Некоторые проживали в Москве довольно долго, по году и более, иные же оставались навсегда в России. К сожалению в числе этих пришельцев бывали и обманщики. Так, в 1623 г. прибыл с горы Синайской, из монастыря Неопалимой Купины, митрополит Иеремия и получил милостыню на означенную обитель. Но находившиеся при нем архидиакон и старец донесли, что Иеремия, бывший некогда митрополитом в Родосе, лишен сана Вселенским патриархом, ходил в Рим, принял там латинство, служил с папою и теперь не хочет возвращаться на Синай и отдать милостыню обители, - это подтвердили и другие греки, бывшие тогда в Москве. И патриарх Филарет Никитич горько жаловался на такой обман в письме к Вселенскому патриарху. В том же году явился в Россию с Афонской горы из Зографского монастыря старец Мелетий, будто бы посланный всею братиею. Но по расспросам и справкам в Посольском приказе оказалось, что Мелетий - беглец из означенной обители, и потому его тотчас выслали из Путивля за рубеж. В 1628 г. приехал в Москву митрополит Метаморфосский Неофит, который также, по самому тщательному расследованию, оказался лишенным сана в Царьграде, - за свой обман Неофит сослан был в оковах в Свияжский монастырь, а когда бежал оттуда и был схвачен в Казани, то по приказанию государя заключен в городскую тюрьму. Более всех пришельцев произвел смут в Москве митрополит Веррийский Аверкий. Он прибыл в 1628 г., сумел понравиться патриарху Филарету и своим влиянием немало вредил другим грекам. По его доносу сосланы были в Нижний Новгород, в Дудин монастырь, архимандрит Синадского митрополита Григорий и его двоюродный брат белец Косьма. Но за них заступился Селунский митрополит Паисий, находившийся в Москве, просил расследовать дело, и сосланные были возвращены. На Востоке узнали об интригах Аверкия и строго его осуждали. Сам Феофан, Иерусалимский патриарх, в 1630 г. жаловался на злословие и своекорыстие Аверкия в письме к Филарету Никитичу и извещал, что уже двадцать лет, как Аверкий изгнан из Веррийской епархии, и что он человек лукавый и злоупотребляет доверием к нему Филарета. Филарет защищал Аверкия пред Феофаном письмом от 17 июня 1631 г. Но сам же потом вместе с Собором судил и осудил Аверкия по какому-то духовному делу, и сослал его на заточение в Кострому, откуда он освобожден только в 1636 г. по ходатайству Цареградского патриарха и отпущен в Грецию.
С воцарением Алексея Михайловича злоупотребления греков, приходивших к нам, еще увеличились. В 1645 г. сам Цареградский патриарх Парфений писал (от 15 декабря) нашему государю, что некоторые чернецы и торговые люди приезжают к его царскому величеству с ложными грамотами и давал совет верить только тем, которые будут представлять грамоты за патриаршими печатями. В следующем году Алексей Михайлович предписал (19 ноября) путивльским воеводам не верить и тем пришельцам, которые будут представлять грамоты и за печатями патриархов или других духовных властей, но за печатями открытыми, а не за глухими; самих пришельцев, если заявят, что грамоты их только о милостыне, удерживать в Путивле, а грамоты их присылать в Москву, откуда и будут приходить приказы, кому и сколько пожаловать милостыни; если же скажут, что грамоты о государевых делах, т. е. с разными известиями к государю от греческих церковных властей, то допрашивать, о чем именно, и затем пропускать пришельцев в Москву, объявив им, что в случае обмана с их стороны им не будет в Москве за ту ложь ни жалованья, ни корму, ни милостыни. Такие же наказы воеводам - путивльскому, брянскому, севскому и рыльскому - повторялись в 1648 и 1649 гг. Несмотря на все это, обманы не прекращались: некоторые смело объявляли в Путивле, что едут в Москву с грамотами о тайных государевых делах, рассчитывая, что в Москве получат и помилование за обман и больше милостыни, чем в Путивле, и пропускались в Москву. В начале 1650 г. старец Чудова монастыря Пахомий, которого взял было с собою Иерусалимский патриарх Паисий из Москвы в Иерусалим для поклонения святыне, но вскоре отпустил назад, оставшись жить в Молдавии, передал на допросе путивльскому воеводе следующий рассказ, который слышал в Яссах от одного серебряных дел мастера: "Простые греки-бельцы наряжаются в чернеческие платья и едут в Россию бить челом о милостыне, и грамоты от патриархов пишут, и руки патриаршие подписывают сами своими руками, и печати подделывают: я сам сделал тем грекам разных патриарших печатей до сорока. Выдают себя за старцев, приезжающих из дальних палестинских мест, между тем как все живут в Молдавской земле и там же надевают на себя чернеческие платья. Получив в России государево жалованье, только пропивают его и табак за него покупают".
Не ограничиваясь тою милостынею, какая раздавалась грекам, приходившим в Россию, царь и патриарх посылали еще сами на Восток свои дары для раздачи духовным властям, церквам и монастырям. В 1623 г. русские послы Кондырев и Бормосов раздали за здравие государя в Царьграде, Иерусалиме и на святой горе Афонской 1206 золотых, Антиохийскому патриарху 144 золотых и Александрийскому - 140, да от патриарха Филарета передали Цареградскому патриарху 500 золотых напомни души усопшего князя Федора Ивановича Мстиславского. В следующем году чрез других своих послов послал еще государь заздравную о себе милостыню Цареградскому патриарху семь сороков соболей и Иерусалимскому - один сорок соболей, а Филарет Никитич первому два сорока соболей. В 1625 г. отпущено: в Иерусалим к Святому Гробу чаша серебряная для освящения воды и 100 золотых; в придел к Распятию, что на Голгофе, 300 золотых, самому патриарху три сорока соболей да от государевой матери два сорока соболей; в Вифлеем церкви Рождества Христова 20 золотых и митрополиту 20 золотых, патриарху Александрийскому три сорока соболей; на святую гору Афонскую Ватопедской обители 100 рублей от царя и 100 рублей от патриарха. В 1629 г. роздано царскими послами: Иерусалимскому патриарху 170 рублей, Антиохийскому 200 ефимков, на Синайскую гору 52 золотых и пр., а в следующем году Цареградскому патриарху Кириллу от царя десять сороков соболей и от Филарета Никитича семь сороков, серебряная чаша и четыре образа в окладах. В 1634 г. послал государь на помин души отца своего Филарета Никитича ко всем патриархам Востока и для раздачи тамошним церквам и монастырям 1700 рублей. В 1645 г., незадолго пред своею кончиною, царь Михаил Федорович послал заздравной милостыни Цареградскому патриарху пять сороков соболей, а Иерусалимскому и Александрийскому по четыре сорока соболей. Посылал также Восточным патриархам свои дары и царь Алексей Михайлович: например, в 1646 г. послал Александрийскому патриарху Иоанникию архиерейское облачение, святительскую шапку, святые иконы и четыре сорока соболей; в 1650 г. Цареградскому патриарху Парфению соболями на 500 рублей и потом еще три сорока соболей.
Восточные святители и другие духовные лица, получавшие столько пособий от Московского государя, старались служить ему, чем только могли. Они тщательно собирали и сообщали ему, письменно и устно, известия не только о церковных событиях на Востоке, как-то: о перемене патриархов, о разорениях церквей и монастырей турками и подобное, но и о политических делах в Турции, в Крыму, в Валахии, Молдавии, Польше, Малороссии и других странах. Чаще других сообщали такие известия в Москву патриархи: Цареградские Парфений и Иоанникий и Иерусалимские Феофан и Паисий, митрополиты: Халкидонский Даниил и Тырновский Даниил, архимандриты цареградские: Амфилохий и Венедикт. Цареградские патриархи принимали под свое покровительство государевых послов, приходивших к султану, давали им наставления, охраняли и защищали их в случаях нужды. Иерусалимские патриархи Феофан и Паисий благотворно действовали на малороссийских казаков, убеждая их не поднимать оружия против своих единоверцев, живущих в Великой России, и покориться Московскому государю.
Со времени патриарха Феофана, который посетил Москву и поставил ей нового патриарха, а потом посетил Киев и поставил здесь нового митрополита, сношения Восточнорусской Церкви с Западнорусскою сделались гораздо чаще, чем были прежде. О некоторых из этих сношений мы уже упоминали, о других будем иметь случай сказать в следующей главе.
ГЛАВА IV
I
Патриарх Феофан, простившись с царем Михаилом Федоровичем 4 февраля 1620 г., выехал из пределов Московского государства чрез пограничный город Путивль и, направляясь к Киеву, посетил на пути и благословил Густинскую обитель, незадолго пред тем основанную под городом Прилуками. Здесь встретили святителя множество казаков и сам гетман Сагайдачный, славный своими воинскими подвигами и страшный для врагов. Казаки провожали патриарха во всю дорогу до Киева, где остановился он, подобно другим православным странникам, в странноприимном доме недавно образовавшегося Богоявленского братства, учредили вокруг этого дома постоянную стражу и, по выражению летописи, "аки пчелы матицу свою, тако святейшаго отца и пастыря овцы словесныи от волков противных стрежаху". Феофан прибыл в Киев в половине Великого поста 1620 г., следовательно, около 22-го числа марта, так как Пасха в том году была 16 апреля, и почти полтора месяца не позволял себе никаких духовных распоряжений во владениях польского короля, ожидая от него разрешения. Равно и православные, не зная воли своего правительства, опасались входить в открытые сношения с патриархом, который считался подданным турецкого султана, бывшего тогда в явной вражде с Польшею. А правительство польское смотрело на Феофана подозрительно: думало, что он послан был из Константинополя в Москву с поручением возбудить ее против Польши и потому ехал туда не чрез Литву, как ездили прежде Восточные иерархи, но избрал себе путь необычный - через Орду, и опасалось, как бы он не возбудил волнений, особенно между казаками. Это ясно высказывал канцлер и гетман коронный Станислав Жолкевский в письме к воеводе киевскому Фоме Замойскому и поручал ему внимательно следить за всеми действиями Феофана. Впрочем, не желая обнаруживать этих подозрений и пред народом, тот же канцлер и гетман уведомил наконец от 5 мая войта, райцев и граждан киевских, что он доводил до сведения короля о приезде в Киев патриарха Иерусалимского, что они поступили хорошо, приняв с пристойною учтивостию такого великого человека и знатного гостя, что для сопровождения его до волошскои границы король назначил коморника своего Почановского, да и они могут дать от себя проводников. От того же 5 мая канцлер дал знать и всем обывателям украинским, волынским и подольским о назначении Почановского сопровождать Иерусалимского патриарха до границы и приглашал всех оказывать ему везде на пути полное внимание и уважение как к человеку честному и знатному. С этого времени и начались открытые действия Феофана.
Мая 17-го он издал первую свою грамоту, в которой объявлял свое благословение "всем в православии сияющим, иже в Малой России, изряднее же обывателям киевским", благословлял, в частности, и утверждал на вечные времена сопряженное союзом любви о Господе и подвизающееся о непорочной вере Киевское братство и выражал свое согласие на основание при нем братства юношеского, т. е. из молодых людей, единомышленного и послушного о Господе старейшему братству, по примеру прочих благочестивых братств, существовавших во многих городах Литовско-Польского государства. Затем патриарх посетил все киевские церкви, начиная с Успенской, находившейся среди Киева (как назывался тогда собственно Подол) и считавшейся соборною вместо Софийской; посетил монастыри, не только киевские: Печерский, Пустынный Николаевский, Златоверхий Михайловский, Кирилловский, но и довольно отдаленные от Киева: Межигорский и Трехтемировский, бывший под патронатством казаков; посетил и домы многих христолюбцев в Киеве и везде был встречаем с великими почестями и полною христианскою любовию. О всем этом он свидетельствует сам во второй своей грамоте, которую выдал 26 мая. Здесь он, благословляя вновь всех жителей Киева и Киевское братство, в особенности благословлял новозаложенную церковь братства во имя Богоявления и Благовещения Пресвятой Богородицы, странноприимный дом братский и при нем школу наук еллино-славянского и латинского письма; выражал желание, чтобы в школе находились для воспитания духовного как молодые иноки, живя в общежитии порядком монастырским по чину святого Василия, так и мирские христианские дети, и объявлял, что он, имея полномочие и позволение от Константинопольского патриарха Тимофея, настоящего архипастыря и отца митрополии Киевской, равно и от патриархов - Александрийского Кирилла и Антиохийского Афанасия, водружает на память своего пребывания в Киеве крест при Богоявленской церкви Киевского братства и учреждает патриаршую ставропигию, которая не должна подлежать на вечные времена никакому духовному начальству и суду, кроме самой патриаршеской Константинопольской кафедры. А Феофан действительно имел грамоту от патриарха Тимофея, которою предоставлялось ему, Феофану, совершать всякие архиерейские священнодействия и распоряжения в епархиях, подведомых Цареградской кафедре, какие только посетит он во время своего путешествия. Кроме того, при Феофане находился и экзарх Константинопольского патриарха Арсений, архимандрит великой церкви, который одним уже присутствием своим подтверждал справедливость слов Феофана о данном ему полномочии. Скоро начали стекаться в Киев православные со всего Западнорусского края, духовные и миряне, чтобы принять благословение от Иерусалимского святителя. Религиозное возбуждение этих православных было тогда весьма велико. Иерусалимский патриарх посетил их лично; а патриархи Константинопольский Тимофей и Александрийский Кирилл Лукарис в то же время прислали им свои грамоты, и оба утешали их в скорбях и гонениях от врагов, оба убеждали стоять твердо и непоколебимо в правоверии, первый прислал свою грамоту чрез своего экзарха Арсения, а второй - чрез своего протосинкелла иеромонаха Иосифа, которому поручал ходить из города в город по всей Западной России и всех утверждать в вере и предохранять от увлечения в унию, латинство и лютеранство. Еще в мае пришли в Киев к патриарху Феофану послы от Могилевского православного братства, и Феофан по просьбе их дал им грамоту (от 19 мая), которою благословлял и утверждал их братство, грамота была подписана как Феофаном, так и экзархом Цареградского патриарха Арсением. Затем в числе многих других священников пришел в Киев к патриарху Феофану из Слуцка пресвитер Андрей (Мужиловский) и рассказал, что владелец Слуцка князь Януш Радзивил, каштелян виленский, покровительствует в своем городе православным церквам и дозволил десять лет тому назад основать при церкви Преображения Господня православное братство, которое более и более растет и умножается. Феофан благословил и утвердил своею грамотою (от 6 июня) это Слуцкое братство и, послав в церковь братства свой крест для водружения на престоле, признал ее ставропигиею Цареградского патриарха, не подвластною никому из местных архиереев, грамоту подписал и экзарх Арсений. Пришел также к Феофану знакомый ему игумен Чернчицкого монастыря Исаакий Борискович (около семи лет прожил он на Востоке у Александрийского патриарха Мелетия в качестве его ученика и синкелла и потом пятнадцать лет на горе Афонской) и бил челом от лица православных дворян русских, и обывателей волынских, и вместе от граждан города Луцка, членов новоучрежденного Луцкого братства, чтобы патриарх благословил созидаемую ими братскую церковь во имя Воздвижения Креста Господня. Феофан уполномочил самого Исаакия водрузить при строящейся церкви крест и своею грамотою (от 20 июня), подписанною и экзархом Арсением, признал эту церковь ставропигиальною, подчиненною исключительно одному Вселенскому патриарху.
О действиях Феофана начали доходить до короля разные неблагоприятные слухи, и Феофан счел нужным отправить к нему своих чернецов с письмом, в котором, вероятно, объяснял свои действия и намерения и просил об отсрочке для своего пребывания в Киеве. Чернецы были приняты коронным подканцлером Луцким бискупом Андреем Липским и представлены королю, как о том извещал патриарха сам бискуп (от 1 августа). А на письмо Феофана отвечал сам король своим письмом (от 1 августа), в котором говорил, что, несмотря на все слухи, не имеет против него подозрений, благосклонно сносит его пребывание в своих владениях, дозволяет ему все, о чем он просил, и что приказал уже своему коморнику сопровождать его до границы, в заключение же приглашал патриарха даже посетить свой королевский двор, если найдет то для себя удобным. Вместе с тем король действительно послал (от 31 июля) свой приказ коморнику Почановскому, чтобы он сопровождал патриарха до границы, и универсал к обывателям украинским и волынским, чтобы они оказывали патриарху надлежащее внимание и уважение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
С воцарением Алексея Михайловича злоупотребления греков, приходивших к нам, еще увеличились. В 1645 г. сам Цареградский патриарх Парфений писал (от 15 декабря) нашему государю, что некоторые чернецы и торговые люди приезжают к его царскому величеству с ложными грамотами и давал совет верить только тем, которые будут представлять грамоты за патриаршими печатями. В следующем году Алексей Михайлович предписал (19 ноября) путивльским воеводам не верить и тем пришельцам, которые будут представлять грамоты и за печатями патриархов или других духовных властей, но за печатями открытыми, а не за глухими; самих пришельцев, если заявят, что грамоты их только о милостыне, удерживать в Путивле, а грамоты их присылать в Москву, откуда и будут приходить приказы, кому и сколько пожаловать милостыни; если же скажут, что грамоты о государевых делах, т. е. с разными известиями к государю от греческих церковных властей, то допрашивать, о чем именно, и затем пропускать пришельцев в Москву, объявив им, что в случае обмана с их стороны им не будет в Москве за ту ложь ни жалованья, ни корму, ни милостыни. Такие же наказы воеводам - путивльскому, брянскому, севскому и рыльскому - повторялись в 1648 и 1649 гг. Несмотря на все это, обманы не прекращались: некоторые смело объявляли в Путивле, что едут в Москву с грамотами о тайных государевых делах, рассчитывая, что в Москве получат и помилование за обман и больше милостыни, чем в Путивле, и пропускались в Москву. В начале 1650 г. старец Чудова монастыря Пахомий, которого взял было с собою Иерусалимский патриарх Паисий из Москвы в Иерусалим для поклонения святыне, но вскоре отпустил назад, оставшись жить в Молдавии, передал на допросе путивльскому воеводе следующий рассказ, который слышал в Яссах от одного серебряных дел мастера: "Простые греки-бельцы наряжаются в чернеческие платья и едут в Россию бить челом о милостыне, и грамоты от патриархов пишут, и руки патриаршие подписывают сами своими руками, и печати подделывают: я сам сделал тем грекам разных патриарших печатей до сорока. Выдают себя за старцев, приезжающих из дальних палестинских мест, между тем как все живут в Молдавской земле и там же надевают на себя чернеческие платья. Получив в России государево жалованье, только пропивают его и табак за него покупают".
Не ограничиваясь тою милостынею, какая раздавалась грекам, приходившим в Россию, царь и патриарх посылали еще сами на Восток свои дары для раздачи духовным властям, церквам и монастырям. В 1623 г. русские послы Кондырев и Бормосов раздали за здравие государя в Царьграде, Иерусалиме и на святой горе Афонской 1206 золотых, Антиохийскому патриарху 144 золотых и Александрийскому - 140, да от патриарха Филарета передали Цареградскому патриарху 500 золотых напомни души усопшего князя Федора Ивановича Мстиславского. В следующем году чрез других своих послов послал еще государь заздравную о себе милостыню Цареградскому патриарху семь сороков соболей и Иерусалимскому - один сорок соболей, а Филарет Никитич первому два сорока соболей. В 1625 г. отпущено: в Иерусалим к Святому Гробу чаша серебряная для освящения воды и 100 золотых; в придел к Распятию, что на Голгофе, 300 золотых, самому патриарху три сорока соболей да от государевой матери два сорока соболей; в Вифлеем церкви Рождества Христова 20 золотых и митрополиту 20 золотых, патриарху Александрийскому три сорока соболей; на святую гору Афонскую Ватопедской обители 100 рублей от царя и 100 рублей от патриарха. В 1629 г. роздано царскими послами: Иерусалимскому патриарху 170 рублей, Антиохийскому 200 ефимков, на Синайскую гору 52 золотых и пр., а в следующем году Цареградскому патриарху Кириллу от царя десять сороков соболей и от Филарета Никитича семь сороков, серебряная чаша и четыре образа в окладах. В 1634 г. послал государь на помин души отца своего Филарета Никитича ко всем патриархам Востока и для раздачи тамошним церквам и монастырям 1700 рублей. В 1645 г., незадолго пред своею кончиною, царь Михаил Федорович послал заздравной милостыни Цареградскому патриарху пять сороков соболей, а Иерусалимскому и Александрийскому по четыре сорока соболей. Посылал также Восточным патриархам свои дары и царь Алексей Михайлович: например, в 1646 г. послал Александрийскому патриарху Иоанникию архиерейское облачение, святительскую шапку, святые иконы и четыре сорока соболей; в 1650 г. Цареградскому патриарху Парфению соболями на 500 рублей и потом еще три сорока соболей.
Восточные святители и другие духовные лица, получавшие столько пособий от Московского государя, старались служить ему, чем только могли. Они тщательно собирали и сообщали ему, письменно и устно, известия не только о церковных событиях на Востоке, как-то: о перемене патриархов, о разорениях церквей и монастырей турками и подобное, но и о политических делах в Турции, в Крыму, в Валахии, Молдавии, Польше, Малороссии и других странах. Чаще других сообщали такие известия в Москву патриархи: Цареградские Парфений и Иоанникий и Иерусалимские Феофан и Паисий, митрополиты: Халкидонский Даниил и Тырновский Даниил, архимандриты цареградские: Амфилохий и Венедикт. Цареградские патриархи принимали под свое покровительство государевых послов, приходивших к султану, давали им наставления, охраняли и защищали их в случаях нужды. Иерусалимские патриархи Феофан и Паисий благотворно действовали на малороссийских казаков, убеждая их не поднимать оружия против своих единоверцев, живущих в Великой России, и покориться Московскому государю.
Со времени патриарха Феофана, который посетил Москву и поставил ей нового патриарха, а потом посетил Киев и поставил здесь нового митрополита, сношения Восточнорусской Церкви с Западнорусскою сделались гораздо чаще, чем были прежде. О некоторых из этих сношений мы уже упоминали, о других будем иметь случай сказать в следующей главе.
ГЛАВА IV
I
Патриарх Феофан, простившись с царем Михаилом Федоровичем 4 февраля 1620 г., выехал из пределов Московского государства чрез пограничный город Путивль и, направляясь к Киеву, посетил на пути и благословил Густинскую обитель, незадолго пред тем основанную под городом Прилуками. Здесь встретили святителя множество казаков и сам гетман Сагайдачный, славный своими воинскими подвигами и страшный для врагов. Казаки провожали патриарха во всю дорогу до Киева, где остановился он, подобно другим православным странникам, в странноприимном доме недавно образовавшегося Богоявленского братства, учредили вокруг этого дома постоянную стражу и, по выражению летописи, "аки пчелы матицу свою, тако святейшаго отца и пастыря овцы словесныи от волков противных стрежаху". Феофан прибыл в Киев в половине Великого поста 1620 г., следовательно, около 22-го числа марта, так как Пасха в том году была 16 апреля, и почти полтора месяца не позволял себе никаких духовных распоряжений во владениях польского короля, ожидая от него разрешения. Равно и православные, не зная воли своего правительства, опасались входить в открытые сношения с патриархом, который считался подданным турецкого султана, бывшего тогда в явной вражде с Польшею. А правительство польское смотрело на Феофана подозрительно: думало, что он послан был из Константинополя в Москву с поручением возбудить ее против Польши и потому ехал туда не чрез Литву, как ездили прежде Восточные иерархи, но избрал себе путь необычный - через Орду, и опасалось, как бы он не возбудил волнений, особенно между казаками. Это ясно высказывал канцлер и гетман коронный Станислав Жолкевский в письме к воеводе киевскому Фоме Замойскому и поручал ему внимательно следить за всеми действиями Феофана. Впрочем, не желая обнаруживать этих подозрений и пред народом, тот же канцлер и гетман уведомил наконец от 5 мая войта, райцев и граждан киевских, что он доводил до сведения короля о приезде в Киев патриарха Иерусалимского, что они поступили хорошо, приняв с пристойною учтивостию такого великого человека и знатного гостя, что для сопровождения его до волошскои границы король назначил коморника своего Почановского, да и они могут дать от себя проводников. От того же 5 мая канцлер дал знать и всем обывателям украинским, волынским и подольским о назначении Почановского сопровождать Иерусалимского патриарха до границы и приглашал всех оказывать ему везде на пути полное внимание и уважение как к человеку честному и знатному. С этого времени и начались открытые действия Феофана.
Мая 17-го он издал первую свою грамоту, в которой объявлял свое благословение "всем в православии сияющим, иже в Малой России, изряднее же обывателям киевским", благословлял, в частности, и утверждал на вечные времена сопряженное союзом любви о Господе и подвизающееся о непорочной вере Киевское братство и выражал свое согласие на основание при нем братства юношеского, т. е. из молодых людей, единомышленного и послушного о Господе старейшему братству, по примеру прочих благочестивых братств, существовавших во многих городах Литовско-Польского государства. Затем патриарх посетил все киевские церкви, начиная с Успенской, находившейся среди Киева (как назывался тогда собственно Подол) и считавшейся соборною вместо Софийской; посетил монастыри, не только киевские: Печерский, Пустынный Николаевский, Златоверхий Михайловский, Кирилловский, но и довольно отдаленные от Киева: Межигорский и Трехтемировский, бывший под патронатством казаков; посетил и домы многих христолюбцев в Киеве и везде был встречаем с великими почестями и полною христианскою любовию. О всем этом он свидетельствует сам во второй своей грамоте, которую выдал 26 мая. Здесь он, благословляя вновь всех жителей Киева и Киевское братство, в особенности благословлял новозаложенную церковь братства во имя Богоявления и Благовещения Пресвятой Богородицы, странноприимный дом братский и при нем школу наук еллино-славянского и латинского письма; выражал желание, чтобы в школе находились для воспитания духовного как молодые иноки, живя в общежитии порядком монастырским по чину святого Василия, так и мирские христианские дети, и объявлял, что он, имея полномочие и позволение от Константинопольского патриарха Тимофея, настоящего архипастыря и отца митрополии Киевской, равно и от патриархов - Александрийского Кирилла и Антиохийского Афанасия, водружает на память своего пребывания в Киеве крест при Богоявленской церкви Киевского братства и учреждает патриаршую ставропигию, которая не должна подлежать на вечные времена никакому духовному начальству и суду, кроме самой патриаршеской Константинопольской кафедры. А Феофан действительно имел грамоту от патриарха Тимофея, которою предоставлялось ему, Феофану, совершать всякие архиерейские священнодействия и распоряжения в епархиях, подведомых Цареградской кафедре, какие только посетит он во время своего путешествия. Кроме того, при Феофане находился и экзарх Константинопольского патриарха Арсений, архимандрит великой церкви, который одним уже присутствием своим подтверждал справедливость слов Феофана о данном ему полномочии. Скоро начали стекаться в Киев православные со всего Западнорусского края, духовные и миряне, чтобы принять благословение от Иерусалимского святителя. Религиозное возбуждение этих православных было тогда весьма велико. Иерусалимский патриарх посетил их лично; а патриархи Константинопольский Тимофей и Александрийский Кирилл Лукарис в то же время прислали им свои грамоты, и оба утешали их в скорбях и гонениях от врагов, оба убеждали стоять твердо и непоколебимо в правоверии, первый прислал свою грамоту чрез своего экзарха Арсения, а второй - чрез своего протосинкелла иеромонаха Иосифа, которому поручал ходить из города в город по всей Западной России и всех утверждать в вере и предохранять от увлечения в унию, латинство и лютеранство. Еще в мае пришли в Киев к патриарху Феофану послы от Могилевского православного братства, и Феофан по просьбе их дал им грамоту (от 19 мая), которою благословлял и утверждал их братство, грамота была подписана как Феофаном, так и экзархом Цареградского патриарха Арсением. Затем в числе многих других священников пришел в Киев к патриарху Феофану из Слуцка пресвитер Андрей (Мужиловский) и рассказал, что владелец Слуцка князь Януш Радзивил, каштелян виленский, покровительствует в своем городе православным церквам и дозволил десять лет тому назад основать при церкви Преображения Господня православное братство, которое более и более растет и умножается. Феофан благословил и утвердил своею грамотою (от 6 июня) это Слуцкое братство и, послав в церковь братства свой крест для водружения на престоле, признал ее ставропигиею Цареградского патриарха, не подвластною никому из местных архиереев, грамоту подписал и экзарх Арсений. Пришел также к Феофану знакомый ему игумен Чернчицкого монастыря Исаакий Борискович (около семи лет прожил он на Востоке у Александрийского патриарха Мелетия в качестве его ученика и синкелла и потом пятнадцать лет на горе Афонской) и бил челом от лица православных дворян русских, и обывателей волынских, и вместе от граждан города Луцка, членов новоучрежденного Луцкого братства, чтобы патриарх благословил созидаемую ими братскую церковь во имя Воздвижения Креста Господня. Феофан уполномочил самого Исаакия водрузить при строящейся церкви крест и своею грамотою (от 20 июня), подписанною и экзархом Арсением, признал эту церковь ставропигиальною, подчиненною исключительно одному Вселенскому патриарху.
О действиях Феофана начали доходить до короля разные неблагоприятные слухи, и Феофан счел нужным отправить к нему своих чернецов с письмом, в котором, вероятно, объяснял свои действия и намерения и просил об отсрочке для своего пребывания в Киеве. Чернецы были приняты коронным подканцлером Луцким бискупом Андреем Липским и представлены королю, как о том извещал патриарха сам бискуп (от 1 августа). А на письмо Феофана отвечал сам король своим письмом (от 1 августа), в котором говорил, что, несмотря на все слухи, не имеет против него подозрений, благосклонно сносит его пребывание в своих владениях, дозволяет ему все, о чем он просил, и что приказал уже своему коморнику сопровождать его до границы, в заключение же приглашал патриарха даже посетить свой королевский двор, если найдет то для себя удобным. Вместе с тем король действительно послал (от 31 июля) свой приказ коморнику Почановскому, чтобы он сопровождал патриарха до границы, и универсал к обывателям украинским и волынским, чтобы они оказывали патриарху надлежащее внимание и уважение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96