Если уж ты решил посвятить свою жизнь Церкви, тем и занимайся. Это твое призвание.
У Амадо тоже имелось призвание. Он посвятил свою жизнь воровству, прелюбодейству и выпивке. Он олицетворял собою все плотские грехи. Он поклонялся им, принеся свое тело в жертву дьяволу. Ему сначала надо сойти с ума – стать локо, чтобы пойти в церковь и тем самым объявить себя смертным, достойным вечной любви Господа. Так же, как этот падре должен стать локо, чтобы ни с того, ни с сего упасть в объятия Глории.
Видно было, что падре колебался. Его можно понять, если заглянуть в вырез блузки на груди Глории, головокружительно глубокий, как Марианская впадина. Но Амадо все еще ждал, что священник опомнится, явит собою образец целомудрия. Истинному падре негоже забывать высокие устремления, подвигшие его ступить на стезю Господню, и поддаваться соблазну преходящих радостей, какие сулила Глория. Иначе ему уж никогда не служить мессу.
С улицы вошли Норберто и Мартин. Норберто весь перепачкался в земле. Он снял туфли у порога, чтобы не тащить грязь в дом.
– Ола!
Амадо оторвался от телевизора.
– Ола, пендехо! Комо фуэ?
– Бьен. Тодо бьен!
А Мартин добавил:
– Все покайфно!
– Курадо, вато!
По тому, как оба держались, Амадо догадался, что далеко не все покайфно, но не показал виду, решив им подыграть. Мартин помедлил, переминаясь с ноги на ногу.
– Эстеван здесь?
– Уехал домой.
Мартин кивнул.
– Пожалуй, я ему позвоню. Так просто, чтобы отметиться.
– Да, давай-ка, позвони.
– Твоя рука еще здесь?
– В холодильнике.
Мартин опять кивнул.
– Нам надо избавиться от нее.
– Почему?
Тут вмешался Норберто.
– Чувак, это же улика!
– Это моя рука.
– Если копы найдут ее…
– Лас-плакас ее не найдут! Энтьендес?
Амадо бросил на Мартина свирепый взгляд. Но тот не сдавался.
– Эстеван велел нам избавиться от нее!
– Это не его рука!
– Что ты собираешься с ней делать?
Амадо не сумел придумать ответа на этот вопрос.
– Пусть полежит пока.
– Пока что? Пока на нее не наткнется полиция?
– Это моя рука, пендехо!
Амадо увидел, как Мартин и Норберто переглянулись.
– Умираю, хочу под душ!
Амадо промолчал. Глория гладила падре по ноге.
– Yo tambiйn necesito descansar .
Амадо поднял глаза на Норберто.
– Вале, каброн.
Норберто и Мартин еще немного постояли в нерешительности, потом поплелись прочь. Амадо проводил их уголком глаза. Что-то они мудрят. Либо напортачили с похоронами толстяка, либо чего-то затевают. Или обкурились оба. По Мартину никогда не поймешь. Он все время будто под кайфом. Бабосо, думает, ему все на свете известно, а на самом деле еще до черта чему надо учиться. Амадо знал, чтобы эти двое не замышляли, в итоге им придется извлечь для себя нелегкий и опасный урок.
Он вернулся к теленовелле как раз вовремя. У него на глазах падре упал в объятия Глории, зарывшись лицом меж ее пышных, мягких грудей и моля Бога простить его за прелюбодеяние, которое готовился совершить.
Как же презирал Амадо всех этих святош!
Когда Боб вошел в кабинет, Моррис играл в «тетрис».
– Все балдеешь?
Моррис оторвался от компьютера.
– Это ты балдеешь, чувак! Где тебя черти носят?
– Далеко.
– Я так и понял!
– Меня кто-нибудь хватился?
– Никто, кроме босса, полиции и всего Калифорнийского университета.
– Босс разозлился?
Моррис покачал головой.
– Он волновался, чувак. Мы все волновались.
– За меня?
– Нуда!
Боб улыбнулся.
– Не знал, что я тебя волную.
– Я не голубой, чтобы ты меня волновал. Просто беспокоился за тебя, как и все!
Боб засмеялся.
– Пойду, доложусь боссу.
– И не забудь позвонить копам!
– Да, да.
Боб повернулся, чтобы идти.
– Чувак, ты, видать, действительно любил ее!
Боб остановился.
– Кого?
– Ту девушку!
Боб напомнил себе, что должен говорить только правду.
– Да, любил.
Эстеван спустился в бурлящее джакузи. Накопившаяся в нем за последние сутки напряженность стала понемножку улетучиваться. Хоть Амадо и заварил все это гаспачо, которое ему теперь приходится расхлебывать, он тем не менее по-прежнему остается одним из немногих, на кого Эстеван может положиться. И кому доверяет. Разговор с ним по поводу самодеятельности, устроенной в паре с Карлосом Вилой, еще впереди. Но Амадо нужен Эстевану живым. Убить его – значит потерять ценного помощника.
Пришла Лупе и принесла с собой большую пиалу с гуа-камоле, а вторую с чипсами. На ней был темно-синий закрытый купальник, и Эстеван невольно залюбовался ее телом, пока она подходила к джакузи и ставила на бортик рядом с ним пиалу с густым пюре.
– Грасиас.
– Де нада.
Лупе улыбнулась ему. У нее замечательная улыбка!
Эстеван подумал, не пора ли ему зажить оседлой жизнью. Жениться, может быть. Для него как-то само собой разумелось, что если когда-нибудь женится, то обязательно на американке – тогда ему не составит труда получитьгринкард. Но все женщины здесь тощие, костлявые, и только и забот у них, что бегать по магазинам, да ухаживать за своей внешностью. В общем, бабы отвратительные. А эта их бесконечная болтовня о том, как они выглядят, да как будут выглядеть после завершения курса хирургической косметики! В них не хватало души.
Эстеван зачерпнул чипсом гуакамоле. Язык приятно утонул в прохладной и жирной массе авокадо. У нее был островатый, перченый и одновременно какой-то очень мягкий вкус. Вкус земли и солнца, силантро и халапеньо, лука и лайма. Этот вкус напоминал ему Мексику. То хорошее, что он там оставил. Эстеван решил, что этот гуакамоле приготовлен с душой.
Он зачерпнул вторую порцию, и Лупе улыбнулась.
– Те gust а?
– Si! Миу rico!
Эстеван смотрел, как Лупе медленно спускается в воду. Она прекрасна! Ей без надобности бикини или искусственные титьки. Она красива такой, какая есть, ни отнять, ни прибавить. Она бесхитростная, аппетитная и с душой. Как гуакамоле.
Мора подошла к строению и увидела табличку, извещающую, что вход с обратной стороны. Это показалось ей странным. С фасада имелась вполне приличные входные двери, но их почему-то перегораживала металлическая решетка. Возможно, таковы меры предосторожности, хотя, если кто-то замыслит ограбить магазин, они преспокойно могут воспользоваться той же задней дверью.
Мора свернула за угол, спустилась по переулку и приблизилась к двустворчатым стеклянным дверям с обратной стороны здания. Внутри она с некоторой опаской прошла сквозь грозного вида металлодетектор, остановилась и огляделась по сторонам. Мора чувствовала себя немного ошеломленной. Ей еще ни разу не доводилось заходить в оружейный магазин, и теперь ее поразило огромное количество всевозможных ружей и пистолетов, выставленных на витринах. В воздухе повисла пьянящая смесь запахов ружейного масла и пороха, металла и дерева. Возбуждающий аромат.
Мора, как зачарованная, медленно шагала по торговым залам. Что особенного в этих штуках? Почему, когда она взяла в руку одну из них, у нее в животе задрожало? Мора не могла объяснить свое состояние. Она знала только, что существует какая-то связь между ее душой, ее организмом и некой первичной, звериной силой, которую пробудило в ней прикосновение к пистолету. Сила жизни и смерти, созидания и разрушения. Сила громовой вспышки и вечной тишины. До сих пор ничего подобного с ней не происходило.
Мора засмеялась собственным ощущениям.
К ней подошел улыбающийся продавец и обратился непосредственно к ее бюсту.
– Хотите приобрести что-нибудь для охраны дома? Или чтобы помещалось в дамскую сумочку?
– Пока не знаю.
Мора и в самом деле не имела понятия, зачем пришла сюда.
– Может, что-то более универсальное?
– Хорошо, начнем с этого.
Продавец, типичный американец с круглым и красным лицом, в бейсболке лос-анджелесских «Доджерс», посмотрел на нее изучающим взглядом.
– В первый раз оружие покупаете?
Мора утвердительно кивнула.
– Ничего страшного. Будете соблюдать правила безопасности, обойдетесь без проблем.
– Понятно.
Они приблизились к стеклянному шкафу с разнообразными типами и моделями пистолетов. Здесь были жуткие черные «глоки», убийственного вида «вальтерсы», надежные «смит-вессоны», и еще целая куча всевозможных самозарядных пистолетов и револьверов, и прочих смертоносных механизмов. Продавец снял с полки девятимиллиметровую «беретту». Пистолет был большой, черный и грозный. Нешуточное оружие. Именно такие пушки показывают в кино в руках преступников.
Продавец оттянул затвор, демонстрируя зарядную камеру.
– Полуавтоматическая «беретта» калибра девять миллиметров. Производство Италии. Отличное качество. Самовзводный. Обойма на пятнадцать патронов. Со стопроцентной гарантией уложит незваного гостя прежде, чем тот успеет спустить штаны.
Мора взяла пистолет. Он оказался на удивление тяжелым.
– У меня есть его аналог поменьше, называется «центурион». Ему отдают предпочтение некоторые женщины-полицейские.
Мора нажала на спусковой крючок и затвор защелкнулся, хищно лязгнув.
– Мама!
– Только пальцы не подставляйте. Такой прищемит, не обрадуетесь!
Пистолет Море не понравился. Безликий какой-то.
– Мне хотелось бы что-нибудь более традиционное.
– Типа ковбойского револьвера?
– Типа тех, что показывают в кино у полицейских детективов.
– Понял!
И продавец извлек «кольт-детектив-спешл». Маленький, курносый карманный револьвер со стволом длиной всего в два дюйма. Мору он вдохновил не больше, чем холодный утюг. Она равнодушно взвесила его на руке.
– А побольше, чем этот, у вас не найдется?
– Конечно!
Он достал «кольт-анаконду» и театральным жестом уронил на войлочную подстилку. Вот это действительно револьвер! Блестящий и серебристый, с длинным, девятидюймовым стволом и большой деревянной рукояткой.
– Тяжеловат для вас. Могут возникнуть трудности сточностью стрельбы.
– Какой красавец!
Продавец с готовностью закивал.
– Да, настоящее произведение искусства! И при этом очень надежный. Барабан на шесть патронов. Рукоятка боевого типа с пазами для пальцев. Закрытое гнездо для шомпола, охлаждающий ствольный фланец, поскольку ствол у него действительно длинный, широкий шип ударника, все металлические детали из нержавеющей стали.
Мора чувствовала, как по мере продолжения описания все больше возбуждалась. У нее участился пульс, повлажнели ладони, сжимающие револьвер.
– Сколько он стоит?
– Шестьсот баксов.
Мора удивилась, что эта суперсексуальное устройство стоит так недорого.
– Я возьму его.
Услужливый продавец посмотрел на нее собачьими глазами.
– Я хотел бы честно предупредить вас.
– Да?
– Вы не сможете метко стрелять из этой штуки. Она слишком тяжела для ваших красивых ручек!
Но Море было плевать на меткость.
– Мне нравится, как он выглядит!
– Есть другие модели, которые выглядят не хуже и одновременно подойдут вам для хорошей стрельбы!
– Я выбираю этот.
– Мне просто не хочется, чтобы вы потом пожалели!
Мора улыбнулась ему.
– Я не пожалею!
Боб чувствовал себя героем полицейского телесериала. Два детектива забрали его прямо с работы и отвезли на служебной машине в Паркер-сентер. По дороге они не сказали ему ни слова. На протяжении всей поездки в машине стояло гнетущее молчание. Потом его без всяких задержек подняли на лифте, и вот он уже в этой маленькой комнатушке для допросов.
Его посадили на складной металлический стул напротив замызганного учрежденческого стола. На потолке жужжали лампы дневного света. В комнате не было ни единого окошка, только зеркальное стекло в стене, наверно, прозрачное, для наблюдения из соседнего помещения. Вентилятор нагонял в комнату душный воздух.
За столом сидел детектив, пил кофе из чашки и записывал в блокнот показания Боба. Очевидно, ему хотелось восстановить цепочку событий.
– Куда вы направились после того, как устроили ей скандал в кабинете?
– Да нет, никакого скандала не было! Просто поговорили.
– О'кей. Что вы делали после того, как поговорили?
– Катался по городу.
– Где именно?
– Поехал в Голливуд. Сначала вдоль Лорел-каньона, потом по Студио-сити.
– Где-нибудь останавливались?
– Кажется, в «Старбаксе».
– В каком именно?
– Не помню. Они ведь на каждом углу, знаете!
Детектив сыпал вопросами, иногда стремительно, пытаясь уловить какие-то противоречия, но Боб не слишком волновался, не потел и не суетился. Временами медлил с ответами, будто вспоминая, но не хамил и не ёрничал. Конечно, немного беспокоился, но на его месте любой бы напрягся. Он этого и не скрывал. Даже абсолютный праведник начнет нервничать, затащи его в полицию.
– Это было в Долине?
Боб утвердительно кивнул.
– Ага. Да, кажется.
Детектив сделал пометку в блокноте.
– В тот период вы находились под воздействием алкоголя или наркотиков?
– Я не пью за рулем, понятно?
Детектив поднял на него глаза.
– А мне на это плевать, просто отвечайте на вопрос!
Боб вздохнул.
– Я выпил пару порций.
– Пару порций чего?
– Текилы.
– Где вы пили текилу?
– В машине.
– Значит, вы вели машину и на ходу пили текилу?
– Нет, я припарковался.
– Вы помните, в каком месте припарковались?
– Где-то прямо на улице.
– В Студио-сити?
– Нет, кажется, в Бербэнке.
– Что вы делали потом?
– Уснул.
– В машине?
– Угу.
– А вам не приходило в голову, что надо доставить груз по назначению?
– Вообще-то, приходило.
– Ну, так что же вы?
– Я был огорчен.
– Ах, вы были огорчены!
– Ага, мне было как-то не до работы.
– Почему же вы не вернулись к себе в лабораторию и не попросили у начальства отгул?
Боб сокрушенно покивал головой.
– Да, чего-то даже не подумал об этом.
Детектив сделал новые пометки в блокноте. Боб виновато посмотрел на него.
– Простите, если я что-то напортил. Я, правда, не хотел! Лицо детектива оставалось непроницаемым.
– Из-за вас произошла задержка в важном расследовании убийства.
– Я не знал. Простите, пожалуйста!
– Но вы знали, что среди получателей вашего груза есть полиция?
– Да.
– Разве уже это не подсказало вам, что груз надо доставить обязательно и срочно?
Боб повесил голову.
– Вы совершенно правы. Я виноват.
– Ваше раскаяние слишком запоздало, Боб!
– Вы меня арестуете?
– Пока нет.
Бобу стало обидно, что детектив допрашивает его в одиночку. Привезли же его сюда двое! Если это плохой коп, то должен быть и хороший! Тот, что посочувствовал бы его переживаниям! Правда, если это хороший коп, то второй, наверное, сломал бы Бобу руку… Нет, пусть уж лучше остается один.
– Итак, вы не вернулись в лабораторию до пяти часов вечера, и не поехали домой. Вы продолжали пользоваться служебной машиной после окончания рабочего дня. А ночевали вы тоже в машине?
– Нет.
– Где же?
– В мотеле.
– В каком, помните?
Еще бы Бобу не помнить!
– «Тревлодж» в Глендейле.
Детектив записал и посмотрел на Боба очень сурово.
– Я это проверю. Может, хотите что-то дополнить или изменить в ваших показаниях?
Боб выдержал его взгляд.
– Нет.
– Вы уверены?
Детектив оказывал на него психологическое давление, старался вывести его из душевного равновесия, заставить возмущаться и протестовать в надежде, что тот сгоряча проговорится. И Боб взбеленился.
– Послушайте, мне действительно очень жаль, что я опоздал с доставкой! И я уже извинился! Чего вам еще надо? Поймите, у меня есть своя, личная жизнь, в которой началась черная полоса! Мне понадобилось время, чтобы все наладилось! Это вам понятно? И прежде, чем возить меня носом по столу, подумайте, каково пришлось бы вам, если бы вас бросила любимая женщина! А потом говорите!
Дон проводил взглядом Боба, которого увел полицейский в форме. Что-то в этом парне беспокоило детектива. Не потому ли, что он бывший любовник Моры? Может, чувство ревности подсознательно мешает Дону создать о нем объективное мнение? Почему-то его ответы казались ему чуточку чересчур продуманными. Дон не раз сталкивался с этим на практике. Люди на допросах якобы догадываются, каких ответов ожидает от них полиция. Они стараются вести себя не слишком наигранно, не слишком бесстрастно. Так держатся те, у кого рыльце в пушку, и кто пытается спрятать свою вину за манерами, заимствованными из многочисленных полицейских сериалов.
Дон сказал Бобу, что ему придется посидеть под замком на время проверки его показаний. Тот начал было протестовать против несанкционированного задержания, но сразу перестал, как только детектив пригрозил официально обвинить его в попытке воспрепятствовать отправлению правосудия.
Дон не понимал, почему все, кого временно помещают в КПЗ полицейского участка, воспринимают это с таким раздражением. Если ты ни в чем не провинился, значит, в твоих же интересах помочь следствию! Но детектив по собственному опыту знал, что именно невиновные громче всех возмущаются по поводу их задержания. Вот и Боб вспылил не на шутку.
Ну, ничего, недолго осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
У Амадо тоже имелось призвание. Он посвятил свою жизнь воровству, прелюбодейству и выпивке. Он олицетворял собою все плотские грехи. Он поклонялся им, принеся свое тело в жертву дьяволу. Ему сначала надо сойти с ума – стать локо, чтобы пойти в церковь и тем самым объявить себя смертным, достойным вечной любви Господа. Так же, как этот падре должен стать локо, чтобы ни с того, ни с сего упасть в объятия Глории.
Видно было, что падре колебался. Его можно понять, если заглянуть в вырез блузки на груди Глории, головокружительно глубокий, как Марианская впадина. Но Амадо все еще ждал, что священник опомнится, явит собою образец целомудрия. Истинному падре негоже забывать высокие устремления, подвигшие его ступить на стезю Господню, и поддаваться соблазну преходящих радостей, какие сулила Глория. Иначе ему уж никогда не служить мессу.
С улицы вошли Норберто и Мартин. Норберто весь перепачкался в земле. Он снял туфли у порога, чтобы не тащить грязь в дом.
– Ола!
Амадо оторвался от телевизора.
– Ола, пендехо! Комо фуэ?
– Бьен. Тодо бьен!
А Мартин добавил:
– Все покайфно!
– Курадо, вато!
По тому, как оба держались, Амадо догадался, что далеко не все покайфно, но не показал виду, решив им подыграть. Мартин помедлил, переминаясь с ноги на ногу.
– Эстеван здесь?
– Уехал домой.
Мартин кивнул.
– Пожалуй, я ему позвоню. Так просто, чтобы отметиться.
– Да, давай-ка, позвони.
– Твоя рука еще здесь?
– В холодильнике.
Мартин опять кивнул.
– Нам надо избавиться от нее.
– Почему?
Тут вмешался Норберто.
– Чувак, это же улика!
– Это моя рука.
– Если копы найдут ее…
– Лас-плакас ее не найдут! Энтьендес?
Амадо бросил на Мартина свирепый взгляд. Но тот не сдавался.
– Эстеван велел нам избавиться от нее!
– Это не его рука!
– Что ты собираешься с ней делать?
Амадо не сумел придумать ответа на этот вопрос.
– Пусть полежит пока.
– Пока что? Пока на нее не наткнется полиция?
– Это моя рука, пендехо!
Амадо увидел, как Мартин и Норберто переглянулись.
– Умираю, хочу под душ!
Амадо промолчал. Глория гладила падре по ноге.
– Yo tambiйn necesito descansar .
Амадо поднял глаза на Норберто.
– Вале, каброн.
Норберто и Мартин еще немного постояли в нерешительности, потом поплелись прочь. Амадо проводил их уголком глаза. Что-то они мудрят. Либо напортачили с похоронами толстяка, либо чего-то затевают. Или обкурились оба. По Мартину никогда не поймешь. Он все время будто под кайфом. Бабосо, думает, ему все на свете известно, а на самом деле еще до черта чему надо учиться. Амадо знал, чтобы эти двое не замышляли, в итоге им придется извлечь для себя нелегкий и опасный урок.
Он вернулся к теленовелле как раз вовремя. У него на глазах падре упал в объятия Глории, зарывшись лицом меж ее пышных, мягких грудей и моля Бога простить его за прелюбодеяние, которое готовился совершить.
Как же презирал Амадо всех этих святош!
Когда Боб вошел в кабинет, Моррис играл в «тетрис».
– Все балдеешь?
Моррис оторвался от компьютера.
– Это ты балдеешь, чувак! Где тебя черти носят?
– Далеко.
– Я так и понял!
– Меня кто-нибудь хватился?
– Никто, кроме босса, полиции и всего Калифорнийского университета.
– Босс разозлился?
Моррис покачал головой.
– Он волновался, чувак. Мы все волновались.
– За меня?
– Нуда!
Боб улыбнулся.
– Не знал, что я тебя волную.
– Я не голубой, чтобы ты меня волновал. Просто беспокоился за тебя, как и все!
Боб засмеялся.
– Пойду, доложусь боссу.
– И не забудь позвонить копам!
– Да, да.
Боб повернулся, чтобы идти.
– Чувак, ты, видать, действительно любил ее!
Боб остановился.
– Кого?
– Ту девушку!
Боб напомнил себе, что должен говорить только правду.
– Да, любил.
Эстеван спустился в бурлящее джакузи. Накопившаяся в нем за последние сутки напряженность стала понемножку улетучиваться. Хоть Амадо и заварил все это гаспачо, которое ему теперь приходится расхлебывать, он тем не менее по-прежнему остается одним из немногих, на кого Эстеван может положиться. И кому доверяет. Разговор с ним по поводу самодеятельности, устроенной в паре с Карлосом Вилой, еще впереди. Но Амадо нужен Эстевану живым. Убить его – значит потерять ценного помощника.
Пришла Лупе и принесла с собой большую пиалу с гуа-камоле, а вторую с чипсами. На ней был темно-синий закрытый купальник, и Эстеван невольно залюбовался ее телом, пока она подходила к джакузи и ставила на бортик рядом с ним пиалу с густым пюре.
– Грасиас.
– Де нада.
Лупе улыбнулась ему. У нее замечательная улыбка!
Эстеван подумал, не пора ли ему зажить оседлой жизнью. Жениться, может быть. Для него как-то само собой разумелось, что если когда-нибудь женится, то обязательно на американке – тогда ему не составит труда получитьгринкард. Но все женщины здесь тощие, костлявые, и только и забот у них, что бегать по магазинам, да ухаживать за своей внешностью. В общем, бабы отвратительные. А эта их бесконечная болтовня о том, как они выглядят, да как будут выглядеть после завершения курса хирургической косметики! В них не хватало души.
Эстеван зачерпнул чипсом гуакамоле. Язык приятно утонул в прохладной и жирной массе авокадо. У нее был островатый, перченый и одновременно какой-то очень мягкий вкус. Вкус земли и солнца, силантро и халапеньо, лука и лайма. Этот вкус напоминал ему Мексику. То хорошее, что он там оставил. Эстеван решил, что этот гуакамоле приготовлен с душой.
Он зачерпнул вторую порцию, и Лупе улыбнулась.
– Те gust а?
– Si! Миу rico!
Эстеван смотрел, как Лупе медленно спускается в воду. Она прекрасна! Ей без надобности бикини или искусственные титьки. Она красива такой, какая есть, ни отнять, ни прибавить. Она бесхитростная, аппетитная и с душой. Как гуакамоле.
Мора подошла к строению и увидела табличку, извещающую, что вход с обратной стороны. Это показалось ей странным. С фасада имелась вполне приличные входные двери, но их почему-то перегораживала металлическая решетка. Возможно, таковы меры предосторожности, хотя, если кто-то замыслит ограбить магазин, они преспокойно могут воспользоваться той же задней дверью.
Мора свернула за угол, спустилась по переулку и приблизилась к двустворчатым стеклянным дверям с обратной стороны здания. Внутри она с некоторой опаской прошла сквозь грозного вида металлодетектор, остановилась и огляделась по сторонам. Мора чувствовала себя немного ошеломленной. Ей еще ни разу не доводилось заходить в оружейный магазин, и теперь ее поразило огромное количество всевозможных ружей и пистолетов, выставленных на витринах. В воздухе повисла пьянящая смесь запахов ружейного масла и пороха, металла и дерева. Возбуждающий аромат.
Мора, как зачарованная, медленно шагала по торговым залам. Что особенного в этих штуках? Почему, когда она взяла в руку одну из них, у нее в животе задрожало? Мора не могла объяснить свое состояние. Она знала только, что существует какая-то связь между ее душой, ее организмом и некой первичной, звериной силой, которую пробудило в ней прикосновение к пистолету. Сила жизни и смерти, созидания и разрушения. Сила громовой вспышки и вечной тишины. До сих пор ничего подобного с ней не происходило.
Мора засмеялась собственным ощущениям.
К ней подошел улыбающийся продавец и обратился непосредственно к ее бюсту.
– Хотите приобрести что-нибудь для охраны дома? Или чтобы помещалось в дамскую сумочку?
– Пока не знаю.
Мора и в самом деле не имела понятия, зачем пришла сюда.
– Может, что-то более универсальное?
– Хорошо, начнем с этого.
Продавец, типичный американец с круглым и красным лицом, в бейсболке лос-анджелесских «Доджерс», посмотрел на нее изучающим взглядом.
– В первый раз оружие покупаете?
Мора утвердительно кивнула.
– Ничего страшного. Будете соблюдать правила безопасности, обойдетесь без проблем.
– Понятно.
Они приблизились к стеклянному шкафу с разнообразными типами и моделями пистолетов. Здесь были жуткие черные «глоки», убийственного вида «вальтерсы», надежные «смит-вессоны», и еще целая куча всевозможных самозарядных пистолетов и револьверов, и прочих смертоносных механизмов. Продавец снял с полки девятимиллиметровую «беретту». Пистолет был большой, черный и грозный. Нешуточное оружие. Именно такие пушки показывают в кино в руках преступников.
Продавец оттянул затвор, демонстрируя зарядную камеру.
– Полуавтоматическая «беретта» калибра девять миллиметров. Производство Италии. Отличное качество. Самовзводный. Обойма на пятнадцать патронов. Со стопроцентной гарантией уложит незваного гостя прежде, чем тот успеет спустить штаны.
Мора взяла пистолет. Он оказался на удивление тяжелым.
– У меня есть его аналог поменьше, называется «центурион». Ему отдают предпочтение некоторые женщины-полицейские.
Мора нажала на спусковой крючок и затвор защелкнулся, хищно лязгнув.
– Мама!
– Только пальцы не подставляйте. Такой прищемит, не обрадуетесь!
Пистолет Море не понравился. Безликий какой-то.
– Мне хотелось бы что-нибудь более традиционное.
– Типа ковбойского револьвера?
– Типа тех, что показывают в кино у полицейских детективов.
– Понял!
И продавец извлек «кольт-детектив-спешл». Маленький, курносый карманный револьвер со стволом длиной всего в два дюйма. Мору он вдохновил не больше, чем холодный утюг. Она равнодушно взвесила его на руке.
– А побольше, чем этот, у вас не найдется?
– Конечно!
Он достал «кольт-анаконду» и театральным жестом уронил на войлочную подстилку. Вот это действительно револьвер! Блестящий и серебристый, с длинным, девятидюймовым стволом и большой деревянной рукояткой.
– Тяжеловат для вас. Могут возникнуть трудности сточностью стрельбы.
– Какой красавец!
Продавец с готовностью закивал.
– Да, настоящее произведение искусства! И при этом очень надежный. Барабан на шесть патронов. Рукоятка боевого типа с пазами для пальцев. Закрытое гнездо для шомпола, охлаждающий ствольный фланец, поскольку ствол у него действительно длинный, широкий шип ударника, все металлические детали из нержавеющей стали.
Мора чувствовала, как по мере продолжения описания все больше возбуждалась. У нее участился пульс, повлажнели ладони, сжимающие револьвер.
– Сколько он стоит?
– Шестьсот баксов.
Мора удивилась, что эта суперсексуальное устройство стоит так недорого.
– Я возьму его.
Услужливый продавец посмотрел на нее собачьими глазами.
– Я хотел бы честно предупредить вас.
– Да?
– Вы не сможете метко стрелять из этой штуки. Она слишком тяжела для ваших красивых ручек!
Но Море было плевать на меткость.
– Мне нравится, как он выглядит!
– Есть другие модели, которые выглядят не хуже и одновременно подойдут вам для хорошей стрельбы!
– Я выбираю этот.
– Мне просто не хочется, чтобы вы потом пожалели!
Мора улыбнулась ему.
– Я не пожалею!
Боб чувствовал себя героем полицейского телесериала. Два детектива забрали его прямо с работы и отвезли на служебной машине в Паркер-сентер. По дороге они не сказали ему ни слова. На протяжении всей поездки в машине стояло гнетущее молчание. Потом его без всяких задержек подняли на лифте, и вот он уже в этой маленькой комнатушке для допросов.
Его посадили на складной металлический стул напротив замызганного учрежденческого стола. На потолке жужжали лампы дневного света. В комнате не было ни единого окошка, только зеркальное стекло в стене, наверно, прозрачное, для наблюдения из соседнего помещения. Вентилятор нагонял в комнату душный воздух.
За столом сидел детектив, пил кофе из чашки и записывал в блокнот показания Боба. Очевидно, ему хотелось восстановить цепочку событий.
– Куда вы направились после того, как устроили ей скандал в кабинете?
– Да нет, никакого скандала не было! Просто поговорили.
– О'кей. Что вы делали после того, как поговорили?
– Катался по городу.
– Где именно?
– Поехал в Голливуд. Сначала вдоль Лорел-каньона, потом по Студио-сити.
– Где-нибудь останавливались?
– Кажется, в «Старбаксе».
– В каком именно?
– Не помню. Они ведь на каждом углу, знаете!
Детектив сыпал вопросами, иногда стремительно, пытаясь уловить какие-то противоречия, но Боб не слишком волновался, не потел и не суетился. Временами медлил с ответами, будто вспоминая, но не хамил и не ёрничал. Конечно, немного беспокоился, но на его месте любой бы напрягся. Он этого и не скрывал. Даже абсолютный праведник начнет нервничать, затащи его в полицию.
– Это было в Долине?
Боб утвердительно кивнул.
– Ага. Да, кажется.
Детектив сделал пометку в блокноте.
– В тот период вы находились под воздействием алкоголя или наркотиков?
– Я не пью за рулем, понятно?
Детектив поднял на него глаза.
– А мне на это плевать, просто отвечайте на вопрос!
Боб вздохнул.
– Я выпил пару порций.
– Пару порций чего?
– Текилы.
– Где вы пили текилу?
– В машине.
– Значит, вы вели машину и на ходу пили текилу?
– Нет, я припарковался.
– Вы помните, в каком месте припарковались?
– Где-то прямо на улице.
– В Студио-сити?
– Нет, кажется, в Бербэнке.
– Что вы делали потом?
– Уснул.
– В машине?
– Угу.
– А вам не приходило в голову, что надо доставить груз по назначению?
– Вообще-то, приходило.
– Ну, так что же вы?
– Я был огорчен.
– Ах, вы были огорчены!
– Ага, мне было как-то не до работы.
– Почему же вы не вернулись к себе в лабораторию и не попросили у начальства отгул?
Боб сокрушенно покивал головой.
– Да, чего-то даже не подумал об этом.
Детектив сделал новые пометки в блокноте. Боб виновато посмотрел на него.
– Простите, если я что-то напортил. Я, правда, не хотел! Лицо детектива оставалось непроницаемым.
– Из-за вас произошла задержка в важном расследовании убийства.
– Я не знал. Простите, пожалуйста!
– Но вы знали, что среди получателей вашего груза есть полиция?
– Да.
– Разве уже это не подсказало вам, что груз надо доставить обязательно и срочно?
Боб повесил голову.
– Вы совершенно правы. Я виноват.
– Ваше раскаяние слишком запоздало, Боб!
– Вы меня арестуете?
– Пока нет.
Бобу стало обидно, что детектив допрашивает его в одиночку. Привезли же его сюда двое! Если это плохой коп, то должен быть и хороший! Тот, что посочувствовал бы его переживаниям! Правда, если это хороший коп, то второй, наверное, сломал бы Бобу руку… Нет, пусть уж лучше остается один.
– Итак, вы не вернулись в лабораторию до пяти часов вечера, и не поехали домой. Вы продолжали пользоваться служебной машиной после окончания рабочего дня. А ночевали вы тоже в машине?
– Нет.
– Где же?
– В мотеле.
– В каком, помните?
Еще бы Бобу не помнить!
– «Тревлодж» в Глендейле.
Детектив записал и посмотрел на Боба очень сурово.
– Я это проверю. Может, хотите что-то дополнить или изменить в ваших показаниях?
Боб выдержал его взгляд.
– Нет.
– Вы уверены?
Детектив оказывал на него психологическое давление, старался вывести его из душевного равновесия, заставить возмущаться и протестовать в надежде, что тот сгоряча проговорится. И Боб взбеленился.
– Послушайте, мне действительно очень жаль, что я опоздал с доставкой! И я уже извинился! Чего вам еще надо? Поймите, у меня есть своя, личная жизнь, в которой началась черная полоса! Мне понадобилось время, чтобы все наладилось! Это вам понятно? И прежде, чем возить меня носом по столу, подумайте, каково пришлось бы вам, если бы вас бросила любимая женщина! А потом говорите!
Дон проводил взглядом Боба, которого увел полицейский в форме. Что-то в этом парне беспокоило детектива. Не потому ли, что он бывший любовник Моры? Может, чувство ревности подсознательно мешает Дону создать о нем объективное мнение? Почему-то его ответы казались ему чуточку чересчур продуманными. Дон не раз сталкивался с этим на практике. Люди на допросах якобы догадываются, каких ответов ожидает от них полиция. Они стараются вести себя не слишком наигранно, не слишком бесстрастно. Так держатся те, у кого рыльце в пушку, и кто пытается спрятать свою вину за манерами, заимствованными из многочисленных полицейских сериалов.
Дон сказал Бобу, что ему придется посидеть под замком на время проверки его показаний. Тот начал было протестовать против несанкционированного задержания, но сразу перестал, как только детектив пригрозил официально обвинить его в попытке воспрепятствовать отправлению правосудия.
Дон не понимал, почему все, кого временно помещают в КПЗ полицейского участка, воспринимают это с таким раздражением. Если ты ни в чем не провинился, значит, в твоих же интересах помочь следствию! Но детектив по собственному опыту знал, что именно невиновные громче всех возмущаются по поводу их задержания. Вот и Боб вспылил не на шутку.
Ну, ничего, недолго осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29