– У меня есть один влиятельный знакомый, Юсуф аль-Бени, он смирился с прибытием французов и сохранил свои владения и всех своих домочадцев. Он содержит своих женщин в гареме и мог бы приютить там одну жрицу. Не в качестве новой наложницы, а в качестве гостьи.
– А можно ли доверять этому Юсуфу?
– Его можно купить, я думаю.
– Я не хочу томиться в неизвестности, просиживая за вышиванием в компании глупых женщин, – сказала Астиза.
Черт возьми, она ведет себя на редкость независимо. Но именно это, помимо прочего, мне в ней и нравилось.
– Не сомневаюсь, что тебе не хочется и быть зверски убитой, – возразил я. – Ашраф подсказал нам отличную идею. Ты спрячешься там в качестве гостьи вместе с медальоном, пока я буду обследовать пирамиды, и в итоге мы с Енохом, надеюсь, найдем нужные нам ответы. Тебе нельзя появляться на улице. Не придавай также особого значения этой подвеске, пусть все в гареме видят ее на тебе. В лучшем случае истинные намерения Силано скоро выплывут наружу. Бонапарт все поймет и осознает, что этот граф вовсе не стремится помочь Франции, а желает лично завладеть тайными силами.
– Не менее рискованно бросать меня там одну, – упорствовала Астиза.
– Ты будешь не одна, а в компании глупых женщин, как сама и сказала. Тебе надо затаиться и выждать. Я найду книгу Тота и вызволю тебя.
Глава 16
По сравнению с тем первым знакомством с пирамидами, что осуществили мы с Тальма и Жомаром, посещение их Наполеоном вылилось в нечто гораздо более величественное и грандиозное. После переправы через Нил на плато Гизы взобрались более сотни офицеров, военный эскорт, проводники, слуги и ученые. Это напоминало воскресную прогулку с шикарным пикником; караван ослов привез французских жен, любовниц; горы захваченных с собой фруктов, сластей, мяса, освежительных напитков и вин напоминали о волшебном роге изобилия. Зонтики служили защитой от знойного солнца. Песок был устлан коврами. Нам предстояла трапеза по соседству с вечностью.
Бросалось в глаза отсутствие Силано, который, как мне сообщили, проводил свои собственные расследования в Каире. Я порадовался, что мы надежно спрятали Астизу.
Когда мы преодолели утомительный подъем, я доложил Бонапарту об ужасной смерти Тальма, надеясь, оценив реакцию, посеять в его уме сомнения относительно честности намерений моего соперника. К сожалению, эта новость скорее рассердила, чем потрясла нашего командующего.
– Этот журналист едва успел начать мою биографию! Зачем он таскался в одиночку по стране, пока мы не усмирили ее население?
– Мой друг исчез после прибытия Силано, генерал. Случайно ли такое совпадение? Я боюсь, что граф может быть причастен к его кончине. Или тут замешан предводитель бедуинских разбойников бин Садр.
– Эти разбойники, месье Гейдж, помогают нам. А граф послан сюда самим Талейраном. Он уверяет, что ничего не знает о Тальма, и в любом случае у него нет мотивов для такого убийства. Разве не так?
– Он говорил, что ему нужен медальон.
– А вы, кажется, уверяли нас, что потеряли его. Почему в стране с множеством бунтующих аборигенов вы подозреваете только наших союзников?
– Но действительно ли они наши союзники?
– Они мои союзники! И вы тоже им станете, когда начнете наконец разгадывать загадки, ради которых мы привезли вас сюда! Сначала вы теряете медальон и календарь, а теперь еще обвиняете в чем-то наших помощников! Да, Тальма погиб! На войне с людьми это порой случается.
– Только их головы не доставляют в кувшине с маслом.
– Я видел части похуже тех, что вам доставили. Послушайте. Вы видели поражение нашего флота. Наши успехи поставлены под сомнение. Мы отрезаны от Франции. Восставшие мамелюки собирают силы на юге. Египтяне пока не смирились с новым положением. Бунтовщики готовы на любые зверства, дабы посеять в нас тот ужас и смятение, которыми вы уже заразились. Опомнитесь, Гейдж! Нам надо, чтобы вы искали решение древних загадок, а не создавали новые сложности.
– Генерал, я делаю все, что в моих силах, но голова Тальма, очевидно, была своеобразным посланием…
– Существенными являются лишь древние послания. Сочувствие сейчас недопустимо, поскольку оно есть проявление слабости, а любая слабость с моей стороны грозит нашим уничтожением. Гейдж, я проявил снисходительность к присутствию в наших рядах американца, так как меня уверили, будто вы можете быть полезны в изучении тайн древних египтян. Можете вы объяснить мне назначение этих пирамид или нет?
– Я провожу их исследование, генерал.
– Желаю успеха. Поскольку как только я пойму, что толку от вас нет, то посажу в тюрьму. – Высказывая это предупреждение, он уже смотрел мимо меня. – Боже мой! Они поистине величественны, не правда ли?
Тот же благоговейный трепет, что испытывал я при первом посещении, теперь испытали и все остальные, увидев Сфинкса и пирамиды. Болтовня затихла, когда мы все теснились на песке, как муравьи, перед этой осязаемой временной бездной. Нас потрясли не призраки давно забытых строителей или фараонов, но, скорее, безмятежный дух самих сооружений.
Наполеон, однако, обследовал эти памятники с тщательностью интенданта.
– Такие пирамиды мог бы построить даже ребенок, но размах безусловно впечатляет. Монж, вы понимаете, сколько камня потребовалось для сооружения таких громадин? Строительство этой самой большой пирамиды подобно руководству действиями целой армии. Каковы ее размеры, Жомар?
– Мы пока проводим раскопки, ища по углам ее исходное основание, – ответил офицер. – Максимальная ширина каждой грани составляет как минимум семьсот пятьдесят футов, а высота – более четырехсот пятидесяти футов. Основание занимает тринадцать акров, и хотя строительные блоки огромны, я подсчитал, что здесь их по меньшей мере два с половиной миллиона. Ее объем настолько велик, что она с легкостью вместила бы любой из европейских соборов. Это самое большое сооружение в мире.
– Надо же, как много камня, – пробормотал Наполеон.
Он поинтересовался размерами других пирамид и, воспользовавшись карандашом Конте, начал производить какие-то свои вычисления. Он выводил математические знаки с той легкостью, с какой порой набрасывают забавные рисунки.
– А где, по-вашему, они брали камень, Доломье? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
– Где-то поблизости, – ответил наш геолог. – Коренной подстилающей породой этого плато является известняк, и именно из таких блоков построены эти пирамиды. Поэтому они и подверглись такой сильной эрозии. Известняк не слишком твердая порода и быстро разрушается под воздействием водных потоков. Потому-то в известняковых горах часто встречаются пещеры. Мы можем найти пещеры и здесь, но я допускаю, что это плато окажется монолитным, учитывая необычайно сухой климат. Судя по известным ныне сведениям, внутри самой пирамиды также есть гранитные плиты, а разработки гранита находятся лишь на расстоянии нескольких миль отсюда. Я полагаю, что для облицовки использовали известняк более высокого качества, который также добывали в отдельной каменоломне.
Наполеон показал свои вычисления.
– Взгляните, как забавно. Из камня, пошедшего на строительство этой пирамиды, мы могли бы соорудить стену двухметровой высоты и метровой толщины и окружить ею всю Францию.
– Я надеюсь, генерал, вы не планируете такого строительства, – пошутил Монж. – Иначе нам пришлось бы везти на родину миллионы тонн.
– Вы правы, у меня иные планы. – Он рассмеялся. – Но, по крайней мере, я нашел правителя, превзошедшего меня в честолюбивых стремлениях. Хуфу, ты заставил меня почувствовать себя карликом! Однако почему было просто не прорыть туннели в какой-нибудь горе? Правда ли, что арабские расхитители гробниц не обнаружили внутри мумии?
– Действительно, нет никаких свидетельств того, что там кого-то захоронили, – подтвердил Жомар. – Главный вход запечатан огромными гранитными глыбами, которые, по всей видимости, защищали… пустые погребальные залы.
– Итак, мы столкнулись с очередной загадкой.
– Вероятно. Но по моей теории эти пирамиды имели другое предназначение. Например, примечательно уже то, что пирамида построена почти на тридцатой параллели. А это составляет примерно треть пути от экватора до Северного полюса. Как я уже рассказывал здесь Гейджу, эти древние памятники наводят на мысль о том, что египтяне понимали как происхождение, так и размеры нашей планеты.
– Если так, то они умнее половины офицеров моей армии, – сказал Бонапарт.
– Равно поразительно, что эта Великая пирамида и ее соседки сориентированы по четырем основным сторонам света с большей точностью, чем это доступно современным геодезистам. Если провести прямую линию из вершины пирамиды к Средиземному морю, то она точно разделит пополам Нильскую дельту. А если продолжить линии сторон этой пирамиды соответственно на северо-восток и северо-запад, то они образуют треугольник, в основание которого точно вписывается сама эта дельта. Место для строительства выбрано не случайно, генерал.
– Любопытно. А что, если ее символическое местоположение отражает единство Верхнего и Нижнего Египта? Вы не думаете, что эта пирамида является своеобразным политическим учреждением?
Жомара окрылило такое внимание к его гипотезам, которые высмеивали остальные офицеры.
– Интересно также рассмотреть апофему этой пирамиды, – воодушевленно сказал он.
– Какую апофему? – встрял я.
– Если провести линию вниз от вершины к середине нижней стороны грани пирамиды, – пояснил математик Монж, – то мы получим два треугольника, разделенные апофемой.
– А-а.
– Так вот, ее апофема, – продолжил Жомар, – составляет точно шестьсот футов, что равно длине греческой стадии. Такова была традиционная мера длины в Древнем мире. Эта пирамида может быть измерительным эталоном, или ее построили как своеобразный эталон, предвосхитив позднейшие меры длины греков.
– Все возможно, – сказал Бонапарт. – Однако если глупо было использовать такую громадину в качестве гробницы, то совсем уже нелепо было городить столько камня для употребления его в качестве мерила.
– Как вам известно, генерал, каждый градус широты или долготы состоит из шестидесяти минут. А апофема пирамиды также оказывается равна одной десятой минуты такого градуса. Разве это простое совпадение? Еще удивительнее, что периметр основания пирамиды равен половине минуты, а два периметра – целой минуте. Более того, периметр основания этой пирамиды оказывается равен окружности с радиусом, тождественным высоте пирамиды. Таким образом, можно предположить, что в размерах этой пирамиды зашифрованы размеры нашей планеты.
– Но разве разделение Земли на триста шестьдесят градусов не является современным нововведением?
– Вовсе нет, такое подразделение было введено уже в Древнем мире, от Вавилона до Египта. Древние выбрали число триста шестьдесят, поскольку оно отражало число дней в году.
– Но в году триста шестьдесят пять дней, – возразил я. – И еще четверть.
– Действительно, осознав это, египтяне добавили пять священных дней, – объяснил Жомар, – так же как революционеры добавили праздничные дни к нашим новым тридцати шести десятидневным неделям. Моя гипотеза состоит в том, что люди, построившие эту пирамиду, уже знали размеры и форму нашей планеты и заложили эти данные в свое сооружение, дабы они не были утрачены, если цивилизация придет в упадок. Наверное, они предвидели наступление мрачного средневековья.
Наполеон начал терять терпение.
– Но зачем?
Жомар пожал плечами.
– Чтобы вновь воспитать человечество. Или просто показать, что они узнали. Мы возводим памятники Богу и военным победам. А они захотели увековечить в памятнике математические и научные открытия.
Мне показалось невероятным, что жившие в глубочайшей древности люди могли так много знать, и все-таки в облике этой пирамиды было нечто фундаментально правильное, словно ее строители задались целью передать потомкам некие вечные истины. Франклин упоминал о сходной правильной соразмерности греческих храмов, и, как я помню, Жомар привязывал все это к странной числовой последовательности Фибоначчи. Вновь я задумался о том, не имеют ли эти арифметические игры какого-то отношения к тайне моего медальона. Математика затуманила мой разум.
Бонапарт повернулся ко мне.
– А что думает на сей счет наш американский друг? Какие взгляды может предложить Новый Свет?
– Американцы полагают, что у любого творения должно быть особое назначение, – произнес я, пытаясь изобразить глубокомысленный вид. – Мы основываемся на практической пользе, как известно. А каково практическое применение этого памятника? Думаю, Жомар склоняет нас к той мысли, что у этого остроконечного сооружения более основательное назначение, чем просто гробница.
Наполеона не одурачила моя бессвязная болтовня.
– Что ж, по крайней мере, очевидно, что у этой пирамиды есть острый конец. – Мы покорно рассмеялись. – Пойдемте. Я хочу заглянуть внутрь.
* * *
Большинство прибывших в Гизу французов довольствовались пикником, но горстка ученых отправилась к темному пролому в северной стороне пирамиды. Там находился известняковый портал исходного входа в гробницу, сооруженный еще самими древними египтянами. Этот вход, пояснил Жомар, обнаружили только после того, как мусульмане ободрали обшивку пирамиды для постройки зданий в Каире; в древние времена там находилась хитроумно спрятанная каменная дверь, подвешенная на мощных петлях. Никто так и не сумел обнаружить исходную дверь. Поэтому в средние века несведущие арабы попытались ограбить пирамиду, прорубив в нее свой собственный вход. В 820 году халиф Абдулла аль-Мамум, зная, что в исторических документах упоминался северный вход, нанял команду инженеров и каменщиков, чтобы они спроектировали новые туннели для проникновения внутрь пирамиды, надеясь обнаружить там проложенные строителями коридоры и шахты. Вероятно, по воле случая изначально вход находился выше проделанного ими туннеля. В него-то мы и вошли.
Хотя гипотеза о местоположении входа оказалась неверной, туннель вскоре привел арабов в узкую внутреннюю шахту внутри пирамиды, устроенную самими египтянами. Согласно измерениям Жомара, новый туннель начинался всего на четыре фута ниже оригинального входа и соединился с древним туннелем под углом в двадцать три градуса. Поднявшись по обнаруженному коридору, арабы нашли и настоящий вход, или, скорее, выход наружу, а также второй коридор, поднимавшийся в толщу пирамиды под тем же наклоном, под каким первый спускался. Такая верхняя шахта не упоминалась в древних хрониках и была заблокирована гранитными стенами, не пробиваемыми даже с помощью долота. Осознав, что найден тайный путь к сокровищам, аль-Мамум приказал своим людям пробить круговой проход вокруг этих гранитных плит в более мягких известняковых блоках. За время этой чертовски грязной и вредной работы с каменщиков сошло по семь потов. За первой гранитной плитой последовала вторая, а за ней и третья. Затратив огромные усилия, они проникли в ту верхнюю шахту, но обнаружили, что она завалена глыбами известняка. Не дрогнув, они расчистили этот ход. Наконец им удалось проникнуть внутрь, но они не обнаружили там…
– Ничего, – сказал Жомар. – И тем не менее кое-что интересное вы все-таки увидите сегодня.
Под руководством нашего географа мы произвели разведку этой архитектурной путаницы входов и пересечений, а затем спустились, чтобы взглянуть на нижнюю шахту, до которой изначально и добрались арабы. Мрак там царил полнейший.
– А почему они не проделали ступени в этом наклонном коридоре? – заинтересовался Наполеон.
– Может, им нужно было скатывать по нему какие-то вещи, – предположил Жомар. – Или эта шахта имела совсем другое назначение, например использовалась в качестве вентиляционной трубы или телескопа, направленного на определенную звезду.
– Слишком глупое назначение для огромнейшего памятника в мире, – возразил Бонапарт. – Я уверен, мы просто упускаем что-то важное.
Местные проводники несли факелы, а мы осторожно спустились примерно метров на сто, держась за боковые своды. Сводчатые стены сменились гладкой шахтой, прорубленной в известняковой породе самого плато, и вскоре туннель вывел нас в сводчатый, похожий на пещеру зал с каким-то углублением и неровным полом. Здесь как будто что-то недоделали.
– Как вы видите, этот тупиковый коридор привел в пустое помещение, – сказал Жомар. – Мы не обнаружили здесь ничего интересного.
– Тогда что мы здесь делаем? – спросил Бонапарт.
– Отсутствие очевидной цели ставит новые вопросы, не правда ли? Зачем они прокопались сюда? Но потерпите, скоро вы увидите нечто более интересное. Давайте поднимемся обратно.
Задохнувшиеся и вспотевшие, мы полезли обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– А можно ли доверять этому Юсуфу?
– Его можно купить, я думаю.
– Я не хочу томиться в неизвестности, просиживая за вышиванием в компании глупых женщин, – сказала Астиза.
Черт возьми, она ведет себя на редкость независимо. Но именно это, помимо прочего, мне в ней и нравилось.
– Не сомневаюсь, что тебе не хочется и быть зверски убитой, – возразил я. – Ашраф подсказал нам отличную идею. Ты спрячешься там в качестве гостьи вместе с медальоном, пока я буду обследовать пирамиды, и в итоге мы с Енохом, надеюсь, найдем нужные нам ответы. Тебе нельзя появляться на улице. Не придавай также особого значения этой подвеске, пусть все в гареме видят ее на тебе. В лучшем случае истинные намерения Силано скоро выплывут наружу. Бонапарт все поймет и осознает, что этот граф вовсе не стремится помочь Франции, а желает лично завладеть тайными силами.
– Не менее рискованно бросать меня там одну, – упорствовала Астиза.
– Ты будешь не одна, а в компании глупых женщин, как сама и сказала. Тебе надо затаиться и выждать. Я найду книгу Тота и вызволю тебя.
Глава 16
По сравнению с тем первым знакомством с пирамидами, что осуществили мы с Тальма и Жомаром, посещение их Наполеоном вылилось в нечто гораздо более величественное и грандиозное. После переправы через Нил на плато Гизы взобрались более сотни офицеров, военный эскорт, проводники, слуги и ученые. Это напоминало воскресную прогулку с шикарным пикником; караван ослов привез французских жен, любовниц; горы захваченных с собой фруктов, сластей, мяса, освежительных напитков и вин напоминали о волшебном роге изобилия. Зонтики служили защитой от знойного солнца. Песок был устлан коврами. Нам предстояла трапеза по соседству с вечностью.
Бросалось в глаза отсутствие Силано, который, как мне сообщили, проводил свои собственные расследования в Каире. Я порадовался, что мы надежно спрятали Астизу.
Когда мы преодолели утомительный подъем, я доложил Бонапарту об ужасной смерти Тальма, надеясь, оценив реакцию, посеять в его уме сомнения относительно честности намерений моего соперника. К сожалению, эта новость скорее рассердила, чем потрясла нашего командующего.
– Этот журналист едва успел начать мою биографию! Зачем он таскался в одиночку по стране, пока мы не усмирили ее население?
– Мой друг исчез после прибытия Силано, генерал. Случайно ли такое совпадение? Я боюсь, что граф может быть причастен к его кончине. Или тут замешан предводитель бедуинских разбойников бин Садр.
– Эти разбойники, месье Гейдж, помогают нам. А граф послан сюда самим Талейраном. Он уверяет, что ничего не знает о Тальма, и в любом случае у него нет мотивов для такого убийства. Разве не так?
– Он говорил, что ему нужен медальон.
– А вы, кажется, уверяли нас, что потеряли его. Почему в стране с множеством бунтующих аборигенов вы подозреваете только наших союзников?
– Но действительно ли они наши союзники?
– Они мои союзники! И вы тоже им станете, когда начнете наконец разгадывать загадки, ради которых мы привезли вас сюда! Сначала вы теряете медальон и календарь, а теперь еще обвиняете в чем-то наших помощников! Да, Тальма погиб! На войне с людьми это порой случается.
– Только их головы не доставляют в кувшине с маслом.
– Я видел части похуже тех, что вам доставили. Послушайте. Вы видели поражение нашего флота. Наши успехи поставлены под сомнение. Мы отрезаны от Франции. Восставшие мамелюки собирают силы на юге. Египтяне пока не смирились с новым положением. Бунтовщики готовы на любые зверства, дабы посеять в нас тот ужас и смятение, которыми вы уже заразились. Опомнитесь, Гейдж! Нам надо, чтобы вы искали решение древних загадок, а не создавали новые сложности.
– Генерал, я делаю все, что в моих силах, но голова Тальма, очевидно, была своеобразным посланием…
– Существенными являются лишь древние послания. Сочувствие сейчас недопустимо, поскольку оно есть проявление слабости, а любая слабость с моей стороны грозит нашим уничтожением. Гейдж, я проявил снисходительность к присутствию в наших рядах американца, так как меня уверили, будто вы можете быть полезны в изучении тайн древних египтян. Можете вы объяснить мне назначение этих пирамид или нет?
– Я провожу их исследование, генерал.
– Желаю успеха. Поскольку как только я пойму, что толку от вас нет, то посажу в тюрьму. – Высказывая это предупреждение, он уже смотрел мимо меня. – Боже мой! Они поистине величественны, не правда ли?
Тот же благоговейный трепет, что испытывал я при первом посещении, теперь испытали и все остальные, увидев Сфинкса и пирамиды. Болтовня затихла, когда мы все теснились на песке, как муравьи, перед этой осязаемой временной бездной. Нас потрясли не призраки давно забытых строителей или фараонов, но, скорее, безмятежный дух самих сооружений.
Наполеон, однако, обследовал эти памятники с тщательностью интенданта.
– Такие пирамиды мог бы построить даже ребенок, но размах безусловно впечатляет. Монж, вы понимаете, сколько камня потребовалось для сооружения таких громадин? Строительство этой самой большой пирамиды подобно руководству действиями целой армии. Каковы ее размеры, Жомар?
– Мы пока проводим раскопки, ища по углам ее исходное основание, – ответил офицер. – Максимальная ширина каждой грани составляет как минимум семьсот пятьдесят футов, а высота – более четырехсот пятидесяти футов. Основание занимает тринадцать акров, и хотя строительные блоки огромны, я подсчитал, что здесь их по меньшей мере два с половиной миллиона. Ее объем настолько велик, что она с легкостью вместила бы любой из европейских соборов. Это самое большое сооружение в мире.
– Надо же, как много камня, – пробормотал Наполеон.
Он поинтересовался размерами других пирамид и, воспользовавшись карандашом Конте, начал производить какие-то свои вычисления. Он выводил математические знаки с той легкостью, с какой порой набрасывают забавные рисунки.
– А где, по-вашему, они брали камень, Доломье? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
– Где-то поблизости, – ответил наш геолог. – Коренной подстилающей породой этого плато является известняк, и именно из таких блоков построены эти пирамиды. Поэтому они и подверглись такой сильной эрозии. Известняк не слишком твердая порода и быстро разрушается под воздействием водных потоков. Потому-то в известняковых горах часто встречаются пещеры. Мы можем найти пещеры и здесь, но я допускаю, что это плато окажется монолитным, учитывая необычайно сухой климат. Судя по известным ныне сведениям, внутри самой пирамиды также есть гранитные плиты, а разработки гранита находятся лишь на расстоянии нескольких миль отсюда. Я полагаю, что для облицовки использовали известняк более высокого качества, который также добывали в отдельной каменоломне.
Наполеон показал свои вычисления.
– Взгляните, как забавно. Из камня, пошедшего на строительство этой пирамиды, мы могли бы соорудить стену двухметровой высоты и метровой толщины и окружить ею всю Францию.
– Я надеюсь, генерал, вы не планируете такого строительства, – пошутил Монж. – Иначе нам пришлось бы везти на родину миллионы тонн.
– Вы правы, у меня иные планы. – Он рассмеялся. – Но, по крайней мере, я нашел правителя, превзошедшего меня в честолюбивых стремлениях. Хуфу, ты заставил меня почувствовать себя карликом! Однако почему было просто не прорыть туннели в какой-нибудь горе? Правда ли, что арабские расхитители гробниц не обнаружили внутри мумии?
– Действительно, нет никаких свидетельств того, что там кого-то захоронили, – подтвердил Жомар. – Главный вход запечатан огромными гранитными глыбами, которые, по всей видимости, защищали… пустые погребальные залы.
– Итак, мы столкнулись с очередной загадкой.
– Вероятно. Но по моей теории эти пирамиды имели другое предназначение. Например, примечательно уже то, что пирамида построена почти на тридцатой параллели. А это составляет примерно треть пути от экватора до Северного полюса. Как я уже рассказывал здесь Гейджу, эти древние памятники наводят на мысль о том, что египтяне понимали как происхождение, так и размеры нашей планеты.
– Если так, то они умнее половины офицеров моей армии, – сказал Бонапарт.
– Равно поразительно, что эта Великая пирамида и ее соседки сориентированы по четырем основным сторонам света с большей точностью, чем это доступно современным геодезистам. Если провести прямую линию из вершины пирамиды к Средиземному морю, то она точно разделит пополам Нильскую дельту. А если продолжить линии сторон этой пирамиды соответственно на северо-восток и северо-запад, то они образуют треугольник, в основание которого точно вписывается сама эта дельта. Место для строительства выбрано не случайно, генерал.
– Любопытно. А что, если ее символическое местоположение отражает единство Верхнего и Нижнего Египта? Вы не думаете, что эта пирамида является своеобразным политическим учреждением?
Жомара окрылило такое внимание к его гипотезам, которые высмеивали остальные офицеры.
– Интересно также рассмотреть апофему этой пирамиды, – воодушевленно сказал он.
– Какую апофему? – встрял я.
– Если провести линию вниз от вершины к середине нижней стороны грани пирамиды, – пояснил математик Монж, – то мы получим два треугольника, разделенные апофемой.
– А-а.
– Так вот, ее апофема, – продолжил Жомар, – составляет точно шестьсот футов, что равно длине греческой стадии. Такова была традиционная мера длины в Древнем мире. Эта пирамида может быть измерительным эталоном, или ее построили как своеобразный эталон, предвосхитив позднейшие меры длины греков.
– Все возможно, – сказал Бонапарт. – Однако если глупо было использовать такую громадину в качестве гробницы, то совсем уже нелепо было городить столько камня для употребления его в качестве мерила.
– Как вам известно, генерал, каждый градус широты или долготы состоит из шестидесяти минут. А апофема пирамиды также оказывается равна одной десятой минуты такого градуса. Разве это простое совпадение? Еще удивительнее, что периметр основания пирамиды равен половине минуты, а два периметра – целой минуте. Более того, периметр основания этой пирамиды оказывается равен окружности с радиусом, тождественным высоте пирамиды. Таким образом, можно предположить, что в размерах этой пирамиды зашифрованы размеры нашей планеты.
– Но разве разделение Земли на триста шестьдесят градусов не является современным нововведением?
– Вовсе нет, такое подразделение было введено уже в Древнем мире, от Вавилона до Египта. Древние выбрали число триста шестьдесят, поскольку оно отражало число дней в году.
– Но в году триста шестьдесят пять дней, – возразил я. – И еще четверть.
– Действительно, осознав это, египтяне добавили пять священных дней, – объяснил Жомар, – так же как революционеры добавили праздничные дни к нашим новым тридцати шести десятидневным неделям. Моя гипотеза состоит в том, что люди, построившие эту пирамиду, уже знали размеры и форму нашей планеты и заложили эти данные в свое сооружение, дабы они не были утрачены, если цивилизация придет в упадок. Наверное, они предвидели наступление мрачного средневековья.
Наполеон начал терять терпение.
– Но зачем?
Жомар пожал плечами.
– Чтобы вновь воспитать человечество. Или просто показать, что они узнали. Мы возводим памятники Богу и военным победам. А они захотели увековечить в памятнике математические и научные открытия.
Мне показалось невероятным, что жившие в глубочайшей древности люди могли так много знать, и все-таки в облике этой пирамиды было нечто фундаментально правильное, словно ее строители задались целью передать потомкам некие вечные истины. Франклин упоминал о сходной правильной соразмерности греческих храмов, и, как я помню, Жомар привязывал все это к странной числовой последовательности Фибоначчи. Вновь я задумался о том, не имеют ли эти арифметические игры какого-то отношения к тайне моего медальона. Математика затуманила мой разум.
Бонапарт повернулся ко мне.
– А что думает на сей счет наш американский друг? Какие взгляды может предложить Новый Свет?
– Американцы полагают, что у любого творения должно быть особое назначение, – произнес я, пытаясь изобразить глубокомысленный вид. – Мы основываемся на практической пользе, как известно. А каково практическое применение этого памятника? Думаю, Жомар склоняет нас к той мысли, что у этого остроконечного сооружения более основательное назначение, чем просто гробница.
Наполеона не одурачила моя бессвязная болтовня.
– Что ж, по крайней мере, очевидно, что у этой пирамиды есть острый конец. – Мы покорно рассмеялись. – Пойдемте. Я хочу заглянуть внутрь.
* * *
Большинство прибывших в Гизу французов довольствовались пикником, но горстка ученых отправилась к темному пролому в северной стороне пирамиды. Там находился известняковый портал исходного входа в гробницу, сооруженный еще самими древними египтянами. Этот вход, пояснил Жомар, обнаружили только после того, как мусульмане ободрали обшивку пирамиды для постройки зданий в Каире; в древние времена там находилась хитроумно спрятанная каменная дверь, подвешенная на мощных петлях. Никто так и не сумел обнаружить исходную дверь. Поэтому в средние века несведущие арабы попытались ограбить пирамиду, прорубив в нее свой собственный вход. В 820 году халиф Абдулла аль-Мамум, зная, что в исторических документах упоминался северный вход, нанял команду инженеров и каменщиков, чтобы они спроектировали новые туннели для проникновения внутрь пирамиды, надеясь обнаружить там проложенные строителями коридоры и шахты. Вероятно, по воле случая изначально вход находился выше проделанного ими туннеля. В него-то мы и вошли.
Хотя гипотеза о местоположении входа оказалась неверной, туннель вскоре привел арабов в узкую внутреннюю шахту внутри пирамиды, устроенную самими египтянами. Согласно измерениям Жомара, новый туннель начинался всего на четыре фута ниже оригинального входа и соединился с древним туннелем под углом в двадцать три градуса. Поднявшись по обнаруженному коридору, арабы нашли и настоящий вход, или, скорее, выход наружу, а также второй коридор, поднимавшийся в толщу пирамиды под тем же наклоном, под каким первый спускался. Такая верхняя шахта не упоминалась в древних хрониках и была заблокирована гранитными стенами, не пробиваемыми даже с помощью долота. Осознав, что найден тайный путь к сокровищам, аль-Мамум приказал своим людям пробить круговой проход вокруг этих гранитных плит в более мягких известняковых блоках. За время этой чертовски грязной и вредной работы с каменщиков сошло по семь потов. За первой гранитной плитой последовала вторая, а за ней и третья. Затратив огромные усилия, они проникли в ту верхнюю шахту, но обнаружили, что она завалена глыбами известняка. Не дрогнув, они расчистили этот ход. Наконец им удалось проникнуть внутрь, но они не обнаружили там…
– Ничего, – сказал Жомар. – И тем не менее кое-что интересное вы все-таки увидите сегодня.
Под руководством нашего географа мы произвели разведку этой архитектурной путаницы входов и пересечений, а затем спустились, чтобы взглянуть на нижнюю шахту, до которой изначально и добрались арабы. Мрак там царил полнейший.
– А почему они не проделали ступени в этом наклонном коридоре? – заинтересовался Наполеон.
– Может, им нужно было скатывать по нему какие-то вещи, – предположил Жомар. – Или эта шахта имела совсем другое назначение, например использовалась в качестве вентиляционной трубы или телескопа, направленного на определенную звезду.
– Слишком глупое назначение для огромнейшего памятника в мире, – возразил Бонапарт. – Я уверен, мы просто упускаем что-то важное.
Местные проводники несли факелы, а мы осторожно спустились примерно метров на сто, держась за боковые своды. Сводчатые стены сменились гладкой шахтой, прорубленной в известняковой породе самого плато, и вскоре туннель вывел нас в сводчатый, похожий на пещеру зал с каким-то углублением и неровным полом. Здесь как будто что-то недоделали.
– Как вы видите, этот тупиковый коридор привел в пустое помещение, – сказал Жомар. – Мы не обнаружили здесь ничего интересного.
– Тогда что мы здесь делаем? – спросил Бонапарт.
– Отсутствие очевидной цели ставит новые вопросы, не правда ли? Зачем они прокопались сюда? Но потерпите, скоро вы увидите нечто более интересное. Давайте поднимемся обратно.
Задохнувшиеся и вспотевшие, мы полезли обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52