Но король по обычаю и теперь отложил это дело до следующего года. А в следующем году львовский магистрат, состоявший из одних латинян, придумал еще новый способ для унижения православных, постановив, чтобы каждый православный священник города приносил на праздники каждому из двенадцати радцев магистрата по две копы яиц, по два калача и по два гроша. Братство воспротивилось этому, но дань собирали насильно, а пятерых старших братчиков засадили в тюрьму. И началась у братства новая тяжба с магистратом в Варшаве, стоившая братству многих денег, но не приведшая ни к чему. Князь Острожский написал братству утешительное письмо (17 мая 1600 г.), советовал терпеть, молить Бога, чтобы Он направил сердце короля на путь справедливости, и надеяться, что на будущем сейме русские послы употребят все усилия для защиты православных от угнетений. И братство действительно не унывало: в том же году оно издало в своей типографии "Оглашение Церкве братской Львовской", в котором, объявляя о своем крайне бедственном положении от латинян, выражало твердую решимость бороться с врагами православия до конца, всячески поддерживать свою "школу наук христианских, грецких и словенских" вместе с "друкарнею письма греческаго и словенскаго" и приглашало всех православных края оказывать ему, братству, свою помощь и содействие, причем указывало на то, что даже евреи отовсюду прислали помощь своим львовским единоверцам и не дали отцам иезуитам взять их в школу и божницу во Львове. Из братской друкарни в следующем году выпущена богослужебная книга "Октоих".
Действия князя Острожского в пользу православия очень беспокоили ревнителей унии и самого папу. Последний в 1604 г. поручал Луцкому бискупу Мартину заняться исключительно обращением князя Острожского и писал: "Если только ты успеешь мало-помалу склонить его одного на согласие с нами, то легко уже успокоятся и все, при его авторитете". А в следующем году папа обратился с своим посланием (от 15 января) и к самому князю К. К. Острожскому и, между прочим, говорил: "Из писем твоих мы видим твою добрую расположенность к нам и твою ревность об общем благе, и у нас является уже большая надежда, что при твоем содействии уния утвердится... Ты давно желал унии, как сам пишешь, почему ж бы тебе не пожелать ее и теперь, когда своим авторитетом ты мог бы прекратить все разногласия?.. Ты помышляешь о сохранении достоинства обеих Церквей, и мы подумали о том же, оставив вам все ваши обряды и все, что относится к вашей чести. Теперь недостает только твоего согласия, чтобы все единым умом чтили Бога. Обратить патриархов, Константинопольского и Антиохийского, как ты думаешь, было бы трудно, да они и далеко. Впрочем, если желаешь, попытайся; но только сам покажи им путь своим примером, обратись прежде сам к св. седалищу, исполни наше чрезвычайное желание, приди к нам... Мы сами ныне идем к тебе навстречу и надеемся, что король также сделает все для цели... Этим ты обессмертишь имя свое и своей фамилии, а нам доставишь неизреченную радость". Письмо папы осталось без успеха.
Третий патриарший экзарх, Гедеон, епископ Львовский, как и прежде, простирал свою духовную власть и за пределы своей епархии: поставил, например, священников для Виленского братства и с твердостию противодействовал всем притязаниям Потея, титуловавшегося и Галицким митрополитом, возвратить себе Галич со всею Галицкою епархиею. Видя бесплодность своих усилий, Потей искал помощи у папы, и папа от 25 января 1601 г. отвечал ему, что писал о нем королю Сигизмунду и поручил еще ходатайствовать о нем своему нунцию, Рижскому епископу; а в 1603 г. папа вновь просил того же короля пособить Потею в его тяжбе с Львовским владыкою. Немирны были отношения Гедеона к Львовскому ставропигиальному братству: он делал братству разные притеснения и однажды (в 1601 г.) покушался даже овладеть братскою церковною казною, а братство не соглашалось признавать его в достоинстве патриаршего экзарха. Но с наступлением 1602 г., к общей радости православных, прекратилась наконец эта многолетняя несчастная вражда. Гедеон и братство заключили между собою 21 января мировую, по которой братство обязывалось признавать Гедеона патриаршим "экзархом митрополии Киевской, и Галицкой, и всея России" и оказывать ему подобающую честь и покорность, а Гедеон обязывался уважать все права и привилегии ставропигиального братства, пожалованные ему патриархами, не вмешиваться в его дела и соглашался, чтобы преемником ему на епископской кафедре сделался не родственник его, архимандрит или игумен Уневского монастыря Исаия Балабан (хотя последний еще с 1595 г. имел на это королевскую грамоту), а тот, кого изберет вся Церковь. Эту мировую запись тогда же положили отослать на рассмотрение и утверждение Цареградского патриарха и немедленно внесли во львовские городские книги. Достойно замечания, что посредником при заключении мировой между Гедеоном и братством явился логофет земли Молдавской Лука Строич, присланный молдавским господарем Иеремиею Могилою, который вообще был весьма расположен к братству, и еще прежде заботился примирить его с Гедеоном, и высылал братству много денег на производившуюся тогда постройку братской Успенской церкви.
Со времени своего примирения Гедеон и братство действовали уже согласно на пользу православной Церкви. Мы видели, что еще в 1597 г. Александрийский патриарх Мелетий, правивший и Цареградским патриархатом, давал Гедеону совет завести училища при архиерейских кафедрах, особенно Львовской, и Гедеон только теперь решился исполнить этот патриарший совет и основал на своей родине, местечке Стрятине, вместе с племянником своим Федором Юрьевичем Балабаном гимназию и типографию, из которой в 1604 г. вышла первая книга Служебник. В предисловии к ней Гедеон, именуя себя "эксархом трону Константинопольскаго", также "эксархом Вселенскаго престола", извещал, что доселе удерживался от исполнения совета патриарха Мелетия своею болезнию и что теперь, осуществив этот совет, вместе с племянником своим "от своих имений отеческих" он выпустил для православных из своей типографии первую священную книгу - Литургию, а потом, если Бог продолжит жизнь, не замедлит выпустить одну за другою и прочие богослужебные книги, и не только богослужебные, но и книги учителей церковных. Братство Львовское в 1603 г. имело радость приобресть себе нового члена, впоследствии прославившегося особенною ревностию о православии, чашника земли Волынской Лаврентия Древинского, который обязался вносить на братство и его школу по четырнадцати колод жита из двух своих имений. В следующем году то же братство определило в свою школу нового ректора и вместе учителя языков греческого и латинского Ивана (впоследствии Иова) Борецкого, бывшего в ней прежде учеником, и назначило ему жалованья по десяти злотых в три месяца, а для преподавания славянского языка и управления хором певчих определило учителя Федора Сидоровича с жалованьем по пяти злотых в три месяца. Но в этом же 1604 г. Гедеону и братству пришлось испытать большую тревогу. В мае месяце, когда Гедеона не было во Львове, туда внезапно приехал Ипатий Потей, чтобы лично завладеть и епископскою резиденциею, и соборною Георгиевскою церковию. В городе произошло необычайное смятение. Члены братства и вообще православные мещане окружили толпами как епископский дом, так и соборный храм и не впустили Потея ни в тот, ни в другой. Потей должен был остановиться в доме одного латинянина, аптекаря Яна, и 22 мая чрез светских чиновников прибил на стенах православных церквей свои листы, которыми требовал, чтобы чрез три дня епископ Гедеон, духовенство и братство явились к нему как митрополиту Галицкому и признали над собою его власть, угрожая, в противном случае, строгими мерами. Между тем возвратился в город и Гедеон и того же 22 мая издал пастырское воззвание ко всем духовным и мирянам своей епархии, в котором, обвиняя Потея в чрезвычайных смятениях, произведенных его незаконными действиями, приглашал всех собраться 26 мая в церковь Успения Пресвятой Богородицы "для совещаний об общем мире церковном и для придумания мер против нарушивших общественное спокойствие смятений". Разумеется, к Потею никто из приглашенных им не явился, и он, совершив пред своим отъездом из города торжественную службу в латинском костеле, предал всех православных жителей Львова проклятию и возбудил против них новые преследования со стороны местных латинян. Князь Острожский по просьбе епископа Гедеона и Львовского братства написал обо всем этом королю и успел выпросить у него, как извещал братство от 10 августа, грамоту, которою король приказывал Потею прекратить свою "фурию". А от 19 декабря король дал письменное повеление и львовским бурмистрам, чтобы они не притесняли русских и не препятствовали им в занятиях ремеслами и в отправлении богослужения.
Потей молчал недолго: в следующем году он представил королю присяжную грамоту первого Львовского епископа Макария Тучапского, которою тот клятвенно обязался за себя и за своих преемников пред митрополитом Киевским и Галицким, что как его наместник и суфраган будет всегда повиноваться ему и никогда не станет присвоять себе его власти в митрополии Галицкой, подвергая себя в случае какого-либо неповиновения штрафу в тысячу золотых польских на короля и в пятьсот золотых на митрополита. Представляя эту грамоту Сигизмунду, Потей жаловался, что Гедеон Балабан не исполняет изложенного в ней обязательства и вовсе не повинуется ему, своему старшему, что, несмотря на проклятие и низвержение, которым подвергся, присвоил себе необычное название экзарха и отправляет епископские действия не только в своей епархии, но и в других - Володимирской, Луцкой, Холмской, Пинской, поставляет архимандритов, игуменов, попов и диаконов, освящает церкви, а что еще хуже, публично проклинает митрополита и иных владык, принявших унию, как поступил недавно в Луцкой епархии при освящении церкви в селе Пашеве в присутствии множества народа. Эта жалоба Потеева служит для нас драгоценным свидетельством, как смела и вместе как обширна была тогда деятельность Гедеона в Западнорусской митрополии для удовлетворения духовных нужд христиан православных. Король по жалобе Потея прислал Гедеону грамоту (от 17 ноября 1605 г.), в которой, изложив, в чем обвинял его Потей, вновь подтверждал свой приказ, данный Гедеону еще в 1599 г., отнюдь не вмешиваться в чужие епархии и угрожал за вмешательство штрафом в пять тысяч золотых.
Из последующей деятельности Гедеона известно только то, что в 1606 г. он напечатал в своей Стрятинской типографии вторую книгу - Гребник, переведенный с греческого, и завел еще при своей кафедральной Успенской церкви в Галиче, называвшейся Крилос, новую типографию, из которой вышла в том же году единственная книга - "Учительное Евангелие" Константинопольского патриарха Каллиста.
Нельзя оставить без внимания и того, что во дни управления Гедеонова Западнорусскою Церковию там совершилось некоторое обновление или оживление православного монашества. Виновником этого был преподобный Иов Княгиницкий. Он родился в городе Тисмянице, в пределах галицких, от благородных родителей и назван Иоанном. Первоначальное воспитание получил в Уневском монастыре, а высшее и окончательное - в Острожском училище. По воле князя Острожского, как человек способный и благонадежный, послан был на святую гору Афонскую для раздачи княжеской милостыни по монастырям и до того увлекся иноческою жизнию, что, возвратившись на родину, чтобы отдать князю отчет в раздаче милостыни, снова отправился на Афон и там принял пострижение в Ватопедской обители с именем Иезекииля. После двенадцати лет, проведенных в общем послушании Иезекиилем, братия послали его вместе с другими старцами в Великую Россию за милостынею, и он исполнил это послушание и возвратился с великою милостынею. Но когда вторично послали его за тем же, он, прибыв в Малую Россию и услышав, что в Московском государстве происходят большие нестроения, остановился на своей родине. Здесь Львовский епископ Гедеон и племянник его, уневский архимандрит Исаия Балабан, упросили старца Иезекииля, чтобы он пришел в Уневскую обитель и устроил в ней общежительное житие по обычаю Святой горы. Иезекииль послушался, завел в Уневском монастыре все общежительные порядки и помышлял уже возвратиться на Святую гору. Но тяжкая болезнь удержала его, и он, опасаясь смерти, принял пострижение в схиму с именем Иова. Гедеон хотел рукоположить старца в иеромонахи, когда он оправился, но Иов решительно отказался, желая уединенной и безмолвной жизни. Пан Адам Балабан предложил ему в 1603 г. с этою целию удобное место в своем имении Угорнике при церкви святого архистратига Михаила, и Иов с благодарностию принял предложение и начал скитствовать один при означенной церкви. Слух о его подвигах быстро распространился, к нему стали приходить многие иноки и миряне и просили, чтобы он принял их к себе в сожительство. Иов принимал благонадежных, ввел между ними общежитие и таким образом образовал монастырь в Угорнике. Слава Иова распространилась еще более. Настоятель Дерманского монастыря Исакий Борискович, хотя сам долго жил на Афоне, пригласил Иова в свою обитель для устроения в ней общего жития; Иов исполнил это и возвратился в свою угорницкую обитель. Здесь посетил его друг его, отец Иоанн Вишенский, автор известных уже нам сочинений, и прожил с ним несколько времени. Потом, поручив обитель свою ученику своему, иеродиакону Герасиму, Иов удалился в пустынь и поселился около Манева, при реке Баторсове. Но и здесь нашли подвижника иноки, и он, уступая их просьбам, устроил новый общежительный монастырь. Все это происходило до 1607 г. Впоследствии преподобный Иов сделался еще основателем монастыря, называвшегося Великим скитом (в Станиславском уезде нынешней Галиции).
Число церковных братств увеличивалось, и православные тем усерднее заводили их и поддерживали, что видели в них одно из лучших средств для охранения своей веры против унии. В 1600 г. епископ Перемышльский и Самборский Михаил Копыстенский по просьбе жителей местечка Соли дал им свою архипастырскую грамоту на учреждение братства при их приходской церкви святой великомученицы Параскевии и Воскресения Христова. В 1601 г. дворяне Волынского воеводства, наделив братство, существовавшее при церкви Преображения Господня в Люблине, новыми маетностями, заключили между собою обязательство всеми мерами помогать этому братству и защищать его с его церковию, духовенством, грунтами и крестьянами от всяких обид и притеснений. Всех дворян, подписавшихся под обязательством, было сорок четыре, и между ними встречаем имена прежде всего князя К. Острожского, потом князей: Григория Сангушко-Коширского, Акима Корецкого, Юрия Друцкого-Горского, Павла Друцкого-Любецкого, Юрия Чарторыйского, Григория Четвертинского и др. Но наиболее замечательное братство образовалось тогда в Могилеве. Могилевские мещане еще в 1597 г. обратились к королю Сигизмунду с просьбою об учреждении у них церковного братства при Спасском монастыре и представили на утверждение короля свой устав. В этом уставе, вообще сходном с другими братскими уставами, мещане, может быть, намеренно не упомянули, какого они исповедания, православного или униатского, и обязывались открыть при братстве школу языка славянского, русского, греческого, латинского и польского и содержать людей ученых, духовных и светских, для науки школьной и для проповеди слова Божия. Король своею грамотою от 21 марта утвердил устав и самое братство, но только прибавил в грамоте, чтобы по делам духовным братство находилось "под послушенством владыки Полоцкого", а Полоцким владыкою был тогда униат Герман. Между тем мещане могилевские имели уже у себя грамоту патриарха Иеремии, испрошенную у него еще в июле 1589 г. в Вильне, и грамоту патриаршего протосинкелла Никифора, данную им в 1597 г. в Варшаве, на основание именно православного братства и потому, естественно, завели у себя братство православное, так как и владыка Герман вполне им благоприятствовал. Преемник Германа, новый униатский архиепископ Гедеон Брольницкий, иначе отнесся к этому делу: он принес в 1601 г. жалобу королю, что могилевские мещане построили при Спасском монастыре православную школу, а не католическую, как разрешено им грамотою короля Стефана Батория, самовольно устроили братство, и, собираясь вместе, открыто восстают против своего владыки Полоцкого, и держат у себя бунтовщиков, именно: Котковского, Тавборовича и Радку, которые без благословения владыки проповедуют в церкви, проклинают его и производят возмущения против власти самого короля. Сигизмунд потребовал могилевских братчиков на суд, приказал им выдать названных проповедников и представить грамоту Стефана Батория, конечно забыв о той грамоте, которою сам разрешил им учредить братство и школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96