Посмотри. — Я услышал шелест одежды в темноте — брат взмахнул руками — две тени, взлетевшие к небу. — Посмотри, что с нами случилось!
— Хорошо, но хочу тебе сказать, что все остальное мне тоже не нравится! Ты — священник, отец — агент сиркарской полиции, шеф полиции Каталано еще работает, хотя ему бы уже давно положено хлебать тюремную баланду.
Последовало молчание, нарушенное Лэнком:
— Ати, у нас больше нет тюрем, есть небольшая камера предварительного заключения для хулиганов.
— Даже так…
По тому, как блеснули его глаза, я понял, что он кивнул.
— Я знаю, о чем ты говорил. — Могу поспорить, брат пожал плечами. Ничего нельзя сделать, ты лучше, как никто другой, должен это понять.
С ним надо согласиться, его обвинения справедливы.
— Не знаю, смогу ли я выдержать здесь целый отпуск.
— Ты расстроишь родных, Ати, они очень рады, что ты вернулся: мама, папа, Оддни, а я тем более!
— Я счастлив, что вновь увидел свою семью.
— Однако тебе не понравилось, во что мы превратились.
— Прости меня.
Лэнк тяжело вздохнул, вздох шел, казалось, из самых недр его организма, и до меня даже донесся легкий аромат съеденного им недавно ужина: чеснок и сладкий голландский перец.
— Послушай, почему бы тебе не пойти со мной и немного поразвлечься, на людей посмотреть? На самом деле все не так мрачно, как тебе кажется.
«Может и так», — подумал я про себя, убаюканный сладкими речами этого оратора из Чепел Хилл. В его словах был здравый смысл. Мысль о проведении целого отпуска здесь: сидеть взаперти, сожалея о приезде домой и постоянно вспоминая об участии в многочисленных войнах, — могла свести меня с ума. Есть еще один способ сумасшествия — лежать в холодной, одинокой постели, рассматривать сексуальную богиню и думать о Хани и других наложницах, таких же покинутых и несчастных в далеких мирах.
А может, я ошибаюсь, и томная индонезийка только радуется моему отсутствию и своему незапланированному отдыху. Неделями она будет спокойно спать, и никто не станет поглаживать ее грудь, ласкать бедра. Я встряхнулся, отгоняя эти мысли. Господи, взбредет же такое в голову! Вытащив кобуру, я спрятал се в комнате, пистолет же положил в карман. Теперь можно идти.
Мы шли по тропинке, вдыхая теплый и сухой ночной воздух. Миновали поселение, перешли дорогу к аэропорту и зашагали в темноте к дороге, вьющейся возле Болин Крик. Если мне не изменяет память, эта территория раньше была частью городского парка. Лэнк безостановочно болтал, я же молча слушал, наслаждаясь ароматным лесным воздухом, иногда вставляя несколько слов. Пустая, бессодержательная болтовня.
Повидал я немало лесов в иных мирах. Все разные и в чем-то все равно одинаковые: растения, похожие на деревья с отростками, напоминающими листья, шуршащими на ветру и выдающими идущего через лес человека, хлещущие его по спине, лицу и груди.
Я всегда любил деревья, неважно какие и не имеет значения на каких планетах, вдыхал их аромат и внимал их шелесту. Запах и звуки, издаваемые инопланетными деревьями, очень похожи на земные, до боли знакомы. Тоска по дому грызет душу особенно по ночам, а тут еще этот лесной запах. Его узнаешь из тысячи других. Вокруг Чепел Хилл есть неболь, шой лес, даже лесом назвать его трудно, так, пара деревьев, но тем не менее они издают неповторимый аромат, сладковато-кислый, едкий, не очень сильный, сухой, пыльный настоящая какофония запахов.
Внезапно нахлынули воспоминания о прогулке по сухому и пыльному лесу на чужой, далекой планете. Где это было? Ах да, Тарасай — база моего первого патрулирования, пустынный мир под солнцем класса К5, дни в туманной красной дымке, слишком жаркие, душные и сухие для нас. Местные жители же, маленькие, похожие на крабов создания, считали погоду вполне приемлемой, — даже влажной.
Леса, как и всё на планете, славились своей сухостью — огромные, прямые, тонкие стволы без листьев окаймляли узкие, скалистые ущелья, в которых обитатели планеты бережно хранили воду. Лесные островки перемежались с красной, опасной для всего живого пустыней, чей воздух обжигал легкие становилось невозможно дышать. От деревьев же шел слабый аромат лимона.
Эта забытая богом планета была примечательна еще и тем, что я купил там свою первую наложницу, и в первую же ночь знакомства она стала моей. Тоненькая, испуганная девушка по имени Марии, похожая на испанку, терпеливо ожидала меня в кресле около аккуратно расстеленной кровати, пока я принимал душ.
И голосок был под стать ей — мягкий, нежный, неповторимую прелесть ему придавал легкий акцент.
Я знал, для чего существуют наложницы — чтобы удовлетворять звериную страсть наемника. Но годы, проведенные в бесчисленных тренировках, войнах и скитаниях, не убили во мне человеческие чувства.
Тогда еще нет.
Я внимательно разглядывал ее. И Мария тоже не отрывала взгляда от моего лица. Затем я уселся за стол разбирать приказы и отчеты, а она принялась готовить ужин, изредка посматривая на меня. Я периодически отрывался от бумаг, пожирая глазами фигуру девушки — линию ее крепких стройных бедер, упругие ягодицы, выгодно подчеркнутые белыми брюками, полную грудь под блузкой, плоский живот, треугольник внизу его, обещавший мне море удовольствия.
Проходили ряды бессчетных минут, и Марни вдруг начала нервничать, становясь все более и более грустной. Но, черт побери, она подписала контракт и потому прекрасно знала, что ее ждет, кроме того, ей не пятнадцать лет — мы, как мне показалось, были с ней одного возраста.
Плотно поужинав, я предложил девушке прогуляться. В глазах наложницы появились паника и ужас.
Однако Марни беспрекословне подчинилась, молча следуя за мной вниз по тропинке, ведущей от моей лачуги к холму. Она шагала, вглядываясь в темноту, чью густоту не могли разогнать даже узкие полоски света, пробивающегося сквозь шторы других хижин. Наверно, до того как я ее встретил, девушка уже познакомилась с другими наложницами и теперь шла, стараясь представить себе, что творится за этими шторами.
Вокруг не было ни единой живой души, и мы гуляли по ночному Тарасаю в полном одиночестве.
Туземцы копошились где-то невдалеке, но их нам не удавалось увидеть, лишь только слышалось негромкое шуршание.
Через некоторое время я взял Марии за руку, которая поразила меня холодом и неподвижными, напряженными пальцами. Остановившись, я прильнул к ее холодным губам, расстегивая пуговицы на блузке, лаская грудь, целуя мягкие, соски. Осторожно развязав пояс на ее брюках, я спустил их вниз и, опустившись на колени, зарылся лицом в волосы внизу живота, лаская языком податливую плоть. Бросив девушку на спину, я быстро разделся, взобрался на нее, и мы занялись любовью, лежа на земле чужой планеты.
Для меня эти слова «заняться любовью» как нельзя лучше выражали мои чувства, но Марни, очевидно, думала по-другому. Она не проявила абсолютно никакой инициативы, не произнесла ни слова, ни вздоха, просто расставила ноги, позволяя делать мне все, что заблагорассудится и так долго, как мне хотелось.
По возвращении домой мы, раздевшись, улеглись в постель и снова занялись любовью. После этого изнурительного, но приятного занятия мы обняли друг друга и забылись сном. Ночью я проснулся, ощутив легкое подрагивание хрупкого тела. На груди расплывалось целое море слез. Конечно, любой бы поступил на моем месте так же и попытался бы успокоить плачущее создание. Прижимая Марни к себе, я поглаживал ее спину, шепча успокаивающие слова, однако мои действия не возымели должного эффекта. Утром Марни приготовила завтрак, улыбнулась, когда я одевался, поцеловала, и я отправился на войну.
Внезапно лес кончился, и мы с Лэнком захрустели гравием, выйдя на открытое пространство. Черное небо Земли было усыпано миллиардом звезд, таких знакомых и таких чужих; на горизонте виднелись контуры полуразрушенных зданий. Кое-где поблескивало оранжевое зарево — это люди жгли костры, а около них плясали чудовищные тени, в коих, лишь приглядевшись, можно было узнать очертания моих соплеменников. Лэнк хлопнул меня по плечу и задумчиво произнес:
— Дом вдали от дома.
Я молча стоял, тоскливо оглядывая руины, пытаясь понять, где мы находимся.
— Мне кажется, я помню это место. Где-то недалеко был торговый центр, я махнул рукой в направлении разрушенного низкого строения.
Брат согласился: — Да, верно, торговый центр Кармилла. Помнится, раньше ты любил здесь околачиваться.
Любопытно, ведь Кармилл пережил Вторжение, но что же произошло с ним потом? Не выдержав, я задал этот вопрос Лэнку. Он, хрустя гравием; прошел вперед и двинулся по направлению к кострам:
— Захватчики через пару лет после твоего отъезда расстреляли башни бизнес-центра, несколько офисов, а торговый центр рухнул сам по себе. Он ведь очень старый.
Мы прошли мимо перевернутых грузовиков, старой стоянки с открытым входом и вошли на территорию лагеря. Перед глазами предстало большое количество палаток, убогих шатких лачуг и костров. Брат пояснил:
— Карборрр по-прежнему является диким поселением, совершенно незаконным и не разрешенным властями. Когда-нибудь они точно разрушат его до основания, а жителей отправят на поселение в Чепел Хилл. На этом месте останутся лишь развалины, поросшие вьюном, очень быстро уничтожающим все следы пребывания людей. Неужели жителям нравится ютиться здесь, в развалинах старого торгового центра на территории бывшей стоянки? Может, это напоминает им о прошлом? Кто знает…
Наконец мы обогнули последнюю лачугу, и тут я услышал звук мотора дизельного генератора. Внизу находилось какое-то строение, к нему вели выщербленные ступени. Что самое удивительное, на доме висела неоновая реклама, тускло светящаяся какимто странным, бледно-индиговым светом. «Дэвис» было написано на ней, буква «с» мерцала через определенные промежутки. Найдут ли они новую вывеску, чудо современной техники, и повесят ли на это древнее здание?
Открытый вход загораживали лишь двери в стиле старых салунов маленькие хлопающие створки.
Сквозь них лился довольно яркий свет, напоминающий пламя, такой же желтый. Брат оживился, быстро спустился по лестнице, открыл двери и красивым баритоном пропел:
— Это… это я вернулся с моря…
Из глубины бара донесся не менее звучный, хотя и немного хриплый голос:
— Ах, отвали, старый осел…
Лэнк радостно произнес:
— Дом, милый дом! — С этими словами он вошел, знаком приглашая меня следовать за ним.
Взгляду открылась большая квадратная комната, заставленная столиками, с огромными каминами, располагающимися в противоположных ее концах, но они не горели — лето все-таки. Пол был щедро посыпан опилками. Думаю, зимой здесь бывает чертовски уютно. В потолок оказались вмонтированы электрические вентиляторы, лениво гонявшие теплый воздух. Генератор, шум которого я слышал на подходе к зданию, питал их энергией. Источником желтого света являлись висящие керосиновые фонари.
В дальнем углу комнаты, напротив камина, располагалась небольшая эстрада. С удивлением я обнаружил довольно неплохой выбор инструментов, ждущих своих хозяев; контрабас, пару, гитар, ударные.
На краю сцены сидело несколько тучных, средних лет мужчин, попивающих прямо из бутылок нечто, похожее на пиво. Музыканты, наверное…
Вдоль стены тянулась барная стойка со стульями, а внизу, по желобу, беспрерывно струилась вода, вливающаяся из дыры в одной стене и выпивающаяся сквозь отверстие в другой. Да, неплохо задумано.
Барная стойка и любители пива, которые могут безостановочно тянуть свой любимый напиток и мочиться прямо здесь, в желобок, не отходя к писсуарам. Однако в барс было полно женщин, и, как мне думается, когда возникала естественная физиологическая потребность, им приходилось нелегко. Кроме того, надо иметь известное мужество, сноровку и мастерство, чтобы сходить по малой нужде на виду у всех и попасть в желоб. Не знаю, как умелы и смелы земные женщины, но представительницы слабого пола в легионах умеют делать это отменно.
Лэнк ринулся к бару, оттаскивая от стойки каких-то мужчин, явно недовольных таким нахальством и пытавшихся отвоевать жизненное пространство. Я втиснулся рядом с братом, работая плечами и тесня посетителей. Мой сосед по стойке повернулся ко мне лицом — его пьяные глаза налились кровью и метали молнии, а рука уже сжалась в кулак… Но удара не последовало. Он уставился на меня, краска понемногу сошла с лица, рот приоткрылся, и оттуда вырвалось растерянное бормотание:
— Дерьмо собачье… — С этими словами пьянчуга повернулся к остальным и толкнул в бок моего соседа: Им оказалась крупная мясистая тетка. — Ну-ка подвинься, толстуха чертова! — Та же, хихикнув, ударила его локтем в бок.
Лэнк постучал ладонью по стойке, привлекая внимание бармена:
— Эй, дурья башка, ну-ка глянь, кто пришел!
Человек по другую сторону обернулся и направился к нам. Это был высокий, стройный, средних лет мужчина восточного типа с залысиной и редкими черными волосами, собранными сзади в тонкий хвостик. У него было лицо человека, много повидавшего и не меньше пережившего: морщины в уголках глазэ горестные линии, прорезавшие щеки у рта. Я заметил, что он слегка прихрамывает. Раньше ему было лет шестьдесят или семьдесят, а сейчас… Вот черт, а!
Мужчина уже стоял перед нами, тщательно вытирая руки о белую тряпку, когда-то бывшую роскошной скатертью, и неотрывно смотрел на мое лицо, а не на мускулистые плечи и грудь:
— Ты здорово изменился, Атол Моррисон.
Я протднул руку:
— Привет, Дэви. Как поживаешь? — У меня не поворачивался язык сказать ему, что и он не остался прежним. Сейчас мужчина выглядел настоящим «глубоким стариком», очень похожим на своего отца.
Он внезапно улыбнулся, и вот уже передо мной стоял прежний Дэви Итаке. Я обратил внимание на его пальцы, тонкие, длинные, на руки с синими, вздувшимися венами. Вытянув иссохший палец, Дэви показал на угол комнаты:
— Идите, парни, садитесь за свободный столик в углу, я сейчас подойду к вам. — Повернувшись, он крикнул: — Эй, Сэмми, оторвись на минутку. Марш, черт старый, иди-ка сюда!
Я посмотрел на другой конец стойки и увидел Марша Донована, уже переодевшегося и сразу изменившегося. Он стоял, щурясь от света и дыма, и слабо улыбался.
Мы уселись за столик, и, как было обещано, к нам подошел Дэви, неся под мышкой бочонок, а в руках инструменты для его вскрытия и пару стеклянных бокалов. Со стуком поставив их на стол и уронив железки, бармен аккуратно опустил бочонок.
Держа молоток в одной руке, затычку в другой, а кран между пальцев, Итаке с размаху ударил по дереву. Хозяин заведения работал с размеренной точностью машины, распространяя вокруг столика запах пива.
Уложив бочонок на бок и подперев его рукояткой молотка, он со словами: «А вот теперь:..» захватил все пять кружек в одну паучью руку и поставил их под струю. Пенящийся напиток со сладостным для уха каждого любителя пива журчанием ударил в бокалы. Сильный, горький аромат наполнил горло слюной.
Я, засмеявшись, покачал головой:
— Знаешь, Дэви, я помню, как ты однажды взорвал этот чертов пивной бочонок…
Хозяин прдодвинул ко мне бокал:
— А, немного практики, и все пойдет как по маслу.
Я отпил небольшой глоток; пена, всколыхнувшаяся от дыхания, повисла на верхней губе, затем сделал большой, королевский глоток. Кончик языка зашелся от холода и горечи, зато на остальной его части осела сладость. А пиво-то совсем неплохое, напоминает боромилитянское! И немного лучше, чем на Карсваао.
Дэви с чувством произнес:
— Господи Иисусе, чертовски приятно видеть тебя, Ати! Ты выглядишь, как настоящий супермен.
Супермен? Нет, вряд ли, скорее, как средневековый рыцарь из мультфильма — сокровенная мечта каждого мальчишки. Если бы я походил на супермена, никто бы не докучал и не дразнил меня, даже мать и отец.
Марш, запрокинув голову, одним глотком опустошил кружку. Заглотив поллитра пива, он со стуком опустил бокал и вытер рот тыльной стороной ладони:
— Если бы ты был тогда таким, как сейчас, Ати, то мы бы вышли победителями из многих игр. — Затуманенные глаза, глупая самодовольная улыбка так и вынуждали как следуетдвинуть его в живот. Марш напрашивался на «любезность».
Но не будешь же лупить его здесь. Мне пришлось засмеяться. После Вторжения нашим единственным занятием стал футбол. Дэви был прекрасным правым крайним, а я полузащитником. Марш обычно играл в нападении. Иногда игры получались просто замечательными.
Я вспомнил один из многочисленных эпизодов футбольной схватки: стремительный бег по полю с зажатым под мышкой мячом, одна рука согнута в локте, чтобы сбить с ног ослов в шлемах — членов другой команды. Интересно, куда подевался Марш?
Дэви, скорее всего, валяется где-нибудь на земле, куда его уложил прикрепленный к нему соперник.
Ну ладно, одну игру проиграли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Хорошо, но хочу тебе сказать, что все остальное мне тоже не нравится! Ты — священник, отец — агент сиркарской полиции, шеф полиции Каталано еще работает, хотя ему бы уже давно положено хлебать тюремную баланду.
Последовало молчание, нарушенное Лэнком:
— Ати, у нас больше нет тюрем, есть небольшая камера предварительного заключения для хулиганов.
— Даже так…
По тому, как блеснули его глаза, я понял, что он кивнул.
— Я знаю, о чем ты говорил. — Могу поспорить, брат пожал плечами. Ничего нельзя сделать, ты лучше, как никто другой, должен это понять.
С ним надо согласиться, его обвинения справедливы.
— Не знаю, смогу ли я выдержать здесь целый отпуск.
— Ты расстроишь родных, Ати, они очень рады, что ты вернулся: мама, папа, Оддни, а я тем более!
— Я счастлив, что вновь увидел свою семью.
— Однако тебе не понравилось, во что мы превратились.
— Прости меня.
Лэнк тяжело вздохнул, вздох шел, казалось, из самых недр его организма, и до меня даже донесся легкий аромат съеденного им недавно ужина: чеснок и сладкий голландский перец.
— Послушай, почему бы тебе не пойти со мной и немного поразвлечься, на людей посмотреть? На самом деле все не так мрачно, как тебе кажется.
«Может и так», — подумал я про себя, убаюканный сладкими речами этого оратора из Чепел Хилл. В его словах был здравый смысл. Мысль о проведении целого отпуска здесь: сидеть взаперти, сожалея о приезде домой и постоянно вспоминая об участии в многочисленных войнах, — могла свести меня с ума. Есть еще один способ сумасшествия — лежать в холодной, одинокой постели, рассматривать сексуальную богиню и думать о Хани и других наложницах, таких же покинутых и несчастных в далеких мирах.
А может, я ошибаюсь, и томная индонезийка только радуется моему отсутствию и своему незапланированному отдыху. Неделями она будет спокойно спать, и никто не станет поглаживать ее грудь, ласкать бедра. Я встряхнулся, отгоняя эти мысли. Господи, взбредет же такое в голову! Вытащив кобуру, я спрятал се в комнате, пистолет же положил в карман. Теперь можно идти.
Мы шли по тропинке, вдыхая теплый и сухой ночной воздух. Миновали поселение, перешли дорогу к аэропорту и зашагали в темноте к дороге, вьющейся возле Болин Крик. Если мне не изменяет память, эта территория раньше была частью городского парка. Лэнк безостановочно болтал, я же молча слушал, наслаждаясь ароматным лесным воздухом, иногда вставляя несколько слов. Пустая, бессодержательная болтовня.
Повидал я немало лесов в иных мирах. Все разные и в чем-то все равно одинаковые: растения, похожие на деревья с отростками, напоминающими листья, шуршащими на ветру и выдающими идущего через лес человека, хлещущие его по спине, лицу и груди.
Я всегда любил деревья, неважно какие и не имеет значения на каких планетах, вдыхал их аромат и внимал их шелесту. Запах и звуки, издаваемые инопланетными деревьями, очень похожи на земные, до боли знакомы. Тоска по дому грызет душу особенно по ночам, а тут еще этот лесной запах. Его узнаешь из тысячи других. Вокруг Чепел Хилл есть неболь, шой лес, даже лесом назвать его трудно, так, пара деревьев, но тем не менее они издают неповторимый аромат, сладковато-кислый, едкий, не очень сильный, сухой, пыльный настоящая какофония запахов.
Внезапно нахлынули воспоминания о прогулке по сухому и пыльному лесу на чужой, далекой планете. Где это было? Ах да, Тарасай — база моего первого патрулирования, пустынный мир под солнцем класса К5, дни в туманной красной дымке, слишком жаркие, душные и сухие для нас. Местные жители же, маленькие, похожие на крабов создания, считали погоду вполне приемлемой, — даже влажной.
Леса, как и всё на планете, славились своей сухостью — огромные, прямые, тонкие стволы без листьев окаймляли узкие, скалистые ущелья, в которых обитатели планеты бережно хранили воду. Лесные островки перемежались с красной, опасной для всего живого пустыней, чей воздух обжигал легкие становилось невозможно дышать. От деревьев же шел слабый аромат лимона.
Эта забытая богом планета была примечательна еще и тем, что я купил там свою первую наложницу, и в первую же ночь знакомства она стала моей. Тоненькая, испуганная девушка по имени Марии, похожая на испанку, терпеливо ожидала меня в кресле около аккуратно расстеленной кровати, пока я принимал душ.
И голосок был под стать ей — мягкий, нежный, неповторимую прелесть ему придавал легкий акцент.
Я знал, для чего существуют наложницы — чтобы удовлетворять звериную страсть наемника. Но годы, проведенные в бесчисленных тренировках, войнах и скитаниях, не убили во мне человеческие чувства.
Тогда еще нет.
Я внимательно разглядывал ее. И Мария тоже не отрывала взгляда от моего лица. Затем я уселся за стол разбирать приказы и отчеты, а она принялась готовить ужин, изредка посматривая на меня. Я периодически отрывался от бумаг, пожирая глазами фигуру девушки — линию ее крепких стройных бедер, упругие ягодицы, выгодно подчеркнутые белыми брюками, полную грудь под блузкой, плоский живот, треугольник внизу его, обещавший мне море удовольствия.
Проходили ряды бессчетных минут, и Марни вдруг начала нервничать, становясь все более и более грустной. Но, черт побери, она подписала контракт и потому прекрасно знала, что ее ждет, кроме того, ей не пятнадцать лет — мы, как мне показалось, были с ней одного возраста.
Плотно поужинав, я предложил девушке прогуляться. В глазах наложницы появились паника и ужас.
Однако Марни беспрекословне подчинилась, молча следуя за мной вниз по тропинке, ведущей от моей лачуги к холму. Она шагала, вглядываясь в темноту, чью густоту не могли разогнать даже узкие полоски света, пробивающегося сквозь шторы других хижин. Наверно, до того как я ее встретил, девушка уже познакомилась с другими наложницами и теперь шла, стараясь представить себе, что творится за этими шторами.
Вокруг не было ни единой живой души, и мы гуляли по ночному Тарасаю в полном одиночестве.
Туземцы копошились где-то невдалеке, но их нам не удавалось увидеть, лишь только слышалось негромкое шуршание.
Через некоторое время я взял Марии за руку, которая поразила меня холодом и неподвижными, напряженными пальцами. Остановившись, я прильнул к ее холодным губам, расстегивая пуговицы на блузке, лаская грудь, целуя мягкие, соски. Осторожно развязав пояс на ее брюках, я спустил их вниз и, опустившись на колени, зарылся лицом в волосы внизу живота, лаская языком податливую плоть. Бросив девушку на спину, я быстро разделся, взобрался на нее, и мы занялись любовью, лежа на земле чужой планеты.
Для меня эти слова «заняться любовью» как нельзя лучше выражали мои чувства, но Марни, очевидно, думала по-другому. Она не проявила абсолютно никакой инициативы, не произнесла ни слова, ни вздоха, просто расставила ноги, позволяя делать мне все, что заблагорассудится и так долго, как мне хотелось.
По возвращении домой мы, раздевшись, улеглись в постель и снова занялись любовью. После этого изнурительного, но приятного занятия мы обняли друг друга и забылись сном. Ночью я проснулся, ощутив легкое подрагивание хрупкого тела. На груди расплывалось целое море слез. Конечно, любой бы поступил на моем месте так же и попытался бы успокоить плачущее создание. Прижимая Марни к себе, я поглаживал ее спину, шепча успокаивающие слова, однако мои действия не возымели должного эффекта. Утром Марни приготовила завтрак, улыбнулась, когда я одевался, поцеловала, и я отправился на войну.
Внезапно лес кончился, и мы с Лэнком захрустели гравием, выйдя на открытое пространство. Черное небо Земли было усыпано миллиардом звезд, таких знакомых и таких чужих; на горизонте виднелись контуры полуразрушенных зданий. Кое-где поблескивало оранжевое зарево — это люди жгли костры, а около них плясали чудовищные тени, в коих, лишь приглядевшись, можно было узнать очертания моих соплеменников. Лэнк хлопнул меня по плечу и задумчиво произнес:
— Дом вдали от дома.
Я молча стоял, тоскливо оглядывая руины, пытаясь понять, где мы находимся.
— Мне кажется, я помню это место. Где-то недалеко был торговый центр, я махнул рукой в направлении разрушенного низкого строения.
Брат согласился: — Да, верно, торговый центр Кармилла. Помнится, раньше ты любил здесь околачиваться.
Любопытно, ведь Кармилл пережил Вторжение, но что же произошло с ним потом? Не выдержав, я задал этот вопрос Лэнку. Он, хрустя гравием; прошел вперед и двинулся по направлению к кострам:
— Захватчики через пару лет после твоего отъезда расстреляли башни бизнес-центра, несколько офисов, а торговый центр рухнул сам по себе. Он ведь очень старый.
Мы прошли мимо перевернутых грузовиков, старой стоянки с открытым входом и вошли на территорию лагеря. Перед глазами предстало большое количество палаток, убогих шатких лачуг и костров. Брат пояснил:
— Карборрр по-прежнему является диким поселением, совершенно незаконным и не разрешенным властями. Когда-нибудь они точно разрушат его до основания, а жителей отправят на поселение в Чепел Хилл. На этом месте останутся лишь развалины, поросшие вьюном, очень быстро уничтожающим все следы пребывания людей. Неужели жителям нравится ютиться здесь, в развалинах старого торгового центра на территории бывшей стоянки? Может, это напоминает им о прошлом? Кто знает…
Наконец мы обогнули последнюю лачугу, и тут я услышал звук мотора дизельного генератора. Внизу находилось какое-то строение, к нему вели выщербленные ступени. Что самое удивительное, на доме висела неоновая реклама, тускло светящаяся какимто странным, бледно-индиговым светом. «Дэвис» было написано на ней, буква «с» мерцала через определенные промежутки. Найдут ли они новую вывеску, чудо современной техники, и повесят ли на это древнее здание?
Открытый вход загораживали лишь двери в стиле старых салунов маленькие хлопающие створки.
Сквозь них лился довольно яркий свет, напоминающий пламя, такой же желтый. Брат оживился, быстро спустился по лестнице, открыл двери и красивым баритоном пропел:
— Это… это я вернулся с моря…
Из глубины бара донесся не менее звучный, хотя и немного хриплый голос:
— Ах, отвали, старый осел…
Лэнк радостно произнес:
— Дом, милый дом! — С этими словами он вошел, знаком приглашая меня следовать за ним.
Взгляду открылась большая квадратная комната, заставленная столиками, с огромными каминами, располагающимися в противоположных ее концах, но они не горели — лето все-таки. Пол был щедро посыпан опилками. Думаю, зимой здесь бывает чертовски уютно. В потолок оказались вмонтированы электрические вентиляторы, лениво гонявшие теплый воздух. Генератор, шум которого я слышал на подходе к зданию, питал их энергией. Источником желтого света являлись висящие керосиновые фонари.
В дальнем углу комнаты, напротив камина, располагалась небольшая эстрада. С удивлением я обнаружил довольно неплохой выбор инструментов, ждущих своих хозяев; контрабас, пару, гитар, ударные.
На краю сцены сидело несколько тучных, средних лет мужчин, попивающих прямо из бутылок нечто, похожее на пиво. Музыканты, наверное…
Вдоль стены тянулась барная стойка со стульями, а внизу, по желобу, беспрерывно струилась вода, вливающаяся из дыры в одной стене и выпивающаяся сквозь отверстие в другой. Да, неплохо задумано.
Барная стойка и любители пива, которые могут безостановочно тянуть свой любимый напиток и мочиться прямо здесь, в желобок, не отходя к писсуарам. Однако в барс было полно женщин, и, как мне думается, когда возникала естественная физиологическая потребность, им приходилось нелегко. Кроме того, надо иметь известное мужество, сноровку и мастерство, чтобы сходить по малой нужде на виду у всех и попасть в желоб. Не знаю, как умелы и смелы земные женщины, но представительницы слабого пола в легионах умеют делать это отменно.
Лэнк ринулся к бару, оттаскивая от стойки каких-то мужчин, явно недовольных таким нахальством и пытавшихся отвоевать жизненное пространство. Я втиснулся рядом с братом, работая плечами и тесня посетителей. Мой сосед по стойке повернулся ко мне лицом — его пьяные глаза налились кровью и метали молнии, а рука уже сжалась в кулак… Но удара не последовало. Он уставился на меня, краска понемногу сошла с лица, рот приоткрылся, и оттуда вырвалось растерянное бормотание:
— Дерьмо собачье… — С этими словами пьянчуга повернулся к остальным и толкнул в бок моего соседа: Им оказалась крупная мясистая тетка. — Ну-ка подвинься, толстуха чертова! — Та же, хихикнув, ударила его локтем в бок.
Лэнк постучал ладонью по стойке, привлекая внимание бармена:
— Эй, дурья башка, ну-ка глянь, кто пришел!
Человек по другую сторону обернулся и направился к нам. Это был высокий, стройный, средних лет мужчина восточного типа с залысиной и редкими черными волосами, собранными сзади в тонкий хвостик. У него было лицо человека, много повидавшего и не меньше пережившего: морщины в уголках глазэ горестные линии, прорезавшие щеки у рта. Я заметил, что он слегка прихрамывает. Раньше ему было лет шестьдесят или семьдесят, а сейчас… Вот черт, а!
Мужчина уже стоял перед нами, тщательно вытирая руки о белую тряпку, когда-то бывшую роскошной скатертью, и неотрывно смотрел на мое лицо, а не на мускулистые плечи и грудь:
— Ты здорово изменился, Атол Моррисон.
Я протднул руку:
— Привет, Дэви. Как поживаешь? — У меня не поворачивался язык сказать ему, что и он не остался прежним. Сейчас мужчина выглядел настоящим «глубоким стариком», очень похожим на своего отца.
Он внезапно улыбнулся, и вот уже передо мной стоял прежний Дэви Итаке. Я обратил внимание на его пальцы, тонкие, длинные, на руки с синими, вздувшимися венами. Вытянув иссохший палец, Дэви показал на угол комнаты:
— Идите, парни, садитесь за свободный столик в углу, я сейчас подойду к вам. — Повернувшись, он крикнул: — Эй, Сэмми, оторвись на минутку. Марш, черт старый, иди-ка сюда!
Я посмотрел на другой конец стойки и увидел Марша Донована, уже переодевшегося и сразу изменившегося. Он стоял, щурясь от света и дыма, и слабо улыбался.
Мы уселись за столик, и, как было обещано, к нам подошел Дэви, неся под мышкой бочонок, а в руках инструменты для его вскрытия и пару стеклянных бокалов. Со стуком поставив их на стол и уронив железки, бармен аккуратно опустил бочонок.
Держа молоток в одной руке, затычку в другой, а кран между пальцев, Итаке с размаху ударил по дереву. Хозяин заведения работал с размеренной точностью машины, распространяя вокруг столика запах пива.
Уложив бочонок на бок и подперев его рукояткой молотка, он со словами: «А вот теперь:..» захватил все пять кружек в одну паучью руку и поставил их под струю. Пенящийся напиток со сладостным для уха каждого любителя пива журчанием ударил в бокалы. Сильный, горький аромат наполнил горло слюной.
Я, засмеявшись, покачал головой:
— Знаешь, Дэви, я помню, как ты однажды взорвал этот чертов пивной бочонок…
Хозяин прдодвинул ко мне бокал:
— А, немного практики, и все пойдет как по маслу.
Я отпил небольшой глоток; пена, всколыхнувшаяся от дыхания, повисла на верхней губе, затем сделал большой, королевский глоток. Кончик языка зашелся от холода и горечи, зато на остальной его части осела сладость. А пиво-то совсем неплохое, напоминает боромилитянское! И немного лучше, чем на Карсваао.
Дэви с чувством произнес:
— Господи Иисусе, чертовски приятно видеть тебя, Ати! Ты выглядишь, как настоящий супермен.
Супермен? Нет, вряд ли, скорее, как средневековый рыцарь из мультфильма — сокровенная мечта каждого мальчишки. Если бы я походил на супермена, никто бы не докучал и не дразнил меня, даже мать и отец.
Марш, запрокинув голову, одним глотком опустошил кружку. Заглотив поллитра пива, он со стуком опустил бокал и вытер рот тыльной стороной ладони:
— Если бы ты был тогда таким, как сейчас, Ати, то мы бы вышли победителями из многих игр. — Затуманенные глаза, глупая самодовольная улыбка так и вынуждали как следуетдвинуть его в живот. Марш напрашивался на «любезность».
Но не будешь же лупить его здесь. Мне пришлось засмеяться. После Вторжения нашим единственным занятием стал футбол. Дэви был прекрасным правым крайним, а я полузащитником. Марш обычно играл в нападении. Иногда игры получались просто замечательными.
Я вспомнил один из многочисленных эпизодов футбольной схватки: стремительный бег по полю с зажатым под мышкой мячом, одна рука согнута в локте, чтобы сбить с ног ослов в шлемах — членов другой команды. Интересно, куда подевался Марш?
Дэви, скорее всего, валяется где-нибудь на земле, куда его уложил прикрепленный к нему соперник.
Ну ладно, одну игру проиграли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41