А-П

П-Я

 


- Раз пошла такая тема... - Белобрысый почесал нос, в
глазах его появился несдержанный юношеский блеск. - Анекдот из
жизни князя Цицианова... Князь Цицианов, известный поэзией
рассказов, говорил, что в деревне его одна крестьянка
разрешилась от долгого бремени семилетним мальчиком, и первое
его слово в час рождения было: "Стакан самогонки c содовой!"
- Парадоксально интересно! - воскликнул Остап. - Не в
бровь, а прямо в глаз.
Поезд, гремя и охая, прорезал стрелку и перешел узкий
Петушкинский мостик. Внизу тянулась небольшая речка, берега
которой были истоптаны скотиной. По воде плавали пестрые утки.
Вдали виднелись почерневшие деревянные домики, вблизи -
шилоклювка (или какая-то другая птичья сволочь) длинным носом
старательно ковыряла кочку, где-то там, в гуще крапивы и
матово-зеленого чистотела, верещала трясогузка.
- Рабинович удивительно похож на Ленина! - неожиданно
громко выпалил Остап, сделал паузу и довольно долго ее тянул.
- Гмм.. кто похож на Ленина? - инстинктивно робея,
удивился лошадиноподобный.
- Это анекдот.
- А-а...
- Так вот, Рабинович удивительно похож на Ленина.
Вызывают его в ГПУ и предлагают как-то изменить свою
наружность, а то неудобно получается. "Ну допустим, батенька,
бойодку я сбйею, - отвечает Рабинович, - а идейки куда девать
пгикажете?"
Профессор снисходительно улыбнулся, лошадиноподобный легко
хихикнул, а белобрысый залился таким смехом, что на его глазах
выступили блестящие детские слезы.
- Да-а, - протянул лошадиноподобный после некоторой
паузы, - вот мы едем, анекдоты травим, а ведь кто-то сейчас
сидит и выдумывает их. А, товарищи?
- Вот потому-то он и сидит, - сказал Остап отеческим
тоном и обронил знаменитый анекдот о чукчах: - Два чукчи сидят
на берегу океана. "Хочешь, анекдот расскажу?" - "Политицкий?"
- "Ну!" - "Не надо, сошлют!"
- А вот тоже о чукчах, - живо подхватил белобрысый. -
Чукча говорит: "Я оцень, оцень сильно изуцаю русский языка.
Казный день я запоминая восемнадцать слов. И всего я зауцил
тысяцу слов. И это все здесь (показывает на голову), в зопе!"
Тут профессор прыснул так, что по его лицу поплыли
медленные пожилые слезы. Лошадиноподобный Шашкин фыркнул и
вписался не в тему:
- "Ты за что сидишь?" - "За лень. Мы c приятелем
рассказывали друг другу анекдоты. Ладно, думаю, утром донесу.
Но утром за мной уже пришли".
Едва он закончил, пенснеобразный любитель рыбной ловли
стряхнул c себя анекдот из жизни палачей:
- Приходит палач домой. За плечами мешок, в котором
что-то шевелится. Жена спрашивает: "Что это ты притащил?" -
"Да так... халтурку на дом прихватил".
По всему купе раздался взрыв заразительного смеха.
- Сидит обезьяна на берегу Нила и полощет веревку в воде,
- продолжал Остап. - Идет бегемот: "Ты что делаешь?" - "Дай
двадцать центов, скажу". - "Возьми. А зачем тебе веревка?" -
"Крокодилов ловлю". - "Дура! Кто же ловит крокодилов на пустую
веревку?" Обезьяна (про себя): "Дура - не дура, а двадцать
долларов в день имею".
Снова общий неудержимый хохот охватил все купе.
- Сидит бегемот на берегу Енисея и удит рыбу, -
лошадиноподобный значительно посмотрел по сторонам и состроил
такую комическую рожу, что профессор рассмеялся раньше времени.
- Мимо проплывает крокодил. "Далеко ли до Астрахани?" -
"Близко". - "Ничего, я на велосипеде".
- Летят два крокодила, - белобрысый вытер платком лицо и
достал из рюкзака куль c овсяным печеньем. - "Мы можем
упасть!" - "Да нет, у меня во рту гайки!"
- Профессор, давайте вы что-нибудь в этом роде, -
обратился лошадиноподобный к пенснеобразному.
- В этом роде? сейчас... а вот! Посетитель в ресторане.
"Принесите мне кастрюлю супу." Принесли. Он берет и выливает
себе на голову. Официант: "Что вы делаете? Это же суп!" - "А я
думал - компот".
За окном рисовался удивительно гладкий пейзаж: высоко в
лазурном безоблачном небе нещадно палило солнце, перед
кочковатым полем, стлавшимся к лесу, узкой лентой тянулся
пыльный проселок.
- По знойной пустыне, - заманчиво произнес Остап, когда
в купе ворвался опьяняющий аромат зреющего хмеля, - катится
нолик...
"Стоп! Стоп! Стоп! И еще раз стоп! Да сколько же можно
заниматься тягомотиной? - расхорохорится нетерпеливый
читатель. - Что это за анекдотики? - сорвется у него c языка.
- Тары-бары-раздобары!.. Что это за ремарочки в романе? Жесты
отчаяния? Интермедия? Зачем же играть на трепещущих струнах
читателя? Что это за смехотворные занятия? Желание вызвать
таким образом доброе расположение?.. Совершенно непонятно!"
Ну ведь могут же люди ехать в поезде и рассказывать друг
другу анекдоты?
"Не могут!"
Ну ведь могут же!
"Нет, не могут! А если и могут, то..."
Ну что ж, извольте! Итак, останавливаем поезд (вот уже и
слышен скрежет колес) и по воле того самого читателя, который
всегда прав, ссаживаем Остапа Бендера... (Где же его
ссадить-то?) ну, скажем... В общем, по воле читателя великий
комбинатор оказался в этаком степном месте, пахнущем полынью,
шалфеем и сухим знойным ковылем... Поехали дальше?
"Поехали, поехали. Это черт знает что!"
Глава XXX КОННЫЙ ПЕШЕМУ НЕ ТОВАРИЩ!
Итак, мощный социалистический поезд "Москва-Новороссийск"
остановился на маленькой степной станции - ровно настолько,
сколько необходимо Остапу Бендеру, чтобы покинуть веселое купе
и спуститься в ковыльную степь. Остап посмотрел вслед
убегающему поезду и расправил плечи. Его глазам открылась
ровная, словно море, без края и конца, степь, степь, степь.
"Постойте, это почему же без края?! Вон там вдали
виднеется какое-то строение - то ли хутор, то ли колхоз, то ли
конный завод. Это кто там пасется? Конечно же, русская степная
борзая. А кто там рядом c борзой? Ну да, вороная
лошадь-степняк. Значит, конный завод!"
Послушайте, дорогой читатель, вы так и будете влезать и
спорить?! Тогда вот вам стило, как говорил один пролетарский
поэт, и можете писать сами!..
Ладно, пусть будет по-вашему.
Остап поднял c земли саквояж, махнул рукой (Где наша не
пропадала!) и зашагал к маячившему в степи конному заводу.
Минут через двадцать он стоял у полуразвалившегося
кормового сарая. Неподалеку от сарая, рядом c тем местом, где
лежал очумевший от жажды пегий пес, худощавый и расстрепанный
мужичонка распрягал горячую в серых яблоках лошадь c целью
задать ей корм. Остап сладко зевнул и надвинул фуражку на нос.
При беглом осмотре мужик тянул на все пятьдесят. На нем был
пиджак, надетый на запачканную косоворотку, на ногах -
нагольные, заглянцевевшие от носки, сапоги; мужик как мужик,
разве что без усов и бороды.
- Необразованность ты моя! - рыкнул мужик на кобылу.
- Что ругаешься, отец? - немножко устало спросил Остап,
предлагая ему папироску.
- Знамо, шо ругаюсь. Онисим, чудо без умолку, не
наездник, а хуже любого дояра!
- Кого хуже?
- Знамо кого. Сбрую и ту надеть по-человечески не могет!
Так и получается: канитель задарма - это c одной стороны, а c
другой - злобен есмь из-за этого Онисима.
- А ты, знамо, тут конюхом числишься? - легко перешел на
язык мужичонки Остап.
- Конюхом, а то кем!
- А что, отец, в вашу конюшню администраторы нужны?
- Не конюшня у нас... Прилежаевский конный завод! Может,
слыхал?
- Прилежаевское коннозаводство?! То самое?! - c
фальшивым восторгом воскликнул Бендер. - Ну конечно же! - И
он для убедительности легко ударил себя по лбу. - Слыхал,
отец, слыхал.
- Ты иди, мил человек, к Андрей Тихоновичу, уж он-то тебе
все скажет, поелику директор он нашенский.
- Гран-мерси, отец!
- Чего?
- Спасибо, говорю!
- Бывай здоров.
Пока Остап искал управление конного завода, конюх
Петрович, - иначе, как это выяснилось позже, - его никто не
называл, покормив лошадь, отправился в сарай, где лег на солому
и принялся плевать в бревенчатый потолок, причем попадал
довольно удачно, то есть в одно и то же место.
Великий комбинатор появился в правлении в тот самый
момент, когда конюх Петрович видел уже второй сон. Без труда
отыскав приемную директора, бросив секретарше: "Не слышу стука
клавиш!", он пнул директорскую дверь, ворвался в просторный и
чистый кабинет и, бросив саквояж на диван, резво подошел к
столу.
- Что же это у вас в хозяйстве творится, Андрей
Тихонович?
Директор оторопел.
- А что?.. а... где?..
- Гурий, - Остап сунул руку для приветствия и тут же ее
выдернул, - Исидор Кириллович Гурий, - быстро представился он
и, не меняя интонации в голосе, продолжил: - Направлен к вам
администратором. Я имею в виду конюха Петровича. Где же
дисциплина? Секретарь-машинистка тоже хороша! Я даже не слышал
стука клавиш! Непорядок! Возле кормового сарая грязь водится и
в количестве предостаточном.
- Товарищ, товарищ...
- Товарищ Гурий, - напомнил о себе Остап.
- Вы к нам администратором?
- Администратором.
Ум Остапа быстро овладел ситуацией, и поэтому слова пришли
сами. Великий комбинатор начал жарко толковать о необходимости
культработы, профучебы, создания музыкально-драматической
студии и кружка гармонистов-пианистов, без лишней помпы
заговорил, что кривая безработицы в США лезет вверх, c военной
отчетливостью предложил соорудить агитационный гроб и
возглавить политический карнавал, призвал всех к
сознательности, наконец, закончил горячими словами о том, что
он, Гурий, как человек социалистической закалки, поможет все
это претворить в жизнь.
- После института? - Андрей Тихонович рывком пожал
администратору руку. - На практику?
- На практику.
- Бурлит молодая кровь!
- Бурлит, товарищ директор, бурлит.
- Ах, молодость, молодость. Энергия! Задор! Люблю я вас,
энтузиастов, черти вы, лешие! И все-то вы подмечаете! Молодец!
- Так стараемся, Андрей Тихонович, стара...
- Но будьте проще, молодой человек, будьте проще, тогда к
вам потянутся люди. Мы тут все - люди простые, без выкрутасов.
- Это уж точно.
- Ай-да молодец, не успел приехать, сразу включился в
работу! Ай-да молодец!
- Андрей Тихонович, хозяйство-то покажете?
- А как же! Перед вами, молодой человек, открываются
врата великих возможностей! Щас мы c тобой все посмотрим. Я
вижу, мы c тобой сладим.
И он похлопал новоявленного администратора по плечу.
Директор Прилежаевского конного завода товарищ Ляшко
оказался ни кем иным, как бывшим похитителем женских сердец. В
коннозаводстве за ним прочно закрепилась кличка "бабник". От
любовных приключений молодости у бабника сохранились лишь его
собственные стихи, которые так глубоко затерялись в его памяти,
что проступали наружу лишь в том случае, если он был в хорошем
расположении духа. Но, так как в хозяйстве была всего одна
представительница слабого пола - секретарша Ирина Ивановна
Мащенко, строгая девушка-комсомолка, бабнику ничего не
оставалось, как только руководить, следить за хозяйством, одним
словом, работать. Андрей Тихонович был видным человеком c не
лишенными приятности чертами лица, чуть толстенького, но зато c
широкими бровями типа "Ай да прелесть!" и несколько
подмигивающим левым глазом, дескать, работаем, подключайтесь и
вы, товарищ, несколько брюнетист, но не так чтобы, и несколько
красноват, но только когда выпьет. Лысины на лбу не было, но
зато штиблеты у него были такого огромного размера, которому
вряд ли где можно найти соответствующую ногу; рубашка была
обыкновенная - серая (зеленых рубашек Андрей Тихонович никогда
не носил), и, наконец, голову директора венчала глупейшего вида
прическа, сделанная на манер "Черт меня подери!".
Ровно в половине двенадцатого товарищ Ляшко, бубня себе
под нос: "А ты меня не полюбила, а я тебя любил,
трататульки-тра-тата!", отодвинул засовы на воротах конюшни,
распахнул створки и радостно вошел внутрь. За ним последовал
виновник его веселого настроения администратор Гурий.
- Добрая лошадь никогда не выигрывает, - наставническим
голосом молвил директор. - Ее всегда нужно стегать кнутом,
чтобы принудить страхом наказания приходить первой!
- Иначе она будет приходить в конце поля? - добавил
администратор.
Директор кивнул, размеренной походкой миновал три бокса и
остановился.
В деннике стоял великолепный жеребец.
- Вот, Исидор Кириллович, гордость нашего завода, а
может, и всей республики. Черный Вихрь. Ему три года. На моих
глазах вырос. Мы возлагаем на него большие надежды.
Администратор профессиональным взглядом окинул лошадь.
Черный Вихрь равнодушно посмотрел на администратора.
- Хороший трехлеток, - c пониманием дела заключил
администратор. - И все-таки нужна ласка. C любой лошадью можно
найти общий язык.
- Вот когда она переработается, тогда нужна и ваша ласка.
- Хорошая мысль.
"На Черном Вихре, пожалуй, и остановимся" - подумал
Остап, а вслух, как бы между прочим, поинтересовался:
- Дорогой, наверное, жеребец?
- Черный Вихрь? Еще бы! Ведь он чистых кровей. Тут к нам
как-то буржуи приезжали, золото за него давали. Вы c ним
поосторожней, он у нас раздражительный.
Они прошли дальше. Навстречу им плелся заспанный конюх
Петрович.
- Опять ты, Петрович, разгоряченную лошадь в конюшню
поставил!
- Да что вы, Андрей Тихонович.
- Что вы, что вы! Дождешься ты у меня! Небось, снова
сивухи нализался!
- Не прельщался я...
- Не прельщался! Почему в прошлый раз после потения
Пиринейку не прикрыл?
- Да прикрывал я.
- Прикрывал! Ох и дождешься ты у меня!.. Вот так и
работаем, Исидор Кириллович, вот так и трудимся. А вы говорите,
дисциплина... Савелич, осторожней давай рожь, осторожней! Ну
прямо как дети... Стрижка у нас в октябре, за копытами
ухаживаем педантически.
- Как ухаживаете? - c восхищением спросил администратор.
- Я говорю, педантически, - повторил Андрей Тихонович.
Администратор одобрительно закивал головой.
- А вы молодцом, товарищ Гурий, - похвалил директор. -
В карьере, точно говорю, преуспеете. Не то, что наши
самоуверенные болваны. Взять, хотя бы, Кима. Это же паяц!
Натуральный паяц!.. Конюшни, как сами видите, у нас хорошо
проветриваются, светлые, сухие. В общем, конюшни у нас, товарищ
Гурий, теплые. Кормим или за час перед дрессировкой, или,
главным образом, вечером, после работы. Главный корм, ну это вы
тоже знаете, составляют овес и луговое сено.
- Не перенапрягаете?
- Я же вам говорил: лошадь может работать двенадцать
часов в сутки, если ей давать достаточно корма и не
переутомлять ее чрезмерной скоростью.
- Да, да, да...
- У нас заведено так, что за каждыми тремя
кобыло-единицами ухаживает один конюх. Сами видите, кобылы
находятся то в стойле, то в загоне... А здесь у нас родилка.
Жеребята всегда остаются c матками - мы не звери. Будет Ким
Родионов трепаться по этому поводу, вы ему ни в коем разе не
верьте... - Андрей Тихонович подошел к маленькому годовалому
жеребенку. Жеребенок лежал на земляном полу. - У, ты моя
лапочка золотая! Ты что на меня свои глазенки таращишь? Что там
у тебя, мой золотой, в голове? А? Отвечай, мой хороший. -
Жеребенок, прижав уши к голове, попытался встать на ноги. Но
так и не встал. - Сами видите, Исидор Кириллович, в нашем
хозяйстве триумф добросовестного ухода.
- Как вы сказали?
- Триумф.
- О, конгениально!
Директор улыбнулся и вошел в соседний бокс, щедро
устланный соломой. Здесь он нежно провел опытными руками по
брюху серой в яблоках кобылы и голосом колхозного ветеринара
заключил:
- Через день эта приспущенная кобыла должна понести.
Администратор понимающе кивнул.
В это время в конюшню быстро, словно по раскаленной крыше,
вошла знаменитость Прилежаевского конного завода
спортсмен-наездник, он же комсорг c подмоченной совестью Ким
Родионов.
- Андрей Тихонович, - сдержанно заговорил он, - там вас
к телефону. Из райкома звонят.
Нос у комсорга был вздернут до необычайности.
- Да-да, иду. Вот, это наш наездник Ким Родионов. Тот
самый... Познакомься, Ким. Наш новый администратор Исидор
Кириллович Гурий.
- Ну здравствуйте, товарищ Ким, здравствуйте!
Директор засеменил из конюшни.
- Значит, вы наш новый администратор? - поздоровавшись,
начал комсорг. - Вы уже включились? Нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34