Подошел врач.
– Мириам, ты, наверное, замерзла, – сказал он и подтянул одеяло. Он не обратил на Джастин внимания и принялся читать карточку Наны, а потом увез каталку в темную комнату. Джастин осталась одна в коридоре. Она почувствовала себя ни на что не годной. Надо было поговорить с Наной. Подоткнуть одеяло. Взять за руку.
– Займет около часа, – сказал врач. – Прогуляйтесь немного.
Джастин встретилась с Барри в вестибюле больницы. Он побрился и постригся, выглядел неплохо. Джастин почувствовала некоторую робость. Они зашли в первую попавшуюся кофейню, и Барри заказал еду без обычных шуточек.
За стойкой человек в белом медицинском халате уронил пузырек. Зеленые таблетки раскатились по грязному полу. Он сгреб их в кучку, собрал в пузырек и положил его в карман.
– Я надеюсь, Нана не принимает зеленых таблеток, – сказал Барри.
– Мне тебя не хватало, – призналась Джастин, он взял ее за руки и сжал. Она дрожала. Рассказала ему про Мириам и каталку в коридоре.
– Милая! – воскликнул он. – Позволь мне быть с тобой! – Он пересел на скамейку рядом с ней и обнял ее. Ей нравилось, когда он так делал. – Ты же знаешь, что я в конце концов найду работу.
– Знаю? – Она высморкалась в салфетку.
– Да, знаешь. – Официантка принесла газировку. Барри сжал Джастин крепче, и она раздраженно дернулась, потому что он попал ей по животу. Откуда ей это знать? Все стало только хуже.
Барри вернулся на свою сторону скамейки, совершенно растерянной.
– Мне кажется, что ты все время на меня злишься.
– Тебе не кажется, что я на тебя злюсь, я действительно на тебя злюсь. Все время! – Джастин была тогда не настолько маленькой, чтобы не помнить. Им приходилось затаскивать отца в душ.
Официантка шмякнула перед ним тарелку творога, а перед ней – сандвич.
– Мать хочет, чтобы я взялся управлять ее делом, – сказал он, и они поменялись тарелками. – Я не знаю.
– От скольких предложений ты уже отказался на данный момент?
– То есть я должен найти работу, любую работу, не важно, в чем она заключается?
– Кто-то предлагает передать тебе дело. Я не понимаю, как ты можешь говорить, что лучше будешь смотреть телевизор. – В тарелке с творогом был черный волос.
– И ты не имела бы ничего против, если бы я стал garmento?
– Ну, а ты сам чем хочешь заниматься?
– Моя мать умрет, если у нее не будет компании, которой необходимо управлять.
– Она хочет уйти на покой, насколько я слышала.
– Послушай. Я знаю, что не имею никакого права просить тебя об этом. – Он потянулся к ней поверх тарелок и стаканов и сжал ее руку в своих.
Барри собирается сделать ей предложение, пока она обливается потом в грязной кофейне? Над щербатой тарелкой творога, в котором лежит чей-то волос?
– Не смей.
– Ладно. – Он задержал дыхание. – Определенно нет?
Она права! Он бы сделал ей предложение над битой тарелкой творога, в котором лежит чей-то волос. Он вздохнул, и Джастин посмотрела в окно на знойные просторы Пятой авеню. Может, ей стоит просто выйти за Барри Кантора и махнуть на жизнь рукой? Ее родители были женаты одиннадцать лет, и только потом у ее отца отказали тормоза. Кэрол не пошла бы на такое не глядя.
– Я думаю организовать музыкальную группу, – объявил он.
– Послушай, я не могу больше с тобой видеться. Это надо прекращать.
Они вернулись к ней на квартиру, потому что там были его вещи. Джастин знала точно, какой будет ее жизнь с этого момента: не с кем поговорить, не с кем пообедать. Редкий свободный вечер она будет проводить в тренажерном зале. Унизительные свидания. Случайные встречи с озлобленными мужчинами, которые ей даже не нравятся. Никакого секса. В точности как прошлый год. Этого хватит, чтобы заставить себя задуматься над снижением собственных стандартов.
Собака не обратила на нее внимания и принялась скакать вокруг Барри. Он играл с ней на диване. Хватит.
– Я принесу тебе пакет, – сказала она.
– Я просто не понимаю. Я тебе совсем не нужен?
– Тридцать два года я прекрасно обходилась. Я без тебя не умру.
– Я умру без тебя! – сказал он, хватая ее за плечи. Он все превращает в драму. – А как насчет твоей бабушки?
Она не станет реагировать на подобные манипуляции.
– Это все очень грустно, – сказала она, подталкивая к нему пакет. – Но это другой вопрос.
Это не должно влиять на то, как нам следует поступить.
Он прижал пакет к животу и замер.
– Ты такая… блин, это что-то клиническое. Я не понимаю.
– Почему? – Как он смеет использовать против нее ее бабушку!
– Ты не испытываешь ко мне совершенно никаких чувств.
– Это неправда. У меня к тебе одни только чувства. – Джастин вышла на кухню. Но там делать было нечего. – Плохие и хорошие. Чувства. – У следующего мужчины не будет и следа лысины, и он будет работать больше, чем она. Организовать группу, подумать только!
– Это не подлежит обсуждению?
– Нет. Мы должны двигаться дальше. И разойтись надо тихо.
Барри вошел в кухню и стал пылко ее целовать.
– Нет.
– Почему? – Он целовал ее, как безумный. – Это же в последний раз.
Это слезливая сентиментальность. Она была не в настроении устраивать спектакль. Он этого никогда не поймет. Он нестабилен. Он глупец. Разлегся у себя на диване, отказывается от предложений, смотрит телевизор. Она с отвращением отстранилась от его рта.
– Извини, я не могу.
– Чудесно. Я ухожу.
Но он не ушел! Подошел к пробковой доске у телефона и вытащил булавку с кампании 1984 года.
– Никогда не хотел просить об этом.
– Так и не проси, – бросила Джастин, и его глаза сверкнули. Ей все равно. Она хотела, чтобы он ушел. Он вогнал булавку обратно в доску. Теперь он производил несколько угрожающее впечатление.
– Можно я приму душ?
Хватит тут торчать. Она выдохнула.
– Всего лишь, черт возьми, душ! – Вперед!
Но он вышел из ванной такой причесанный, разгоряченный и сияющий, что ее чувства изменились. С Барри ей довелось пережить глубокую умиротворенность. От этого нельзя отмахнуться. Это и есть любовь? Он нелеп, он очарователен, он злится на себя. Она обняла его, и на его лице отразилась такая всепоглощающая радость, что ей захотелось просто выйти за него и покончить с этим.
Он горько качал головой, с презрительной беспечностью заталкивая в пакет нижнее белье и носки. Смотри внимательно: он забудет грязную пару белья на полу в ванной. Джастин снова обняла его на прощание и чуть не заплакала. Какими словами рассказать об этом матери?
Он поцеловал собаку и вышел не оглядываясь.
А вот и они, грязные трусы на полу в ванной, засаленные, жалкие, нелепые. Она не подняла их. Грязное белье – далеко не единственное, что она видала с Барри, но сейчас она не хотела об этом думать. Она заварила себе чаю, прибралась и протерла пыль – и замечала его белье каждый раз, как входила в ванную.
__________
Это был вечер накануне завершения сделки по продаже сети магазинов спортивных товаров Ноя Клермана конкуренту. Джастин собиралась проверить некоторые изменения, внесенные в последнюю минуту, а пока проглядывала свадебные объявления в «Таймс». Мисс Эберли Питтс, 21. Мисс Джослин Греббис, 23. Что это за люди? Инес Кэмпбел Нанс, 28. Ну вот. Все-таки двадцать восемь.
Ей не следует вообще читать этот раздел.
Никки вбежал к ней в кабинет с раскрасневшимся лицом.
– Ты не поверишь, но они говорят, что не могут закончить завтра, если не увидят некоторые документы.
Он подал Джастин список. Она просмотрела, какие документы им были нужны, схватила телефон и позвонила другой стороне.
– Вы что, шутите? – раздраженно спросила она взявшего трубку клерка. – Аренда офисного пространства в О-Клэр – да я больше за квартиру плачу! Это не может задержать завершения сделки. – Она повесила трубку.
– У них было на это несколько месяцев, – возбужденно говорил Никки. – В половине двенадцатого ночи, накануне подписания? Это просто непрофессионально. Это глупо.
Зазвонил телефон. Никки схватил его своей тощей рукой.
– Включи громкую связь, – с отвращением потребовала Джастин.
– Как вы смеете разговаривать так с моим сотрудником! – задыхаясь, выпалил в трубку партнер из компании-покупателя.
– Рон, – сказала Джастин. – У вас было четыре месяца и вы могли просить все, чего пожелаете. Мы всегда были готовы помочь.
– У нас есть полное право! – крикнул он. – Что вы скрываете?
– Рон. – Она постаралась держать себя в руках. – Мой клиент может орать на меня, мой партнер может орать на меня. Но вы – не можете.
– Мне нужна запись, показывающая, что…
– Какая запись? Нет никаких записей! Никки улыбался.
– Мы пришлем вам документы по факсу, – сказала она. – Но вы знаете не хуже меня, что вы не поймете их за час. Вы просто прикрываете свои задницы, и замечательно, но вы должны были сделать это месяц назад. Вы меня удивляете.
– Так вы пришлете.
– Да. Но если мой клиент не получит денег завтра к десяти, я не думаю, что он захочет ждать до одиннадцати.
– Позвоните ему.
– Я не собираюсь звонить моему клиенту в полночь. Нам нужны деньги в десять утра. У нас есть и другие предложения, если помните.
Она отключилась. Никки устало, для порядка показал ей большой палец. Эта работа больше его не интересовала.
Джастин провела день закрытия сделки в ожидании подтверждения перевода денег, вместе с Никки и специалистами по инвестициям. Утром здесь царило усталое облегчение. После обеда все уже сердились, им не терпелось перейти к другим делам. В четыре тридцать из банка все еще не было никаких вестей.
– Если можно отправить человека на Луну и позвонить домой с самолета, – сказал Никки, прислоняясь спиной к стене, чтобы размять коленки, – то можно бы уже, кажется, перевести деньги к половине четвертого.
Специалисты по инвестициям загудели в знак согласия.
В пять им сказали, что перевод не могут найти в компьютере. В шесть – что денег нет ни на счету «Ной Клерман Лтд», ни на счету «Спорт Про Икуитис», и вообще нигде нет.
Никки растерялся:
– Четыреста миллионов долларов – они их потеряли?
– Как же, потеряли, – сказала Джастин, набирая номер банка. – Что, черт побери, у вас тут происходит? – прогремела она. – Немедленно найдите деньги! – Она с грохотом бросила трубку. Люди разбрелись, чтобы заняться делами, которые давно бы уже сделали в течение дня, если бы не сидели тут в ожидании известий. Джастин и Никки торчали у телефона.
Деньги нашли в восемь. Джастин доехала до дома и вырубилась.
Она проснулась в полночь, выгуляла собаку. Потом ела бутерброды с майонезом и смотрела «Шоу Мэри Тейлор Мор». Вот такая у нее теперь жизнь.
Требуются истории со счастливым концом
Барри видел сон. Он знал, что это сон. Он знал, что уже утро. Стелла настойчиво пыталась съесть на улице какое-то дерьмо, а он все бил и бил ее. Она все ела, а он все бил, а она не понимала. Он проснулся в отчаянии.
Он оглядел пустую влажную комнату. Заснуть презренным и несчастным – это с ним теперь случается постоянно. Но проснуться и увидеть, что день уже с самого начала бессмысленно маячит впереди, как мокрый, заваленный мусором и заросший сорняком пустырь рядом с ржавым грузовиком, и больше ничего в перспективе – это было невыносимо.
Август пришел, как болезнь. Барри был болен. Все, что он делал, было неправильно. Он сидел в гостиной. Потом лег в спальне. Потом ел на кухне. Так он прошелся по всем комнатам. Клочки шерсти и кожаные туфельки перекатывались по полу и напоминали ему о Стелле. Он скучал без нее.
Однажды утром он проснулся с совершенно новой идеей: нужно заморозить свою сперму.
Жизнь была вполне хороша, пока ему не случалось поговорить с кем-нибудь. С кем-нибудь, у кого есть работа, жена, девушка, у кого намечается свидание вслепую. Он позвонил Карен. Она не могла разговаривать, уходила к дантисту.
Ей было куда идти. Он позавидовал. Он завидовал, что его сестра идет к дантисту.
Он где-то потерял бумажник. Два часа перерывал квартиру, пока не понял, что, скорее всего, оставил бумажник в тренажерном зале. Ладно, значит, на этой неделе ему будет постоянно не хватать бумажника. Последний раз с ним такое случилось после авиакатастрофы.
Он обзвонил компании, где у него были кредитные карточки, а они воспользовались этой возможностью, чтобы напомнить ему о балансе на счету. Он отправился в управление автомобильным транспортом за новым водительским удостоверением. И там, подумать только, из метро выходила Моника: у него было с ней свидание вслепую два года назад, и потом он еще полгода не мог перестать думать о ее груди. Он представился заново. Она сейчас шла в суд, где должна была выполнить роль присяжной. Он сказал ей, что сейчас без работы и думает основать собственную компанию по производству салатных соусов. Она посмотрела на него, будто он пытался продемонстрировать ей какие-то особо интересные ожоги. Она извинилась и быстро пошла прочь.
Каждый раз, как ему казалось, что он скатился на самое дно, случалось еще что-нибудь, и он опускался еще ниже. Ну, нельзя же ожидать дальновидности и проницательности от человека, которому не хватило мозгов даже для того, чтобы отболтаться от необходимости заседать в суде присяжных. Он вдруг понял, что Карен делает в Бруклине.
Он позвонил Карен. Ее странная маленькая жизнь имела определенную внутреннюю логику.
– Сила для изменений заключена в настоящем моменте, – сказала Карен ему с уверенностью.
– Что, черт побери, это значит?
– Не знаю, но у меня голова болит. Может, потом поговорим?
Барри не делал ничего для настоящего момента ни разу за последние шесть лет. У него не очень хорошо обстояло дело с настоящим. Он сам не был настоящим.
Он пошел в «Дел-спорт» и продал «1953 Янки и Вилли Мейс». Он мог бы продержаться на плаву, продавая одну крупную бейсбольную карточку в неделю. Но он скорее научится печатать на машинке, чем продаст Тома Сивера.
Барри слушал «Нью-Йорк вьюз» и качал бицепсы. Он не должен этим заниматься. Он должен просматривать объявления. Он выключил радио и взял в руки газету.
Барри хотелось, чтобы на него обратили такое внимание, которое обращают на человека, когда выбирают для сверхсекретного правительственного поручения: физические тренировки, гипноз, обучение языкам. Ему не хватит квалификации даже для работы официантом. Он позвонил в «Рита Дориа». Новых вакансий не появлялось, они получили его резюме, с ним свяжутся, если что, пожалуйста, не звоните сюда больше.
Наверное, нужно прямо сейчас пойти на улицу и побегать немного, раз он не ждет звонка. На Риверсайд-драйв, у Могилы Неизвестного Солдата, невысокая, толстая, непонятного возраста девушка с монголоидными чертами лица бродила, спотыкаясь и шлепая губами, не обращая ни на что внимания. Он поспешил дальше, и сердце его болело за нее и за весь мир. Все могло быть значительно хуже.
И тогда он заметил ее обручальное кольцо.
Иногда он вспоминал о Синтии. Два года назад он услышал от своего друга Джекоба, что Синтия вышла за канадского анестезиолога, с которым познакомилась на эскалаторе в «Блумингдейлс». Так что теперь, вдобавок к острым, горьким и сладким одновременно воспоминаниям, которые накатывали, когда он оказывался на Первой авеню, когда ел лук, когда слышал «The Cats», у Барри появлялись туманные, абстрактные мысли о Синтии, как только кто-нибудь упоминал Канаду, анестезию или «Блумингдейлс».
Но даже к Синтии он сейчас не смог бы вернуться.
Он помечтал о том, чтобы встретить Джастин. Случайно, естественно, перед ее офисом. Она должна иногда входить и выходить, он мог бы засесть в засаде. Конечно, из здания было четыре выхода. Но по утрам она всегда входила через одну и ту же дверь, с Лексингтон. Он мог бы ее подкараулить. Но что бы он ей сказал? Сказать было нечего.
Он вернулся, звонил телефон. Это звонил Херн с телефона в «Уайт пэлес» в Йонкерсе.
– Итак, какие у тебя новости?
– Я думаю наняться в спасатели на пляже, – заявил Барри. – Что скажешь?
Последовала пауза.
– Ну, это не мое дело.
– Что это значит – тебе все равно?
– Зачем спрашивать мое мнение, если ты не хочешь его слышать?
– Не обязательно, чтобы твое мнение мне понравилось.
– Тебе нужна моя поддержка, Барри? Я тебя поддерживаю. Если хочешь ссориться со мной, то ты сам по себе. То, что ты говоришь, кажется мне бессмыслицей.
Когда Барри повесил трубку, его накрыла волна раскаяния, такого горького, что он не знал, куда бежать. Ему хотелось заснуть и проснуться тогда, когда все, кто его когда-то знал, давно умрут. Он не заслуживал ничего из того, что ему в жизни доставалось от кого бы то ни было.
Не переехать ли ему в другой город? Нет, ему придется строить свою жизнь поверх того мусора, что накопился у него здесь. Чистого листа не будет. Он посмотрел «Веселые мелодии».
__________
Пиппа пришла в четыре, такая здоровая и сильная. Она уезжает в сентябре в Париж, он завидовал, испытывая одновременно и горечь, и радость за нее. Ему следует просто поехать с ней, его ничто здесь не держит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39