Все решат: вы улетели в Сидней. Вот ведь беда, верно. А теперь - подъем, руки за голову и кругом марш!
На меня смотрели три дула, самое далекое - в восемнадцати дюймах от меня. Так что разумней всего было подчиниться приказу. Яхтсмен позволил мне лишний разок окунуться взглядом в зияющие пасти темных железнодорожных туннелей, пошекотал ребра пистолетом, обшарил одежду опытной рукой, которая не упустила бы и спичечной головки. Наконец давление пистолета на позвоночник ослабло. Яхтсмен сделал шаг назад.
- О'кей, Бентолл, присаживайся. Диву даюсь. Фраера такого пошиба обычно мнят, будто без пушки им жизнь не в жизнь. А у тебя... Может, в шмотках? Пошмонаем поздней. - Он переключил свой исследовательский пыл на Мэри Гопман. - А как насчет вас, леди?
- Не прикасайтесь ко мне? - воскликнула она. - Вы не посмеете до меня дотронуться, наглец! - Она вскочила на ноги, прямая, как королевский гвардеец. Руки по швам, пальцы сжаты в кулак. Глубокий вдох - быстрый выдох, еще глубокий вдох - еще быстрый выдох. Без каблуков росту в ней было от силы пять футов четыре дюйма, но гнев несколько дюймов ей прибавил. - Как вы смеете подозревать... Разве похоже, что я... Конечно же никакого оружия у меня нет.
Медленно, внимательно, но без излишнего цинизма его глаза прошлись по всем складкам и изгибам одежды, облегавшим ее тело с предельной откровенностью. Он вздохнул.
- Конечно нет. Чудес на свете не бывает, - признал он с явным сожалением. - Может, в шмотках? Но время терпит. Пока мы не доберемся до места, чемоданов вам не видать. - Еще мгновение раздумий. - У вас, кажется, есть сумочка, не правда ли, леди?
- Не прикасайтесь к моей сумке своими грязными руками! - воскликнула она.
- И вовсе они не грязные, - возразил он мягко. Поднес руку к своим глазам. - Во всяком случае, не такие уж и грязные. Итак, вашу сумочку, миссис Бентолл!
- Она в шкафчике у кровати, - с презрением бросила она.
Не сводя с нас глаз, он прошел в другой конец комнаты. У меня мелькнула мысль, что он не очень-то полагается на того парня, с мушкетоном. Он достал из шкафчика серую сумочку из крокодиловой кожи, отстегнул пряжку и вытряхнул содержимое на кровать:
деньги, гребень, носовой платок, косметичку и всякую прочую дребедень, вплоть до губной помады. Но пистолета среди этой дребедени не было.
- Действительно на вас не похоже, - сказал он, как бы извиняясь. - Но ведь чтоб до пятидесяти дожить, даже собственной мамочке нельзя доверять, леди, и... - Тут он замолчал, взвешивая сумочку на руке. Тяжеловата она все-таки! - Он заглянул внутрь, погрузил туда руку, вытащил обратно, ощупал сумку снаружи, снизу. Послышался слабый клацающий звук, и второе дно отвалилось, повиснув на скрепках. Теперь послышался удар тяжелого предмета об пол. Яхтсмен нагнулся и поднял тупоносый пистолет-автомат.
- Еще одна липовая зажигалка! - подытожил он весело. - А может, это флакон или пудреница? Да мало ли что!
- Мой муж ученый. В своей области - крупнейшая фигура, - весьма категорично заявила Мэри Гопман. - На него дважды покушались. Я... У меня есть разрешение на пистолет.
- Ладно, я выдам вам расписку, так что все будет красиво и по закону, - сказал он успокоительно. Но испытующий взгляд яхтсмена свидетельствовал: это миролюбие показное. - Итак, на выход! Рабат, - это распорядителю укороченного мушкетона, - через веранду! И чтоб между парадным и такси они были как шелковые!
Операция была организована на высшем уровне. Я не смог бы ничего предпринять, даже если б попытался. Но я и не пытался. Пока не пытался. По-видимому, он не хотел нас убирать - сейчас и здесь. А я сейчас и здесь не получил еще ответа на свои многочисленные вопросы. Так стоило ли мне убегать?!
Раздался стук, и яхтсмен исчез за гардинами, драпировавшими французские окна, вошел рассыльный, взял три чемодана. Кришна, обзаведшийся к этому времени остроконечным чепчиком, следовал за рассыльным с плащом на руке, что вполне соответствовало метеорологической обстановке: за окном лил дождь. Но я смекнул: под плащом не только рука, под плащом еще кое-что. Кришна вежливо пропустил нас вперед, забрал четвертый чемодан и пристроился в арьергарде. В конце ддинного коридора показался мужчина в яхтсменской шапочке, он вышел из нашей комнаты и последовал за нами, на достаточном расстоянии, чтобы не выглядеть одним из нас, и достаточно близко, чтобы пресечь любой мой взбрык. Видимо, подобные приюшчения были ему совсем не в новинку.
Ночной дежурный, тощий смуглый малый с печатью мировой скорби на лице, присущей всем ночным дежурным на белом свете, успел уже выписать счет. Пока я расплачивался, яхтсмен с лихо торчащим окурком вразвалку приблизился к конторке и вежливо поклонился клерку.
- С добрым утром, капитан Флекк, - почтительно проговорил клерк. Нашли своего приятеля?
- Как же! - Ледяная гримаса сменилась приветливой. - Он сообщил мне, что те, кого я ищу, как на грех, укатили в аэропорт. Кликните мне, пожалуйста, такси, ладно?
- Сию минуту, сэр! - По-видимому, на этих широтах капитан Флекк пользовался влиянием. - Простите, а это срочно?
- Все мои дела срочные! - отрезал Флекк.
- Разумеется, разумеется! - Клерк разнервничался, заискивая перед Флекком. - Видите ли, по счастливому совпадению, мистер и миссис Бентолл как раз едут в аэропорт, и такси их уже ждет...
- Рад познакомиться с вами, мистер... гм... Бентолл, - сердечно молвил Флекк, сжимая своей правой рукой мою в приступе показной моряцкой сердечности так крепко, что едва ее не раздавил. Зато левая рука как бы не фигурировала вообще. Левую яхтсмен держал в кармане жеваной куртки, рискуя с корнем его вырвать продвинутым на боевой рубеж пистолетом. Мое имя Флекк. Я тороплюсь в аэропорт. И если вы окажете мне любезность... расходы, естественно, пополам... я буду вам безмерно благодарен.
Что и говорить, профессионал! Меня с Мэри наши новые знакомые буквально вытолкали из вестибюля, подведя к машине с учтивой предупредительностью метрдотеля, определяющего вас за наихудший столик в битком набитом ресторане. Если у меня и оставались сомнения в профессиональной компетентности Флекка, они мигом выветрились, когда на заднем сиденье меня стиснули с двух сторон Флекк и Рабат. Ни дать ни взять клещи гигантского краба. Слева - двенадцатикалиберный мушкетон Рабата, справа - автоматический пистолет Флекка. Обе игрушки упираются правда, с разных сторон - в подреберье, как раз туда, откуда их ни за что не сдвинешь. Я сидел чинно-благородно, стараясь не шевелиться. Зачем провоцировать дополнительные осложнения в условиях сплошного риска? Проржавевшие рессоры, несчетные дорожные ухабы - один толчок и указательный палец Флекка - или Рабата? - ненароком нажмет на спуск.
Мэри Гопман сидела впереди, рядом с Кришной, притихшая, нездешняя. Любопытно, много ли в ней осталось к данному моменту апломба, самоуверенности и кокетства - всего того, чем она столь лихо козыряла в кабинете полковника Рейна? Кто ответит на этот вопрос? Преодолев в тесном соседстве с нею, локоть к локтю, 10 тысяч миль на борту самолета, я по-прежнему не знал о ней ровным счетом ничего. Благодаря ее личным стараниям.
О городе Сува я тоже ничего не знал. Но даже если б знал Суву как свои пять пальцев, ни за что не определил бы, куда нас везут. Два человека впереди, еще один - справа, еще один - слева. А то, что попадает в поле зрения через незагороженные участки боковых стекол, смазано сильным проливным дождем. Что в таких условиях разглядишь? Мелькнула темная громада кинотеатра, потом насыпь, потом канал, рой огоньков, отразившихся в его темных водах. Несколько узеньких неосвещенных улиц. Потом рельсы, гулко сотрясающие нашу колымагу. Длинная череда железнодорожных вагонов. Кое-какие из этих впечатлений резко расходятся с моим идеалом - "островком на юге Тихого океана". Чем и как? Обдумать сию проблему не успеваю. Машина резко затормозила, отчего мушкетон чуть не продырявил меня насквозь. Капитан Флекк выпрыгнул наружу, приказав мне вылезать. Я выбрался из такси, принялся разминать затекшие мышцы. Вокруг - непроглядный, замогильный мрак. Льет дождь. За его завесой смутно различимы две угловатые конструкции. Нечто вроде портовых кранов. Но наше местонахождение можно вычислить даже с закрытыми глазами, держа нос по ветру. Пахнет дымом, нефтью, ржавым железом. Пахнет смолой, пеньковыми канатами, сырыми снастями. А все эти запахи перешибает запах моря.
Что правда, то правда. Сна я не добрал, острых ощущений перебрал, и голова в результате работает со скрипом. Но и без великих интеллектуальных озарений ясно, что капитан Флекк не собирается отправлять нас в Сидней самолетом австралийского рейса КLМ. Я пытаюсь заговорить, но Флекк отстраняет меня пренебрежительным жестом. Освещает карманным фонариком чемоданы, для которых Кришна отыскалтаки лужу погрязнее. Флекк прихватывает пару чемоданов, дружелюбным кивком приглашая меня следовать его примеру и его маршруту. Рабат без всякого дружелюбия поддерживает волеизъявление начальства тычком в бок. Честно говоря, этот Рабат со своим двенадцатым калибром и гнусными манерами сидит у меня в печенках. Флекк явно перекормил его ссылками на американские триллеры.
То ли Флекк обладал кошачьей способностью видеть в потемках, то ли держал перед мысленным взором подробную карту местности со всеми тросами, канатами, тумбами и булыжниками, но нам не пришлось долго плутать, и упал я всего раз пять, не болыяе. Но вот он замедлил ход, повернул направо и двинулся по каменным ступенькам вниз. Без излишней поспешности сперва включил фонарик, за что я ему мысленно выразил искреннюю признательность: покрытые тиной ступеньки без перил доверия не внушали. Каюсь, было у меня искушение уронить Флекку на макушку чемодан. Экспериментально проверить его реакцию на закон всемирного тяготения. Но я подавил сей порыв по двум причинам: во-первых, два дула по-прежнему сверлят мне спину. А во-вторых, свыкшиеся с темнотой глаза мои уже различают смутный контур судна у подножия лестницы. Ну, допустим, собьешь его с ног, максимальный ущерб потерпевшего минимален - пара царапин. А моральный - максимален. По самолюбию Флекка будет нанесен удар, после которого он мигом сменит милостивый тон на гнев, дружелюбие - на мстительность. Кстати, выстрелив, он не промахнется. Такие стреляют наверняка.
Я покрепче сжал чемоданные ручки и продолжил нисхождение по скользким ступеням с настороженностью Даниила в приятном обществе спящих львов. Кстати, разница не столь уж велика. Разве что львы в данном случае на полную катушку бодрствуют... Через пару секунд Мэри Гопман и оба индуса были на причале рядом со мной.
Сейчас от морской глади нас отделяло едва ли футов восемь. Я все таращился на судно, пытаясь определить его тип и размеры. Но небо, затянутое тучами, было невыгодным фоном. Мои наблюдения сложились приблизительно в такой черновой набросок. Судно широкое, длина - футов семьдесят, ну, двадцатью больше или меныле. И мачты - то ли две, то ли три. Вдруг дверь палубной надстройки распахнулась, яркий свет, хлынувший наружу из помещения, буквально ослепил меня.
Длинная тощая фигура быстро пересекла освещенный прямоугольник. Дверь тотчас закрылась.
- Ну как, босс, порядок? - В Австралии я не бывал, но австралийцев встречал изрядно. В данном случае акцент неоспоримо изобличал австралийца.
- Порядок. Они у нас в руках. И поосторожней с этим треклятым освещением. Мы загружаемся.
Посадка прошла без приключений. Палуба корабля плотро прижата к причалу. Тридцать дюймов вниз - и ты на палубе. На деревянной, дощатой, а не стальной. Это я засек сразу.
Когда все забрались на судно, капитан Флекк спросил:
- Готовы мы к приему гостей, Генри? - В голосе слышалось облегчение: слава, мол, Богу, рискованная кампания позади.
- Каюты готовы, босс, - ответствовал Генри мерзким грубым голосом. Показать им?
- А что, покажи. Я буду у себя. Повидаемся позже. И пожалуйста, без фокусов!
Генри направился к корме, мы - за ним, за нами - конвойные. Когда палубная надстройка осталась позади, он осветил фонариком крышку люка. Нагнулся, убрал болт, открыл люк, направил луч в зияющую дыру.
- Спускайтесь.
Я, отсчитывая ступеньку за ступенькой на отвесной стальной лестнице, иду первым. Сразу за мной - Мэри Гопман. Считаю: раз, два... Десять ступеней. Едва светлая головка Мэри оказывается на уровне палубы, люк захлопывается. Слышен скрежет задвижки. Еще две-три ступеньки вниз - и пора осмотреться.
Отвратительный каземат, непроглядно темная тюрьма. Впрочем, зачем сгущать краски? Тусклый светлячок пробивается сверху, сквозь щели люка, ведь в рубке на палубе горит лампа. Так что определиться в пространстве можно без помощи рук и передвигаться - без тросточки. Но все равно гнуснейшая резиденция, равных в мире не сыщешь. И вонища жуткая. Бубонная чума, а не запах. Разит - аж небесам тошно.
Единственный путь отсюда тот, что ведет сюда. Поближе к корме дощатая перегородка, между досками - щель. Бесполезная. Ничего сквозь нее не разглядишь, зато унюхаешь. Запах бензина. Значит, там машинное отделение. Поближе к носу - две незапертые двери. Одна - в примитивный сортир. Унитаз и раковина с краном. Из крана, если пожелаешь, хлынет вода - коричневая, солоноватая, но все-таки не морская... Вторая - в крохотную, четыре на шесть, каморку, почти полностью загроможденную койкой, кажется, без простыней, зато с одеялами, по первому впечатлению вполне приличными. В передней части трюма просматриваются - наверху, слева и справа - отверстия, по шесть дюймов в диаметре. Вероятно, вентиляция, не такая уж роскошь в предлагаемых обстоятельствах. Жаль только, что в эту безветренную ночь - да еще на стоянке - она бездействует.
Весь трюм от носа до кормы опоясан досками В четыре ряда. Два ряда, те что поближе к бортам, ограждают ящики, пирамиды ящиков вдоль всех стенок лишь возле вентиляторов - проемы, открывающие достул воздуху. Между внешними и внутренними рядами досок наложены в половину высоты трюма еще какие-то ящики да мешки. Между внутренними перилами, от машинного отделения до двух дверей на носу, - проход фута в четыре шириной. Под ногами у нас - деревянный пол со скребком и веником он не встречался, думаю, еще со времен коронации.
Я продолжал осматриваться, постепенно обретая хладнокровие; в душе теплилась надежда, что освещение, хотя и убогое, все же позволит Мэри Гопман изучить мою тщательно выверенную мимику: некий баланс беспокойства, безразличия и бесстрашия. Как вдруг свет у нас над головой вовсе померк, секундой позже с кормы донеслось характерное нытье, переходящее в вой, сомневаться не приходилось: ожил мотор. Судно завибрировало, дернулось вперед, притормозило, и я явственно различил топот босых ног и шлепанье сандалий - с корабля уходили лишние. Потом мотор заглушил все побочные звуки. Судно слегка накренилось вправо и отвалило от причала.
Я нащупал в потемках руку Мэри Гопман. Гусиная кожа, влажная, холодная. Извлек спичку из коробка зажег огонек. Мэри зажмурилась от неожиданности. Перепачканные волосы ее сбились набок. Отсыревший шелк облепил тело. Она беспрестанно дрожала. Только теперь я осознал, как холодно и мокро в этой норе. Резким движением я погасил спичку, сорвал с себя ботинок и принялся барабанить по перегородке. Никакого результата. Тогда я взобрался на ступеньку и стал обрабатывать кулаками крышку люка.
- Чего вы хотите? - спросила Мэри Гопман.
- Сервиса - хотя бы в минимальных дозах. Если нам в самое ближайшее время не вернут чемоданы, мне придется осваивать азы медицины, чтоб совладать с тяжелым случаем пневмонии.
- Может, уместней было бы завладеть экземпляром оружия, пускай даже легкого? - спросила она негромко. - Почему вы ни разу не спросили у них, с какой целью они нас сюда приволокли?
- Думаете, чтоб ликвидировать? Чушь! - Я попытался изобразить смешок, но он у меня не получился. Так, пустое хмыканье, и совсем не убедительное. - Уверен, они не намерены нас уничтожать. Во всяком случае, пока. С равной легкостью такой план можно было осуществить в Англии. И наконец, им незачем было ради столь элементарной операции доставлять нас на этот корабль. Грязная канава, мимо которой нас везли, да пара камней на шею - и дело с концом. Кроме того, капитан Флекк конечно же хам и проходимец, но на убийцу он, по-моему, не лохож. Звучало это правдоподобно. Я и сам бы поверил в свою версию, кабы повторил ее раз сто. Мэри Гопман молчала, словно обдумывая мои слова. Может, они и влрямь содержали крупицу здравого смысла.
Через пару минут мне наскучила крышка люка. Толку в моих джазовых упражнениях не было. Я перешел в другой конец трюма и там возобновил эту музыку. Каюты экипажа находились, по-видимому, за перегородкой, потому что реакцию я заполучил уже через полминуты. Кто-то лоднял крышку люка, и яркий луч фонарика прогулялся по трюму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
На меня смотрели три дула, самое далекое - в восемнадцати дюймах от меня. Так что разумней всего было подчиниться приказу. Яхтсмен позволил мне лишний разок окунуться взглядом в зияющие пасти темных железнодорожных туннелей, пошекотал ребра пистолетом, обшарил одежду опытной рукой, которая не упустила бы и спичечной головки. Наконец давление пистолета на позвоночник ослабло. Яхтсмен сделал шаг назад.
- О'кей, Бентолл, присаживайся. Диву даюсь. Фраера такого пошиба обычно мнят, будто без пушки им жизнь не в жизнь. А у тебя... Может, в шмотках? Пошмонаем поздней. - Он переключил свой исследовательский пыл на Мэри Гопман. - А как насчет вас, леди?
- Не прикасайтесь ко мне? - воскликнула она. - Вы не посмеете до меня дотронуться, наглец! - Она вскочила на ноги, прямая, как королевский гвардеец. Руки по швам, пальцы сжаты в кулак. Глубокий вдох - быстрый выдох, еще глубокий вдох - еще быстрый выдох. Без каблуков росту в ней было от силы пять футов четыре дюйма, но гнев несколько дюймов ей прибавил. - Как вы смеете подозревать... Разве похоже, что я... Конечно же никакого оружия у меня нет.
Медленно, внимательно, но без излишнего цинизма его глаза прошлись по всем складкам и изгибам одежды, облегавшим ее тело с предельной откровенностью. Он вздохнул.
- Конечно нет. Чудес на свете не бывает, - признал он с явным сожалением. - Может, в шмотках? Но время терпит. Пока мы не доберемся до места, чемоданов вам не видать. - Еще мгновение раздумий. - У вас, кажется, есть сумочка, не правда ли, леди?
- Не прикасайтесь к моей сумке своими грязными руками! - воскликнула она.
- И вовсе они не грязные, - возразил он мягко. Поднес руку к своим глазам. - Во всяком случае, не такие уж и грязные. Итак, вашу сумочку, миссис Бентолл!
- Она в шкафчике у кровати, - с презрением бросила она.
Не сводя с нас глаз, он прошел в другой конец комнаты. У меня мелькнула мысль, что он не очень-то полагается на того парня, с мушкетоном. Он достал из шкафчика серую сумочку из крокодиловой кожи, отстегнул пряжку и вытряхнул содержимое на кровать:
деньги, гребень, носовой платок, косметичку и всякую прочую дребедень, вплоть до губной помады. Но пистолета среди этой дребедени не было.
- Действительно на вас не похоже, - сказал он, как бы извиняясь. - Но ведь чтоб до пятидесяти дожить, даже собственной мамочке нельзя доверять, леди, и... - Тут он замолчал, взвешивая сумочку на руке. Тяжеловата она все-таки! - Он заглянул внутрь, погрузил туда руку, вытащил обратно, ощупал сумку снаружи, снизу. Послышался слабый клацающий звук, и второе дно отвалилось, повиснув на скрепках. Теперь послышался удар тяжелого предмета об пол. Яхтсмен нагнулся и поднял тупоносый пистолет-автомат.
- Еще одна липовая зажигалка! - подытожил он весело. - А может, это флакон или пудреница? Да мало ли что!
- Мой муж ученый. В своей области - крупнейшая фигура, - весьма категорично заявила Мэри Гопман. - На него дважды покушались. Я... У меня есть разрешение на пистолет.
- Ладно, я выдам вам расписку, так что все будет красиво и по закону, - сказал он успокоительно. Но испытующий взгляд яхтсмена свидетельствовал: это миролюбие показное. - Итак, на выход! Рабат, - это распорядителю укороченного мушкетона, - через веранду! И чтоб между парадным и такси они были как шелковые!
Операция была организована на высшем уровне. Я не смог бы ничего предпринять, даже если б попытался. Но я и не пытался. Пока не пытался. По-видимому, он не хотел нас убирать - сейчас и здесь. А я сейчас и здесь не получил еще ответа на свои многочисленные вопросы. Так стоило ли мне убегать?!
Раздался стук, и яхтсмен исчез за гардинами, драпировавшими французские окна, вошел рассыльный, взял три чемодана. Кришна, обзаведшийся к этому времени остроконечным чепчиком, следовал за рассыльным с плащом на руке, что вполне соответствовало метеорологической обстановке: за окном лил дождь. Но я смекнул: под плащом не только рука, под плащом еще кое-что. Кришна вежливо пропустил нас вперед, забрал четвертый чемодан и пристроился в арьергарде. В конце ддинного коридора показался мужчина в яхтсменской шапочке, он вышел из нашей комнаты и последовал за нами, на достаточном расстоянии, чтобы не выглядеть одним из нас, и достаточно близко, чтобы пресечь любой мой взбрык. Видимо, подобные приюшчения были ему совсем не в новинку.
Ночной дежурный, тощий смуглый малый с печатью мировой скорби на лице, присущей всем ночным дежурным на белом свете, успел уже выписать счет. Пока я расплачивался, яхтсмен с лихо торчащим окурком вразвалку приблизился к конторке и вежливо поклонился клерку.
- С добрым утром, капитан Флекк, - почтительно проговорил клерк. Нашли своего приятеля?
- Как же! - Ледяная гримаса сменилась приветливой. - Он сообщил мне, что те, кого я ищу, как на грех, укатили в аэропорт. Кликните мне, пожалуйста, такси, ладно?
- Сию минуту, сэр! - По-видимому, на этих широтах капитан Флекк пользовался влиянием. - Простите, а это срочно?
- Все мои дела срочные! - отрезал Флекк.
- Разумеется, разумеется! - Клерк разнервничался, заискивая перед Флекком. - Видите ли, по счастливому совпадению, мистер и миссис Бентолл как раз едут в аэропорт, и такси их уже ждет...
- Рад познакомиться с вами, мистер... гм... Бентолл, - сердечно молвил Флекк, сжимая своей правой рукой мою в приступе показной моряцкой сердечности так крепко, что едва ее не раздавил. Зато левая рука как бы не фигурировала вообще. Левую яхтсмен держал в кармане жеваной куртки, рискуя с корнем его вырвать продвинутым на боевой рубеж пистолетом. Мое имя Флекк. Я тороплюсь в аэропорт. И если вы окажете мне любезность... расходы, естественно, пополам... я буду вам безмерно благодарен.
Что и говорить, профессионал! Меня с Мэри наши новые знакомые буквально вытолкали из вестибюля, подведя к машине с учтивой предупредительностью метрдотеля, определяющего вас за наихудший столик в битком набитом ресторане. Если у меня и оставались сомнения в профессиональной компетентности Флекка, они мигом выветрились, когда на заднем сиденье меня стиснули с двух сторон Флекк и Рабат. Ни дать ни взять клещи гигантского краба. Слева - двенадцатикалиберный мушкетон Рабата, справа - автоматический пистолет Флекка. Обе игрушки упираются правда, с разных сторон - в подреберье, как раз туда, откуда их ни за что не сдвинешь. Я сидел чинно-благородно, стараясь не шевелиться. Зачем провоцировать дополнительные осложнения в условиях сплошного риска? Проржавевшие рессоры, несчетные дорожные ухабы - один толчок и указательный палец Флекка - или Рабата? - ненароком нажмет на спуск.
Мэри Гопман сидела впереди, рядом с Кришной, притихшая, нездешняя. Любопытно, много ли в ней осталось к данному моменту апломба, самоуверенности и кокетства - всего того, чем она столь лихо козыряла в кабинете полковника Рейна? Кто ответит на этот вопрос? Преодолев в тесном соседстве с нею, локоть к локтю, 10 тысяч миль на борту самолета, я по-прежнему не знал о ней ровным счетом ничего. Благодаря ее личным стараниям.
О городе Сува я тоже ничего не знал. Но даже если б знал Суву как свои пять пальцев, ни за что не определил бы, куда нас везут. Два человека впереди, еще один - справа, еще один - слева. А то, что попадает в поле зрения через незагороженные участки боковых стекол, смазано сильным проливным дождем. Что в таких условиях разглядишь? Мелькнула темная громада кинотеатра, потом насыпь, потом канал, рой огоньков, отразившихся в его темных водах. Несколько узеньких неосвещенных улиц. Потом рельсы, гулко сотрясающие нашу колымагу. Длинная череда железнодорожных вагонов. Кое-какие из этих впечатлений резко расходятся с моим идеалом - "островком на юге Тихого океана". Чем и как? Обдумать сию проблему не успеваю. Машина резко затормозила, отчего мушкетон чуть не продырявил меня насквозь. Капитан Флекк выпрыгнул наружу, приказав мне вылезать. Я выбрался из такси, принялся разминать затекшие мышцы. Вокруг - непроглядный, замогильный мрак. Льет дождь. За его завесой смутно различимы две угловатые конструкции. Нечто вроде портовых кранов. Но наше местонахождение можно вычислить даже с закрытыми глазами, держа нос по ветру. Пахнет дымом, нефтью, ржавым железом. Пахнет смолой, пеньковыми канатами, сырыми снастями. А все эти запахи перешибает запах моря.
Что правда, то правда. Сна я не добрал, острых ощущений перебрал, и голова в результате работает со скрипом. Но и без великих интеллектуальных озарений ясно, что капитан Флекк не собирается отправлять нас в Сидней самолетом австралийского рейса КLМ. Я пытаюсь заговорить, но Флекк отстраняет меня пренебрежительным жестом. Освещает карманным фонариком чемоданы, для которых Кришна отыскалтаки лужу погрязнее. Флекк прихватывает пару чемоданов, дружелюбным кивком приглашая меня следовать его примеру и его маршруту. Рабат без всякого дружелюбия поддерживает волеизъявление начальства тычком в бок. Честно говоря, этот Рабат со своим двенадцатым калибром и гнусными манерами сидит у меня в печенках. Флекк явно перекормил его ссылками на американские триллеры.
То ли Флекк обладал кошачьей способностью видеть в потемках, то ли держал перед мысленным взором подробную карту местности со всеми тросами, канатами, тумбами и булыжниками, но нам не пришлось долго плутать, и упал я всего раз пять, не болыяе. Но вот он замедлил ход, повернул направо и двинулся по каменным ступенькам вниз. Без излишней поспешности сперва включил фонарик, за что я ему мысленно выразил искреннюю признательность: покрытые тиной ступеньки без перил доверия не внушали. Каюсь, было у меня искушение уронить Флекку на макушку чемодан. Экспериментально проверить его реакцию на закон всемирного тяготения. Но я подавил сей порыв по двум причинам: во-первых, два дула по-прежнему сверлят мне спину. А во-вторых, свыкшиеся с темнотой глаза мои уже различают смутный контур судна у подножия лестницы. Ну, допустим, собьешь его с ног, максимальный ущерб потерпевшего минимален - пара царапин. А моральный - максимален. По самолюбию Флекка будет нанесен удар, после которого он мигом сменит милостивый тон на гнев, дружелюбие - на мстительность. Кстати, выстрелив, он не промахнется. Такие стреляют наверняка.
Я покрепче сжал чемоданные ручки и продолжил нисхождение по скользким ступеням с настороженностью Даниила в приятном обществе спящих львов. Кстати, разница не столь уж велика. Разве что львы в данном случае на полную катушку бодрствуют... Через пару секунд Мэри Гопман и оба индуса были на причале рядом со мной.
Сейчас от морской глади нас отделяло едва ли футов восемь. Я все таращился на судно, пытаясь определить его тип и размеры. Но небо, затянутое тучами, было невыгодным фоном. Мои наблюдения сложились приблизительно в такой черновой набросок. Судно широкое, длина - футов семьдесят, ну, двадцатью больше или меныле. И мачты - то ли две, то ли три. Вдруг дверь палубной надстройки распахнулась, яркий свет, хлынувший наружу из помещения, буквально ослепил меня.
Длинная тощая фигура быстро пересекла освещенный прямоугольник. Дверь тотчас закрылась.
- Ну как, босс, порядок? - В Австралии я не бывал, но австралийцев встречал изрядно. В данном случае акцент неоспоримо изобличал австралийца.
- Порядок. Они у нас в руках. И поосторожней с этим треклятым освещением. Мы загружаемся.
Посадка прошла без приключений. Палуба корабля плотро прижата к причалу. Тридцать дюймов вниз - и ты на палубе. На деревянной, дощатой, а не стальной. Это я засек сразу.
Когда все забрались на судно, капитан Флекк спросил:
- Готовы мы к приему гостей, Генри? - В голосе слышалось облегчение: слава, мол, Богу, рискованная кампания позади.
- Каюты готовы, босс, - ответствовал Генри мерзким грубым голосом. Показать им?
- А что, покажи. Я буду у себя. Повидаемся позже. И пожалуйста, без фокусов!
Генри направился к корме, мы - за ним, за нами - конвойные. Когда палубная надстройка осталась позади, он осветил фонариком крышку люка. Нагнулся, убрал болт, открыл люк, направил луч в зияющую дыру.
- Спускайтесь.
Я, отсчитывая ступеньку за ступенькой на отвесной стальной лестнице, иду первым. Сразу за мной - Мэри Гопман. Считаю: раз, два... Десять ступеней. Едва светлая головка Мэри оказывается на уровне палубы, люк захлопывается. Слышен скрежет задвижки. Еще две-три ступеньки вниз - и пора осмотреться.
Отвратительный каземат, непроглядно темная тюрьма. Впрочем, зачем сгущать краски? Тусклый светлячок пробивается сверху, сквозь щели люка, ведь в рубке на палубе горит лампа. Так что определиться в пространстве можно без помощи рук и передвигаться - без тросточки. Но все равно гнуснейшая резиденция, равных в мире не сыщешь. И вонища жуткая. Бубонная чума, а не запах. Разит - аж небесам тошно.
Единственный путь отсюда тот, что ведет сюда. Поближе к корме дощатая перегородка, между досками - щель. Бесполезная. Ничего сквозь нее не разглядишь, зато унюхаешь. Запах бензина. Значит, там машинное отделение. Поближе к носу - две незапертые двери. Одна - в примитивный сортир. Унитаз и раковина с краном. Из крана, если пожелаешь, хлынет вода - коричневая, солоноватая, но все-таки не морская... Вторая - в крохотную, четыре на шесть, каморку, почти полностью загроможденную койкой, кажется, без простыней, зато с одеялами, по первому впечатлению вполне приличными. В передней части трюма просматриваются - наверху, слева и справа - отверстия, по шесть дюймов в диаметре. Вероятно, вентиляция, не такая уж роскошь в предлагаемых обстоятельствах. Жаль только, что в эту безветренную ночь - да еще на стоянке - она бездействует.
Весь трюм от носа до кормы опоясан досками В четыре ряда. Два ряда, те что поближе к бортам, ограждают ящики, пирамиды ящиков вдоль всех стенок лишь возле вентиляторов - проемы, открывающие достул воздуху. Между внешними и внутренними рядами досок наложены в половину высоты трюма еще какие-то ящики да мешки. Между внутренними перилами, от машинного отделения до двух дверей на носу, - проход фута в четыре шириной. Под ногами у нас - деревянный пол со скребком и веником он не встречался, думаю, еще со времен коронации.
Я продолжал осматриваться, постепенно обретая хладнокровие; в душе теплилась надежда, что освещение, хотя и убогое, все же позволит Мэри Гопман изучить мою тщательно выверенную мимику: некий баланс беспокойства, безразличия и бесстрашия. Как вдруг свет у нас над головой вовсе померк, секундой позже с кормы донеслось характерное нытье, переходящее в вой, сомневаться не приходилось: ожил мотор. Судно завибрировало, дернулось вперед, притормозило, и я явственно различил топот босых ног и шлепанье сандалий - с корабля уходили лишние. Потом мотор заглушил все побочные звуки. Судно слегка накренилось вправо и отвалило от причала.
Я нащупал в потемках руку Мэри Гопман. Гусиная кожа, влажная, холодная. Извлек спичку из коробка зажег огонек. Мэри зажмурилась от неожиданности. Перепачканные волосы ее сбились набок. Отсыревший шелк облепил тело. Она беспрестанно дрожала. Только теперь я осознал, как холодно и мокро в этой норе. Резким движением я погасил спичку, сорвал с себя ботинок и принялся барабанить по перегородке. Никакого результата. Тогда я взобрался на ступеньку и стал обрабатывать кулаками крышку люка.
- Чего вы хотите? - спросила Мэри Гопман.
- Сервиса - хотя бы в минимальных дозах. Если нам в самое ближайшее время не вернут чемоданы, мне придется осваивать азы медицины, чтоб совладать с тяжелым случаем пневмонии.
- Может, уместней было бы завладеть экземпляром оружия, пускай даже легкого? - спросила она негромко. - Почему вы ни разу не спросили у них, с какой целью они нас сюда приволокли?
- Думаете, чтоб ликвидировать? Чушь! - Я попытался изобразить смешок, но он у меня не получился. Так, пустое хмыканье, и совсем не убедительное. - Уверен, они не намерены нас уничтожать. Во всяком случае, пока. С равной легкостью такой план можно было осуществить в Англии. И наконец, им незачем было ради столь элементарной операции доставлять нас на этот корабль. Грязная канава, мимо которой нас везли, да пара камней на шею - и дело с концом. Кроме того, капитан Флекк конечно же хам и проходимец, но на убийцу он, по-моему, не лохож. Звучало это правдоподобно. Я и сам бы поверил в свою версию, кабы повторил ее раз сто. Мэри Гопман молчала, словно обдумывая мои слова. Может, они и влрямь содержали крупицу здравого смысла.
Через пару минут мне наскучила крышка люка. Толку в моих джазовых упражнениях не было. Я перешел в другой конец трюма и там возобновил эту музыку. Каюты экипажа находились, по-видимому, за перегородкой, потому что реакцию я заполучил уже через полминуты. Кто-то лоднял крышку люка, и яркий луч фонарика прогулялся по трюму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28