А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Пусть себе продолжает мусолить страницы древних книг. А я пока изучу календарь в трюме «Ориента» в надежде, что он прояснит назначение медальона и тогда мы совместными усилиями разрешим таинственную головоломку. Я настоятельно просил Астизу не выходить из дома и поручил Ашрафу охранять их обоих.
– Разве мне не положено сопровождать вас на побережье?
– Бонапарт считает, что ваше присутствие в Каире будет залогом моего возвращения. И я обязательно вернусь. – Я хлопнул его по плечу. – Всех нас в этом доме теперь объединило общее дело, гражданин Аш. Ты же не предашь меня, верно?
Он гордо выпрямился.
– Ашраф будет охранять этот дом, как свою жизнь.
Мне не хотелось тащить тяжелую винтовку в небольшое плавание по завоеванной стране, но оставлять ее на виду было рискованно. По здравом рассуждении я напомнил Ашрафу о сверхъестественных силах и страшных проклятиях, а потом спрятал оружие, включая и томагавк, в одном из саркофагов Еноха. Там они будут под надежной защитой.
Как ни странно, Тальма ничего не сказал по поводу моего решения доверить медальон египтянам и даже кротко спросил Астизу, не хочет ли она передать с ним какие-нибудь письма в Александрию. Она не захотела.
Мы наняли местную фелюгу, чтобы спуститься по Нилу. Эти удобные парусные суда, быстро скользившие под своими треугольными парусами вверх и вниз по медленному течению Нила, считались здесь таким же обычным средством речных перевозок, как наемные повозки с ишаками на улицах Каира. После нескольких минут утомительных переговоров мы наконец взошли на борт, и наш рулевой, ни слова не понимавший ни по-французски, ни по-английски, отчалил от берега в сторону Абукира. Нам вполне хватило языка жестов, чтобы отправиться в это развлекательное путешествие. Когда мы оказались в плодородной дельте, ниже по течению от Каира, меня вновь поразила извечная безмятежность прибрежных селений, жители которых, казалось, даже не заметили появления французов. Жизнь текла своим чередом. Крестьяне подгоняли ослов, впряженных в тележки с огромными копнами соломы. Мальчишки резвились на мелководье, не обращая внимания на крокодилов, лежавших, точно бревна, в тихих заводях на солнечных берегах. Стаи белых цапель с шумом взлетали с островков зеленеющего тростника. Серебристые рыбы мелькали между стеблями папируса. В лоскутах зеленых водорослей дрейфовали с юга Африки цветы кувшинок и лотосов. Девушки в ярких одеждах, сидя на плоских крышах домов, раскладывали на солнце красные финики.
Течение уже давно плавно несло нас к морю, когда Тальма вдруг нарушил молчание.
– Я не представлял себе, что так легко можно завоевать целую страну. Несколько сотен погибших, и мы уже хозяева колыбели мировой цивилизации. Знал ли Бонапарт, что его ждет такой быстрый успех?
– Легче захватить страну, чем управлять ею, – ответил я.
– Точно. – Антуан лежал, привалившись к борту, и лениво разглядывал проплывающие мимо пейзажи. – И кем мы, собственно, стали: повелителями знойного пекла, мух, навоза, бешеных собак и невежественных крестьян. Властителями сена-соломы, бескрайних песков и цветущих вод. Но поверь мне, именно из такого дерьма и создаются легенды.
– Ну, как журналист ты у нас профессионал по части легенд.
– Да, благодаря моему перу Наполеон станет провидцем. Он разрешил мне отправиться с тобой, потому что я согласился написать его биографию. Грех отказываться от такого предложения. Он сообщил мне, что враждебные газетчики страшнее тысячи штыков, но, объединив наши усилия, мы вместе достигнем славы. Можно подумать, я этого не знал. Чем более героическим я его изображу, тем скорее он удовлетворит свои амбиции и все мы вернемся домой.
Я с улыбкой воспринял этот пресытившийся взгляд, с каким французы стали смотреть на жизнь, пройдя череду вековых войн, королей-деспотов и террора. Мы, американцы, более наивны, честны и искренни, а потому и гораздо чаще обманываемся.
– И все-таки вряд ли ты не заметил красот, присущих этой стране, – возразил я. – Меня потрясло многообразие ее растительности. Заливные долины Нила просто райский сад, и он так резко сменяется бесплодными песками, что можно провести границу клинком сабли. Астиза говорила мне, что египтяне называют эту плодородную область черной землей, по цвету наносов, а пустыню – красной землей, по цвету песка.
– А я называю все это бурой землей, из-за множества грязных домишек из сырцового кирпича, вздорных верблюдов и орущих ослов. Ашраф поведал мне историю о потерпевшем кораблекрушение египтянине, чудом избежавшем смерти. После долгих скитаний он, как Одиссей, вернулся домой. Его верная жена и дети бросились к нему навстречу. И знаешь, какими были его первые слова? «О, а вот и мой славный осел!»
Я усмехнулся.
– Чем ты собираешься заниматься в Александрии?
– Мы же оба помним, какой там рай. Мне хотелось кое-что записать и выяснить некоторые вопросы. Уж поверь мне, здесь можно сочинить книги гораздо более увлекательные, чем «житие» Бонапарта.
– Интересно, сможешь ли ты разузнать об Ахмеде бин Садре?
– А ты уверен, что именно его видел в Париже?
– Не совсем. Было темно, но голос был таким же. Мой проводник нес фонарь на длинной палке с вырезанной на конце змеиной головой. Кстати, в Александрии Астиза спасла меня от змеиного укуса. Кроме того, он почему-то проявлял ко мне слишком большой интерес.
– Наполеон, похоже, полагается на него.
– А что, если на самом деле этот бин Садр старается не ради Бонапарта, а ради ложи египетского обряда? Что, если он агент графа Алессандро Силано, так страстно возжелавшего заполучить пресловутый медальон? Что, если он имеет отношение к убийству несчастной Минетты? Всякий раз он обшаривал меня взглядом, словно выискивал подвеску. Так кто же он на самом деле?
– Ты хочешь, чтобы я стал твоим частным сыщиком?
– Просто осторожно наведи справки. Мне надоели сюрпризы.
– Я иду по следам истины. От начала и до конца, с головы до… – Он выразительно глянул на мои ботинки. – До ног.
Я мгновенно понял его завуалированное признание.
– Так это ты спрятал мои ботинки на Ориенте!
– Я не прятал их, Итан, а просто позаимствовал для обследования.
– А притворялся, что ничего не знаешь.
– Я скрыл от тебя некий секрет, как ты скрыл от меня медальон. Я опасался, что ты потерял его во время нападения на нашу карету, но тебе неловко в этом признаться. Мне ведь удалось уговорить Бертолле взять тебя в экспедицию отчасти именно из-за этого медальона, а когда мы воссоединились в Тулоне, ты не захотел показать его мне. Что я мог подумать? Чувствуя определенное обязательство перед нашими учеными, я попытался выяснить, какую же игру ты затеял.
– Это была не игра. Просто всякий раз, как я показывал этот медальон или рассказывал о нем, на меня начинали валиться неприятности.
– И я помог тебе сбежать от них. Ты мог бы хоть немного доверять мне.
Да, он ведь рисковал собственной жизнью, помогая мне, а я обращался с ним почти как с посторонним. Неудивительно, что он стал подозрительным.
– А ты мог бы не трогать мои ботинки, – тем не менее проворчал я.
– Разве хитроумные тайники защитили тебя от подброшенной в кровать змеи? А что там все-таки за история со змеями? Ненавижу этих тварей.
– Астиза говорила мне, что у них тут с древности поклоняются какому-то змеиному богу, – сказал я, с удовольствием меняя тему. – И по сей день существует секта его верных почитателей. Так вот, по-моему, наши враги из их числа. Понимаешь, тот странный змееголовый посох бин Садра напомнил мне одну библейскую историю. Моисей бросил перед фараоном свой посох, и тот превратился в змею.
– Неужели нам в нашем расследовании надо углубляться до времен Моисея?
– Я озадачен не меньше тебя, Антуан.
– Даже значительно больше. По крайней мере, у Моисея хватило ума вывести его народ из этой безумной страны.
– А тебе не кажется, что это на редкость странная история?
– Какая именно?
– Про десять казней, насланных Моисеем. Всякий раз, как случалось очередное бедствие, фараон смягчался и говорил, что позволит евреям уйти. Потом он отказывался от своих слов, и Моисей обеспечивал ему следующую казнь. Должно быть, Египет действительно нуждался в тех рабах.
– До последней казни, когда погибли все первенцы. Тогда фараон все-таки отпустил их.
– Но тут же опять передумал и, собрав армию, бросился преследовать Моисея. Если бы он не изменил своему слову, то не утонул бы со всем воинством в сомкнувшихся водах Красного моря. Почему, интересно, он мог передумать? Почему не дал Моисею спокойно убраться восвояси?
– Тот фараон был так же упрям, как наш маленький генерал. Библия учит нас, что порой надо покориться судьбе. Так или иначе, я поспрашиваю о твоем змеином приятеле, но меня удивляет, что ты не озадачил меня другим расследованием.
– Каким же?
– Астизой, разумеется.
– Видимо, она достаточно сдержанна по натуре. Как благовоспитанные люди, мы должны уважать личные секреты женщины.
Тальма хмыкнул.
– Конечно, у этой уважаемой дамочки теперь еще есть и медальон… тот самый, на который мне не давали даже взглянуть и который ужасному бин Садру не удалось-таки прибрать к рукам!
– Ты все еще не доверяешь ей?
– Кому не доверяю: рабыне, снайперше, красотке или колдунье? Ну что ты! Она мне даже нравится.
– Она не колдунья.
– Она жрица и знает колдовские заговоры, ты сам говорил. Очевидно, ей удалось околдовать и тебя, раз она завладела тем, с чем мы приехали сюда.
– Она наша помощница. Союзница.
– Лучше бы затащил ее в постель, как и положено господину, тогда, может, твои мозги прочистились бы и ты осознал, кто она такая на самом деле.
– Спит она со мной или нет, это не имеет значения.
Он с жалостным видом покачал головой.
– Ладно, я все равно постараюсь собрать сведения об Астизе, поскольку уже узнал о ней кое-что такое, о чем ты и не догадываешься.
– И что же?
– Когда она раньше жила в Каире, то имела своеобразные взаимоотношения с одним европейским грамотеем, якобы изучавшим здесь древние манускрипты.
– С кем это?
– С франко-итальянским аристократом по имени Алессандро Силано.
* * *
В Абукирском заливе мощь французского флота была очевидной. Адмирал Франсуа-Поль Брюэс, который следил за высадкой Наполеона и его войск с военных кораблей с видом удовлетворенного директора школы, распустившего на каникулы буйных учеников, создал в гавани надежный, укрепленный артиллерией оборонительный заслон. Длинная череда его линкоров по-прежнему стояла на якоре, направив пять сотен пушечных жерл в сторону моря. Дул свежий северо-западный ветер, пенные барашки волн с брызгами разбивались о борта судов, покачивая их, как великанские люльки.
Когда мы подошли к ним с подветренной стороны, я понял, что лишь половина военных кораблей находится во всеоружии. Часть французского флота бросила якоря в полутора милях от берега мелководной гавани, а другая – ремонтировалась у причалов. Часть матросов, соорудив леса, занималась малярными работами. Баркасы сновали туда-сюда, перевозя то моряков, то продовольствие. На солнце сушилось выстиранное белье. Пушки откатили в сторону, чтобы плотники могли спокойно ремонтировать корпуса. Над знойными палубами натянули солнцезащитные тенты. Сотни моряков торчали на берегу, копая колодцы и следя за караванами верблюдов и ослов, доставляющих провизию из Александрии. То, что с виду выглядело мощной крепостью, оказалось на деле суматошным базаром.
Однако флагманский «Ориент» по-прежнему поражал своими громадными размерами. Его борта вздымались, как стены неприступного замка, и карабкаться по его трапам было так же сложно, как влезать на великана. Я передал с одним из матросов известие о моем поручении, и, когда фелюга с Тальма направилась дальше в сторону Александрии, меня высвистали на борт. Под ослепительным солнцем золотился берег, пустынная морская даль посверкивала сапфировым блеском, сегодня у нас был четырнадцатый день месяца термидора шестого года. Говоря привычным языком, мы дожили до первого августа 1798 года.
Меня провели в адмиральскую каюту, вернувшуюся к своему законному хозяину после Наполеона. Брюэс, в белой хлопчатобумажной рубашке с открытым воротом, стоял возле заваленного бумагами стола. Несмотря на свежесть морского бриза, адмирал был покрыт испариной и выглядел необычно бледным. Он являл собой полную противоположность нашему командующему: сорокапятилетний рослый и статный моряк с длинными светлыми волосами и большим ртом; в глазах его читалось дружелюбие. И если Бонапарт производил впечатление заряженного энергией живчика, то от Брюэса исходило благородное спокойствие человека, довольного собой и своим положением. С легкой гримасой он принял депеши командующего армией, вежливо отметил давнюю дружбу между нашими двумя странами и осведомился о цели моего прибытия.
– Ученые начали исследования здешних руин. Я думаю, что один календарный инструмент, владельцем которого, говорят, был сам Калиостро, поможет понять взгляды древних египтян на окружающий мир. Бонапарт выдал мне разрешение изучить его.
Я вручил адмиралу соответствующий приказ.
– Взглядов египтян? А какой нам прок от этого?
– Их пирамиды настолько грандиозны, что даже мы не понимаем, как их сумели построить. Этот календарный инструмент может дать нам подсказку для ответа на множество важных вопросов.
Он скептически глянул на меня.
– Неужели мы собираемся строить пирамиды по этой подсказке?
– Я не задержусь на вашем корабле, адмирал. У меня есть документ, разрешающий доставить эту редкостную вещицу в Каир.
Он устало кивнул.
– Извините, что я не слишком обходителен, месье Гейдж. Нелегко осуществлять гениальные планы Бонапарта, к тому же в этой богом забытой стране меня замучила дизентерия. Я страдаю от постоянных желудочных болей, кроме того, запасы продовольствия на моих кораблях истощились, и матросам приходится побираться, как нищим; корабельные команды не укомплектованы и состоят в основном из слабаков, от которых отказалась пехота.
Болезнь объяснила его бледный вид.
– Тогда я постараюсь управиться как можно быстрее, чтобы не отвлекать вас от дел. Если бы вы дали распоряжение провести меня в трюм…
– Да, конечно. – Он вздохнул. – Я с удовольствием отобедал бы с вами, если бы мог есть. Какие уж тут дела, если мы торчим в этой гавани, ожидая, когда Нельсон найдет нас? Просто безумие – держать целый флот в Египте, однако Наполеон прячется за мои корабли, как ребенок под одеяло.
– Ваши корабли очень важны для его планов.
– Лестное преувеличение. Что ж, я поручу вас заботам сына нашего капитана, он смышленый парень и подает большие надежды. Если вам удастся угнаться за ним, то вам повезет больше, чем мне.
Сыном капитана корабля Луиса Касабьянки оказался парнишка лет десяти, представившийся мне как гардемарин Жокант. Юркий темноволосый мальчик, облазавший на «Ориенте» каждую щель, с обезьяньей ловкостью привел меня вниз, к сокровищнице. Солнечный свет прорывался через открытые орудийные отверстия, и наш спуск произвел на меня гораздо большее впечатление, чем тот, что я проделал первый раз с Монжем. На палубах стоял стойкий запах скипидара и опилок. Я заметил банки с краской и дубовые бревна.
Солнечный свет сопровождал нас до нижней палубы, но ниже ватерлинии уже сгустились сумерки. Там я почувствовал запах трюмной воды и отвратительную вонь испортившихся от жары продуктов. Внизу царила прохладная и потаенная темнота.
Жокант обернулся и подмигнул мне.
– Уж не собираетесь ли вы набить карманы золотишком? Мальчишка поддразнивал меня с дерзостью капитанского сынка.
– Я же не смогу удрать с ним, раз ты следишь за мной, верно? – Я заговорщицки понизил голос до шепота. – Если только ты не пожелаешь войти в долю, парень, и тогда мы оба ускользнем на берег сказочно богатыми!
– Еще чего! Отец говорит, что скоро мы отхватим у англичан шикарные трофеи.
– А-а. Ну тогда твое будущее обеспечено.
– Мое будущее в этом корабле. Такие здоровенные корабли англичанам и не снились, и, когда придет время, мы хорошенько проучим их.
Он отрывисто, как заправский моряк, отдал приказ матросам, охранявшим склад, и они принялись отпирать сокровищницу.
– Ты выглядишь таким же уверенным, как Бонапарт.
– Я уверен в отце.
– И все-таки корабельная жизнь, наверное, трудновата для мальчика? – спросил я.
– Здесь прекрасная жизнь, потому что у нас есть четкие обязанности. Так говорит отец. Все становится проще, если понимаешь, что должен делать.
И прежде чем я успел ответить на его философское высказывание, он отсалютовал и взлетел вверх по трапу. «Будущий адмирал», – подумал я.
Сокровища хранились за деревянной дверью и железной решеткой. Обе они были вновь заперты, после того как я прошел внутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52