Она осмотрелась в поисках свободного стула возле стойки, но все места были заняты.
Зал бара «Око» был пышно и стильно оформлен – как гостиная французского замка 17 века. На кроваво-красных стенах висели картины в витиеватых рамах с полустершейся позолотой, с высоких потолков свисали люстры, на мраморном полу стояли великолепные диваны, обитые синим и зеленым бархатом, и позолоченные столики. Пресса сходила с ума из-за этого места, но, пожалуй, оно было уж чересчур напыщенным.
– Тут славно, правда? – неуверенно спросил Джон.
– Чересчур блестяще, – Джуно сморщила нос.
– Мы можем пойти в другое место, если хочешь, – с готовностью предложил он.
– Не стоит, в любом случае мне скоро уходить, – у нее не было ни малейшего желания перебираться с ним в какой-нибудь грязный паб.
Это было так странно – снова оказаться наедине с ним: и привычно, и в то же время неловко. Пока он расплачивался с барменом, Джуно поймала себя на том, что смотрит на него оценивающе. Он был очень высоким. Общаясь с Джезом, Дунканом, Шоном и, в последнее время, с Джеем, она привыкла к мужчинам меньшего роста – хотя все они гораздо выше нее, но до Джона им далеко. Правда, Эйван и Хорс имели рост под два метра, но тощими были, как скелеты. А у Джона косая сажень в плечах, широкие запястья, огромные ладони и ступни. Ей всегда нравилось, что он такой большой: рядом с ним она чувствовала себя хрупкой и изящной.
– Я поправился в последнее время, – он перехватил ее оценивающий взгляд, передавая ей сок с содовой.
– Ты выглядишь нормально, – она с безразличным видом пожала плечами, подумав, что он, наверное, после отъезда Дебби перешел на диету из пива и чипсов. Она опять оглянулась кругом в поисках стула.
– А ты выглядишь невероятно! – он одарил ее одной из самых игривых своих улыбок и задержал свою руку на стакане с соком, когда она протянула свою. Они смотрели в глаза друг другу – Джуно нахмурившись, Джон улыбаясь.
Она почти забыла, какие голубые у него глаза. Они были неправдоподобно голубые – настолько, что первое время после знакомства она подозревала, что он носит тонированные контактные линзы. Джон возмущенно отрицал это – он же, дескать, не педик. Ему удалось окончательно разубедить ее, только показав свои детские фотографии.
Став взрослым, он совершенно не изменился – в этом было даже что-то противоестественное. Тело увеличилось в размерах, обросло мускулами, а лицо осталось прежним, как на детских фотографиях: тот же ясный взгляд широко раскрытых глаз и невинное выражение, будто говорившее: «Я и сам не знаю, чего хочу». Благодаря этому взгляду ему удавалось водить людей за нос, не вызывая ни малейших подозрений. Благодаря этому взгляду он вовсю трахался с Дебби у нее за спиной, а она ни о чем не догадывалась.
При мысли об этом Джуно прищурила глаза и вырвала стакан из его руки, расплескав немного сока с содовой. Вкус у напитка оказался такой, что просто заряжал здоровьем. Она пожалела, что не ушла. Вид Джона вызывал у нее почти физическую боль.
– Орешки? – предложил он.
– Нет, спасибо, – холодно ответила Джуно. И тут она заметила, что у него за спиной вот-вот освободится стул. Как человек с большим опытом, Джуно знала, что медлить нельзя. Стая гиен уже нацелилась на эту добычу с другой стороны, пока сидевшая девушка надевала жакетик. Джуно подалась вперед. Джон решил, что она бросилась навстречу ему в порыве нахлынувших чувств, распростер руки и заключил ее в свои объятья:
– Я тоже скучал без тебя, мой пухлясик!
– Прочь с дороги, идиот, – прошипела Джуно, вывернувшись из его объятий и перехватив стул перед самым носом у конкуренток, которые наградили ее возмущенными взглядами, так же, впрочем, как и Джон.
– Ты назвала меня идиотом, – произнес он с глубоко уязвленным видом.
– А ты назвал меня пухлясиком, – ответствовала она, разместив свой стул на безопасном расстоянии от Джона и усевшись.
– Но ты раньше любила, когда я тебя так называл.
– Нет, раньше я любила тебя и потому терпела, когда ты меня так называл, – уточнила она. Сидя, она обнаружила, что у платья имеется побочный эффект: оно перекрывает циркуляцию крови в нижней части тела и пропускает в легкие не более двух молекул воздуха за один вдох. Встроенный корсет вдавил ребра в легкие, а грудь поднял так, что она могла положить на нее подбородок.
К счастью, эта поза, чреватая для нее наступлением комы, произвела на Джона такое впечатление, что он мгновенно забыл про «идиота» и в полном молчании смотрел несколько секунд на возникшие перед его глазами две сферы – ее грудь.
Джуно получала удовольствие от ощущения собственной власти. С самым скромным видом она потягивала сок. Заставим подлого изменника немного попотеть, подумала она с радостью.
Она взглянула на его часы. Половина десятого. Останусь до десяти, решила Джуно.
– Как я уже сказал, сегодня ты выглядишь великолепно, ягодка, – с нежностью обратился он к ее бюсту.
– Спасибо, – Джуно глазами пожирала орешки.
– Просто великолепно! – последовал многозначительный взгляд. – И ты надела серьги, которые я тебе подарил!
Черт! Как она не сообразила снять их прежде, чем подходить к нему!
– Просто они сочетаются с моими туфлями, – она выставила ногу так, что ударила его по голени. – У меня нет других золотых украшений – ты же знаешь, это не мой стиль.
– Вот как? – он искренне удивился и немного огорчился. – Что ж ты мне раньше не сказала? А те часы, которые я тебе подарил?
– Никогда не надеваю их, – она презрительно сморщила нос.
– А брошка в виде микрофончика?
– Потеряла, – она пожала плечами.
– Вот тебе и на, – его густые брови сошлись на переносице. – Ужасно жаль. А я-то думал, они тебе нравятся. Я так старался, выбирал.
Джуно почувствовала угрызения совести, но промолчала.
Джон опять уже улыбался, самоуверенное выражение вернулось на его загорелое лицо.
– Итак, ты получила мой факс, – он подвинулся к ней поближе. – И более того, ты пришла. Я сомневался, что ты придешь.
– А я сомневалась, что значит подпись «Дж.», – она отодвинулась. – И все же ты был уверен настолько, что заказал столик в ресторане.
– Подумал, подцеплю кого-нибудь здесь, если ты не придешь, – нервно пошутил Джон и сам, как всегда, первый засмеялся своей шутке.
Джуно сохраняла невозмутимый вид и наблюдала за его реакцией.
– Шучу-шучу, – он поспешил сменить тему. – А ты по-прежнему общаешься со своей чумовой компанией?
– Ты же знаешь меня. На что еще я способна? Только бить в барабан и водить дурную компанию.
Он понимающе засмеялся:
– Дир Стрэйтс. «Ромео и Джульетта». 1980 год.
Это была его любимая игра: по одной строчке текста угадать песню и исполнителя, причем к игре допускались песни, написанные не позже 1990 года. Он был асом в этой игре. Джуно однажды здорово повеселилась, устроив ему большой экзамен. Теперь она поняла, как много делала, потакая ему из благодарности – просто за то, что он любил ее, дарил ей чувство безопасности, был настоящим мужчиной и любовником после всех этих лет одиночества и неприкаянности.
– Почему ты послал факс в офис? Почему не отправил «емелю», и лично мне, как всегда?
– Я потерял твой адрес, ягодка, – он сделал круглые глаза. – Я потерял электронные адреса почти всех друзей и знакомых. Мой компьютер глюкнулся в прошлом месяце.
– И ты ему после этого доверяешь?
Он не среагировал на шутку. Он редко реагировал.
– Это был настоящий кошмар. Пропала очень важная работа и моя личная база данных. Поэтому я нашел номер редакционного факса в одном из твоих журналов – они лежат у меня везде.
– Ты что, до сих пор читаешь мою колонку? – Джуно почувствовала невольную нежность к нему.
– Нет, я просто не делал генеральной уборки после твоего ухода, ягодка.
– Прекрати называть меня ягодкой, – кисло сказала она. – Не бери с собой меч, отправляясь по ягоды в лес. – Черт подери, она снова играет в эту игру!
– Джон Леннон. «Пройти сквозь ночь». 1974 год, – мгновенно ответил он и посмотрел на нее с азартом. – Давай еще.
– Почему ты пустил ее в свое сердце, а меня вышвырнул на улицу? Ведь я так любила тебя.
Он тер лоб, уставившись в одну точку от напряжения, он долго думал, потом тряхнул головой и признал свое поражение:
– Ты сделала меня, девочка. Сдаюсь. Может, это «Полиция»?
Она отрицательно покачала головой:
– Это Джуно Гленн. Апрель этого года. Клапам. На его лице промелькнуло выражение раскаяния.
– Мне очень приятно, что журналы, для которых ты писала, остались в доме, – он прижался к ее бедру своим бедром, таким теплым и знакомым. – Словно ты по-прежнему со мной – частичка тебя. Ты знаешь, Дебби ужасная хозяйка. Она вообще не убиралась. Она просто свалила все вещи в одну кучу, и вместо множества маленьких кучек получилась одна большая куча, в которой я ничего не мог найти, представляешь, ягодка.
– Не называй меня «ягодка», – огрызнулась Джуно. Она не могла его больше слушать. Своими жалобами на Дебби он причинял ей нестерпимую боль, хоть это и не входило в его намерения.
Джон погладил своей огромной квадратной ладонью ее по руке, касаясь нежной кожи между подмышкой и локтем. Это было приятно, и Джуно не сразу отвела руку.
– Итак, вы расстались потому, что не смогли договориться, кому вести хозяйство? – Она атаковала его в больное место: он не признавал равенства полов.
– Мы расстались потому, что ей надоело слушать, как я без конца говорю о тебе, – вздохнул он.
– Что-что? – недоверчиво переспросила она, не уверенная, что правильно расслышала его из-за шума в зале.
– Я люблю тебя, Джуно, – неожиданно сказал он. Голубые глаза усиленно моргали: то ли он страдал от конъюнктивита, то ли пытался удержать слезы. – Да, я был влюблен в Дебби, не отрицаю, но я не любил ее. Я никогда не любил ее, теперь это ясно вижу. Я любил тебя, ягодка. Может, я не всегда тебя хотел, но все равно любил тебя и никогда не переставал любить. Хотел перестать, уж поверь мне. Я старался не звонить тебе в полночь. Я ходил кругами вокруг телефона и уговаривал себя не приближаться к нему. Совсем, как ты с холодильником, помнишь? – он опустил голову и с нежностью улыбнулся ей. – Я помню тебя каждой клеткой, люблю тебя и не могу без тебя.
И он поцеловал ее. И Джуно, к своему несмываемому позору, позволила ему это сделать, и он целовал ее долго-долго. Она позволила ему это сделать, потому что хотела вспомнить вкус его поцелуя. Она позволила ему это сделать, потому что хотела снова почувствовать знакомый, большой язык на своих губах. Она позволила ему это сделать, потому что он хотел этого. Она позволила этому восхитительному, проворному, как дельфин, языку танцевать в паре с ее языком, потому что это служило доказательством: Джон – большой, загорелый Джон, которого она больше не хочет, – предпочел ее Дебби. И еще она позволила ему это сделать, потому что знала: хоть озолоти она Джея, он не поцелует ее.
Наконец она отстранилась. Неважно, что ее сердце все еще учащенно билось, руки горели от желания прикоснуться к его коже, а в паху было такое ощущение, словно холодным утром заводится двигатель автомобиля. Похоже, она еще не вполне излечилась от Джона, но она уже страдала новой болезнью, симптомы которой были гораздо сильнее этих.
Она подхватила лихорадку по имени Джей. И тот факт, что этот мрачный неразговорчивый сексапильный американец из Нью-Йорка служил подлинной причиной ее сегодняшнего появления в баре «Око», позволил ей прервать поцелуй без сожаления. Еще две недели назад она ответила бы на поцелуй Джона с безрассудной страстью, горя желанием доказать, что она лучше Дебби. Две недели назад она постаралась бы с помощью этого поцелуя найти обратную дорогу в их прошлое: в эти два года смеха и ссор, скуки и страсти, домашнего уюта и романтической влюбленности. Но сегодня этот поцелуй оказался досадной ошибкой. Она знала Джея всего неделю, но он украл ее сердце, словно уличный хулиган – кошелек: выхватил и удрал, нимало не заботясь о том горе, которое причинил.
– Я безумно рад, что ты пришла, ягодка, – повторил Джон. По его прозрачным глазам и розовым губам было видно, что поцелуй пришелся ему по душе, а ему очень трудно угодить. – Я так сильно скучал по тебе.
– Так сильно, что забыл адрес моей электронной почты за два месяца?
Он отвел глаза в сторону.
– И потом, зачем понадобилось посылать факс мне на работу? Почему не домой? У Шона есть факс.
– Я не хотел, чтоб этот чертов американец прочел его, вот почему, – в его глазах загорелся огонек враждебности. – Тот самый, который вечно берет трубку, когда я звоню. Кто он такой, в конце концов?
Теперь Джуно отвела глаза в сторону. При упоминании о Джее лицо у нее загорелось, а платье стало так тесно, что она слышала скрип собственных ребер.
– Просто один американский фотограф, с которым Шон поменялся квартирами на шесть месяцев.
– Ты хочешь сказать, что живешь с ним вдвоем в одной квартире? – от этой мысли Джон пришел в ужас.
– Да, – в голове у Джуно замаячила какая-то догадка. – Так ты говорил с Джеем по телефону не один раз?
– Его зовут Джей? Какое бабское имя. Он часом не гомик?
– Я спрашиваю, ты говорил с ним по телефону не один раз? – настаивала на своем вопросе Джуно, не обращая внимания на вспышку его ревности.
– Ну да, несколько раз на этой неделе, – Джон кивнул. – Я хотел пригласить тебя в бар сегодня вечером. Но он порядочный грубиян, ты не находишь? Отвечает: «Ее нет дома» и сразу же бросает трубку. Вот почему мне пришлось послать факс тебе на работу.
Джуно знала только об одном телефонном разговоре Джея с Джоном – в день ее рождения вечером. На этой неделе она почти все вечера провела дома, сидя в своей спальне. Она слышала, как звонил телефон, и предоставила Джею отвечать на звонки. Ей показалось несколько странным, что ни один из этих звонков не предназначался ей. Не менее странным показалось и то, что на работе она получала огромное количество сообщений по голосовой почте, а домой ей никто не звонил. Неужели Джей от злости даже не звал ее к телефону?
– Так почему же ты пришла сегодня? – спросил Джон игриво, приблизившись к ней и бедром прижимаясь к ее коленям.
Ей хотелось заорать: потому что я думала, что факс от Джея, сукин ты сын! От того самого Джея, который бросает трубку, когда ты звонишь, который не передает мне сообщения, которому настолько наплевать на меня, что он вообще не хочет себя этим утруждать, который заставил меня поклясться, что я не полюблю его, который занимался со мной любовью так, как никто и никогда…
– Потому что я хотела бы узнать, как подвигается продажа дома, – замешкавшись, сказала она, отодвигая колени. Тут она вспомнила его второй звонок в день ее рождения, который прервал безмолвную дуэль взглядов между ней и Джеем, его запинающийся голос после всего выпитого в баре. – И еще я подумала, может, ты захватишь с собой подарок, который приготовил к моему дню рождения.
– Прости, ягодка. Оставил его дома, – он старался не смотреть ей в глаза.
– Да его у тебя и нет, правда? – она горько рассмеялась. – Тебе просто нужен был предлог заманить меня в Клапам в тот вечер.
На секунду его большие голубые глаза наполнились обидой. Потом он тоже рассмеялся:
– Я натуральная сволочь, правда?
– Ты не натуральная сволочь. Ты сверхъестественная сволочь, Джон.
Он перестал смеяться и откашлялся:
– Честно говоря, вот уже две недели никто не приходит смотреть дом, – он сделал извиняющееся лицо. – Я думаю, что агенты потеряли надежду заработать на нем свои проценты.
– Да, но я тем временем свои проценты плачу исправно, – сказала она с нескрываемым раздражением.
– Я позвоню им в понедельник, ягодка, пошевелю их, – успокоил ее Джон.
Джуно бросила взгляд на его наручные часы. Десяти еще не было. Он схватил ее руку и крепко сжал:
– Ты ведь еще не уходишь, нет?
Джуно посмотрела ему в лицо: открытое, выразительное, с глазами, в которых отражались все его чувства. Его эпизодические неуклюжие попытки помириться вызывали у нее то надежду, то раздражение. Джон вел себя как избалованный ребенок в кондитерской: ему хочется всего сразу, и он закатывает истерику, когда выясняется, что денег на все не хватает. Бездумный гедонизм превратил его в человека, который разбивает сердца, не задумываясь об этом. На Рождество он дарил подруге тысячу поцелуев и открытку ручной работы, а через неделю забывал про ее день рождения. Он был ленив, рассеян, безответствен.
– Я не могу тебя пока простить, Джон, – Джуно забрала свою руку. – Это все еще слишком больно.
– Ты сказала «пока», – он вздохнул. – Значит, есть надежда, что со временем ты меня простишь?
– Что? – Джуно не расслышала его слов из-за шума в зале.
Он повторил вопрос так громко и отчетливо, что несколько человек поблизости обернулись и посмотрели на них.
– Мне пора идти, – Джуно огляделась в поисках своей сумки.
– Побудь еще чуть-чуть, – умоляюще попросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Зал бара «Око» был пышно и стильно оформлен – как гостиная французского замка 17 века. На кроваво-красных стенах висели картины в витиеватых рамах с полустершейся позолотой, с высоких потолков свисали люстры, на мраморном полу стояли великолепные диваны, обитые синим и зеленым бархатом, и позолоченные столики. Пресса сходила с ума из-за этого места, но, пожалуй, оно было уж чересчур напыщенным.
– Тут славно, правда? – неуверенно спросил Джон.
– Чересчур блестяще, – Джуно сморщила нос.
– Мы можем пойти в другое место, если хочешь, – с готовностью предложил он.
– Не стоит, в любом случае мне скоро уходить, – у нее не было ни малейшего желания перебираться с ним в какой-нибудь грязный паб.
Это было так странно – снова оказаться наедине с ним: и привычно, и в то же время неловко. Пока он расплачивался с барменом, Джуно поймала себя на том, что смотрит на него оценивающе. Он был очень высоким. Общаясь с Джезом, Дунканом, Шоном и, в последнее время, с Джеем, она привыкла к мужчинам меньшего роста – хотя все они гораздо выше нее, но до Джона им далеко. Правда, Эйван и Хорс имели рост под два метра, но тощими были, как скелеты. А у Джона косая сажень в плечах, широкие запястья, огромные ладони и ступни. Ей всегда нравилось, что он такой большой: рядом с ним она чувствовала себя хрупкой и изящной.
– Я поправился в последнее время, – он перехватил ее оценивающий взгляд, передавая ей сок с содовой.
– Ты выглядишь нормально, – она с безразличным видом пожала плечами, подумав, что он, наверное, после отъезда Дебби перешел на диету из пива и чипсов. Она опять оглянулась кругом в поисках стула.
– А ты выглядишь невероятно! – он одарил ее одной из самых игривых своих улыбок и задержал свою руку на стакане с соком, когда она протянула свою. Они смотрели в глаза друг другу – Джуно нахмурившись, Джон улыбаясь.
Она почти забыла, какие голубые у него глаза. Они были неправдоподобно голубые – настолько, что первое время после знакомства она подозревала, что он носит тонированные контактные линзы. Джон возмущенно отрицал это – он же, дескать, не педик. Ему удалось окончательно разубедить ее, только показав свои детские фотографии.
Став взрослым, он совершенно не изменился – в этом было даже что-то противоестественное. Тело увеличилось в размерах, обросло мускулами, а лицо осталось прежним, как на детских фотографиях: тот же ясный взгляд широко раскрытых глаз и невинное выражение, будто говорившее: «Я и сам не знаю, чего хочу». Благодаря этому взгляду ему удавалось водить людей за нос, не вызывая ни малейших подозрений. Благодаря этому взгляду он вовсю трахался с Дебби у нее за спиной, а она ни о чем не догадывалась.
При мысли об этом Джуно прищурила глаза и вырвала стакан из его руки, расплескав немного сока с содовой. Вкус у напитка оказался такой, что просто заряжал здоровьем. Она пожалела, что не ушла. Вид Джона вызывал у нее почти физическую боль.
– Орешки? – предложил он.
– Нет, спасибо, – холодно ответила Джуно. И тут она заметила, что у него за спиной вот-вот освободится стул. Как человек с большим опытом, Джуно знала, что медлить нельзя. Стая гиен уже нацелилась на эту добычу с другой стороны, пока сидевшая девушка надевала жакетик. Джуно подалась вперед. Джон решил, что она бросилась навстречу ему в порыве нахлынувших чувств, распростер руки и заключил ее в свои объятья:
– Я тоже скучал без тебя, мой пухлясик!
– Прочь с дороги, идиот, – прошипела Джуно, вывернувшись из его объятий и перехватив стул перед самым носом у конкуренток, которые наградили ее возмущенными взглядами, так же, впрочем, как и Джон.
– Ты назвала меня идиотом, – произнес он с глубоко уязвленным видом.
– А ты назвал меня пухлясиком, – ответствовала она, разместив свой стул на безопасном расстоянии от Джона и усевшись.
– Но ты раньше любила, когда я тебя так называл.
– Нет, раньше я любила тебя и потому терпела, когда ты меня так называл, – уточнила она. Сидя, она обнаружила, что у платья имеется побочный эффект: оно перекрывает циркуляцию крови в нижней части тела и пропускает в легкие не более двух молекул воздуха за один вдох. Встроенный корсет вдавил ребра в легкие, а грудь поднял так, что она могла положить на нее подбородок.
К счастью, эта поза, чреватая для нее наступлением комы, произвела на Джона такое впечатление, что он мгновенно забыл про «идиота» и в полном молчании смотрел несколько секунд на возникшие перед его глазами две сферы – ее грудь.
Джуно получала удовольствие от ощущения собственной власти. С самым скромным видом она потягивала сок. Заставим подлого изменника немного попотеть, подумала она с радостью.
Она взглянула на его часы. Половина десятого. Останусь до десяти, решила Джуно.
– Как я уже сказал, сегодня ты выглядишь великолепно, ягодка, – с нежностью обратился он к ее бюсту.
– Спасибо, – Джуно глазами пожирала орешки.
– Просто великолепно! – последовал многозначительный взгляд. – И ты надела серьги, которые я тебе подарил!
Черт! Как она не сообразила снять их прежде, чем подходить к нему!
– Просто они сочетаются с моими туфлями, – она выставила ногу так, что ударила его по голени. – У меня нет других золотых украшений – ты же знаешь, это не мой стиль.
– Вот как? – он искренне удивился и немного огорчился. – Что ж ты мне раньше не сказала? А те часы, которые я тебе подарил?
– Никогда не надеваю их, – она презрительно сморщила нос.
– А брошка в виде микрофончика?
– Потеряла, – она пожала плечами.
– Вот тебе и на, – его густые брови сошлись на переносице. – Ужасно жаль. А я-то думал, они тебе нравятся. Я так старался, выбирал.
Джуно почувствовала угрызения совести, но промолчала.
Джон опять уже улыбался, самоуверенное выражение вернулось на его загорелое лицо.
– Итак, ты получила мой факс, – он подвинулся к ней поближе. – И более того, ты пришла. Я сомневался, что ты придешь.
– А я сомневалась, что значит подпись «Дж.», – она отодвинулась. – И все же ты был уверен настолько, что заказал столик в ресторане.
– Подумал, подцеплю кого-нибудь здесь, если ты не придешь, – нервно пошутил Джон и сам, как всегда, первый засмеялся своей шутке.
Джуно сохраняла невозмутимый вид и наблюдала за его реакцией.
– Шучу-шучу, – он поспешил сменить тему. – А ты по-прежнему общаешься со своей чумовой компанией?
– Ты же знаешь меня. На что еще я способна? Только бить в барабан и водить дурную компанию.
Он понимающе засмеялся:
– Дир Стрэйтс. «Ромео и Джульетта». 1980 год.
Это была его любимая игра: по одной строчке текста угадать песню и исполнителя, причем к игре допускались песни, написанные не позже 1990 года. Он был асом в этой игре. Джуно однажды здорово повеселилась, устроив ему большой экзамен. Теперь она поняла, как много делала, потакая ему из благодарности – просто за то, что он любил ее, дарил ей чувство безопасности, был настоящим мужчиной и любовником после всех этих лет одиночества и неприкаянности.
– Почему ты послал факс в офис? Почему не отправил «емелю», и лично мне, как всегда?
– Я потерял твой адрес, ягодка, – он сделал круглые глаза. – Я потерял электронные адреса почти всех друзей и знакомых. Мой компьютер глюкнулся в прошлом месяце.
– И ты ему после этого доверяешь?
Он не среагировал на шутку. Он редко реагировал.
– Это был настоящий кошмар. Пропала очень важная работа и моя личная база данных. Поэтому я нашел номер редакционного факса в одном из твоих журналов – они лежат у меня везде.
– Ты что, до сих пор читаешь мою колонку? – Джуно почувствовала невольную нежность к нему.
– Нет, я просто не делал генеральной уборки после твоего ухода, ягодка.
– Прекрати называть меня ягодкой, – кисло сказала она. – Не бери с собой меч, отправляясь по ягоды в лес. – Черт подери, она снова играет в эту игру!
– Джон Леннон. «Пройти сквозь ночь». 1974 год, – мгновенно ответил он и посмотрел на нее с азартом. – Давай еще.
– Почему ты пустил ее в свое сердце, а меня вышвырнул на улицу? Ведь я так любила тебя.
Он тер лоб, уставившись в одну точку от напряжения, он долго думал, потом тряхнул головой и признал свое поражение:
– Ты сделала меня, девочка. Сдаюсь. Может, это «Полиция»?
Она отрицательно покачала головой:
– Это Джуно Гленн. Апрель этого года. Клапам. На его лице промелькнуло выражение раскаяния.
– Мне очень приятно, что журналы, для которых ты писала, остались в доме, – он прижался к ее бедру своим бедром, таким теплым и знакомым. – Словно ты по-прежнему со мной – частичка тебя. Ты знаешь, Дебби ужасная хозяйка. Она вообще не убиралась. Она просто свалила все вещи в одну кучу, и вместо множества маленьких кучек получилась одна большая куча, в которой я ничего не мог найти, представляешь, ягодка.
– Не называй меня «ягодка», – огрызнулась Джуно. Она не могла его больше слушать. Своими жалобами на Дебби он причинял ей нестерпимую боль, хоть это и не входило в его намерения.
Джон погладил своей огромной квадратной ладонью ее по руке, касаясь нежной кожи между подмышкой и локтем. Это было приятно, и Джуно не сразу отвела руку.
– Итак, вы расстались потому, что не смогли договориться, кому вести хозяйство? – Она атаковала его в больное место: он не признавал равенства полов.
– Мы расстались потому, что ей надоело слушать, как я без конца говорю о тебе, – вздохнул он.
– Что-что? – недоверчиво переспросила она, не уверенная, что правильно расслышала его из-за шума в зале.
– Я люблю тебя, Джуно, – неожиданно сказал он. Голубые глаза усиленно моргали: то ли он страдал от конъюнктивита, то ли пытался удержать слезы. – Да, я был влюблен в Дебби, не отрицаю, но я не любил ее. Я никогда не любил ее, теперь это ясно вижу. Я любил тебя, ягодка. Может, я не всегда тебя хотел, но все равно любил тебя и никогда не переставал любить. Хотел перестать, уж поверь мне. Я старался не звонить тебе в полночь. Я ходил кругами вокруг телефона и уговаривал себя не приближаться к нему. Совсем, как ты с холодильником, помнишь? – он опустил голову и с нежностью улыбнулся ей. – Я помню тебя каждой клеткой, люблю тебя и не могу без тебя.
И он поцеловал ее. И Джуно, к своему несмываемому позору, позволила ему это сделать, и он целовал ее долго-долго. Она позволила ему это сделать, потому что хотела вспомнить вкус его поцелуя. Она позволила ему это сделать, потому что хотела снова почувствовать знакомый, большой язык на своих губах. Она позволила ему это сделать, потому что он хотел этого. Она позволила этому восхитительному, проворному, как дельфин, языку танцевать в паре с ее языком, потому что это служило доказательством: Джон – большой, загорелый Джон, которого она больше не хочет, – предпочел ее Дебби. И еще она позволила ему это сделать, потому что знала: хоть озолоти она Джея, он не поцелует ее.
Наконец она отстранилась. Неважно, что ее сердце все еще учащенно билось, руки горели от желания прикоснуться к его коже, а в паху было такое ощущение, словно холодным утром заводится двигатель автомобиля. Похоже, она еще не вполне излечилась от Джона, но она уже страдала новой болезнью, симптомы которой были гораздо сильнее этих.
Она подхватила лихорадку по имени Джей. И тот факт, что этот мрачный неразговорчивый сексапильный американец из Нью-Йорка служил подлинной причиной ее сегодняшнего появления в баре «Око», позволил ей прервать поцелуй без сожаления. Еще две недели назад она ответила бы на поцелуй Джона с безрассудной страстью, горя желанием доказать, что она лучше Дебби. Две недели назад она постаралась бы с помощью этого поцелуя найти обратную дорогу в их прошлое: в эти два года смеха и ссор, скуки и страсти, домашнего уюта и романтической влюбленности. Но сегодня этот поцелуй оказался досадной ошибкой. Она знала Джея всего неделю, но он украл ее сердце, словно уличный хулиган – кошелек: выхватил и удрал, нимало не заботясь о том горе, которое причинил.
– Я безумно рад, что ты пришла, ягодка, – повторил Джон. По его прозрачным глазам и розовым губам было видно, что поцелуй пришелся ему по душе, а ему очень трудно угодить. – Я так сильно скучал по тебе.
– Так сильно, что забыл адрес моей электронной почты за два месяца?
Он отвел глаза в сторону.
– И потом, зачем понадобилось посылать факс мне на работу? Почему не домой? У Шона есть факс.
– Я не хотел, чтоб этот чертов американец прочел его, вот почему, – в его глазах загорелся огонек враждебности. – Тот самый, который вечно берет трубку, когда я звоню. Кто он такой, в конце концов?
Теперь Джуно отвела глаза в сторону. При упоминании о Джее лицо у нее загорелось, а платье стало так тесно, что она слышала скрип собственных ребер.
– Просто один американский фотограф, с которым Шон поменялся квартирами на шесть месяцев.
– Ты хочешь сказать, что живешь с ним вдвоем в одной квартире? – от этой мысли Джон пришел в ужас.
– Да, – в голове у Джуно замаячила какая-то догадка. – Так ты говорил с Джеем по телефону не один раз?
– Его зовут Джей? Какое бабское имя. Он часом не гомик?
– Я спрашиваю, ты говорил с ним по телефону не один раз? – настаивала на своем вопросе Джуно, не обращая внимания на вспышку его ревности.
– Ну да, несколько раз на этой неделе, – Джон кивнул. – Я хотел пригласить тебя в бар сегодня вечером. Но он порядочный грубиян, ты не находишь? Отвечает: «Ее нет дома» и сразу же бросает трубку. Вот почему мне пришлось послать факс тебе на работу.
Джуно знала только об одном телефонном разговоре Джея с Джоном – в день ее рождения вечером. На этой неделе она почти все вечера провела дома, сидя в своей спальне. Она слышала, как звонил телефон, и предоставила Джею отвечать на звонки. Ей показалось несколько странным, что ни один из этих звонков не предназначался ей. Не менее странным показалось и то, что на работе она получала огромное количество сообщений по голосовой почте, а домой ей никто не звонил. Неужели Джей от злости даже не звал ее к телефону?
– Так почему же ты пришла сегодня? – спросил Джон игриво, приблизившись к ней и бедром прижимаясь к ее коленям.
Ей хотелось заорать: потому что я думала, что факс от Джея, сукин ты сын! От того самого Джея, который бросает трубку, когда ты звонишь, который не передает мне сообщения, которому настолько наплевать на меня, что он вообще не хочет себя этим утруждать, который заставил меня поклясться, что я не полюблю его, который занимался со мной любовью так, как никто и никогда…
– Потому что я хотела бы узнать, как подвигается продажа дома, – замешкавшись, сказала она, отодвигая колени. Тут она вспомнила его второй звонок в день ее рождения, который прервал безмолвную дуэль взглядов между ней и Джеем, его запинающийся голос после всего выпитого в баре. – И еще я подумала, может, ты захватишь с собой подарок, который приготовил к моему дню рождения.
– Прости, ягодка. Оставил его дома, – он старался не смотреть ей в глаза.
– Да его у тебя и нет, правда? – она горько рассмеялась. – Тебе просто нужен был предлог заманить меня в Клапам в тот вечер.
На секунду его большие голубые глаза наполнились обидой. Потом он тоже рассмеялся:
– Я натуральная сволочь, правда?
– Ты не натуральная сволочь. Ты сверхъестественная сволочь, Джон.
Он перестал смеяться и откашлялся:
– Честно говоря, вот уже две недели никто не приходит смотреть дом, – он сделал извиняющееся лицо. – Я думаю, что агенты потеряли надежду заработать на нем свои проценты.
– Да, но я тем временем свои проценты плачу исправно, – сказала она с нескрываемым раздражением.
– Я позвоню им в понедельник, ягодка, пошевелю их, – успокоил ее Джон.
Джуно бросила взгляд на его наручные часы. Десяти еще не было. Он схватил ее руку и крепко сжал:
– Ты ведь еще не уходишь, нет?
Джуно посмотрела ему в лицо: открытое, выразительное, с глазами, в которых отражались все его чувства. Его эпизодические неуклюжие попытки помириться вызывали у нее то надежду, то раздражение. Джон вел себя как избалованный ребенок в кондитерской: ему хочется всего сразу, и он закатывает истерику, когда выясняется, что денег на все не хватает. Бездумный гедонизм превратил его в человека, который разбивает сердца, не задумываясь об этом. На Рождество он дарил подруге тысячу поцелуев и открытку ручной работы, а через неделю забывал про ее день рождения. Он был ленив, рассеян, безответствен.
– Я не могу тебя пока простить, Джон, – Джуно забрала свою руку. – Это все еще слишком больно.
– Ты сказала «пока», – он вздохнул. – Значит, есть надежда, что со временем ты меня простишь?
– Что? – Джуно не расслышала его слов из-за шума в зале.
Он повторил вопрос так громко и отчетливо, что несколько человек поблизости обернулись и посмотрели на них.
– Мне пора идти, – Джуно огляделась в поисках своей сумки.
– Побудь еще чуть-чуть, – умоляюще попросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51