Джинни поклялась себе, что больше не будет защищаться от его нападок, но молчание Дункана вынудило ее еще раз попытаться пробиться сквозь частокол его недоверия. Слишком поздно пытаться вернуть утраченное, да и опасно, если учесть, что она может потерять, но почему-то ей казалось важным, чтобы он знал правду.
– Я не брала твою карту, Дункан. Я бы никогда не предала тебя. Я тебя любила.
– Если ты не имеешь никакого отношения к заговору против меня, почему тогда так быстро вышла замуж?
В этом вопросе заключалась для нее главная опасность. Джинни попыталась успокоиться, но костяшки на сжатых на коленях кулаках побелели.
– Так захотел мой отец.
И это чистая правда. Та, которую она готова ему открыть.
Его губы искривились.
– Ну да, разумеется. Послушной дочери даже в голову не пришло спорить с ним.
Джинни услышала в его голосе неприкрытую иронию и изо всех сил попыталась взять себя в руки.
– Как ты смеешь?! – крикнула она. – Я готова была ослушаться своего отца! Собиралась бежать с тобой! Ради тебя я бы бросила все на свете! И не я нарушила клятву! Это ты меня оставил. Положим, я бы не вышла за Френсиса. Мне что, нужно было дожидаться десять лет, пока ты надумаешь вернуться?
– Нет, конечно, – пожал плечами Дункан. Эмоции в ее голосе ошеломили его.
Он никогда не смотрел на случившееся с ее точки зрения. Он лишил ее невинности, пообещал жениться на ней, а потом бросил. Да, он сделал ей очень больно, этого нельзя отрицать.
Он считал, что у него есть на то основания, а вдруг ошибался? Она говорит так горячо. Не стоило спрашивать ее о прошлом. Дункан заметил ее печаль и невольно задумался над тем, как проходила ее жизнь. Но мысль о том, что она была замужем за другим, разъедала внутренности, как кислотой. И эгоистичная часть его натуры требовала, чтобы Джинни испытала ту же горечь, что и он.
– Ты утверждаешь, что не брала карту, но при этом ни разу не спросила, виновен ли я. Почему?
Джинни подняла на него глаза.
– Может быть, я верила тебе больше, чем ты мне.
Она горячо и, кажется, вполне искренне доказывала свою невиновность в том, что с ним случилось. Но ведь все факты указывали на нее. С Джинни он теперь частенько терялся. Когда он думал, что Джинни его предала, он стыдился того, что попал в ловушку своих чувств. Он сознавал себя ответственным за поражение в битве и за смерть отца. Но не слишком ли он поспешил с осуждением возлюбленной, поддавшись гневу? Черт побери, где же правда?
Он схватил Джинни за руку и крепко прижал ее к груди. Сердце его отчаянно колотилось.
– Ты сказала, что любишь меня, и согласилась выйти за меня замуж. Значит, судьба твоя принадлежала мне, а не твоему отцу, но ты выбрала его. Ты знала, что он задумал предательство, но ничего мне не сообщила, позволила уехать, зная, что я могу не вернуться. – Его голос задрожал от эмоций, которые Дункан больше не мог сдерживать. – Мой отец погиб в этой битве, Джинни!
На ее глаза навернулись слезы и потекли по бледным щекам. Рука Дункана невольно поднялась, чтобы вытереть их, но он сдержался. Не станет он ее утешать, будь оно все проклято!
– Мне жаль. Я пыталась тебя предупредить, но что я могла сделать? Скажи, я тебе, и лишился бы жизни мой отец. Разве ты сохранил бы мою тайну, не рассказал обо всем кузену?
– Я бы не отдал твоего отца кузену на верную смерть. Я бы сам пошел к твоему отцу и сказал ему, что его предательство раскрыто. И дал бы возможность скрыться до того, как случилось непоправимое.
Глаза Джинни удивленно округлились, черные бархатные ресницы затрепетали, как вороново крыло.
– Я не подумала… – Она замолчала, не договорив. Но когда Джинни снова подняла на него глаза, Дункан увидел, что она ему не верит. – Сейчас легко говорить. Ноя помню, каким ты был тогда – молодым, честолюбивым воином, пытавшимся стереть историю со своего происхождения. Ты был воплощением рыцарства – честь и гордость, и никакой терпимости к обману или несправедливости. Отпустив моего отца, ты бы поссорился с кланом. Ты бы не предпринял ничего, что могло очернить твое имя.
Ярость хлестнула Дункана как хлыстом, сокрушив остатки самообладания. Благородное рыцарство? Господи, это смехотворно! Не с ней. Только не с ней.
Он наклонился над Джинни, касаясь ее груди. Кожа его пылала, огонь внутри разгорался все жарче.
– Пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь, дай посмотреть их переписку. Помоги отыскать истину.
В ее сияющих зеленых глазах заметалось беспокойство. Она судорожно пыталась решить, что делать. Ее колебания расшатывали остатки самообладания Дункана.
Кровь кипела в жилах, а внизу живота все нарастало вожделение. Мужское естество напряглось и затвердело, а близость Джинни только усугубляла его терзания. Ни одна женщина в мире не могла так влезть ему в душу. Джинни всегда была сладким дьявольским искушением. Все его тело томилось по ней. Хотело ее.
Он знал, что она чувствует то же самое. Губы ее приоткрылись, глаза потемнели, дыхание прерывалось. Но она все еще пыталась сопротивляться.
– Дункан, я…
Его тело пылало, охваченное темным примитивным желанием мужчины, намеренного предъявить права на свою женщину. Кровь бурлила в жилах, и неутолимая страсть прочно держала его в своих железных объятиях. Он хотел погрузиться в теплую, сладкую глубину ее рта, заставить ее признать, что им движет большое чувство.
Это не просто страсть, пронзила его затуманенный мозг разумная мысль. Это больше, чем страсть. Что-то более глубокое и более значимое. И он хотел, чтобы Джинни это признала. Дункан заставил себя немного успокоиться и теперь ласкал ее губы нежными, уверенными движениями своих губ и языка.
О Господи, до чего она сладкая! У нее на языке мед… Он хотел погрузиться в нее, утонуть в теплой глубине, но, не давая воли порывистой страсти, ласкал ее с безграничной нежностью.
И она вознаградила его за терпеливость, застонав, приоткрыв губы и ответив на поцелуй. Она сдавалась. Их языки сплетались в медленном восхитительном танце, проникая все глубже и глубже друг в друга. Она обмякла, почти повисла на нем, ее тело словно плавилось. Дункан застонал, когда ее мягкие округлости прижались к нему, даря неслыханные ощущения.
Его стон вырвал Джинни из транса. Она вскрикнула и вырвалась, и этот рывок подействовал на Дункана как удар. Джинни, тяжело дыша, смотрела на него. Взгляд ее сделался почти чужим, но отпечаток недавней страсти еще не исчез с припухших губ и разгоревшихся щек.
– Не могу. Прости, я не могу тебе помочь. Дункан вздрогнул.
– Но почему?
Джинни покачала головой. Слезы застилали ее глаза.
– Просто не могу. Пожалуйста, не проси меня больше. Она снова повернулась к двери, и на этот раз Дункан ее не остановил. Тело его сжалось, ожесточенное сердце ныло. Ее отказ, после того как он поддался своей слабости (страсть до сих пор сотрясала его тело), показался Дункану двойным предательством.
Он стиснул зубы, пытаясь справиться с разочарованием. Ему казалось, что уж теперь, после стольких лет разлуки, ничто не помешает им насладиться друг другом.
О чем он вообще думал? Обезумел от одного поцелуя? Похоть одолела его. Он вернулся, чтобы восстановить свое честное имя, а не для того, чтобы воскресить призраки прошлого.
Она его хочет… Судя по всему, это так. Но существует какая-то причина, мешающая ей пойти до конца, дать волю своему чувству. И дело не только в преданности покойному мужу, тут кроется что-то еще. Джинни что-то скрывает, и Дункан твердо решил выяснить, что именно.
Глава 13
Джинни долго прокручивала в голове разговор с Дунканом. Да, она получила ответы на свои вопросы, но легче ей не стало, все запуталось еще больше. Гнев, который сначала вспыхнул у обоих, уже поутих. Что когда-то казалось таким ясным, теперь затуманилось. Надо бы спокойно во всем разобраться.
Он ее бросил… Этого Джинни никогда не забудет, но и с себя снять часть вины она не могла. Карта… Кто-то ее похитил. Дункан считает, что она его предала. Не сказав ему про отца, она невольно поставила свою преданность клану выше преданности любимому мужчине. Честь и достоинство были его жизненным кредо. Вот почему Джинни не подумала, что он, поступившись ими, согласится помочь её отцу. Вероятно, следовало ему больше доверять? Может быть…
Свой выбор она видела в том, чтобы помогать Дункану вернуть себе доброе имя. Ее глодало чувство вины, и невозможно было не обращать на него внимания. Нужные слова уже вертелись на кончике языка, но она не поддалась порыву. Джинни не могла до конца довериться Дункану – во всяком случае, доверить ему будущее сына. Когда-то она хотела рискнуть всем, что у нее есть, ради любимого, но больше этой ошибки не повторит, потому что пострадает от этого Дугалл.
Очень опасно находиться рядом с ним, не обезопасившись «щитом». Тот поцелуй только подтвердил это. Джинни ощущала непреодолимое влечение, притягивавшее их друг к другу. Было бы так просто снова упасть в его объятия. Пугающе просто. И все труднее и труднее сопротивляться этому. Значит, надо заставить свое сердце молчать и больше не оставаться с ним наедине.
Впрочем, не одна Джинни ощущала его притягательную силу. Следующие несколько дней, пока Дункан с тревожащей быстротой восстанавливал здоровье, она, как могла, удерживала Эллу вдали от него. Но стоило Джинни отвернуться, как Элла уже пробиралась в его комнату или бежала следом в конюшни, в зал или в казармы под тем или иным надуманным предлогом. Нужно отдать должное Дункану, он никак ее не поощрял, но его безразличие оказывало прямо противоположное действие. Элла никогда не могла устоять перед вызовом. И если даже ее грозная бабушка уступала девочке, то и с Дунканом это был всего лишь вопрос времени.
Элла не могла скрыть, что очарована незваным гостем, как, впрочем, и остальные женщины. Сильнее всего раздражало воркование Бет, и вовсе не из-за той смешной сцены, свидетельницей которой Джинни оказалась. Да и Дункан не подавал виду, что замечает, как томится по нему Бет. Просто девушка была юной, хорошенькой и такой же невинной, как когда-то – много лет назад – сама Джинни.
Джинни видела, что ее гость окончательно поправился. Судя по вчерашней тренировке с мечом, Дункан окреп вполне достаточно, чтобы вскоре пуститься в дальнейший путь.
И она собиралась ему об этом напомнить. Войдя в зал, Джинни увидела, что Дункан обедает, Элла взгромоздилась рядом с ним и оживленно болтает, а Бет, усевшись напротив, уперлась локтями в стол, примостила подбородок на сложенных ладонях и выглядит совершенно очарованной. Похоже, обе девочки страдали от одного сердечного недуга – обожания героя.
– Я могу пойти с тобой на охоту, – с надеждой произнесла Элла. – Папа обещал взять меня, если я буду упражняться в стрельбе из лука.
Сердце Джинни подскочило – она услышала в голосе дочери нетерпение. Элла ужасно тосковала по Френсису, и в Дункане она нашла если не замену отцу, то мужчину, который напоминал его.
– Я могу попасть в цель с двадцати шагов, – добавила Элла, выпятив грудь и высоко задрав подбородок.
Губы Дункана задергались. Джинни поняла, что он с трудом сдерживает усмешку.
– С двадцати шагов? Такая кроха, как ты? Я знаю мальчиков старше тебя, которые стреляют только с десяти.
Элла просияла:
– Так я могу пойти? Пожалуйста…
Она захлопала своими длинными черными ресницами, исконно по-женски, Дункан просто не мог этого не заметить. Джинни взглянула в его сторону.
О Боже! Он поддается…
Дункан поднял глаза и увидел ее нахмуренное лицо. Он посерьезнел и повернулся к Элле:
– Может быть, в другой раз, дорогая.
– Нет! – воскликнула Джинни. Сердце ее панически заколотилось – отсрочка только подзадорит Эллу.
– Ты не можешь пойти на охоту, Элла. Это слишком опасно, ты можешь пострадать.
Девочка сердито топнула ножкой.
– Ты всегда так говоришь! Дугалл ходил на охоту уже в девять лет!
– Ну а тебе пока только семь. Вот когда исполнится девять, тогда и поговорим. – Заметив на лице дочери огорченное выражение, Джинни поменяла тактику. – Кроме того, наш гость не сможет взять тебя на охоту, потому что скоро уезжает. – Она повернулась к Дункану: – Ведь так?
Он какое-то время смотрел ей в глаза, потом перевел и взгляд на Эллу.
– Да, это правда, девочка.
– Но почему? – спросила Элла. – Почему ты не можешь остаться? Я думала, мой дядя прислал тебя, чтобы ты защищал нас от плохих людей…
– Бет! – прервала ее Джинни, вырвав юную няньку из очарованного ступора. Та вздрогнула. Джинни поняла, что голос ее прозвучал слишком резко, и вымученно улыбнулась. Девушка ни в чем не виновата. – Почему бы тебе не отвести Эллу на кухню? Насколько я помню, кухарка собиралась печь печенье. – Она обернулась к Элле: – Разве ты не говорила, что хочешь ей помочь…
Она не успела докончить фразу. Элла соскочила со стола и помчалась к лестнице. Обещание сладостей оказалось самым удачным ходом. Ее дочь редко умела надолго сосредоточиться на чем-то одном, и Джинни надеялась, что скоро сможет добавить в этот список и Дункана тоже.
Когда Элла и Бет отошли достаточно далеко и уже не могли ее услышать, Джинни обернулась к Дункану.
– Ты должен уехать.
Он внимательно посмотрел на нее, не обращая внимания на сказанное.
– Что это за «плохие люди», от которых вам надо защищаться? В тот первый день ты упоминала о каких-то неприятностях.
– Ерунда, – отмахнулась Джинни. Уж кого-кого, а его это не касается.
Взгляд Дункана посуровел.
– Поделись со мной.
Джинни уже собралась отказаться, но он все равно скоро обо всем узнает – по правде говоря, она удивлялась, что он еще ничего не слышал. Джинни вздохнула, наградив его весьма недовольным взглядом.
– После смерти Френсиса участились нападения на наш скот. – Она замялась, не зная, рассказывать ли остальное.
Дункан нахмурился, рассеянно поглаживая ручку своей пивной кружки. Но Джинни прекрасно понимала, что его спокойствие показное. Он пристально смотрел на нее.
– Дальше, – требовательно сказал Дункан. Джинни неприязненно поджала губы.
– Примерно месяц назад Макинтоши попытались похитить меня. Я недавно стала вдовой, Дугалл еще совсем маленький. Чем не соблазн для членов клана, желающих приумножить свое состояние?
Пальцы Дункана замерли, а потом так стиснули ручку, что костяшки побелели.
– Почему ты мне ничего об этом не сказала?
– Потому что это совершенно не твое дело! – отрезала Джинни самым надменным тоном. Не нужно ей, чтобы Дункан ее защищал.
Его лицо потемнело. Он неожиданно спросил:
– Так вот почему ты взяла с собой на озеро пистолет? Она кивнула. И поэтому так быстро нажала на курок. Его глаза не отрывались от ее лица.
– И поэтому решила снова выйти замуж? Глаза Джинни расширились.
– Я об этом и не думала, с чего ты взял?
– Моя сестра в письме упомянула о предложении Колина. – Он произнес это довольно безразличным тоном, но что-то в его голосе заставило Джинни замереть. Она всматривалась в его лицо, не очень понимая, что хочет увидеть. Дункан плотно стиснул зубы. Похоже, весть о предложении Колина его по-настоящему взволновала. Сердце Джинни бешено заколотилось. Неужели слухи о ее помолвке с его братом сделали то, чего не могли совершить месяцы слез и молитв?
– Ты поэтому вернулся, Дункан? – мягко спросила Джинни.
– Я уже сказал – время пришло, вот и все.
Он врет. Пусть ничто в лице не выдает его, но Джинни чувствует. Он слишком спокоен. Слишком безразличен, слишком пренебрежителен.
Как же за всем этим распознать любовь?
Джинни вспомнила, зачем его искала, и причина эта стала особенно серьезной после того, как она увидела рядом с ним Эллу.
– Если ты собрался охотиться, значит, ты чувствуешь себя намного лучше?
– Да, я почти поправился.
– Отлично. Значит, скоро ты уедешь?
Дункан мог бы счесть ее нетерпение забавным, не проявляйся оно так часто. Он бы нисколько не удивился, обнаружив к закату, что мешок его собран, а Джинни уже стоит у ворот, готовая сама поднять стальную решетку, чтобы выпустить его из замка.
Он готов уехать, раз она так этого жаждет. Господь свидетель, именно это он и должен сделать. Если его поймают, он покойник, и каждый проведенный здесь день только усиливает риск. Необходимо найти доказательства своей невиновности до того, как слухи о его возвращении поползут по стране. Ясно же, что Джинни ему помогать не собирается, значит, и причин здесь оставаться нет.
Но она в опасности. И все его первобытные мужские инстинкты восстают против того, чтобы оставить ее одну, такую уязвимую.
А впрочем, какое ему дело? Он за нее не отвечает, да она и не просит его защиты. Нужно уезжать…
– Хорошо, – сказал Дункан. – Я уеду. Как только буду уверен, что ты защищена надежно.
Ее лицо вытянулось.
– Я прекрасно защищена. Кроме того, моя безопасность не твоя забота.
Дункан сощурил глаза:
– А я считаю, что моя. И если ты думаешь, что я немедленно уеду, то глубоко заблуждаешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32