А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Джон Д.МАКДОНАЛЬД
БАЛ В НЕБЕСАХ


1
Наш мир, думал Брэнсон, ужасно похож на цирковое представление из тех
окрашенных в розовые тона и таких далеких воспоминаний детства, когда
купол цирка уходил под самое небо, а по арене вышагивали огромные кони.
Брэнсон отлично помнил клоуна в каких-то бесформенных лохмотьях, который,
вцепившись обеими руками в свою уродливую шляпу, неловко раскачивался на
натянутой под куполом проволоке. Кажется, вот сейчас клоун рухнет с этой
головокружительной высоты, и сердце замирает от ужаса, а ему вдруг
каким-то чудом, в последний момент, удается сохранить равновесие - правда,
лишь затем, чтобы начать свой безумный танец снова.
И почему-то веришь этому клоуну. Он выглядит будто оглушенный и,
похоже, невыносимо боится высоты, но все же изо всех сил пытается
доставить удовольствие публике. Попытки его кажутся какими-то жалкими и
робкими, особенно когда он достает из своих мешковатых одежд белые тарелки
и, постоянно теряя равновесие, отчаянно стараясь не поддаваться страху, не
очень-то ловко жонглирует ими. О, как сверкают его тарелки в огнях
прожекторов!
И представляешь себе, как он сделает какое-нибудь совсем уж неловкое
движение и его тело ударится о твердую землю... Хочется закрыть глаза,
чтоб не видеть, как это произойдет, но не смотреть нет сил. И вдруг его
движения становятся уверенными и точными, он сбрасывает бесформенные
лохмотья, и взору предстает подтянутый и стройный юноша в плотно
облегающем тело трико, который изящно раскланивается под аплодисменты
зрителей.
И ты радостно смеешься, глядя в глаза отцу, но чего стоило не
расплакаться, знаешь только ты.
А сейчас, казалось, за неумелыми движениями клоуна на высоко
натянутой проволоке следили все люди в мире. А клоун жонглировал атомным
оружием и еще сотней разнообразных - быстрых и не очень - способов
отделения души от тела. Он барахтался там, наверху, в свете прожекторов, а
мир напряженно следил за ним, зная, что когда он упадет, все исчезнет
навсегда: и цирк, и музыка, и девушка со слонами. И нервы людские натянуты
до предела: ведь и так уж слишком долго он под самым куполом вытворяет
свои шутки.
Вспоминая цирк детства все ждешь, когда же он расстанется со своими
мешковатыми одеждами и радостно примет аплодисменты всей планеты. Но
кажется, ожидание бессмысленно: он застрял там навсегда, он навечно
прикован к сияющим прожекторам.
Как-то раз, еще ребенком, Брэнсон видел в Музее Современного
Искусства восстановленный фильм Гарольда Ллойда. Уже в то время этому
фильму было лет пятьдесят. Человек в очках, поверх которых надета повязка,
ходил по стальным стропилам небоскреба - в те давние времена, когда здания
тянулись вверх к солнцу, а не опускались в теплую и безопасную глубь
земли.
Комедиант даже и не подозревал, что находится на головокружительной
высоте. Он куда-то бесцельно брел, выставив вперед руки. А если он делал
шаг в пустоту, то откуда-то снизу появлялась новая балка, как раз вовремя,
чтоб удержать его от падения. Фильм демонстрировался во время одной из
субботних программ, и Брэнсон не мог забыть, как вскрикивали дети, не
выдерживая напряжения старого немого фильма.
Может быть, правильнее было бы сравнить нынешний мир с этим
комедиантом - ведь клоун знал об опасностях, которые поджидали его,
комедиант же в абсурдном неведении просто куда-то шел.
Музея Современного Искусства больше не существует, а остаточная
радиация в районе уже настолько невелика, что в свинцовой обшивке
автобусов нет никакой необходимости. Ее, вероятно, оставили, чтобы было
что показывать туристам.
В начале семидесятых всем казалось, что вот сейчас клоун упадет, что
спасительная балка не успеет вовремя появиться и люди стали с новой
жестокостью уродовать чужие города, швыряя друг в друга то, что еще
осталось от богатства планеты. Победили явно демократические режимы. В
третий и последний раз пропахали армии всю Европу. И сбылись
многочисленные предсказания о том, что Европа превратится в самую
настоящую пустыню: несколько подчиненных государств, почти не имеющих
своих ресурсов, физически и духовно неспособных подняться с колен, ибо
главная их цель - выжить. И совершенно непонятно, как так случилось, что
мир опять спас себя, находясь уже у самого края пропасти.
Из всех сохранившихся промышленных держав только вновь объединившаяся
Пак-Индия оказалась в состоянии организовать новое наступление. Но ей это
было ни к чему. Времена безжалостной обязательной стерилизации оказали
такое поразительное воздействие на уровень жизни в стране, сделали ее
настолько жизнеспособной, что она смогла присоединить к своим владениям
Бирму, Таиланд, Цейлон, Малайский перешеек и жирный кусок Китая. Освоение
джунглей и пустынь дало Индии запасы полезных ископаемых, сравнимых разве
что только с Бразилией, правительство которой совсем недавно переехало в
Буэнос-Айрес.
Такого развития событий, подумал Брэнсон, тогда, в предвоенные годы,
не мог предвидеть никто. Коммунизм, как политическая теория, да и как
религия тоже, потерпел полное поражение, лишь только столкнулся с самым
заурядным желанием каждого человека жить так, как ему хочется, и сказочные
воздушные замки рассыпались. И снова, как и всякий раз, когда мир
балансировал на проволоке, ему каким-то невероятным и замечательным
способом удалось сохранить равновесие. Теперь главной демократической
силой в мире стала Пак-Индия, и Соединенные Штаты все пытались убедить
себя, что занимают равное с Индией положение, хотя каждому разумному
человеку было совершенно очевидно, что они - лишь младшие партнеры
могущественной державы. Под каблуком Индии оказались все страны Европы,
кроме разве Испании, все народы - даже те, которые образовались в
результате распада России. Общей судьбы не избежали также и Канада с
Австралией.
Однако время снова словно повернуло вспять, и на международной арене
появился враг - фашизм. Образовалась сильная тройственная коалиция. В нее
вошли Бразилия, захватившая три четверти южно-американского континента и
маршировавшая теперь с воинственными песнями под серебристыми знаменами
Гарвы; весь Северный Китай, с теми же песнями, правда, слегка на восточный
манер, шагающий за человеком по имени Стивен Чу; и наконец, Ирания, в
состав которой входили Аравия, Египет и большая часть Северной Африки,
грохочущая стальными подковами под руководством ренегата англо-египетского
происхождения Джорджа Фахди.
Когда безумные послевоенные годы остались позади, были проведены
новые жесткие пограничные линии: попробуйте только подойти к моим границам
- будете иметь дело с моими армиями, бомбардировщиками и ракетными
установками, так что не советую соваться в мои владения!
Мальтус <Мальтус Томас Роберт (1766 - 1834), английский экономист,
основоположник мальтузианства, считал что соответствие между численностью
населения и количеством средств существования может регулироваться
эпидемиями, голодом, войнами и непосильным трудом.> заявил бы, что данная
война была бесполезной: она уничтожила всего лишь семь миллионов человек.
Зато новых душ и ртов в мире каждый день появлялось восемьдесят тысяч. Это
Брэнсону было хорошо известно.

Целых восемьдесят тысяч, а в год - около тридцати миллионов. И
проблема огромного муравейника встает снова. Эти восемьдесят тысяч в день
и есть соломинка, которую надо суметь осторожно положить на очень
ненадежное строение. Постарайся, чтобы не дрожали руки, Господи, ты же все
делаешь не так. Я же объяснил тебе, как надо сделать, чтобы все
получилось. Так и делай, иначе...
Четвертая мировая война уже надвигалась, поднимаясь из глубин,
набирая скорость по укатанным дорогам, готовая взорвавшись уничтожить то
немногое, что еще осталось от мира. Но уж она-то должна стать последней.
Впрочем, как и предыдущие - только почему-то этого все не происходило.
Мир клоунов старался сохранить равновесие. Комедиант сделал шаг в
пустоту...
Брэнсон встал из-за стола и подошел к окну. Снять контору с настоящим
окном стало недорого, если вы, конечно, не из пугливых. В дорогом же офисе
вместо окна вы непременно увидите хитро сделанную диараму. Появившись на
свет, подземная архитектура немедленно испытала необходимость в
психологах. Ведь если человеку приходится жить и работать под землей, у
него хотя бы должна быть иллюзия того, что он находится на поверхности,
поскольку он все-таки не крот, а человек.
В ярких шумных сумерках Площади Новых Времен, на глубине десяти
этажей под землей, медленно двигались толпы людей. Американские машины
пыхтели, пробираясь по улицам города, с треском и грохотом их моторы
работали на низкокачественном бензине. Время от времени перед глазами
Брэнсона проплывали "Таджи" и "Брахмы", машины, стоимость и содержание
которых были так высоки, что простому смертному даже и мечтать о них не
стоило. Самые лучшие автомобили в мире производились в Индии.
Автомобильная фирма "Тама" конструировала роскошные и мощные машины, в то
время как фирма в Детройте, или точнее, то, что от нее осталось, вынуждена
была производить автомобили из искусственных материалов, с учетом экономии
топлива. Да и модели детройтская фирма выпускала одни и те же из года в
год. Брэнсон знал, что в некоторых иностранных машинах сидят туристы из
Пак-Индии. Порой было нелегко смириться с их высокомерием и уверенностью,
что в Индии все в тысячу раз лучше, чем в Штатах. При этом, если вы не
говорили ни на хинди, ни на тамильском, им почему-то казалось, что вы их
тем лучше поймете, чем громче они станут с вами разговаривать. Со стороны
это выглядело весьма странно. Как-то так получилось, что они стали
нахальной новой нацией, вроде юного великана, родившегося из пепла и
быстро набиравшего силу.
Но Брэнсон знал, что обращаться с ними надо деликатно. Страна, к
сожалению, нуждалась в их туристских рупиях.
Их президент Гондол Лол отличался таким же точно высокомерием, что и
все его сограждане. Казалось, из всего, что производила Америка, Индия
признавала полностью и без оговорок только красоту длинноногих американок.
Брэнсон забыл на время об усталости, накопленной им за последний год,
когда подумал, что теперь, благодаря его усилия, приближающаяся война
может быть остановлена, а барабаны и горны снова замолчат. Эту секретную
миссию ему доверил мудрый и дальновидный президент Соединенных Штатов,
Роберт Энфилд. С практической точки зрения все свелось к самой обычной
сделке. Энфилд и некоторые другие лидеры понимали, что экономика не
выдержит еще одной войны. Индия не добьется ничего, просто выдвигая свои
требования, а просить что-либо они отказывались. Тройственная коалиция не
желает ничего обсуждать непосредственно с Индией. И Соединенные Штаты
стали как бы связующим звеном между ними.
То, что Дарвин Брэнсон видел в Буэнос-Айресе, Александрии, Шанхае и
Бомбее еще раз убедило его в давно известном: человек по природе своей
скорее добр, чем злобен, но еще не понял, что весь мир охвачен страхом. И
вот теперь, наконец, кажется, наступает время благородных людей.
Он вынужден был проделать все необходимое тайно. Встречи устраивались
в укромных уголках, в дешевых конторах, вроде этой. Еще две встречи, и
можно будет заключить сделку: Новое соглашение о взаимопомощи,
распространяющееся на весь мир. Наконец-то происходит нечто осмысленное,
наконец-то люди смогут избавиться от страха и спокойно посмотреть, что же
творится вокруг.
Он взглянул на часы. Еще двадцать минут раздумий в одиночестве, и они
прибудут: Дейк Лорин, его молодой помощник, его правая рука в течение
всего этого года осторожных переговоров, и этот странный англичанин Смит,
которому Джордж Фахди доверил заключение сделки. Когда все предложения
будут согласованы, можно связываться с президентом Индии Гондолом Ламом:
пусть увидит на какие уступки готовы идти все остальные. Результатом будет
улучшение условий жизни в странах, заключавших сделку, - а это приведет к
снижению напряженности. По его сведениям, Гондол Лам не откажется
выслушать их доводы, да и Смит готов к переговорам.
Он стоял у окна, маленький измученный седой человек с добрыми глазами
и лицом, изборожденным морщинами. Повитуха мира - так называл его
президент Роберт Энфилд. Еще пятнадцать минут. Он услышал шаги в пустом
коридоре. Решив, что они прибыли раньше установленного часа, Брэнсон
подошел к двери и открыл ее. Молодые люди, стоявшие на пороге, показались
ему самыми обыкновенными: симпатичные юноша и девушка, очень уверенные в
себе.
- Боюсь, что вам надо не сюда, - вежливо сказал Дарвин Брэнсон.
- Боюсь, что как раз сюда нам и надо, - ответил молодой человек с
сожалением.
Всегда существовала возможность погибнуть от руки фанатиков. Но у
этих молодых людей не было того особенного взгляда, который достаточно
увидеть один раз, чтоб запомнить на всю жизнь.
Дарвин Брэнсон все еще размышлял на эту тему, когда молодой человек
убил его. Жизнь Брэнсона с такой поразительной скоростью перешла в смерть,
что ему даже не дано было понять, как все уходит и наступает вечная ночь.
Девушка подхватила убитого и легко отнесла его в кабинет. Она стояла,
придерживая тело, и лицо ее при этом ничего не выражало. А в это время ее
напарник что-то очень быстро делал: от его ручного инструмента шло слабое
электронное жужжание. Девушка опустила тело на экран, который он
развернул, затем вышла из кабинета и стала ждать, прислушиваясь к звуку
капающей из крана воды. Через некоторое время жужжание прекратилось, а
затем затих и звук льющейся воды. Ее товарищ вышел и, сворачивая экран,
сделал ей знак. Она подошла к двери кабинета и открыла ее - на пороге с
неподвижным лицом стоял Дарвин Брэнсон. Она поманила его, он вошел
деревянной походкой и сел за стол. Молодой человек наклонился и шепнул
что-то Брэнсону на ухо. Затем кивнул девушке, и они вышли из офиса,
прикрыв за собой дверь.
- Тридцать секунд, - сказала девушка.
Молодой человек постучал в дверь.
- Боюсь, что вам надо не сюда, - вежливо сказал Дарвин Брэнсон.
- Простите, сэр. Похоже, вы правы. Извините за беспокойство.
- Ничего страшного, - ответил Брэнсон.
Молодые люди пошли к лестнице. Спустившись на несколько ступенек, они
стали ждать. Через некоторое время они услышали как остановился
поднимавшийся лифт, с грохотом открылась дверь и двое мужчин направились к
конторе Брэнсона.
Молодой человек снова кивнул девушке, и она ответила ему мимолетной
застенчивой улыбкой.
Стояла глубокая ночь. Молодой человек открыл лестничное окно, и они
легко ступили на подоконник, нависший высоко над улицей. Захлопнув за
собой окно, оба в ту же секунду оказались стоящими на высоком карнизе
здания на другой стороне площади. Они заглянули в ярко освещенные окна
конторы Брэнсона, где что-то серьезно обсуждали трое мужчин. Потом они
стали играть, переносясь, как вспышки темного пламени, с одного каменного
выступа на другой. Это был какой-то безумный вариант пятнашек: молодой
человек, наконец, угадал намерение девушки, появился одновременно с ней на
обломках стоявшей в гавани Статуи Свободы и коснулся плеча своей подруги.
Они тихо рассмеялись. Со стороны это можно было принять за бесшабашную
детскую игру после трудного урока. Молодые люди взялись за руки и исчезли.
В это время Дарвин Брэнсон беседовал со Смитом, который чем-то ему не
нравился. Брэнсон интуитивно чувствовал, что Смиту нельзя доверять: он
весь какой-то масляно-скользкий. Наверное, не стоит рисковать и
рассказывать ему всего: уж очень он похож на человека, который может
повернуть дело так, как будет выгодно лично ему. А вот Дейку Лорину,
казалось, Смит нравился. Дарвин Брэнсон испытывал легкое презрение к Дейку
Лорину. Этот молодой человек уж слишком... благороден. Он так наивен и
доверчив. Дейк хочет, чтоб все верили, что Земля может снова стать Райским
Садом. Дейк сидел рядом с ними, неуклюжий из-за своего огромного роста, с
шапкой непослушных черных волос и нависшими бровями над глубоко
посаженными глазами, так похожий на огромную грустную обезьяну, тоскливо
пытающуюся исправить ошибки, сделанные человечеством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22