В вышине, над вздымающимися белыми стенами, маячил квадрат сияющей небесной синевы. Солнечные лучи ярко освещали одну белоснежную половину двора, а вторая оставалась в тени.
– Световой колодец, – пробормотала Астиза.
– Что?
– Такого рода колодцы устраивались в пирамидах для определения времени. В день летнего солнцестояния солнце будет находиться прямо над головой, не отбрасывая тени. Так жрецы определяли самый длинный день в году.
– Да, все верно! – подтвердил Ашраф. – Так узнавали время смены сезонов и предсказывали разливы Нила.
– А зачем им необходимо было знать это?
– Когда Нил разливался, затопляя пахотные земли, высвобождались рабочие силы для других надобностей типа строительства пирамид, – пояснила Астиза. – Жизнь египтян определяли периоды половодья. Измерение времени стало началом цивилизации. Избранные следить за сменой сезонов жрецы определяли также все виды полезной деятельности для народа.
За этим ярко освещенным двориком находилось на редкость сумрачное помещение. Его заполняли покрытые пылью разбитые каменные сосуды и обломки стен с красочной египетской живописью. Краснокожие мужчины и желтокожие женщины замерли в странных, но изящных позах, уже виденных мной на табличке Исиды в трюме «Ориента». Там имелись также фигурки богов с головой шакала, богини Бастет в образе кошки, чопорно безмятежных фараонов, черных отполированных соколов и большие деревянные ящики с живописными изображениями людей на крышках. Тальма уже рассказывал мне о таких искусно сделанных гробах. В них лежали мумии фараонов.
Наш журналист с восторженным видом замер перед одним из гробов.
– Неужели они настоящие? – воскликнул он. – Один такой предок мог бы исцелить все мои болезни…
Я потянул его за собой.
– Пойдем дальше, пока ты не задохнулся от пыли.
– Из этих саркофагов мумии уже удалены, – сообщил ему Ашраф. – Воры предпочли бы выбросить эти гробы, но Енох дал им знать, что готов заплатить тому, кто привезет их. Брат полагает, что изображения на саркофагах помогут ему проникнуть в древние тайны.
Я заметил, что некоторые крышки украшены не только рисунками, но и иероглифами.
– Зачем делать надписи на том, что должно быть захоронено? – спросил я.
– По словам моего брата, тут, возможно, даны указания, помогающие мертвым избежать опасностей подземного мира. Эти саркофаги также оберегают мертвых от живых, поскольку большинство людей слишком суеверны, чтобы заглянуть внутрь. Они боятся проклятий.
Узкая каменная лестница в дальнем конце зала вела в подвал, освещенный лампами. По приглашению Ашрафа все мы спустились в большую библиотеку. В этом просторном помещении со сводчатым каменным потолком и выложенным плитами полом было сухо и прохладно. По стенам поднимались деревянные полки, заполненные книгами, свитками и рулонами пергамента. Часть толстых кожаных переплетов слегка поблескивала золотым тиснением. Многие фолианты, как правило загадочного чужеземного происхождения, казалось, не рассыпались лишь благодаря обрывкам полуистлевшей ткани; от них пахнуло замогильной плесенью. За центральным столом размером с половину амбарных ворот сидел пожилой мужчина.
– Приветствую тебя, брат мой, – обратился к нему Ашраф по-английски.
Енох оторвался от своих писаний. Он был старше Ашрафа и при густой бороде поблескивал такой обширной лысиной, опушенной лишь длинными седыми локонами, что казалось, будто Ньютонова сила тяготения стянула все его волосы к подбородку. Облаченный в серые одежды, этот мудрец с крючковатым носом и горящими глазами имел цвет лица такой же, как пергамент, над которым трудился. Весь его облик говорил о безмятежности, так редко свойственной людям, но во взгляде горел озорной огонек.
– Неужели французы решили оккупировать даже мою библиотеку? – насмешливо спросил он.
– Нет, они пришли как друзья, а вот тот высокий – американец. Его друг французский литератор…
– Кому же интересно общество такого книжного червя, как я? – оживляясь, сказал Енох.
Тальма, точно завороженный, взирал на мумию в вертикально стоявшем в углу открытом гробу. Ее драгоценный саркофаг также покрывали затейливые непонятные письмена. Мумию уже распеленали, часть древних бинтов в беспорядке валялась у ее ног, а в области грудины виднелись свежие надрезы. Выглядело существо довольно-таки пугающе: коричневато-серые кожные покровы сморщились, словно от обезвоживания, глаза закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт, так что можно видеть белеющие мелкие зубы. Я вдруг испытал смутную тревогу.
Тальма, однако, выглядел счастливым, точно кот, увидевший сметану.
– Это настоящая древняя мумия? – выдохнул он. – Попытка приобщения к вечной жизни?
– Антуан, я думаю, они потерпели неудачу, – сухо заметил я.
– Не обязательно, – возразил Енох. – Для египтян сохранение физического тела мертвеца считалось необходимым условием вечной жизни. Согласно дошедшим до нас сведениям, древние люди полагали, что человеческая сущность состоит из трех элементов: физического тела, духовного элемента – «ба», определяющего его личность, и элемента жизненной силы – «ка», определяющего судьбу. Две последние составляющие эквивалентны нашему современному понятию души. «Ба» и «ка» должны были найти друг друга и соединиться в опасном подземном мире, пока солнце, Ра, совершает по нему свое еженощное путешествие, и образовать единую бессмертную просветленную сущность – «аах», которая будет жить среди богов. Мумия служила им дневным домом до завершения задачи объединения. Не разделяя физические и духовные элементы, египетская религия смешивает их.
– «Ба», «ка» и Ра? Похоже, у них там была целая компания ходатаев.
Меня обычно смущали религиозные разговоры.
Енох оставил мои слова без внимания.
– Я решил, что путешествие этого покойника уже давно завершилось. И потому позволил себе распеленать его и взять пробы костной ткани, чтобы исследовать древние способы бальзамирования.
– Говорят, эти ткани обладают целительными свойствами, – сказал Тальма.
– Подобные слухи искажают верования египтян, – ответил Енох. – Тело мумии являлось своеобразным домом для оживления, а не самой сущностью жизни. Так же как вы сами, литератор, представляете собой нечто большее, чем все ваши недомогания. Кстати, вам известно, что мудрый Тот, как и вы, занимался писательским ремеслом?
– На самом деле я журналист и должен описать освобождение Египта, – сказал Тальма.
– Ах вот как вы это определяете… – Енох глянул на Астизу. – Но у нас есть еще одна гостья, верно?
– Она… – начал Ашраф.
– Служанка, – закончил Енох. Он заинтересованно взглянул на нее. – Итак, вот ты и вернулась.
Чтоб мне провалиться! Неужели эти двое тоже знакомы друг с другом?
– Видимо, так пожелали боги. – Она опустила глаза. – Мой хозяин умер, его убил сам Наполеон, а моим новым господином стал американец.
– Какой любопытный поворот судьбы.
Выступив вперед, Ашраф обнял брата.
– И мы с тобой, брат, вновь свиделись также по милости богов и вот этой троицы. Я уже примирился и приготовился улететь на небеса, но тут меня взяли в плен.
– Так ты теперь их раб?
– Мы уже сговорились с американцем об освобождении. Он нанял меня в качестве телохранителя и проводника за те деньги, что забрал у меня. Он хочет нанять и тебя. Вскоре я верну все утраченное. По-моему, судьба проявила благосклонность и ко мне.
– А я-то зачем ему понадобился?
– Он приехал в Египет с одной древней поделкой. Я сказал ему, что ты можешь что-то знать о ней.
– Я еще не встречал таких храбрых воинов, как Ашраф, – громко высказался я. – Он прорвался через ряды французской пехоты, и лишь мы втроем смогли уложить его.
– Увы! Я взят в плен по вине женщины, придавившей меня телегой с боеприпасами.
– Он всегда отличался храбростью, – сказал Енох. – Даже излишней. И уязвимостью перед женщинами также.
– Я живу в земном мире, братец, а не блуждаю вне времен. Но этим людям нужны именно твои знания. У них есть древний медальон, и им хочется узнать его назначение. Увидев его, я понял, что должен привести их к тебе. Кто знает о прошлом больше, чем мудрый Енох?
– Медальон?
– Американец раздобыл его в Париже, но думает, что он из Египта, – объяснила Астиза. – Его не раз пытались убить, чтобы заполучить эту вещицу. Похоже, она очень нужна этому бандиту, бин Садру. Французские ученые тоже заинтересовались медальоном. Именно из-за него месье Гейдж попал в милость к Бонапарту.
– Змеиный бин Садр? Мы слышали, что он примкнул к захватчикам.
– Он служит тому, кто больше платит, – усмехнулся Ашраф.
– А кто на самом деле платит ему? – спросил Енох Астизу.
Она вновь опустила глаза.
– Другой ученый.
Неужели она знала больше, чем рассказала мне?
– Наверное, он шпионит для Бонапарта, – предположил Ашраф, – и заодно выполняет поручение того, кто хочет заполучить медальон.
– Тогда американцу надо быть очень осторожным.
– Да уж.
– И значит, этот американец опасен для всех окружающих.
– Ты, как обычно, быстро постигаешь истину, мой мудрый брат.
– И тем не менее ты привел его ко мне.
– Потому что в его руки попала легендарная вещь!
Мне совсем не понравился такой разговор. Я едва выжил в страшном сражении и опять нахожусь в опасности?
– Так кем же на самом деле является этот ваш бин Садр? – спросил я.
– Он с такой наглостью и упорством грабил могилы, что стал отверженным, – ответил Енох. – Он пренебрегал всеми общественными и моральными законами. Люди науки с презрением отвергли его, поэтому он объединился с европейскими исследователями черной магии. Он стал торговцем и, судя по слухам, убийцей и теперь шатается по миру в обществе влиятельных особ. Какое-то время мы ничего не слышали о нем. Но сейчас он вновь объявился, очевидно чтобы работать на Бонапарта.
«Или на графа Алессандро Силано», – подумал я.
– Похоже на скандальную газетную историю, – заметил Тальма.
– Он убьет вас, если вы напишете об этом.
– Но боюсь, она слишком запутанна для моих читателей, – внес поправку журналист.
«Может, мне стоит просто отдать медальон этому Еноху, – подумал я. – Ведь в сущности, он достался мне даром, как и отобранные у Ашрафа трофеи. Пусть этот мудрец сам разбирается со змеями и разбойниками. Но нет, а вдруг этот предмет приведет меня к настоящим сокровищам? Бертолле, конечно, думает, что в мире нет ничего лучше свободы, но, судя по моему опыту, так говорят уже разбогатевшие люди».
– Итак, вы хотите разрешить загадку? – спросил Енох.
– Я хочу найти того, кому смог бы довериться. Найти исследователя, который не украдет его.
– По-моему, ваша подвеска является своеобразной путеводной нитью, и если я прав, то мне лично она не нужна. Это скорее обуза, чем подарок судьбы. Но я попробую помочь вам понять ее назначение. Можно взглянуть?
Я снял медальон и слегка покачал его на цепочке, в очередной раз завладев вниманием всех присутствующих. Енох принялся разглядывать вещицу так же старательно, как все предыдущие исследователи, поворачивая, играя подвесками и разглядывая на свет ее отверстия.
– Как он оказался у вас?
– Я выиграл его в карты у одного солдата, который утверждал, что эта подвеска некогда принадлежала самой Клеопатре. Он сказал, что затем она досталась алхимику по имени Калиостро.
– Калиостро!
– Вы слышали о нем?
– Он был однажды в Египте. – Енох укоризненно покачал головой. – Он стремился познать не предназначенные для людей тайны, проник в сокровенные священные места и произносил вслух запретные имена.
– Почему нельзя произносить вслух какое-то имя?
– Узнав настоящее имя бога, человек может потребовать у него исполнения своего желания, – пояснил Ашраф. – Скажем, произнеся имя покойного, мы призываем его. В старину верили, что слова, особенно написанные, были магическими.
Старик перевел взгляд с меня на Астизу.
– Как ты относишься к этому, жрица?
Она слегка поклонилась.
– Я служу богине. Она привела меня к этому американцу, так же как призвала тебя к исполнению ее воли.
Жрица? Что, черт возьми, это значит?
– Быть может, воля ее состоит в том, чтобы выбросить это украшение в нильские воды, – сказал Енох.
– Все возможно! И однако, мудрый Гермес, разве древние не предназначили его для людей будущего? И вот он попадает к нам таким невероятным путем. Почему? Случайно ли его появление, или так распорядилась судьба?
– За всю мою ученую жизнь я не сумел найти ответа на такой вопрос, – озадаченно вздохнул Енох. – Итак. – Он вновь пригляделся к медальону и показал Астизе на дырочки на диске. – Ты поняла, что означает этот узор?
– Звезды, – предположила Астиза.
– Верно, но какие именно?
Мы все недоуменно покачали головами.
– Но это же просто! Драконис или Драко. Дракон. – Он провел линию, соединяя звездные отверстия; получилось что-то вроде извивающейся змеи или тощего дракона. – Я полагаю, что созвездие должно стать путеводной нитью для владельца медальона.
– И куда же может привести эта путеводная нить? – удивился я.
– Кто знает? Звезды кружат в ночном небе и меняют положение в зависимости от сезонов. Само по себе созвездие еще ничего не значит, важно связать его с каким-то календарем. Поэтому какой же нам прок от этого знания?
Мы ждали какого-то ответа, надеясь, что вопрос не был риторическим.
– Я не знаю, – продолжил Енох. – Хотя в древности временные расчеты поглощали умы людей. Некоторые храмы строились исключительно для того, чтобы их алтари освещались именно в день зимнего солнцестояния или осеннего равноденствия. Путь солнца считался подобным пути жизни. Но на этом изделии нет никаких указаний на конкретное время.
– Верно, – сказал я.
Тут мне вспомнился календарь, показанный Монжем в трюме «Ориента», тот самый, что захватили в крепости, где содержался в заключении Калиостро. Может быть, обе эти вещи принадлежали раньше старому колдуну? Не таится ли в том календаре какая-то подсказка?
– Если не знать, когда именно следует воспользоваться этим медальоном, он останется никчемной безделушкой. И еще, как вы думаете, почему вот эта черта делит круг пополам?
– Понятия не имею, – признался я.
– Вот эти зигзаги почти наверняка древние символы воды.
Его слова удивили меня. Я-то считал, что это горы, но Енох уверил нас, что именно так египтяне изображали волны.
– Но меня озадачивает вот эта штрихами намеченная пирамидка. И подвески… а-а, вы только взгляните сюда.
Он пригласил нас склониться поближе. Примерно посередине каждой стреловидной подвески имелась выемка или зарубка, не замеченная мной раньше, она, видимо, отмечала особо важную часть стрелки.
– Уж не масштаб ли это? – предположил я. – Эти зарубки задают шкалу измерения?
– Есть такая вероятность, – согласился Енох. – Но они также могут быть точками соединения со второй частью данного медальона. Думаю, господин американец, ваш медальон кажется нам непонятным потому, что его конструкция пока не завершена.
* * *
Именно Астиза предложила мне оставить медальон у старика, чтобы тот поискал подобные знаки в своих книгах. Поначалу мне вовсе не понравилось такое предложение. Я успел привыкнуть к ощущению тяжести на шее, дающему уверенность в том, что загадочный знак всегда со мной. С какой стати мне отдавать его почти незнакомому человеку?
– От него же все равно нет никакого толку, пока неизвестно его предназначение, – разумно заметила девушка. – На улицах Каира любой воришка может сдернуть подвеску у вас с шеи. А в подвале ученого отшельника она будет спрятана надежно, как в склепе.
– А ему можно доверять?
– Разве у вас есть выбор? Много ли ответов вы получили с тех пор, как завладели этой вещицей? А вдруг Енох за день или два сумеет разузнать что-то новенькое?
– А чем мне заниматься в это время?
– Поспрашивайте ваших же ученых. Может, кто-то сообразит, почему здесь изображен именно Дракон. Если мы будем искать сообща, то быстрее найдем разгадку.
– Итан, стоит ли так рисковать? – буркнул Тальма, с подозрением поглядывая на Астизу.
И правда, что нам известно об этой так называемой жрице? Однако сердце подсказало мне, что страхи Тальма преувеличены и я уже не одинок в своих поисках, а нежданно-негаданно обрел союзников, способных помочь мне разгадать головоломку. Надо довериться воле богини.
– Нет, она права, – заявил я. – Нам нужна помощь, иначе мы не продвинемся ни на шаг. А если Енох сбежит с моим медальоном, то его будет ловить вся французская армия.
– Сбежит? Он же пригласил нас жить в его доме.
Мне предоставили такую спальню, о которой я много лет мог только мечтать. Прохладная и тенистая комната с высокой кроватью под кисейным пологом. Изразцовый пол покрыт мягкими коврами, а медная раковина и кувшин отделаны серебром. Просто сказка по сравнению с грязью и пеклом нашего похода!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Световой колодец, – пробормотала Астиза.
– Что?
– Такого рода колодцы устраивались в пирамидах для определения времени. В день летнего солнцестояния солнце будет находиться прямо над головой, не отбрасывая тени. Так жрецы определяли самый длинный день в году.
– Да, все верно! – подтвердил Ашраф. – Так узнавали время смены сезонов и предсказывали разливы Нила.
– А зачем им необходимо было знать это?
– Когда Нил разливался, затопляя пахотные земли, высвобождались рабочие силы для других надобностей типа строительства пирамид, – пояснила Астиза. – Жизнь египтян определяли периоды половодья. Измерение времени стало началом цивилизации. Избранные следить за сменой сезонов жрецы определяли также все виды полезной деятельности для народа.
За этим ярко освещенным двориком находилось на редкость сумрачное помещение. Его заполняли покрытые пылью разбитые каменные сосуды и обломки стен с красочной египетской живописью. Краснокожие мужчины и желтокожие женщины замерли в странных, но изящных позах, уже виденных мной на табличке Исиды в трюме «Ориента». Там имелись также фигурки богов с головой шакала, богини Бастет в образе кошки, чопорно безмятежных фараонов, черных отполированных соколов и большие деревянные ящики с живописными изображениями людей на крышках. Тальма уже рассказывал мне о таких искусно сделанных гробах. В них лежали мумии фараонов.
Наш журналист с восторженным видом замер перед одним из гробов.
– Неужели они настоящие? – воскликнул он. – Один такой предок мог бы исцелить все мои болезни…
Я потянул его за собой.
– Пойдем дальше, пока ты не задохнулся от пыли.
– Из этих саркофагов мумии уже удалены, – сообщил ему Ашраф. – Воры предпочли бы выбросить эти гробы, но Енох дал им знать, что готов заплатить тому, кто привезет их. Брат полагает, что изображения на саркофагах помогут ему проникнуть в древние тайны.
Я заметил, что некоторые крышки украшены не только рисунками, но и иероглифами.
– Зачем делать надписи на том, что должно быть захоронено? – спросил я.
– По словам моего брата, тут, возможно, даны указания, помогающие мертвым избежать опасностей подземного мира. Эти саркофаги также оберегают мертвых от живых, поскольку большинство людей слишком суеверны, чтобы заглянуть внутрь. Они боятся проклятий.
Узкая каменная лестница в дальнем конце зала вела в подвал, освещенный лампами. По приглашению Ашрафа все мы спустились в большую библиотеку. В этом просторном помещении со сводчатым каменным потолком и выложенным плитами полом было сухо и прохладно. По стенам поднимались деревянные полки, заполненные книгами, свитками и рулонами пергамента. Часть толстых кожаных переплетов слегка поблескивала золотым тиснением. Многие фолианты, как правило загадочного чужеземного происхождения, казалось, не рассыпались лишь благодаря обрывкам полуистлевшей ткани; от них пахнуло замогильной плесенью. За центральным столом размером с половину амбарных ворот сидел пожилой мужчина.
– Приветствую тебя, брат мой, – обратился к нему Ашраф по-английски.
Енох оторвался от своих писаний. Он был старше Ашрафа и при густой бороде поблескивал такой обширной лысиной, опушенной лишь длинными седыми локонами, что казалось, будто Ньютонова сила тяготения стянула все его волосы к подбородку. Облаченный в серые одежды, этот мудрец с крючковатым носом и горящими глазами имел цвет лица такой же, как пергамент, над которым трудился. Весь его облик говорил о безмятежности, так редко свойственной людям, но во взгляде горел озорной огонек.
– Неужели французы решили оккупировать даже мою библиотеку? – насмешливо спросил он.
– Нет, они пришли как друзья, а вот тот высокий – американец. Его друг французский литератор…
– Кому же интересно общество такого книжного червя, как я? – оживляясь, сказал Енох.
Тальма, точно завороженный, взирал на мумию в вертикально стоявшем в углу открытом гробу. Ее драгоценный саркофаг также покрывали затейливые непонятные письмена. Мумию уже распеленали, часть древних бинтов в беспорядке валялась у ее ног, а в области грудины виднелись свежие надрезы. Выглядело существо довольно-таки пугающе: коричневато-серые кожные покровы сморщились, словно от обезвоживания, глаза закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт, так что можно видеть белеющие мелкие зубы. Я вдруг испытал смутную тревогу.
Тальма, однако, выглядел счастливым, точно кот, увидевший сметану.
– Это настоящая древняя мумия? – выдохнул он. – Попытка приобщения к вечной жизни?
– Антуан, я думаю, они потерпели неудачу, – сухо заметил я.
– Не обязательно, – возразил Енох. – Для египтян сохранение физического тела мертвеца считалось необходимым условием вечной жизни. Согласно дошедшим до нас сведениям, древние люди полагали, что человеческая сущность состоит из трех элементов: физического тела, духовного элемента – «ба», определяющего его личность, и элемента жизненной силы – «ка», определяющего судьбу. Две последние составляющие эквивалентны нашему современному понятию души. «Ба» и «ка» должны были найти друг друга и соединиться в опасном подземном мире, пока солнце, Ра, совершает по нему свое еженощное путешествие, и образовать единую бессмертную просветленную сущность – «аах», которая будет жить среди богов. Мумия служила им дневным домом до завершения задачи объединения. Не разделяя физические и духовные элементы, египетская религия смешивает их.
– «Ба», «ка» и Ра? Похоже, у них там была целая компания ходатаев.
Меня обычно смущали религиозные разговоры.
Енох оставил мои слова без внимания.
– Я решил, что путешествие этого покойника уже давно завершилось. И потому позволил себе распеленать его и взять пробы костной ткани, чтобы исследовать древние способы бальзамирования.
– Говорят, эти ткани обладают целительными свойствами, – сказал Тальма.
– Подобные слухи искажают верования египтян, – ответил Енох. – Тело мумии являлось своеобразным домом для оживления, а не самой сущностью жизни. Так же как вы сами, литератор, представляете собой нечто большее, чем все ваши недомогания. Кстати, вам известно, что мудрый Тот, как и вы, занимался писательским ремеслом?
– На самом деле я журналист и должен описать освобождение Египта, – сказал Тальма.
– Ах вот как вы это определяете… – Енох глянул на Астизу. – Но у нас есть еще одна гостья, верно?
– Она… – начал Ашраф.
– Служанка, – закончил Енох. Он заинтересованно взглянул на нее. – Итак, вот ты и вернулась.
Чтоб мне провалиться! Неужели эти двое тоже знакомы друг с другом?
– Видимо, так пожелали боги. – Она опустила глаза. – Мой хозяин умер, его убил сам Наполеон, а моим новым господином стал американец.
– Какой любопытный поворот судьбы.
Выступив вперед, Ашраф обнял брата.
– И мы с тобой, брат, вновь свиделись также по милости богов и вот этой троицы. Я уже примирился и приготовился улететь на небеса, но тут меня взяли в плен.
– Так ты теперь их раб?
– Мы уже сговорились с американцем об освобождении. Он нанял меня в качестве телохранителя и проводника за те деньги, что забрал у меня. Он хочет нанять и тебя. Вскоре я верну все утраченное. По-моему, судьба проявила благосклонность и ко мне.
– А я-то зачем ему понадобился?
– Он приехал в Египет с одной древней поделкой. Я сказал ему, что ты можешь что-то знать о ней.
– Я еще не встречал таких храбрых воинов, как Ашраф, – громко высказался я. – Он прорвался через ряды французской пехоты, и лишь мы втроем смогли уложить его.
– Увы! Я взят в плен по вине женщины, придавившей меня телегой с боеприпасами.
– Он всегда отличался храбростью, – сказал Енох. – Даже излишней. И уязвимостью перед женщинами также.
– Я живу в земном мире, братец, а не блуждаю вне времен. Но этим людям нужны именно твои знания. У них есть древний медальон, и им хочется узнать его назначение. Увидев его, я понял, что должен привести их к тебе. Кто знает о прошлом больше, чем мудрый Енох?
– Медальон?
– Американец раздобыл его в Париже, но думает, что он из Египта, – объяснила Астиза. – Его не раз пытались убить, чтобы заполучить эту вещицу. Похоже, она очень нужна этому бандиту, бин Садру. Французские ученые тоже заинтересовались медальоном. Именно из-за него месье Гейдж попал в милость к Бонапарту.
– Змеиный бин Садр? Мы слышали, что он примкнул к захватчикам.
– Он служит тому, кто больше платит, – усмехнулся Ашраф.
– А кто на самом деле платит ему? – спросил Енох Астизу.
Она вновь опустила глаза.
– Другой ученый.
Неужели она знала больше, чем рассказала мне?
– Наверное, он шпионит для Бонапарта, – предположил Ашраф, – и заодно выполняет поручение того, кто хочет заполучить медальон.
– Тогда американцу надо быть очень осторожным.
– Да уж.
– И значит, этот американец опасен для всех окружающих.
– Ты, как обычно, быстро постигаешь истину, мой мудрый брат.
– И тем не менее ты привел его ко мне.
– Потому что в его руки попала легендарная вещь!
Мне совсем не понравился такой разговор. Я едва выжил в страшном сражении и опять нахожусь в опасности?
– Так кем же на самом деле является этот ваш бин Садр? – спросил я.
– Он с такой наглостью и упорством грабил могилы, что стал отверженным, – ответил Енох. – Он пренебрегал всеми общественными и моральными законами. Люди науки с презрением отвергли его, поэтому он объединился с европейскими исследователями черной магии. Он стал торговцем и, судя по слухам, убийцей и теперь шатается по миру в обществе влиятельных особ. Какое-то время мы ничего не слышали о нем. Но сейчас он вновь объявился, очевидно чтобы работать на Бонапарта.
«Или на графа Алессандро Силано», – подумал я.
– Похоже на скандальную газетную историю, – заметил Тальма.
– Он убьет вас, если вы напишете об этом.
– Но боюсь, она слишком запутанна для моих читателей, – внес поправку журналист.
«Может, мне стоит просто отдать медальон этому Еноху, – подумал я. – Ведь в сущности, он достался мне даром, как и отобранные у Ашрафа трофеи. Пусть этот мудрец сам разбирается со змеями и разбойниками. Но нет, а вдруг этот предмет приведет меня к настоящим сокровищам? Бертолле, конечно, думает, что в мире нет ничего лучше свободы, но, судя по моему опыту, так говорят уже разбогатевшие люди».
– Итак, вы хотите разрешить загадку? – спросил Енох.
– Я хочу найти того, кому смог бы довериться. Найти исследователя, который не украдет его.
– По-моему, ваша подвеска является своеобразной путеводной нитью, и если я прав, то мне лично она не нужна. Это скорее обуза, чем подарок судьбы. Но я попробую помочь вам понять ее назначение. Можно взглянуть?
Я снял медальон и слегка покачал его на цепочке, в очередной раз завладев вниманием всех присутствующих. Енох принялся разглядывать вещицу так же старательно, как все предыдущие исследователи, поворачивая, играя подвесками и разглядывая на свет ее отверстия.
– Как он оказался у вас?
– Я выиграл его в карты у одного солдата, который утверждал, что эта подвеска некогда принадлежала самой Клеопатре. Он сказал, что затем она досталась алхимику по имени Калиостро.
– Калиостро!
– Вы слышали о нем?
– Он был однажды в Египте. – Енох укоризненно покачал головой. – Он стремился познать не предназначенные для людей тайны, проник в сокровенные священные места и произносил вслух запретные имена.
– Почему нельзя произносить вслух какое-то имя?
– Узнав настоящее имя бога, человек может потребовать у него исполнения своего желания, – пояснил Ашраф. – Скажем, произнеся имя покойного, мы призываем его. В старину верили, что слова, особенно написанные, были магическими.
Старик перевел взгляд с меня на Астизу.
– Как ты относишься к этому, жрица?
Она слегка поклонилась.
– Я служу богине. Она привела меня к этому американцу, так же как призвала тебя к исполнению ее воли.
Жрица? Что, черт возьми, это значит?
– Быть может, воля ее состоит в том, чтобы выбросить это украшение в нильские воды, – сказал Енох.
– Все возможно! И однако, мудрый Гермес, разве древние не предназначили его для людей будущего? И вот он попадает к нам таким невероятным путем. Почему? Случайно ли его появление, или так распорядилась судьба?
– За всю мою ученую жизнь я не сумел найти ответа на такой вопрос, – озадаченно вздохнул Енох. – Итак. – Он вновь пригляделся к медальону и показал Астизе на дырочки на диске. – Ты поняла, что означает этот узор?
– Звезды, – предположила Астиза.
– Верно, но какие именно?
Мы все недоуменно покачали головами.
– Но это же просто! Драконис или Драко. Дракон. – Он провел линию, соединяя звездные отверстия; получилось что-то вроде извивающейся змеи или тощего дракона. – Я полагаю, что созвездие должно стать путеводной нитью для владельца медальона.
– И куда же может привести эта путеводная нить? – удивился я.
– Кто знает? Звезды кружат в ночном небе и меняют положение в зависимости от сезонов. Само по себе созвездие еще ничего не значит, важно связать его с каким-то календарем. Поэтому какой же нам прок от этого знания?
Мы ждали какого-то ответа, надеясь, что вопрос не был риторическим.
– Я не знаю, – продолжил Енох. – Хотя в древности временные расчеты поглощали умы людей. Некоторые храмы строились исключительно для того, чтобы их алтари освещались именно в день зимнего солнцестояния или осеннего равноденствия. Путь солнца считался подобным пути жизни. Но на этом изделии нет никаких указаний на конкретное время.
– Верно, – сказал я.
Тут мне вспомнился календарь, показанный Монжем в трюме «Ориента», тот самый, что захватили в крепости, где содержался в заключении Калиостро. Может быть, обе эти вещи принадлежали раньше старому колдуну? Не таится ли в том календаре какая-то подсказка?
– Если не знать, когда именно следует воспользоваться этим медальоном, он останется никчемной безделушкой. И еще, как вы думаете, почему вот эта черта делит круг пополам?
– Понятия не имею, – признался я.
– Вот эти зигзаги почти наверняка древние символы воды.
Его слова удивили меня. Я-то считал, что это горы, но Енох уверил нас, что именно так египтяне изображали волны.
– Но меня озадачивает вот эта штрихами намеченная пирамидка. И подвески… а-а, вы только взгляните сюда.
Он пригласил нас склониться поближе. Примерно посередине каждой стреловидной подвески имелась выемка или зарубка, не замеченная мной раньше, она, видимо, отмечала особо важную часть стрелки.
– Уж не масштаб ли это? – предположил я. – Эти зарубки задают шкалу измерения?
– Есть такая вероятность, – согласился Енох. – Но они также могут быть точками соединения со второй частью данного медальона. Думаю, господин американец, ваш медальон кажется нам непонятным потому, что его конструкция пока не завершена.
* * *
Именно Астиза предложила мне оставить медальон у старика, чтобы тот поискал подобные знаки в своих книгах. Поначалу мне вовсе не понравилось такое предложение. Я успел привыкнуть к ощущению тяжести на шее, дающему уверенность в том, что загадочный знак всегда со мной. С какой стати мне отдавать его почти незнакомому человеку?
– От него же все равно нет никакого толку, пока неизвестно его предназначение, – разумно заметила девушка. – На улицах Каира любой воришка может сдернуть подвеску у вас с шеи. А в подвале ученого отшельника она будет спрятана надежно, как в склепе.
– А ему можно доверять?
– Разве у вас есть выбор? Много ли ответов вы получили с тех пор, как завладели этой вещицей? А вдруг Енох за день или два сумеет разузнать что-то новенькое?
– А чем мне заниматься в это время?
– Поспрашивайте ваших же ученых. Может, кто-то сообразит, почему здесь изображен именно Дракон. Если мы будем искать сообща, то быстрее найдем разгадку.
– Итан, стоит ли так рисковать? – буркнул Тальма, с подозрением поглядывая на Астизу.
И правда, что нам известно об этой так называемой жрице? Однако сердце подсказало мне, что страхи Тальма преувеличены и я уже не одинок в своих поисках, а нежданно-негаданно обрел союзников, способных помочь мне разгадать головоломку. Надо довериться воле богини.
– Нет, она права, – заявил я. – Нам нужна помощь, иначе мы не продвинемся ни на шаг. А если Енох сбежит с моим медальоном, то его будет ловить вся французская армия.
– Сбежит? Он же пригласил нас жить в его доме.
Мне предоставили такую спальню, о которой я много лет мог только мечтать. Прохладная и тенистая комната с высокой кроватью под кисейным пологом. Изразцовый пол покрыт мягкими коврами, а медная раковина и кувшин отделаны серебром. Просто сказка по сравнению с грязью и пеклом нашего похода!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52