ирландский темперамент добавлю для полноты картины.
Этот старикашка заинтересовался цветом волос у меня не на голове, таким образом переведя ситуацию из тревожной в оскорбительную. Я ощутила, как во мне просыпается боевой дух. Но высказать все, что хотела, не успела: нас перебили. Юный промоутер с ангельским личиком тронул меня за руку.
– Простите, что перебиваю, но я правильно расслышал? Вы фотографируете «красные дорожки»?
Я невольно уставилась на его щеки, гадая, пользуется ли он румянами?
– Ну, я...
– Так на кого вы работаете? – спросил он, глядя на мой фотоаппарат. Я все еще не могла отвести от него глаз, и ему пришлось повторить: – Эй, так на кого вы работаете? – произнес он погромче.
Я тряхнула головой, отгоняя настойчивое желание ущипнуть его за щеку.
– Ну, знаете, я в основном фрилансер.
– Класс. А кто вас пригласил сегодня?
– Патрик, – ответила я.
Можно подумать, Патрик смог бы вспомнить хотя бы мое имя.
– Послушайте! – Он подхватил меня под руку и увлек от старого идиота. – У меня тут скоро важное мероприятие – не хотите ли прийти его поснимать. – Так, дайте подумать.
Пойти поразвлечься, выпить и поснимать развлекающихся людей? Вы что, шутите?
– Конечно. – Я так и сделала.
Мы с моим «красным ковром» отсняли первую в моей жизни «красную дорожку». За ней последовали другие. На рыжую падчерицу судьбы посыпались шансы и возможности, включая звонок от дизайнера интерьеров «Гансвоорта».
– Просмотрев ваш портфолио, мы пришли к выводу, что ваш стиль вполне соответствует нашему району. Мы бы хотели нанять вас снимать окружающие отель места, но мы очень ограничены во времени. Когда вы можете приступить к работе?
Я приступила к работе в тот же день и стала отвечать за фотосъемки, а также за выбор произведений искусства в номерах и коридорах, за их комбинирование, за отображение моды, ночной жизни, ресторанов, граффити и архитектурных элементов. За портреты трансвеститов в их естественной среде. Мне платили деньги за то, чтобы я рассказывала истории, объясняла то, что вижу, через объектив, выдержку и свет. Люди хотели видеть мои работы. Я была просто на седьмом небе от счастья. И занята по горло!
В апреле, к моменту открытия отеля, я наносила завершающие штрихи на сделанный мною сайт отеля, просматривала последние отпечатки снимков (без контроля качества никуда!) и без особого успеха пыталась раздобыть для себя гостевой пропуск в бассейн, расположенный на крыше. Днем я продолжала с полной нагрузкой трудиться в рекламном агентстве, а по вечерам фотографировала мероприятия на «красной дорожке». Пора было расслабиться. Алкоголь и вечеринка на крыше как раз для этого подойдут.
Мой друг Мэтт, нечто вроде личного помощника начальства в пиар-фирме, пригласил меня на вечеринку «Аберкромби энд Фитч», где кажется, рыжеволосые по популярности превзошли блондинок. Вообще-то только у трех процентов населения земного шара от природы рыжие волосы, но на крыше «Гансвоорта» рыжие были повсюду. Смотрелось это до ужаса странно и даже неуместно. Если бы у рыжих была своя песня, ее написала бы группа «AC/DC», и наверняка присовокупились бы еще танцы у шеста. Разумеется, все были красивы той красотой, которую хочется потрогать и втянуть при этом живот. Я разговаривала со всеми подряд, и, как ни удивительно, улыбки на всех великолепных лицах, были искренние. Наверняка они убили времени не меньше, чем требуется для приготовления десятикилограммовой индейки, чтобы придать себе искусно небрежный вид, но тщеславия заметно не было. Кажется, все тут были самими собой.
После полуночи я почувствовала, что сильно устала, и решила, что постель мне нужнее выпивки. Сдерживая зевки, я распрощалась с Мэттом и вышла на улицу, чтобы поймать такси. Ко мне приблизилась компания мужчин-моделей. Ну да, никем иным, кроме моделей, они и быть не могли, и я не знаю, подходящее ли тут слово «приблизились».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33