А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Судья взмахом руки заглушил протестующие голоса и подался вперед.
— Если бы вас простили, каково было бы ваше самое сокровенное желание?
— О, сэр! — Голди подняла к нему залитое слезами лицо. Крошечный крестообразный шрам, символ дурного обращения с нею, алел, как след поцелуя. — Я бы всей душой хотела стать тем, кем мне никогда не дозволяли быть. Женщиной. Просто женщиной. И я была бы благодарна тому, кто научил бы меня быть ею.
Судья прочистил горло и больше не произнес ни слова.
Десять минут спустя Малышка Голди, капитан пиратского корвета «Враг», была прощена. Точнее, признана совершенно ни в чём не виновной.
* * *
Артия услышала эту новость от Тюремщика, когда тот вернулся.
— А что будет с командой Голди? — поинтересовалась она.
— Отправятся на виселицу, как и все вы.
— Похоже, у веревок будет много работы, — сказала Артия, как говорила когда-то Молли на сцене.
Потом дверь распахнулась шире, и в ней выросли два дюжих стражника: в камеру внесли несколько блюд, от которых поднимался пар, бутылку вина, горячий кофейник и проволочную корзину с раскаленными углями.
Планкветт степенно перелетел через камеру и приземлился на тарелку с картошкой.
— Гнусная птица, — процедил тюремщик сквозь зубы.
— Я просила камеру с камином, — напомнила ему Артия.
— Это невозможно. Эта камера специально предназначена для таких, как вы. Останетесь здесь. — Он придвинулся ближе и снова залебезил: — Но вашу команду я переселил. Камера хорошая, большая, с огромным камином — лучшая, какая у нас есть. Просто загляденье!
— Могу ли я вам верить? — Артия старалась не выдать охватившего ее волнения.
— Как пообедаете, можете сами поглядеть. Навестите свою команду, даю вам целых двадцать минут. Ну как, идет?
* * *
Странно. Она вдруг вспомнила, как впервые увидела их, своих пиратов, в то утро в «Кофейной таверне» на западной окраине Ландона.
Они сидели на скамьях, придвинутых к камину, в котором горели дрова и трещали сосновые шишки. Огонь пылал знатный. Каналья-тюремщик не обманул.
В первый миг Артия огляделась, ища Свина. Но его, разумеется, здесь не было. (Он, высоко задрав желтый хвост и крепко сжимая в челюстях попугайскую косточку, опрометью бросился бежать с «Неуязвимого», едва корабль пришвартовался в Ландонском порту.
— Не огорчайся, — сказал Дирк Соленому Уолтеру. — Свин всегда такой. То уходит, то возвращается…
— Если вернется и на этот раз, — вздохнул Уолтер, — он нас не найдет.)
Но на этот раз Свин не вернулся. Этот пес, по словам Эйри, всегда знал, с какой стороны его лапка намазана маслом.
Планкветт восседал на плече у Артии, гордо выставив вперед клюв. Убедившись, что на скамейках сидят его старые знакомые, он пронзительно заорал и подлетел к ним.
Все вскочили, отшвырнув кружки с кофе.
— Планкветт!
— Артия! Это же Артия!
— Тебя что, посадили к нам, чтобы мы провели последние часы вместе?
— К сожалению, нет. Просто пустили в гости.
Их энтузиазм, как тонкая веточка в огне, вспыхнул ярко, и тотчас же угас.
Что еще сказать? Радоваться было нечему. Через три — точнее, через два с половиной — дня их вздернут на Локсколдской виселице.
И тем не менее они постарались провести время весело. Уселись в кружок у огня и принялись вспоминать прошлое, рассказывать забавные истории. Сказали Артии, что она чудесно выглядит, даже непохоже, что она только что из тюремной камеры. Она отвечала им тем же.
Потом все уткнулись носами в свои кружки.
— Мистер Вумс, — сказала Артия. — Будьте добры, отойдем на минутку.
Эбад (как, впрочем, всегда) был самым молчаливым из всех. Казалось, он ждал этих слов. Он встал и подошел с ней к забранному решеткой окну.
— Как ты сумела раздобыть всё это?
— Тюремщик хочет, чтобы я оставила автограф в его книге знаменитостей. Послушай, время истекает — он дал мне всего двадцать минут. Эбад, я вижу, вы не закованы.
— Они сняли с нас кандалы на время обеда, сказали, мы можем гулять свободно часов до шести.
— Значит, нужно успеть до шести! — Эбад вопросительно посмотрел на нее. Артия продолжила: — Еще не догадался? Камин!
— Можно попробовать — дымовая труба достаточно широкая. Но неужели здешние тюремщики такие дураки и не предвидели, что мы можем сбежать?
— По-видимому, да, Эбад. Дураки никогда не думают о каминах. Именно так я сбежала из Ангельской Академии. В том камине труба была достаточно широка для меня, а этот камин во много раз больше. Внутри должны быть ступеньки для трубочистов.
— Но если в других каминах, соединенных с этим, горит огонь, труба может быть горячей. Куда она выходит?
— На крышу, куда же еще?! Внизу по земле наверняка ходят стражники, но они не ожидают такого подвоха. Идите осторожнее, ступайте неслышно и держитесь крепче. Вам дали простыни? Тогда свяжите из них веревки, чтобы спуститься по стене. Это ваша единственная возможность спастись!
— А ты?
— Что-нибудь придумаю, Эбад. У меня еще целых три дня. Мне будет лучше думаться, если не надо будет беспокоиться за вас.
Эбад взял ее за руки. «Да, это прощание», — подумала Артия.
Подлетевший Планкветт уселся на их соединенные руки, вцепился когтями в запястья.
— Я оставлю его тебе, Эбад. Так будет лучше. — Артия погладила мягкую макушку попугая, покрытую перьями цвета рубина и нефрита — такими же были бальные платья Молли. — Будь осторожнее, Планкветт, старина. Береги себя, папа…
Эбад улыбнулся.
— Ты тоже, дочка, — сказал он. — Ты всё помнишь.
— Конечно, помню. Забыла только на шесть лет. Артия попрощалась со своей командой. Эйри плакал.
За ним прослезились Дирк, Уолтер, Вускери, Питер… Круглое лицо Честного Лжеца походило на одну громадную слезу.
— Осторожнее, ребята, а то огонь зальете, — печально заметил Глэд Катберт.
— Мистер Вумс скоро объяснит вам, что погасить огонь в камине — совсем неплохая мысль. Доброй вам ночи, джентльмены. Увидимся в лучшие времена. Где-нибудь в раю для храбрецов.
Когда носатый тюремщик отпер дверь, Артия тотчас же вышла в коридор. Тюремщик поворчал что-то себе под нос и запер дверь.
— Теперь-то вы подпишете книгу?
— Да.
— Тогда на вас хочет взглянуть парочка знатных господ и несколько дам. По одной минуте на каждого, а всего их пятеро. Тоже деньги, знаете ли… Мне придется заковать вас — они этого ждут. Нельзя разочаровывать публику. Сами, небось, понимаете, вы же актрисочка…
* * *
«Хоть бы они убежали! Это всё, о чем я прошу. Мне бежать нельзя. А они должны».
Снова в одиночестве. Была ли она когда-нибудь так одинока? Она много раз оставалась одна… но это было не так.
«Феликс, — подумала она. — Нет, не Феликс. Эбад. Молли».
Тут ей вспомнился сонет, который Феликс пел на Кофейном кораблике. Песня, рассказывавшая о Молли. «Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей… А у тебя не убывает день… И смертная тебя не скроет тень… Доколе дышит грудь и видит взор…»
Еще две ночи, два дня. Любопытно. Эти дни — всё, что ей осталось, но покажутся ли они самыми длинными в жизни? Или — самыми короткими?
Верю ли я в смерть?..
Нет, решила она, не верю. Но, похоже, она всё-таки наступит.
* * *
В тот день «Ландон таймс» вышла под заголовком: «Дерзкий побег команды актеров-пиратов и их попугая, коварно ускользнувших их когтей правосудия».
По всему Ландону гремели крики: «По дымовой трубе!» И весь Ландон — все его низшие слои — радовались и поднимали тосты за храбрых пиратов, ускользнувших из тюрьмы Олденгейт по крышам, по стенам и теперь с чистой совестью и чистыми руками — ну, пусть не совсем чистыми, в саже-то они запачкались — разгуливающих на свободе. Никого из них не поймали. Герои! Народные любимцы!
— Но Пиратика еще в тюрьме.
— А она была самой умной из них…
Небо было настоящим. Зимний рассвет. Но какой сегодня день? Первый… второй… третий… Ах, да. Третий…
— Проснись и пой, — проблеял тюремщик, на этот раз сопровождаемый тремя вооруженными стражниками. — Настало утро твоей славы.
Но Артия уже была готова. Тщательно вычистила камзол, причесалась. До блеска надраила сапоги. Она взглянула на тюремщика и спросила:
— Вы прочитали то, что я написала в вашей книге?
— Ты же знаешь, я читать не умею, — воскликнул носатый с величайшим презрением ко всем, кто постиг эту премудрость.
— Тогда попросите кого-нибудь вам прочесть. (Несколько дней спустя он так и сделал, и в воздухе снова загремели его яростные вопли. Впрочем, с недавних пор они гремели постоянно — всякий раз, когда ему напоминали об его оплошности с камином.)
А пока что…
— Ветреный выдался денек, — сказал один из стражников, расстегивая цепь, которой тюремщик сковал руки Артии после того, как ее команда сбежала. — Ну и толпа же собралась! В жизни такой не видал. Слышишь, поди, их галдеж? Черт побери! — радостно добавил он. — Люблю я посмотреть, как публика любопытствует. Красота!
По всему городу звонили колокола. Ветер дул с реки. Но кораблей, ярких и свободных, идущих к морю под всеми парусами, видно не было.

ПОСЛЕДНЯЯ СЦЕНА
ЛОКСКОЛДСКАЯ ВИСЕЛИЦА
Как только миссис Орхидея, дама в напудренном голубом парике и синих очках, вошла в общий зал таверны «Последним вошел — первым вышел», держа под мышкой толстого рыжего кота Вихря, а в руках — поднос с хорошими винами и кофе, по залу прокатился шквал аплодисментов. Однако приветствовали не ее.
Таверна располагалась на низком илистом берегу Темиса. Стояла она на платформе, надежно поднимающей ее над уровнем даже самых могучих паводков. Здание было шаткое, двухэтажное и своей конструкцией слегка напоминало эшафот. Однако истинной причиной того, что таверну построили именно в этом месте, был эшафот настоящий. Ибо многочисленные окна заведения выходили на самое лакомое местечко площади казней — на Локсколдскую виселицу.
В дни самых громких казней сюда стекался народ со всей округи. Сегодня же, когда должны были повесить девушку по имени Пиратика, посмотреть на это прибыл весь Ландон и добрая половина Ангелии в придачу.
Миссис Орхидея стояла посреди общего зала своей таверны. Всю левую стену занимало огромное, прозрачное, кристально чистое окно. Из него открывался непревзойденный вид на Локсколдскую виселицу. И, как это всегда бывало в дни повешений, богачи хорошо заплатили миссис Орхидее за удовольствие полюбоваться казнью в своем кругу и без помех. Им будет видно гораздо лучше, чем простолюдинам, столпившимся в грязи у подножия эшафота. Ближний берег Темиса был черен от людских голов, и даже на дальнем берегу собралась огромная толпа. Триста тысяч человек, подсчитал кто-то. И все они собрались здесь ради какой-то девчонки, которая была пиратом…
Миссис Орхидея толкнула ногой тяжелую дубовую дверь и вошла в комнату для особо почетных гостей. Сегодня там не было ни одной женщины. В комнате собрались четверо мужчин. Люди внушительные, заплатили полновесным золотом…
— А, вот и напитки, — сказал Землевладелец Снаргейл из Адмиралтейства, один из самых могущественных людей в Ангелии.
— Разве это кофе? Разве он сравнится с моим?! — возмутился кофейный торговец мистер Кофе, одетый в парчовый камзол цвета черного кофе. Но миссис Орхидея лишь невозмутимо покачала головой.
Капитан Болт без лишних слов опрокинул в себя бокал вина и снова уставился в окно.
Четвертым зрителем был старый друг и бывший дуэльный противник мистера Кофе Перри.
— Гляди-ка, ветер поднимается, — сказал Гарри Перри. — Веревку в сторону сдувать будет. Клянусь козлиной бородой, вот что я тебе скажу. Я заходил в тюрьму и посмотрел минутку на эту пиратскую королеву. Звезды небесные! Потрясающая девчонка, скажу я тебе, Перри.
— Верно, я тоже так слыхал. Жаль, не смог сходить взглянуть на нее.
— Заплатил за это тюремщику длинноносому. Ну и пройдоха! Своими руками вырыл бы яму да сбросил его туда.
Землевладелец Снаргейл, нахмурив брови, отошел от окна. Ему не по вкусу была эта веселая шумная суета, в то время как юная девушка должна вот-вот расстаться с жизнью. Она, конечно же, была пиратом и заслужила свою участь. (Снаргейлу сказали, что другую девушку отпустили. Это ему не понравилось. Он знал, что та, вторая, пиратка была дочерью Золотого Голиафа, а Снаргейл, как и многие другие зажиточные ангелийцы, с давних пор имел на Голиафа зуб.) Кроме того, вся команда этой Пиратики сбежала — благодаря тому, как слыхал Снаргейл, что эта девица обвела вокруг пальца идиотов-тюремщиков.
Дела обстояли плохо.
Он послал письмо ее отцу, Джорджу Фитц-Уиллоуби Уэзерхаусу, но тот не явился на казнь и даже не снизошел до ответа.
— Не соизволил прийти даже на казнь родной дочери, — проворчал Снаргейл, обращаясь скорее к самому себе, нежели к капитану Болту, который выглядел чернее тучи и пылал жаждой мести.
Впрочем, капитан Болт не преминул ответить:
— Ей-богу, сэр, я обещал, что увижу эту дрянь на виселице, и, клянусь сардиньими потрохами, так оно и вышло. — Вспомнив о прощальном выстреле Планкветта в его шляпу, капитан Болт добавил: — И этого паршивого попугая я бы тоже повесил.
Миссис Орхидея вышла. В общем зале менее могущественные и богатые посетители встретили ее громом аплодисментов. И вновь они были адресованы не ей, а Пиратике — отважной и хитроумной пиратской королеве.
Вихрь, будто рыжий вихрь (поэтому его так и прозвали), выскочил из рук миссис Орхидеи и, лениво подергивая хвостом, затрусил куда-то по своим делам. У него не было времени на богатых и знаменитых мира сего. Счастливый кот!
«Споемте, друзья, о бесстрашных пиратах,
Чье имя гремит от Караибов до Инда.
Они грабят суда капитанов богатых,
И слуги закона поймать их бессильны.
Пиратика, дальнего моря царица,
Под стражу взята и в оковах томится…
Владычица дальних и ближних морей,
Красивее всех, веселей и храбрей.
Всегда милосердна ты к побежденным
И легко ускользаешь сквозь сети закона.
Пиратика, храбрая, будто тигрица,
Под стражу взята и в оковах томится…»

* * *
Эбад Вумс слышал эту песенку на всём пути вдоль берега. Она напоминала ему песни из спектакля, написанные для Молли много лет назад.
Но сейчас песня звучала с чудовищных подмостков, центральной частью которых была виселица с высоким столбом, поперечной перекладиной и веревкой наготове.
Дул ураганный ветер. Даже темные воды Темиса заклубились и вздыбились. Пошел дождь, но толпа не обращала на него внимания.
Эбад стоял в передних рядах. Билет на казнь он силой отобрал у какого-то бродяги накануне поздней ночью. Эбад мало походил на самого себя. Он густо напудрил волосы и брови, нарисовал на лице два-три весьма убедительных шрама, подложил на бока соломы. Он казался толстым, сгорбленным и дряхлым. Что ж, он всегда умел маскироваться, даже если для этого приходилось воровать муку, солому и краску для лица. На то он и актер…
Никто из его друзей не знал, что он здесь. Иначе они постарались бы его отговорить. Потому что с той самой минуты, как их команда вскарабкалась по каминной трубе и растворилась в полях за Сент-Мартином, они только и говорили о том, как выручить Артию. И пришли к выводу, что не стоит и пробовать. Артия придумала для них способ спасти свои шкуры. И что за польза будет, если они сразу же потеряют их, пытаясь вызволить ее, хотя знают наперед, что это невозможно?! Им было известно положение дел. Такую именитую пленницу, как Артия, будет охранять бесчисленная стража с оружием, да еще и всю ландонскую полицию поставят на ноги. (Сейчас Эбад воочию убедился, что так оно и есть: вокруг эшафота собрались сотни констеблей.)
Выбраться из камеры оказалось делом несложным. На тюремных харчах они успели похудеть, но всё же сохранили неплохую физическую форму и с легкостью протиснулись через каминную трубу. Пару раз, там, где дымоход сужался, лезущие впереди Эбад и Вускери выбивали кирпичи из стены железным брусом, вывороченным из камина. Потом они выбрались на крышу и спустились вниз по веревке, связанной из простыней и одеял. Это тоже было нетрудно. Никто их не заметил. Тюремные стражники пьянствовали в караулке на другом конце двора.
В полях за Темисом они отыскали заброшенный амбар и до утра укрылись в нем. Проговорили всю ночь. Было ужасно холодно, но они не замечали этого, потому что были свободны. Потом они решили разделиться и замаскироваться, кто как сумеет. В бедняцких районах Ландона, с которыми им довелось хорошо познакомиться в пору актерской безработицы, имелось немало блошиных таверн и захудалых лавчонок; беглецы всегда могли найти там помощь и какой-никакой приют.
Договорились они встретиться в Гренвиче через месяц.
Никто из них не собирался оставаться в Ландоне. Не хотелось смотреть, как повесят их капитана, Моллину дочку, Артию…
— Она едва не сделала нас самыми богатыми людьми на свете…
— Из-за нее мы едва не погибли.
— За это она через два дня поплатится жизнью, так что закрой свою вонючую пасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30