– И докажете этим только, что вы ничего не понимаете в мехах, – задорно ответил доктор Великанов.
С бесславной кончиной Дрихеля совпал по времени другой эпизод, может быть, не столь важный, но глубоко взволновавший доктора, – встреча с Мазепой.Однажды мокрым осенним утром доктор Великанов шел на работу в дровяной сараи. Впереди он заметил рослую, очень худую лошадь, уныло бродившую по пустырю.Узнав доктора, Мазепа пошел к нему навстречу.Доктор снял и протер мокрые от дождя очки.– Мазепа? Тебя ли я вижу? – спросил он.Несомненно, это был Мазепа, но – раскаявшийся, слабый, едва державшийся на ногах. Он ответил доктору грустным ржанием.Доктор заметил, что передние ноги Мазепы были опутаны тяжелой металлической цепью, скованной, быть может, где-нибудь в Золингене. Он почувствовал приступ тоски, гнева и жалости. Уж слишком о многом и слишком красноречиво звенела эта цепь…Должно быть, Мазепа понял состояние доктора Великанова, потому что еще раз вздохнул и положил тяжелую, костлявую голову на докторское плечо.Здесь доктор Великанов сделал то, что несомненно вызвало бы неудовольствие Ульяны Ивановны. Он достал из кармана свой завтрак, приготовленный ее руками. По условиям оккупации этот завтрак был невелик и не очень питателен, но отказать Мазепе в немедленной практической помощи доктор не мог.Нет ничего удивительного, что, вернувшись домой после работы, доктор Великанов с большим аппетитом налег на кулинарные изделия сестры-хозяйки.– Знаете, кого я сегодня видел? – спросил он ее, кончая вторую тарелку щей.Ответить на этот вопрос Ульяна Ивановна не могла, да доктор Великанов и не дожидался ответа.– Сегодня я встретил Мазепу!И доктор обстоятельно рассказал об утренней встрече. Ульяна Ивановна вздохнула:– Господи, Арсений Васильевич, – что же это такое делается? Скотину бессловесную, и ту мучают. Очень жестокий народ немецкий… Так, говорите, Мазепа вас сразу узнал?– Сразу, Ульяна Ивановна.– Ну, а вы?…Доктор медлил с ответом, и в голове Ульяны Ивановны мелькнула тревожная догадка.– А вы его, батюшка Арсений Васильевич, случаем, своим завтраком не стимулировали?«Что вы, Ульяна Ивановна!» – хотел солгать доктор Великанов, но не смог. Под проницательным взглядом сестры-хозяйки он потупился и честно произнес:– Немного, совсем чуточку.Разговор о Мазепе напомнил Ульяне Ивановне прошлое…Эти воспоминания глубоко взволновали, даже потрясли ее. Все, что было связано с больницей, представлялось ей теперь трогательным, имеющим какое-то особое значение. Глаза ее увлажнились.
– А вы, батюшка Арсений Васильевич, помните, случай у нас был – в 1939 году или, может быть, в сороковом году? Ночью требовалось больную на операцию везти, а машина в скорой помощи на ремонте была… Вы вызываете меня и говорите: «Ульяна Ивановна, нужно срочно одно дело сделать…» Помните? Вы так тогда и сказали: «Скажите, мол, чтобы сейчас же Мазепу запрягли, и отвезите ее сами».– Ну, и что ж?– Ну, я и отвезла, – просто и лаконически закончила повествование Ульяна Ивановна.Разумеется, доктор Великанов за множеством дел давно позабыл этот случай, но рассказ Ульяны Ивановны пробудил в его памяти рой других воспоминаний, далеко не столь простых и коротких, как у Ульяны Ивановны.– Да, Ульяна Ивановна, – задумчиво сказал он. – Нам довелось хорошо поработать.И здесь доктору Великанову захотелось сказать Ульяне Ивановне что-нибудь очень теплое и приветливое. Но слов не нашлось. К своему удивлению, Ульяна Ивановна увидела, что лицо его стало задумчивым и грустным.– Ложитесь, батюшка Арсений Васильевич, – всполошилась она. – Устали вы нонче, да и Мазепа… Уж я вас очень прошу, Арсений Васильевич, все, что вы получаете, сами и кушайте. А что касается Мазепы, так у меня немного затхлых отрубей имеется, пусть уж в его пользу пойдет.Так был прощен и возвращен в число наших героев раскаявшийся Мазепа.Дальнейшая его судьба была поручена ловкости Саньки-Телефона, проинструктированного доктором Великановым. Глава тринадцатая Под ударами Красной Армии немецкий фронт трещал и откатывался на запад.Обер-лейтенант Ренке, жестоко трусивший по ночам, дошел до того, что стал признавать за приятную неожиданность каждые благополучно миновавшие сутки.Что касается доктора Великанова и Ульяны Ивановны, то они изнывали от нетерпения, и дни казались им неделями, а недели – месяцами. Все самые хитроумные и логические построения доктора Великанова, пробовавшего утешить себя и Ульяну Ивановну, неизменно разбивались о ее унылую реплику:– Да уж больно мне их видеть опостылело, Арсений Васильевич…Как-то доктору Великанову посчастливилось увидеть хороший сон – будто он идет по городу и встречает лейтенанта, настоящего советского лейтенанта. Доктор совсем уже собрался с ним заговорить, но, к своему огорчению, от радости проснулся. Ульяна Ивановна позавидовала доктору.– Из себя-то лейтенант какой был, Арсений Васильевич? – заинтересованно спросила она.– Ну, какие лейтенанты бывают: сапоги хромовые, брюки синие, при снаряжении и в пилотке со звездой, – ответил доктор.Но, видимо, Ульяна Ивановна ждала иных, более конкретных подробностей, потому что лицо ее выразило явное разочарование.Меж тем настал день, когда доктору Великанову довелось лично познакомиться с партизанами.В глухой осенний вечер, в темень и слякоть, появился Санька-Телефон.– Ты мне, дядя, нынче без надобности, – заявил он встретившемуся Василию Степановичу. – Нынче у меня к доктору Арсению Васильевичу дело.Доктор Великанов еще не спал и сразу откликнулся:– Я здесь, Саня! Зачем я тебе понадобился?Промокший почти насквозь паренек прижался к печке. Его сапоги были грязны до колен, из чего явствовало, что он проделал неблизкий и нелегкий путь.– Дядя Миша за вами прислал. Раненые у нас есть – очень тяжело.Доктор, не говоря ни слова, начал одеваться.Когда дверь за ним захлопнулась, Ульяна Ивановна встала, подсела к гаснику и взялась за вязанье. Всю долгую осеннюю ночь она просидела за работой, прислушиваясь к шуму ветра и шелесту дождя. Один раз послышался ей далекий выстрел. Вздрогнула Ульяна Ивановна, отложила вязанье, вышла в сени и на улицу дверь открыла. Стояла так, не замечая холода, пока не разобрала, что никакой стрельбы нет, а над разбитым домом железо хлопает.И не было у нее в то время карт, чтобы заглянуть в будущее доктора Великанова…Даже поворчала Ульяна Ивановна.– Конечно, война войной, а все-таки негоже старому человеку в такую погоду да в темень по лесу ходить. И ведь говорить не стал: оделся и пошел… И тот у него герой, и этот герой, а сам вроде ничего… Ох, и тяжелое докторское дело. То ли чужую жизнь спасет, то ли свою потеряет…Сердцем болела за доктора Великанова Ульяна Ивановна, и сердилась на него, и гордилась им, а к концу ночи всплакнула.Путешествие доктору, действительно, выпало нелегкое.Выйдя из избы, он окунулся в такую темень, что не мог разобрать, где небо, где земля, и если бы не Санька-Телефон, не сделать бы ему и десяти шагов. Кончилось тем, что паренек взял его за руку и повел.Пройдя с километр, Санька постучал палкой по дереву, и из кустов откликнулся мужской голос:– Ведешь?– Веду.Доктор Великанов почувствовал, как его с двух сторон подхватили сильные мужские руки, обладателей которых он рассмотреть не мог.– Не бойся, доктор! – сказал над самым ухом густой бас дедушки Дуба.Шли долго. Доктор, доверившись провожатым, почти висел на их руках.Путь закончился неожиданно – не громким, но грозным окликом:– Стой! Кто идет?– Дуб и Вяз.– Перца привели?– Здесь Перец.Через две минуты доктор Великанов оказался в землянке, освещенной немецкой ацетиленовой лампой. Обстановка была фантастическая. Все пространство тесного помещения показалось доктору заполненным бородатыми вооруженными великанами, исполинские тени которых в самых причудливых сочетаниях двигались по коричневым глиняным стенам.– Разрешите познакомиться: Дядя Миша, командир отряда! – отрекомендовался один из бородачей. – Очень неприятно, что пришлось вас беспокоить, но вынудили обстоятельства – нужно раненым помочь. В сегодняшнем бою…
– Вот наш госпиталь! – сказал Дядя Миша, спускаясь вместе с доктором в соседнюю землянку, более просторную и чистую, где на мягком сене лежало около десятка раненых.Если не считать полушубков и оружия, здесь не было никакой обстановки.Принесли свет, горячую воду, и доктор смог приступить к работе. Перевязав голову одному раненому и взяв в лубок сломанную ногу другого, доктор Великанов подошел к третьему, с забинтованной рукой. Этот третий был высок, худ и бородат.– Ну, а тебе где дыру просверлили? – спросил доктор, любивший шутить с больными и всегда говоривший им «ты».Сквозная рана в плече партизана не была страшна, и доктор в несколько минут справился с ее обработкой.– Ловко! – похвалил его раненый партизан. – Только я вижу, Великан, что ты меня позабыл и здороваться не хочешь.Доктор присмотрелся к говорившему, но не узнал его.– На скольких заседаниях вместе сиживали, ругались бывало… Неужели не узнаешь?Доктор в изумлении отступил на шаг.– Позволь!.. Никак Сергей Прокофьевич?Перед доктором Великановым лежал Сергей Прокофьевич, тот самый вышестоящий товарищ из горздрава, с которым он беседовал по телефону в первой главе нашей повести.И здесь случилось то, что никогда бы не могло случиться ни в горздраве, ни в больнице, ни на улице города: старые знакомые обнялись и, соединив воедино бороды, троекратно, по старому обычаю, расцеловались.– Тебе, Арсений Васильевич, эта передряга в пользу пойдет, – сказал Сергей Прокофьевич, – ведь прежде ты дальше своей больницы ничего не видел.– Возможно. Но я знавал администраторов, не видевших из-за цифр живого дела.Оба спорщика держали друг друга за руки.– И хорошие все-таки были времена! – сказал Сергей Прокофьевич.– Очень! – подтвердил доктор Великанов. – И опять будут хорошие.– Обязательно!– И тогда мы поговорим обо всем! – многозначительно сказал доктор.– По телефону?– Всеми доступными нам средствами…Разговор прервал Дядя Миша, пригласивший обоих к общему котлу. Ужин был сервирован очень просто, но эта простота искупалась обилием и качеством блюд.– Состоим на довольствии германской армии, – объяснил Дядя Миша. – Отказа ни в чем не имеем. Да что говорить, даже ваш Мазепа не имеет недостатков в стимулах.И действительно, Мазепа выглядел хоть куда. Доктору даже показалось, что он несколько зазнался: во-первых, слишком высоко задирал голову, а во-вторых, счел возможным приветствовать доктора совсем коротким ржанием, в котором слышалось больше вежливости, нежели благосклонности и уважения.Целые сутки, к немалой тревоге Ульяны Ивановны, пробыл доктор в партизанском стане, и так ему там понравилось, что в конце концов он изъявил желание остаться в лесу совсем.Однако Дядя Миша отрицательно покачал головой.– Думали уже об этом. И доктора иметь своего нам очень удобно, но только разведку ослаблять нельзя.– Потом я хотел бы получить оружие…Но Дядя Миша без колебания отверг и эту просьбу:– Мы могли бы вооружить тебя всем, до пулемета включительно, но это не нужно. Риск оправдывается достигаемой пользой.Доктор подумал и согласился.В других отношениях Дядя Миша был щедр.– Из немецких трофеев что хочешь выбрать – пожалуйста, не стесняйся. Вчера целую машину доставили. Вон ящик лежит: думали – шоколад, а оказались игральные карты…К вечеру следующего дня страдания Ульяны Ивановны стали неописуемы.Они рассеялись лишь когда сам доктор Великанов, живой и невредимый, и даже веселый, с помощью того же Саньки-Телефона переступил порог хаты.Однако свою радость Ульяна Ивановна искусно скрыла под маской хозяйственной хлопотливости.– Вернулись, Арсений Васильевич? Снимайте сапоги, я просушу их, да к печке присаживайтесь. Сейчас дровец подкину, щец разогрею.– Я сыт, Ульяна Ивановна. Нынче меня трофейным обедом кормили.– Не дело, батюшка, всякую гадость есть.– А ведь я подарок вам принес, Ульяна Ивановна, – проговорил доктор.Ульяна Ивановна не поверила глазам – в ее руках оказались карты. Но она слишком хорошо помнила взгляд доктора, поразивший ее в немецкой комендатуре, чтобы открыто выразить свою радость.– Хорошие карты! – сказала она. – Вроде атласные. Только валеты и дамы чудные, не разберешь сразу – мужик или баба.– Привыкнете, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – А теперь погадайте-ка на меня разок…«Ой, смеется!» – опасливо подумала Ульяна Ивановна.– Только уж по всем правилам. Давайте я сниму.Будь Ульяна Ивановна не так озадачена, она, конечно, заметила бы проделанную доктором небольшую манипуляцию с карточной колодой.Ничего не подозревая, она не без торжественности приступила к гаданию.– Что было? Были у вас, Арсений Васильевич, червонные хлопоты и собственный разговор с бубновым королем.– Правильно, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – Червонных хлопот было порядком. Что же касается собственного разговора, то, насколько я себя помню, я никогда не вел чужих разговоров.– Теперь – что будет? – продолжала Ульяна Ивановна. – Трефовая дама со своим интересом и вообще.Ульяну Ивановну бросило в пот. Трефовая дама присоседилась к доктору Великанову так близко и с такими недвусмысленными намерениями, что истолкованию вслух это подлежать не могло, – тем более, что женское общество, окружавшее доктора Великанова, было очень ограниченно.Но доктор был любознателен.– Ваши слова меня не удовлетворяют, Ульяна Ивановна, – сказал он. – Я хотел бы обстоятельнее выяснить свои взаимоотношения с трефовой дамой.– Больная какая-нибудь, наверно, – вывернулась Ульяна Ивановна.– Допустим…– Теперь для дома, Арсений Васильевич… Для дома – ранняя дорога и денежный интерес от военного человека.– Уточнить это странное обстоятельство нельзя? – спросил доктор.– Не могу. Карты всех подробностей открыть не могут.– Нет, уж если гадать, то чтобы достоверно!«Ой, смеется!» – снова подумала Ульяна Ивановна и посмотрела на доктора. Но взгляд его был прям и честен.– Для сердца… – голос Ульяны Ивановны вдруг прервался.Если бы на сердце доктора Великанова свалились все зловещие пики во главе со страшным тузом, Ульяна Ивановна не была бы поражена так, как поразило ее появление некоей загадочной карты. Это был не туз, не король, не валет, а черт знает что, – какой-то шут гороховый.Ульяна Ивановна посмотрела на доктора, потом на диковинную карту, потом снова на доктора.Читатель, конечно, уже догадался, что на сердце доктора Великанова свалился подсунутый им джокер.Ульяна Ивановна величественно поднялась из-за стола.– Вот уж не ждала, батюшка Арсений Васильевич, что вы надо мной так посмеетесь, – произнесла она с дрожанием в голосе. – Не маленькая я, Арсений Васильевич, чтобы меня на смех дурочкой выставлять.Сердце доктора Великанова дрогнуло. Правда, ему хотелось пошутить над Ульяной Ивановной, но обидеть ее… Даже и мысли такой не было.Между тем Ульяна Ивановна, оставив на столе карты, молча приступила к приготовлению постели.– Ульяна Ивановна! – сказал доктор.– Что, Арсений Васильевич? – сухо ответила Ульяна Ивановна.– Мне очень неприятно, что вы обиделись на меня. Уверяю вас, я вовсе не желал сделать вам неприятность. Если моя шутка вас обидела и вы склонны придать ей какое-то значение, то я…Ульяна Ивановна достаточно знала доктора Великанова, чтобы понять, что он говорит серьезно, но сдаваться сразу ей не хотелось.«Пусть его повертится теперь», – рассудила она и сказала:– То что же, Арсений Васильевич?– То я должен просить у вас прощения.– Что же прощения просить, Арсений Васильевич? Не в прощении дело, а в том, что у вас ко мне уважения нет.– Это неправда! – горячо опроверг Ульяну Ивановну доктор Великанов.И эта горячность более, чем что-либо другое, умилостивила разгневанную сестру-хозяйку. Мир был заключен, и вечер закончился лекцией о джокере, впрочем, совсем короткой, ибо доктор Великанов эрудицией карточного игрока не обладал.Приход Василия Степановича, то и дело исчезавшего теперь по вечерам, прервал беседу наших героев.– Арсений Васильевич, Ульяна Ивановна! – таинственно проговорил он. – Прошу вас выйти на минутку в сени.Доктор и сестра-хозяйка послушно последовали за ним.– Слушайте! – сказал Василий Степанович, открывая дверь на улицу.Некоторое время доктор Великанов и Ульяна Ивановна не слышали ничего, кроме шума ветра и стука дождевых капель. Потом, в минуту затишья, до них донесся очень далекий равномерный гул отдаленной канонады.Плохо спалось в эту ночь Василию Степановичу и его квартирантам. И радость близкого освобождения, и тоска, и нетерпение одолевали их.Утром доктор Великанов взял джокер, заклеил его листком белой бумаги и соорудил небольшой табель-календарь. Оставшиеся дни неволи были взяты на строгий учет.Через несколько дней небо прояснилось и выпал первый снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
С бесславной кончиной Дрихеля совпал по времени другой эпизод, может быть, не столь важный, но глубоко взволновавший доктора, – встреча с Мазепой.Однажды мокрым осенним утром доктор Великанов шел на работу в дровяной сараи. Впереди он заметил рослую, очень худую лошадь, уныло бродившую по пустырю.Узнав доктора, Мазепа пошел к нему навстречу.Доктор снял и протер мокрые от дождя очки.– Мазепа? Тебя ли я вижу? – спросил он.Несомненно, это был Мазепа, но – раскаявшийся, слабый, едва державшийся на ногах. Он ответил доктору грустным ржанием.Доктор заметил, что передние ноги Мазепы были опутаны тяжелой металлической цепью, скованной, быть может, где-нибудь в Золингене. Он почувствовал приступ тоски, гнева и жалости. Уж слишком о многом и слишком красноречиво звенела эта цепь…Должно быть, Мазепа понял состояние доктора Великанова, потому что еще раз вздохнул и положил тяжелую, костлявую голову на докторское плечо.Здесь доктор Великанов сделал то, что несомненно вызвало бы неудовольствие Ульяны Ивановны. Он достал из кармана свой завтрак, приготовленный ее руками. По условиям оккупации этот завтрак был невелик и не очень питателен, но отказать Мазепе в немедленной практической помощи доктор не мог.Нет ничего удивительного, что, вернувшись домой после работы, доктор Великанов с большим аппетитом налег на кулинарные изделия сестры-хозяйки.– Знаете, кого я сегодня видел? – спросил он ее, кончая вторую тарелку щей.Ответить на этот вопрос Ульяна Ивановна не могла, да доктор Великанов и не дожидался ответа.– Сегодня я встретил Мазепу!И доктор обстоятельно рассказал об утренней встрече. Ульяна Ивановна вздохнула:– Господи, Арсений Васильевич, – что же это такое делается? Скотину бессловесную, и ту мучают. Очень жестокий народ немецкий… Так, говорите, Мазепа вас сразу узнал?– Сразу, Ульяна Ивановна.– Ну, а вы?…Доктор медлил с ответом, и в голове Ульяны Ивановны мелькнула тревожная догадка.– А вы его, батюшка Арсений Васильевич, случаем, своим завтраком не стимулировали?«Что вы, Ульяна Ивановна!» – хотел солгать доктор Великанов, но не смог. Под проницательным взглядом сестры-хозяйки он потупился и честно произнес:– Немного, совсем чуточку.Разговор о Мазепе напомнил Ульяне Ивановне прошлое…Эти воспоминания глубоко взволновали, даже потрясли ее. Все, что было связано с больницей, представлялось ей теперь трогательным, имеющим какое-то особое значение. Глаза ее увлажнились.
– А вы, батюшка Арсений Васильевич, помните, случай у нас был – в 1939 году или, может быть, в сороковом году? Ночью требовалось больную на операцию везти, а машина в скорой помощи на ремонте была… Вы вызываете меня и говорите: «Ульяна Ивановна, нужно срочно одно дело сделать…» Помните? Вы так тогда и сказали: «Скажите, мол, чтобы сейчас же Мазепу запрягли, и отвезите ее сами».– Ну, и что ж?– Ну, я и отвезла, – просто и лаконически закончила повествование Ульяна Ивановна.Разумеется, доктор Великанов за множеством дел давно позабыл этот случай, но рассказ Ульяны Ивановны пробудил в его памяти рой других воспоминаний, далеко не столь простых и коротких, как у Ульяны Ивановны.– Да, Ульяна Ивановна, – задумчиво сказал он. – Нам довелось хорошо поработать.И здесь доктору Великанову захотелось сказать Ульяне Ивановне что-нибудь очень теплое и приветливое. Но слов не нашлось. К своему удивлению, Ульяна Ивановна увидела, что лицо его стало задумчивым и грустным.– Ложитесь, батюшка Арсений Васильевич, – всполошилась она. – Устали вы нонче, да и Мазепа… Уж я вас очень прошу, Арсений Васильевич, все, что вы получаете, сами и кушайте. А что касается Мазепы, так у меня немного затхлых отрубей имеется, пусть уж в его пользу пойдет.Так был прощен и возвращен в число наших героев раскаявшийся Мазепа.Дальнейшая его судьба была поручена ловкости Саньки-Телефона, проинструктированного доктором Великановым. Глава тринадцатая Под ударами Красной Армии немецкий фронт трещал и откатывался на запад.Обер-лейтенант Ренке, жестоко трусивший по ночам, дошел до того, что стал признавать за приятную неожиданность каждые благополучно миновавшие сутки.Что касается доктора Великанова и Ульяны Ивановны, то они изнывали от нетерпения, и дни казались им неделями, а недели – месяцами. Все самые хитроумные и логические построения доктора Великанова, пробовавшего утешить себя и Ульяну Ивановну, неизменно разбивались о ее унылую реплику:– Да уж больно мне их видеть опостылело, Арсений Васильевич…Как-то доктору Великанову посчастливилось увидеть хороший сон – будто он идет по городу и встречает лейтенанта, настоящего советского лейтенанта. Доктор совсем уже собрался с ним заговорить, но, к своему огорчению, от радости проснулся. Ульяна Ивановна позавидовала доктору.– Из себя-то лейтенант какой был, Арсений Васильевич? – заинтересованно спросила она.– Ну, какие лейтенанты бывают: сапоги хромовые, брюки синие, при снаряжении и в пилотке со звездой, – ответил доктор.Но, видимо, Ульяна Ивановна ждала иных, более конкретных подробностей, потому что лицо ее выразило явное разочарование.Меж тем настал день, когда доктору Великанову довелось лично познакомиться с партизанами.В глухой осенний вечер, в темень и слякоть, появился Санька-Телефон.– Ты мне, дядя, нынче без надобности, – заявил он встретившемуся Василию Степановичу. – Нынче у меня к доктору Арсению Васильевичу дело.Доктор Великанов еще не спал и сразу откликнулся:– Я здесь, Саня! Зачем я тебе понадобился?Промокший почти насквозь паренек прижался к печке. Его сапоги были грязны до колен, из чего явствовало, что он проделал неблизкий и нелегкий путь.– Дядя Миша за вами прислал. Раненые у нас есть – очень тяжело.Доктор, не говоря ни слова, начал одеваться.Когда дверь за ним захлопнулась, Ульяна Ивановна встала, подсела к гаснику и взялась за вязанье. Всю долгую осеннюю ночь она просидела за работой, прислушиваясь к шуму ветра и шелесту дождя. Один раз послышался ей далекий выстрел. Вздрогнула Ульяна Ивановна, отложила вязанье, вышла в сени и на улицу дверь открыла. Стояла так, не замечая холода, пока не разобрала, что никакой стрельбы нет, а над разбитым домом железо хлопает.И не было у нее в то время карт, чтобы заглянуть в будущее доктора Великанова…Даже поворчала Ульяна Ивановна.– Конечно, война войной, а все-таки негоже старому человеку в такую погоду да в темень по лесу ходить. И ведь говорить не стал: оделся и пошел… И тот у него герой, и этот герой, а сам вроде ничего… Ох, и тяжелое докторское дело. То ли чужую жизнь спасет, то ли свою потеряет…Сердцем болела за доктора Великанова Ульяна Ивановна, и сердилась на него, и гордилась им, а к концу ночи всплакнула.Путешествие доктору, действительно, выпало нелегкое.Выйдя из избы, он окунулся в такую темень, что не мог разобрать, где небо, где земля, и если бы не Санька-Телефон, не сделать бы ему и десяти шагов. Кончилось тем, что паренек взял его за руку и повел.Пройдя с километр, Санька постучал палкой по дереву, и из кустов откликнулся мужской голос:– Ведешь?– Веду.Доктор Великанов почувствовал, как его с двух сторон подхватили сильные мужские руки, обладателей которых он рассмотреть не мог.– Не бойся, доктор! – сказал над самым ухом густой бас дедушки Дуба.Шли долго. Доктор, доверившись провожатым, почти висел на их руках.Путь закончился неожиданно – не громким, но грозным окликом:– Стой! Кто идет?– Дуб и Вяз.– Перца привели?– Здесь Перец.Через две минуты доктор Великанов оказался в землянке, освещенной немецкой ацетиленовой лампой. Обстановка была фантастическая. Все пространство тесного помещения показалось доктору заполненным бородатыми вооруженными великанами, исполинские тени которых в самых причудливых сочетаниях двигались по коричневым глиняным стенам.– Разрешите познакомиться: Дядя Миша, командир отряда! – отрекомендовался один из бородачей. – Очень неприятно, что пришлось вас беспокоить, но вынудили обстоятельства – нужно раненым помочь. В сегодняшнем бою…
– Вот наш госпиталь! – сказал Дядя Миша, спускаясь вместе с доктором в соседнюю землянку, более просторную и чистую, где на мягком сене лежало около десятка раненых.Если не считать полушубков и оружия, здесь не было никакой обстановки.Принесли свет, горячую воду, и доктор смог приступить к работе. Перевязав голову одному раненому и взяв в лубок сломанную ногу другого, доктор Великанов подошел к третьему, с забинтованной рукой. Этот третий был высок, худ и бородат.– Ну, а тебе где дыру просверлили? – спросил доктор, любивший шутить с больными и всегда говоривший им «ты».Сквозная рана в плече партизана не была страшна, и доктор в несколько минут справился с ее обработкой.– Ловко! – похвалил его раненый партизан. – Только я вижу, Великан, что ты меня позабыл и здороваться не хочешь.Доктор присмотрелся к говорившему, но не узнал его.– На скольких заседаниях вместе сиживали, ругались бывало… Неужели не узнаешь?Доктор в изумлении отступил на шаг.– Позволь!.. Никак Сергей Прокофьевич?Перед доктором Великановым лежал Сергей Прокофьевич, тот самый вышестоящий товарищ из горздрава, с которым он беседовал по телефону в первой главе нашей повести.И здесь случилось то, что никогда бы не могло случиться ни в горздраве, ни в больнице, ни на улице города: старые знакомые обнялись и, соединив воедино бороды, троекратно, по старому обычаю, расцеловались.– Тебе, Арсений Васильевич, эта передряга в пользу пойдет, – сказал Сергей Прокофьевич, – ведь прежде ты дальше своей больницы ничего не видел.– Возможно. Но я знавал администраторов, не видевших из-за цифр живого дела.Оба спорщика держали друг друга за руки.– И хорошие все-таки были времена! – сказал Сергей Прокофьевич.– Очень! – подтвердил доктор Великанов. – И опять будут хорошие.– Обязательно!– И тогда мы поговорим обо всем! – многозначительно сказал доктор.– По телефону?– Всеми доступными нам средствами…Разговор прервал Дядя Миша, пригласивший обоих к общему котлу. Ужин был сервирован очень просто, но эта простота искупалась обилием и качеством блюд.– Состоим на довольствии германской армии, – объяснил Дядя Миша. – Отказа ни в чем не имеем. Да что говорить, даже ваш Мазепа не имеет недостатков в стимулах.И действительно, Мазепа выглядел хоть куда. Доктору даже показалось, что он несколько зазнался: во-первых, слишком высоко задирал голову, а во-вторых, счел возможным приветствовать доктора совсем коротким ржанием, в котором слышалось больше вежливости, нежели благосклонности и уважения.Целые сутки, к немалой тревоге Ульяны Ивановны, пробыл доктор в партизанском стане, и так ему там понравилось, что в конце концов он изъявил желание остаться в лесу совсем.Однако Дядя Миша отрицательно покачал головой.– Думали уже об этом. И доктора иметь своего нам очень удобно, но только разведку ослаблять нельзя.– Потом я хотел бы получить оружие…Но Дядя Миша без колебания отверг и эту просьбу:– Мы могли бы вооружить тебя всем, до пулемета включительно, но это не нужно. Риск оправдывается достигаемой пользой.Доктор подумал и согласился.В других отношениях Дядя Миша был щедр.– Из немецких трофеев что хочешь выбрать – пожалуйста, не стесняйся. Вчера целую машину доставили. Вон ящик лежит: думали – шоколад, а оказались игральные карты…К вечеру следующего дня страдания Ульяны Ивановны стали неописуемы.Они рассеялись лишь когда сам доктор Великанов, живой и невредимый, и даже веселый, с помощью того же Саньки-Телефона переступил порог хаты.Однако свою радость Ульяна Ивановна искусно скрыла под маской хозяйственной хлопотливости.– Вернулись, Арсений Васильевич? Снимайте сапоги, я просушу их, да к печке присаживайтесь. Сейчас дровец подкину, щец разогрею.– Я сыт, Ульяна Ивановна. Нынче меня трофейным обедом кормили.– Не дело, батюшка, всякую гадость есть.– А ведь я подарок вам принес, Ульяна Ивановна, – проговорил доктор.Ульяна Ивановна не поверила глазам – в ее руках оказались карты. Но она слишком хорошо помнила взгляд доктора, поразивший ее в немецкой комендатуре, чтобы открыто выразить свою радость.– Хорошие карты! – сказала она. – Вроде атласные. Только валеты и дамы чудные, не разберешь сразу – мужик или баба.– Привыкнете, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – А теперь погадайте-ка на меня разок…«Ой, смеется!» – опасливо подумала Ульяна Ивановна.– Только уж по всем правилам. Давайте я сниму.Будь Ульяна Ивановна не так озадачена, она, конечно, заметила бы проделанную доктором небольшую манипуляцию с карточной колодой.Ничего не подозревая, она не без торжественности приступила к гаданию.– Что было? Были у вас, Арсений Васильевич, червонные хлопоты и собственный разговор с бубновым королем.– Правильно, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – Червонных хлопот было порядком. Что же касается собственного разговора, то, насколько я себя помню, я никогда не вел чужих разговоров.– Теперь – что будет? – продолжала Ульяна Ивановна. – Трефовая дама со своим интересом и вообще.Ульяну Ивановну бросило в пот. Трефовая дама присоседилась к доктору Великанову так близко и с такими недвусмысленными намерениями, что истолкованию вслух это подлежать не могло, – тем более, что женское общество, окружавшее доктора Великанова, было очень ограниченно.Но доктор был любознателен.– Ваши слова меня не удовлетворяют, Ульяна Ивановна, – сказал он. – Я хотел бы обстоятельнее выяснить свои взаимоотношения с трефовой дамой.– Больная какая-нибудь, наверно, – вывернулась Ульяна Ивановна.– Допустим…– Теперь для дома, Арсений Васильевич… Для дома – ранняя дорога и денежный интерес от военного человека.– Уточнить это странное обстоятельство нельзя? – спросил доктор.– Не могу. Карты всех подробностей открыть не могут.– Нет, уж если гадать, то чтобы достоверно!«Ой, смеется!» – снова подумала Ульяна Ивановна и посмотрела на доктора. Но взгляд его был прям и честен.– Для сердца… – голос Ульяны Ивановны вдруг прервался.Если бы на сердце доктора Великанова свалились все зловещие пики во главе со страшным тузом, Ульяна Ивановна не была бы поражена так, как поразило ее появление некоей загадочной карты. Это был не туз, не король, не валет, а черт знает что, – какой-то шут гороховый.Ульяна Ивановна посмотрела на доктора, потом на диковинную карту, потом снова на доктора.Читатель, конечно, уже догадался, что на сердце доктора Великанова свалился подсунутый им джокер.Ульяна Ивановна величественно поднялась из-за стола.– Вот уж не ждала, батюшка Арсений Васильевич, что вы надо мной так посмеетесь, – произнесла она с дрожанием в голосе. – Не маленькая я, Арсений Васильевич, чтобы меня на смех дурочкой выставлять.Сердце доктора Великанова дрогнуло. Правда, ему хотелось пошутить над Ульяной Ивановной, но обидеть ее… Даже и мысли такой не было.Между тем Ульяна Ивановна, оставив на столе карты, молча приступила к приготовлению постели.– Ульяна Ивановна! – сказал доктор.– Что, Арсений Васильевич? – сухо ответила Ульяна Ивановна.– Мне очень неприятно, что вы обиделись на меня. Уверяю вас, я вовсе не желал сделать вам неприятность. Если моя шутка вас обидела и вы склонны придать ей какое-то значение, то я…Ульяна Ивановна достаточно знала доктора Великанова, чтобы понять, что он говорит серьезно, но сдаваться сразу ей не хотелось.«Пусть его повертится теперь», – рассудила она и сказала:– То что же, Арсений Васильевич?– То я должен просить у вас прощения.– Что же прощения просить, Арсений Васильевич? Не в прощении дело, а в том, что у вас ко мне уважения нет.– Это неправда! – горячо опроверг Ульяну Ивановну доктор Великанов.И эта горячность более, чем что-либо другое, умилостивила разгневанную сестру-хозяйку. Мир был заключен, и вечер закончился лекцией о джокере, впрочем, совсем короткой, ибо доктор Великанов эрудицией карточного игрока не обладал.Приход Василия Степановича, то и дело исчезавшего теперь по вечерам, прервал беседу наших героев.– Арсений Васильевич, Ульяна Ивановна! – таинственно проговорил он. – Прошу вас выйти на минутку в сени.Доктор и сестра-хозяйка послушно последовали за ним.– Слушайте! – сказал Василий Степанович, открывая дверь на улицу.Некоторое время доктор Великанов и Ульяна Ивановна не слышали ничего, кроме шума ветра и стука дождевых капель. Потом, в минуту затишья, до них донесся очень далекий равномерный гул отдаленной канонады.Плохо спалось в эту ночь Василию Степановичу и его квартирантам. И радость близкого освобождения, и тоска, и нетерпение одолевали их.Утром доктор Великанов взял джокер, заклеил его листком белой бумаги и соорудил небольшой табель-календарь. Оставшиеся дни неволи были взяты на строгий учет.Через несколько дней небо прояснилось и выпал первый снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14