«Обычно журналист выступает в защиту человека, пострадавшего в результате ошибки или недобросовестности следователя. На этот раз следователь защищает человека от недобросовестных журналистов…»
Как писал тогда первый заместитель начальника Главного следственного управления Прокуратуры СССР Виктор Илюхин, компания по дискредитации золотодобывающей артели «…должна остаться в истории отечественной журналистики как одна из самых сенсационных и пожароопасных журналистских акций первых перестроечных лет, когда многим, очень многим еще не до конца понятно было (в том числе и некоторым работникам правоохранительных органов), что же такое перестройка…» (Курсив автора.)
Власти возбуждали общественное настроение прежде всего против хорошо зарабатывающих. Это был самый простой способ отвести в сторону накопившийся в усталом народе гнев против бездарного руководства.
«Верно, есть у Туманова квартира, дача, машина, есть высокая зарплата, – писал Илюхин. – А доказательств, что эта зарплата им не заработана, нет: было проведено множество ревизий и экспертиз квалифицированными специалистами. Результат один: деньги получены законно, Туманов их действительно заработал. Да и работал все эти годы так, как многим «и не снилось». Но журналистам кажется, что справедливость – это когда все бедные; они усматривают криминал в том, что Туманов зарабатывал до 20 тысяч рублей ежегодно. А сколько же должен получать председатель артели, которому по условиям его работы положен двойной трудодень? А знаете ли вы, что рабочие Туманова получали по 10 – 12 тысяч за сезон?»
«Под перестройку» возбуждались уголовные дела, – продолжает Илюхин, – которые представлялись людям авантюрного склада как ступеньки в быстрой служебной карьере. Статья «Вам это и не снилось!», не дожидаясь ни суда, ни даже конца следствия, вторглась в расследование почти десятка уголовных дел, большинство из которых затем, как мыльные пузыри, полопалось за отсутствием состава преступления. Конфуз? Да еще какой!
Теперь – о главном. Нет, не из-за Туманова разгорелся весь этот сыр-бор. Судьба Туманова, работа артели «Печора» оказались лишь «материалом», из которого кое-кто пытался выстроить свою карьеру.
Во всех антитумановских и антипрокурорских акциях газеты ясно виден почерк Нагорнюка и его оскандалившихся соратников.
…Юридически неграмотные журналисты пошли на поводу у авантюристов. Когда же газетчики обнаружили, что «окольные пути», которыми они шли, привели их к конфузу, то взяли на вооружение метод неудавшихся следователей – метод сбора компромата, шантажа и подтасовок».
Не проходило недели, когда бы на страницах «Социалистической индустрии» не печатались отклики «трудящихся», возмущенных артелью «Печора» и ее председателем. Невозможно приводить сумбурное многословие печати полностью, потому позволю себе краткое изложение некоторых откликов, максимально приближенное, даже по лексике, к оригиналам.
В нашем приполярном городке, пишет один, развернулась артель «Печора». С одной стороны – высшая каста, получающая все блага и сверх того, с другой – бесправная масса старателей, работающая свыше двенадцати часов в сутки, продающая свою силу без остатка. Старателя можно уволить за малейшую провинность с минимальным расчетом – «вот вам и секрет производительности труда…»
…Самое страшное, уверен другой, безнаказанность «этих преступников» (то есть старателей), организовавшихся в шайки, разлагающие государственный аппарат. И нет на них управы, потому что срабатывает круговая порука…
Надо ставить вопрос, настаивает третий, об абсолютной нецелесообразности артельной добычи золота. Иначе злоупотреблений в этих кооперативах не миновать. Он «дает голову на отсечение», что безобразное накопительство, подкуп высокопоставленных лиц, трагедии будут продолжаться до тех пор, пока существуют кооперативы.
А по мнению четвертого, «редкий человек устоит от соблазна положить самородок в карман, если рядом никого нет». Охраны золота, продолжает он, на старательских полигонах никакой нет. Промывочные приборы не пломбируются и даже не закрываются на замок. «Подходи, запускай руку и клади в карман самородки…»
Мне был хорошо знаком этот тип «рядовых читателей», выступавших от имени трудящихся: штатные активисты, привычно писавшие под диктовку, некоторые, быть может, по зову сердца – была такая категория «рабочих», которые больше времени проводили не в цехах, а в президиумах, на слетах передовиков.
Совсем другое дело, когда в газетную полемику вступает человек, пусть тоже в глаза не видевший промприбора, но имеющий экономическое образование и ученую степень. В «Книжном обозрении» за июнь 1988 года отдана целая полоса под материал с крупно набранным заголовком «И. СТАЛИН, В. ТУМАНОВ, А. РЕКУНКОВ И ДРУГИЕ» за подписью Авенира Соловьева – доктора экономических наук, профессора Костромского технологического института. Обращаясь к «уважаемой редакции с коммунистическим приветом», большой ученый в преддверии XIX партконференции просит использовать его тезисы:
«Вместе со Сталиным оплевывается вся советская история нашего народа», «…когда рекунковы оберегают Тумановых – это поддержка дельца…»
Смелый, принципиальный и, учитывая, что Рекунков уже не занимал пост Генерального прокурора, умный человек – одним словом, профессор – возвещает о появлении «дельца, у которого нет ничего ни советского, ни социалистического, но который извращает перестройку, приспосабливая к своим антисоциалистическим целям ее смысл и суть».
На самом деле нам было не до улыбок. Авторы публикаций требовали немедленно привлечь расхитителей золота к уголовной ответственности. Постановщики действа в спешке перепутали порядок актов. Задумано было, скорее всего, после волеизъявления масс, прислушиваясь к голосу трудящихся, возбудить уголовное преследование, но Прокуратура СССР, словно давно готовилась, как бы только и ждала – на другой день после газетной публикации открыла «Дело о злоупотреблениях служебным положением должностными лицами артели «Печора».
Голос «народа», едва прорвавшись, оказался обращенным в никуда.
И тогда многие, не утруждая себя сомнениями, ни от кого не требуя доказательств, даже не дожидаясь решения суда, со злобой и восторгом набросились на кооперативное движение.
Это в крови у нас, что ли, с детства отшвыривать, как мешающий хлам, мучающие свободного человека сомнения: а почему, собственно? И где доказательства? Где доводы другой стороны? В былые годы за подобные вопросы, обращенные к властям, можно было загреметь далеко. Страх оказался настолько унаследованным и живучим, что люди перестали задавать вопросы даже самим себе. Проявлением глубокого разлома в обществе явились хлынувшие отовсюду взаимоисключающие по оценкам, но одинаково яростные отклики людей на публикацию «Вам это и не снилось!»
Многих заденет беспардонная ложь газеты о том, будто я, не будучи участником войны, выдаю себя за ветерана сражений. Есть, стало быть, нравственное чутье у множества людей, если они возмутились обвинениями, еще не зная, что некоторое время спустя московский журналист спросит у военкома Ялты полковника В. В. Тутова, почему он снабдил «Социалистическую индустрию» непроверенной и, как выяснится, ошибочной информацией. «Меня очень торопили звонками из горкома партии, – оправдывался военком. – Знаешь, кому выдал удостоверение, говорили мне, это же проходимец, авантюрист. Есть точные сведения, что он никогда не был на фронте!» Когда журналист спросил, кто именно так ему говорил, полковник отвел глаза: «Я не стану их называть, вы уедете, а мне в этом городе жить…»
Из множества писем на этот счет я приведу одно – из города Березовского Свердловской области. Оно поступило в несколько адресов, в том числе Генеральному прокурору СССР и министру обороны СССР. «Я, ветеран войны – участник войны с милитаристской Японией, кавалер ордена Отечественной войны II степени (других наград не имею, так как дважды сидел в лагерях и дважды реабилитирован)… Оскорбления, нанесенные моему флотскому другу Вадиму Туманову, с которым мы вместе плавали на транспорте «Ингул», мобилизованном в действующую армию, есть оскорбление и мне лично. Настоятельно требую прекратить издевательства над участником войны Вадимом Тумановым и восстановить его доброе имя. К.К. Семенов, капитан дальнего плавания, пенсионер. 6 июня 1987 г.»
Спасибо тебе, Костя, еще раз.
Инициаторы разгрома артели затевали полное искоренение встающих на ноги негосударственных форм производства. Они понимали, с чем в нашем случае имеют дело. Может быть, именно поэтому они следили, чтобы наши письменные обращения к властям застревали уже на первых ступенях пирамиды, не имея никаких шансов подняться на самый верх. Высшее руководство внимало только собственному окружению, да еще считанным людям, известным в стране.
Об угрозе, нависшей над артелью, мы писали во все инстанции, но рассчитывать на поддержку какого-либо влиятельного лица не приходилось. Иллюзий и самообольщения у нас не было. Самым порядочным и вменяемым в руководстве страны нам казался Николай Иванович Рыжков, председатель Совета министров СССР. Во время землетрясения в Армении, когда из-под развалин спасатели вытаскивали тела погибших, мы видели – это крупно показал телеэкран, – в его глазах были слезы. Он плакал! Многие тогда прониклись к нему симпатией и доверием. Раньше большевики плакали только на похоронах вождей.
Руководство артели решило обратиться к Рыжкову. Но как преодолеть нашему письму крутую бюрократическую лестницу и попасть ему в руки?
Я лихорадочно перебирал в памяти своих знакомых, достаточно авторитетных для властей и в то же время знавших меня настолько, чтобы довериться мне и артели. Евгений Александрович Евтушенко! Вот на кого можно было рассчитывать.
После нашей поездки по Колыме в 1977 году мы перезванивались, изредка встречались. Он приглашал меня на свои поэтические вечера. Я редко бывал в окололитературных компаниях, но почти каждый раз там встречался какой-либо молодой высокомерный сноб, мнящий себя совестью русского народа и готовый при имени Евтушенко сорваться с цепи. Наблюдая это, я еще больше симпатизировал поэту – равнодушные к нему мне не попадались.
Однажды якутские друзья привезли мне в Москву двух замороженных ленских сигов. Одну из рыбин я послал на дачу Евгению: Александровичу. Некоторое время спустя, вернувшись из очередной поездки, узнал от сына, что в мое отсутствие приходил Евтушенко и оставил на тумбочке записку. Приведу ее целиком, потому что она, по-моему, дает представление о человеке, ее написавшем: «Дорогой Вадим! Пейзаж из лекарств на твоем столике мне не по душе. Но если есть надобность, обязательно плюнь на все и ложись в больницу. Все болезни лучше лечить не в момент самый острый, а заранее. Спасибо за чудо-рыбу. К сожалению, не мог тебя дождаться. Всегда будем рады тебя видеть. Любим тебя и верим, что ты болезнь додавишь. Твой Евг. Евтушенко».
Мне в голову не приходил вопрос, захочет ли поэт вникать в эту историю, но вправе ли мы сами вовлекать его в наши дела и снова сталкивать с властями?
Когда я понял, что вариантов нет, набрал переделкинский номер.
– Женя, привет… Тебе не попадалась… на глаза… статья в… Он не дал мне закончить:
– Вадим, ты в Москве?! Ни по одному телефону не могу тебя найти!
– Не решался тебе звонить.
– Ты с ума сошел! Давай ко мне!
Через полчаса мы с Володей Шехтманом были в Переделкине. Евгений Александрович встретил нас в халате – наверное, работал – и повел на второй этаж в свой кабинет. Газету он уже читал. Я достал из кармана наше обращение к Рыжкову. Евтушенко все понял с полуслова, вынул из пишущей машинки страничку с незаконченными стихами и вставил чистый лист. Я смотрел, как в правый угол ложатся строчки по всем правилам делопроизводства: «От секретаря Союза писателей СССР, лауреата Государственной премии СССР поэта Евтушенко Е. А…» Это было предназначено не столько премьер-министру, хорошо знавшему поэта, но – на всякий случай – тем в его аппарате, кто попытался бы затормозить передачу письма непосредственно в руки премьера. Поэт писал высшему руководству на понятном нашим лидерам языке: «…Зная Вашу занятость, тем не менее вынужден обратиться к Вам по делу, требующему безотлагательного вмешательства. Передаю на Ваше имя письмо, подписанное работниками артели «Печора». Прилагаю к нему также ряд копий документов, вырезок из газет, характеристику председателя артели Туманова В.И. Этого человека я знаю лично давным-давно и могу сказать следующее: это работающий на золоте самородок…»
Тут я прерву цитирование сохранившейся у меня копии письма и признаюсь, что не без смущения привожу лестные для меня слова поэта, имея в виду, что они, как в случае с оставленной у меня на тумбочке запиской, помогают, мне кажется, лучше представить того, кто это писал.
«…самородок, человек тяжелейшей трагической судьбы. Когда ему было 22 года, в 1949 году, в бытность штурманом, был арестован по статье 58, столь печально знаменитой в истории российской. За что? Да за то, что любил Есенина… Сегодняшнему поколению это трудно представить, а я то время прекрасно помню. В заключении он стал работать на золоте, полюбил эту дьявольскую, однако увлекательную работу. Вышел вчистую в 1956 году. Обратился с письмом в Совмин с идеей воскрешения старательских артелей и, получив добро, дал стране более 30 тонн золота. Проявил нечеловеческую энергию, изобретательность. Володя Высоцкий, чьим, может быть, самым близким другом был Вадим Туманов, мечтал поставить о нем фильм, сыграв его роль.
Короче, человек это незауряднейший, один из тех, в чьей инициативе и предприимчивости так нуждается перестройка. Золото – металл скользкий, и на нем легко поскользнуться. Однако Туманов не из таких. Но те, кто работает на золоте – в силу своих высоких заработков, – вызывают частенько зависть, подозрительность. Сейчас вокруг этой старательской артели создана именно такая атмосфера, отнюдь не помогающая добыче нужнейшего нам металла. Прошу Совмин и Вас лично заинтересоваться этим делом, суть которого изложена в письме старателей. Желаю Вам успехов в наступившем году, личного счастья и как можно больше доброго для нашего народа… Евг. Евтушенко».
Честно говоря, я не очень-то надеялся на успех. Прощаясь с Евгением Александровичем, я был благодарен ему за готовность, не выясняя, кто в этой истории – на самом деле прав, решительно вмешаться в события с непредсказуемым исходом, на себя принимая часть ответственности.
Письмо Евтушенко действительно попало в руки Н. И. Рыжкова. Глава правительства начертал на нашем обращении к нему резолюцию, адресованную министру внутренних дел А. В. Власову и Генеральному прокурору А. М. Рекункову: «Разобраться по существу, объективно».
Страсти вокруг «Печоры» продолжали накаляться, но резолюция премьера изменила, по крайней мере, тональность обращения с нами следственных органов. Нас стали – или делали вид, что стали, – выслушивать.
На второй день после выхода партийной газеты с той подлой публикацией ее прокомментировала британская «Гардиан». Приведу отрывок из комментария не из-за особой его мыслительной или художественной силы, а по причине другого свойства: я долго затруднялся ответить на вопрос, каким образом аккредитованный в советской столице западный журналист, выросший в культуре частного предпринимательства и свободного рынка, воспринимал нападки на кооперативное движение в СССР совершенно в духе стратегов из парторганов и спецслужб.
«Источник миллионов рублей, разбрасываемых вокруг в виде взяток, – это сибирское золото и особенно советская версия частного предпринимательства – рабочие кооперативы. Руководители кооперативов известны как короли, и в стране, где средняя заработная плата не превышает 50 рублей в неделю, их доход исчисляется тысячей и больше рублей в неделю.
Один из королей в центре клондайкского скандала Вадим Туманов имеет дом на золотых приисках, оборудованный бассейнами, саунами и полным набором поваров из Москвы. У него есть горная вилла на Кавказе и еще одна на побережье Крыма, обе с полным набором обслуживающего персонала. Кроме того, в Москве у него есть частная квартира, записанная на имя сына (и тут есть слуга). Во всех этих местах его ждет автомобиль.
Несмотря на четыре срока заключения, один из которых он получил за вооруженное ограбление банка, «отягченное убийством», он использует свои богатства для прикармливания известных артистов, поэтов и писателей, посещающих даваемые им приемы. Он также использовал свои связи для получения незаслуженной медали героя войны, а в начале этого года опубликовал статью под названием «Жизнь без вранья» в массовом коммерческом журнале «Огонек» о своей дружбе с популярным, но спорным бардом Владимиром Высоцким… Подключение журнала придает новому скандалу некоторые серьезные политические акценты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Как писал тогда первый заместитель начальника Главного следственного управления Прокуратуры СССР Виктор Илюхин, компания по дискредитации золотодобывающей артели «…должна остаться в истории отечественной журналистики как одна из самых сенсационных и пожароопасных журналистских акций первых перестроечных лет, когда многим, очень многим еще не до конца понятно было (в том числе и некоторым работникам правоохранительных органов), что же такое перестройка…» (Курсив автора.)
Власти возбуждали общественное настроение прежде всего против хорошо зарабатывающих. Это был самый простой способ отвести в сторону накопившийся в усталом народе гнев против бездарного руководства.
«Верно, есть у Туманова квартира, дача, машина, есть высокая зарплата, – писал Илюхин. – А доказательств, что эта зарплата им не заработана, нет: было проведено множество ревизий и экспертиз квалифицированными специалистами. Результат один: деньги получены законно, Туманов их действительно заработал. Да и работал все эти годы так, как многим «и не снилось». Но журналистам кажется, что справедливость – это когда все бедные; они усматривают криминал в том, что Туманов зарабатывал до 20 тысяч рублей ежегодно. А сколько же должен получать председатель артели, которому по условиям его работы положен двойной трудодень? А знаете ли вы, что рабочие Туманова получали по 10 – 12 тысяч за сезон?»
«Под перестройку» возбуждались уголовные дела, – продолжает Илюхин, – которые представлялись людям авантюрного склада как ступеньки в быстрой служебной карьере. Статья «Вам это и не снилось!», не дожидаясь ни суда, ни даже конца следствия, вторглась в расследование почти десятка уголовных дел, большинство из которых затем, как мыльные пузыри, полопалось за отсутствием состава преступления. Конфуз? Да еще какой!
Теперь – о главном. Нет, не из-за Туманова разгорелся весь этот сыр-бор. Судьба Туманова, работа артели «Печора» оказались лишь «материалом», из которого кое-кто пытался выстроить свою карьеру.
Во всех антитумановских и антипрокурорских акциях газеты ясно виден почерк Нагорнюка и его оскандалившихся соратников.
…Юридически неграмотные журналисты пошли на поводу у авантюристов. Когда же газетчики обнаружили, что «окольные пути», которыми они шли, привели их к конфузу, то взяли на вооружение метод неудавшихся следователей – метод сбора компромата, шантажа и подтасовок».
Не проходило недели, когда бы на страницах «Социалистической индустрии» не печатались отклики «трудящихся», возмущенных артелью «Печора» и ее председателем. Невозможно приводить сумбурное многословие печати полностью, потому позволю себе краткое изложение некоторых откликов, максимально приближенное, даже по лексике, к оригиналам.
В нашем приполярном городке, пишет один, развернулась артель «Печора». С одной стороны – высшая каста, получающая все блага и сверх того, с другой – бесправная масса старателей, работающая свыше двенадцати часов в сутки, продающая свою силу без остатка. Старателя можно уволить за малейшую провинность с минимальным расчетом – «вот вам и секрет производительности труда…»
…Самое страшное, уверен другой, безнаказанность «этих преступников» (то есть старателей), организовавшихся в шайки, разлагающие государственный аппарат. И нет на них управы, потому что срабатывает круговая порука…
Надо ставить вопрос, настаивает третий, об абсолютной нецелесообразности артельной добычи золота. Иначе злоупотреблений в этих кооперативах не миновать. Он «дает голову на отсечение», что безобразное накопительство, подкуп высокопоставленных лиц, трагедии будут продолжаться до тех пор, пока существуют кооперативы.
А по мнению четвертого, «редкий человек устоит от соблазна положить самородок в карман, если рядом никого нет». Охраны золота, продолжает он, на старательских полигонах никакой нет. Промывочные приборы не пломбируются и даже не закрываются на замок. «Подходи, запускай руку и клади в карман самородки…»
Мне был хорошо знаком этот тип «рядовых читателей», выступавших от имени трудящихся: штатные активисты, привычно писавшие под диктовку, некоторые, быть может, по зову сердца – была такая категория «рабочих», которые больше времени проводили не в цехах, а в президиумах, на слетах передовиков.
Совсем другое дело, когда в газетную полемику вступает человек, пусть тоже в глаза не видевший промприбора, но имеющий экономическое образование и ученую степень. В «Книжном обозрении» за июнь 1988 года отдана целая полоса под материал с крупно набранным заголовком «И. СТАЛИН, В. ТУМАНОВ, А. РЕКУНКОВ И ДРУГИЕ» за подписью Авенира Соловьева – доктора экономических наук, профессора Костромского технологического института. Обращаясь к «уважаемой редакции с коммунистическим приветом», большой ученый в преддверии XIX партконференции просит использовать его тезисы:
«Вместе со Сталиным оплевывается вся советская история нашего народа», «…когда рекунковы оберегают Тумановых – это поддержка дельца…»
Смелый, принципиальный и, учитывая, что Рекунков уже не занимал пост Генерального прокурора, умный человек – одним словом, профессор – возвещает о появлении «дельца, у которого нет ничего ни советского, ни социалистического, но который извращает перестройку, приспосабливая к своим антисоциалистическим целям ее смысл и суть».
На самом деле нам было не до улыбок. Авторы публикаций требовали немедленно привлечь расхитителей золота к уголовной ответственности. Постановщики действа в спешке перепутали порядок актов. Задумано было, скорее всего, после волеизъявления масс, прислушиваясь к голосу трудящихся, возбудить уголовное преследование, но Прокуратура СССР, словно давно готовилась, как бы только и ждала – на другой день после газетной публикации открыла «Дело о злоупотреблениях служебным положением должностными лицами артели «Печора».
Голос «народа», едва прорвавшись, оказался обращенным в никуда.
И тогда многие, не утруждая себя сомнениями, ни от кого не требуя доказательств, даже не дожидаясь решения суда, со злобой и восторгом набросились на кооперативное движение.
Это в крови у нас, что ли, с детства отшвыривать, как мешающий хлам, мучающие свободного человека сомнения: а почему, собственно? И где доказательства? Где доводы другой стороны? В былые годы за подобные вопросы, обращенные к властям, можно было загреметь далеко. Страх оказался настолько унаследованным и живучим, что люди перестали задавать вопросы даже самим себе. Проявлением глубокого разлома в обществе явились хлынувшие отовсюду взаимоисключающие по оценкам, но одинаково яростные отклики людей на публикацию «Вам это и не снилось!»
Многих заденет беспардонная ложь газеты о том, будто я, не будучи участником войны, выдаю себя за ветерана сражений. Есть, стало быть, нравственное чутье у множества людей, если они возмутились обвинениями, еще не зная, что некоторое время спустя московский журналист спросит у военкома Ялты полковника В. В. Тутова, почему он снабдил «Социалистическую индустрию» непроверенной и, как выяснится, ошибочной информацией. «Меня очень торопили звонками из горкома партии, – оправдывался военком. – Знаешь, кому выдал удостоверение, говорили мне, это же проходимец, авантюрист. Есть точные сведения, что он никогда не был на фронте!» Когда журналист спросил, кто именно так ему говорил, полковник отвел глаза: «Я не стану их называть, вы уедете, а мне в этом городе жить…»
Из множества писем на этот счет я приведу одно – из города Березовского Свердловской области. Оно поступило в несколько адресов, в том числе Генеральному прокурору СССР и министру обороны СССР. «Я, ветеран войны – участник войны с милитаристской Японией, кавалер ордена Отечественной войны II степени (других наград не имею, так как дважды сидел в лагерях и дважды реабилитирован)… Оскорбления, нанесенные моему флотскому другу Вадиму Туманову, с которым мы вместе плавали на транспорте «Ингул», мобилизованном в действующую армию, есть оскорбление и мне лично. Настоятельно требую прекратить издевательства над участником войны Вадимом Тумановым и восстановить его доброе имя. К.К. Семенов, капитан дальнего плавания, пенсионер. 6 июня 1987 г.»
Спасибо тебе, Костя, еще раз.
Инициаторы разгрома артели затевали полное искоренение встающих на ноги негосударственных форм производства. Они понимали, с чем в нашем случае имеют дело. Может быть, именно поэтому они следили, чтобы наши письменные обращения к властям застревали уже на первых ступенях пирамиды, не имея никаких шансов подняться на самый верх. Высшее руководство внимало только собственному окружению, да еще считанным людям, известным в стране.
Об угрозе, нависшей над артелью, мы писали во все инстанции, но рассчитывать на поддержку какого-либо влиятельного лица не приходилось. Иллюзий и самообольщения у нас не было. Самым порядочным и вменяемым в руководстве страны нам казался Николай Иванович Рыжков, председатель Совета министров СССР. Во время землетрясения в Армении, когда из-под развалин спасатели вытаскивали тела погибших, мы видели – это крупно показал телеэкран, – в его глазах были слезы. Он плакал! Многие тогда прониклись к нему симпатией и доверием. Раньше большевики плакали только на похоронах вождей.
Руководство артели решило обратиться к Рыжкову. Но как преодолеть нашему письму крутую бюрократическую лестницу и попасть ему в руки?
Я лихорадочно перебирал в памяти своих знакомых, достаточно авторитетных для властей и в то же время знавших меня настолько, чтобы довериться мне и артели. Евгений Александрович Евтушенко! Вот на кого можно было рассчитывать.
После нашей поездки по Колыме в 1977 году мы перезванивались, изредка встречались. Он приглашал меня на свои поэтические вечера. Я редко бывал в окололитературных компаниях, но почти каждый раз там встречался какой-либо молодой высокомерный сноб, мнящий себя совестью русского народа и готовый при имени Евтушенко сорваться с цепи. Наблюдая это, я еще больше симпатизировал поэту – равнодушные к нему мне не попадались.
Однажды якутские друзья привезли мне в Москву двух замороженных ленских сигов. Одну из рыбин я послал на дачу Евгению: Александровичу. Некоторое время спустя, вернувшись из очередной поездки, узнал от сына, что в мое отсутствие приходил Евтушенко и оставил на тумбочке записку. Приведу ее целиком, потому что она, по-моему, дает представление о человеке, ее написавшем: «Дорогой Вадим! Пейзаж из лекарств на твоем столике мне не по душе. Но если есть надобность, обязательно плюнь на все и ложись в больницу. Все болезни лучше лечить не в момент самый острый, а заранее. Спасибо за чудо-рыбу. К сожалению, не мог тебя дождаться. Всегда будем рады тебя видеть. Любим тебя и верим, что ты болезнь додавишь. Твой Евг. Евтушенко».
Мне в голову не приходил вопрос, захочет ли поэт вникать в эту историю, но вправе ли мы сами вовлекать его в наши дела и снова сталкивать с властями?
Когда я понял, что вариантов нет, набрал переделкинский номер.
– Женя, привет… Тебе не попадалась… на глаза… статья в… Он не дал мне закончить:
– Вадим, ты в Москве?! Ни по одному телефону не могу тебя найти!
– Не решался тебе звонить.
– Ты с ума сошел! Давай ко мне!
Через полчаса мы с Володей Шехтманом были в Переделкине. Евгений Александрович встретил нас в халате – наверное, работал – и повел на второй этаж в свой кабинет. Газету он уже читал. Я достал из кармана наше обращение к Рыжкову. Евтушенко все понял с полуслова, вынул из пишущей машинки страничку с незаконченными стихами и вставил чистый лист. Я смотрел, как в правый угол ложатся строчки по всем правилам делопроизводства: «От секретаря Союза писателей СССР, лауреата Государственной премии СССР поэта Евтушенко Е. А…» Это было предназначено не столько премьер-министру, хорошо знавшему поэта, но – на всякий случай – тем в его аппарате, кто попытался бы затормозить передачу письма непосредственно в руки премьера. Поэт писал высшему руководству на понятном нашим лидерам языке: «…Зная Вашу занятость, тем не менее вынужден обратиться к Вам по делу, требующему безотлагательного вмешательства. Передаю на Ваше имя письмо, подписанное работниками артели «Печора». Прилагаю к нему также ряд копий документов, вырезок из газет, характеристику председателя артели Туманова В.И. Этого человека я знаю лично давным-давно и могу сказать следующее: это работающий на золоте самородок…»
Тут я прерву цитирование сохранившейся у меня копии письма и признаюсь, что не без смущения привожу лестные для меня слова поэта, имея в виду, что они, как в случае с оставленной у меня на тумбочке запиской, помогают, мне кажется, лучше представить того, кто это писал.
«…самородок, человек тяжелейшей трагической судьбы. Когда ему было 22 года, в 1949 году, в бытность штурманом, был арестован по статье 58, столь печально знаменитой в истории российской. За что? Да за то, что любил Есенина… Сегодняшнему поколению это трудно представить, а я то время прекрасно помню. В заключении он стал работать на золоте, полюбил эту дьявольскую, однако увлекательную работу. Вышел вчистую в 1956 году. Обратился с письмом в Совмин с идеей воскрешения старательских артелей и, получив добро, дал стране более 30 тонн золота. Проявил нечеловеческую энергию, изобретательность. Володя Высоцкий, чьим, может быть, самым близким другом был Вадим Туманов, мечтал поставить о нем фильм, сыграв его роль.
Короче, человек это незауряднейший, один из тех, в чьей инициативе и предприимчивости так нуждается перестройка. Золото – металл скользкий, и на нем легко поскользнуться. Однако Туманов не из таких. Но те, кто работает на золоте – в силу своих высоких заработков, – вызывают частенько зависть, подозрительность. Сейчас вокруг этой старательской артели создана именно такая атмосфера, отнюдь не помогающая добыче нужнейшего нам металла. Прошу Совмин и Вас лично заинтересоваться этим делом, суть которого изложена в письме старателей. Желаю Вам успехов в наступившем году, личного счастья и как можно больше доброго для нашего народа… Евг. Евтушенко».
Честно говоря, я не очень-то надеялся на успех. Прощаясь с Евгением Александровичем, я был благодарен ему за готовность, не выясняя, кто в этой истории – на самом деле прав, решительно вмешаться в события с непредсказуемым исходом, на себя принимая часть ответственности.
Письмо Евтушенко действительно попало в руки Н. И. Рыжкова. Глава правительства начертал на нашем обращении к нему резолюцию, адресованную министру внутренних дел А. В. Власову и Генеральному прокурору А. М. Рекункову: «Разобраться по существу, объективно».
Страсти вокруг «Печоры» продолжали накаляться, но резолюция премьера изменила, по крайней мере, тональность обращения с нами следственных органов. Нас стали – или делали вид, что стали, – выслушивать.
На второй день после выхода партийной газеты с той подлой публикацией ее прокомментировала британская «Гардиан». Приведу отрывок из комментария не из-за особой его мыслительной или художественной силы, а по причине другого свойства: я долго затруднялся ответить на вопрос, каким образом аккредитованный в советской столице западный журналист, выросший в культуре частного предпринимательства и свободного рынка, воспринимал нападки на кооперативное движение в СССР совершенно в духе стратегов из парторганов и спецслужб.
«Источник миллионов рублей, разбрасываемых вокруг в виде взяток, – это сибирское золото и особенно советская версия частного предпринимательства – рабочие кооперативы. Руководители кооперативов известны как короли, и в стране, где средняя заработная плата не превышает 50 рублей в неделю, их доход исчисляется тысячей и больше рублей в неделю.
Один из королей в центре клондайкского скандала Вадим Туманов имеет дом на золотых приисках, оборудованный бассейнами, саунами и полным набором поваров из Москвы. У него есть горная вилла на Кавказе и еще одна на побережье Крыма, обе с полным набором обслуживающего персонала. Кроме того, в Москве у него есть частная квартира, записанная на имя сына (и тут есть слуга). Во всех этих местах его ждет автомобиль.
Несмотря на четыре срока заключения, один из которых он получил за вооруженное ограбление банка, «отягченное убийством», он использует свои богатства для прикармливания известных артистов, поэтов и писателей, посещающих даваемые им приемы. Он также использовал свои связи для получения незаслуженной медали героя войны, а в начале этого года опубликовал статью под названием «Жизнь без вранья» в массовом коммерческом журнале «Огонек» о своей дружбе с популярным, но спорным бардом Владимиром Высоцким… Подключение журнала придает новому скандалу некоторые серьезные политические акценты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54